Опять ты

Глаза красные, невыспавшиеся. Губы синие, холодные. И лицо белое как мел. Ты снова пришел ко мне посередине ночи, ты вновь ворвался в мою квартиру, чтобы заполнить её своим присутствием и «подышать со мной одним воздухом». Я всё ещё не впускаю тебя, наглого, встав стеной на собственном пороге. Я не хочу больше устранять результаты будущего погрома и страдать от бессонницы на нервной почве, всегда наступающей после твоего посещения. Я не ждал твоего появления и собираюсь захлопнуть перед твоим носом дверь. — На улице грёбаный град, если ты не заметил, так что посторонись, пожалуйста. — Ну и что, — произношу медленно и раздельно, но ты, как баран, идёшь напролом и отпихиваешь меня в сторону. Чавкаешь полными воды кроссовками по коридору и безалаберно скидываешь их с ног. Я молча запираю дверь. Ты смахиваешь с головы капюшон толстовки и начинаешь бешено трясти мокрыми волосами, как какой-нибудь пёс. — Я в шоке, блин. Ненавижу промокать. У тебя есть чего выпить? — интересуешься все так же нахально и беззаботно, что я чувствую прошедшую по лицу неприятную судорогу. Твоя толстовка по восходящей и нисходящей траекториям отправляется из коридора на спинку дивана в комнате, а ты уже совсем по-хозяйски отправляешься на кухню. Да, и все снова происходит по одной схеме. Ты пьешь моё пиво и мой Баллантайнс, съедаешь пару снеков, включаешь телевизор, музыкальный центр, всё подряд, рвешься за мой компьютер и раскурочиваешь диван, разбрасываешь подушки и разваливаешься на нем. Доказываешь мне какой-то эпохально важный парадокс Эйнштейна, требуешь аргументировать мою незаинтересованность, затем перескакиваешь на новый сезон Сверхъестественного, говоришь полный бред и отвечаешь невпопад на мои незадаваемые вопросы. И тебе наплевать, тебе якобы наплевать на то, что я отказал в твоих чувствах ещё три года назад. Это не мешает доводить меня до практически неживого состояния и носиться по квартире с безумными глазами. Град на улице сменяется ливнем, ливень простым дождем, и близится рассвет, означающий, что ты скоро наконец-то исчезнешь отсюда. Еле открывая и закрывая глаза, я смотрю в окно, ещё больше убаюкивая себя кручением на кресле, пока ты рубишься в Ведьмака на приставке. — Мне пора, — твои слова доносятся вместе с секундным началом восхода солнца. Экран потухает, и ты встаешь, чтобы медленно одеться. Нет, мне уже всё равно, останешься ты или уйдешь. Я тру опухшие глаза подушечками пальцев. Мы расстаемся на пороге. Твои кроссовки по-прежнему чавкают, а волосы торчат в разные стороны. Эхо спускающихся шагов заполняет подъезд на некоторое время. Я возвращаюсь к окну, глядя на голубые, оранжевые и розоватые краски, расползшиеся по небу. Не знаю, я понятия не имею, как ты покончишь с собой в этот раз. Заберёшься ли ты на крышу многоэтажного дома и спрыгнешь вниз, свалишься ли с мостовой конструкции, решишь ли сигануть со строительного крана или просто повесишься. Станцевав последний танец, положишь голову на рельсы для пополнения коллекции живописных следственных фотографий или бросишься под грузовик или BMW, за рулем которого в ужасе закричит курящая блондинка. Залезешь ли ты в набранную ванну, порежешь поперек вены и споёшь то самое на прощание: «From death to birth» или запьешь дешевым коньяком горсть не умещающихся в твоей небольшой ладони таблеток, пилюлек, порошка вперемешку с гвоздями. Зарядишь ли отцовский охотничий револьвер и съешь свинца на ранний завтрак или откупоришь бутыль с метиловым спиртом и все-таки отправишься на тот свет, одним из всех этих способов. Чтобы я узнал об этом только через пять дней. Мое привидение, мой дьявол, мое страшное, мучительное видение. Мои муки, моё беспокойство, причина всех моих кошмаров. Я не жду тебя, я не могу снова видеть тебя и слышать твой голос, я не выдерживаю твоего присутствия. Я так сильно, я необъяснимо, искренне сожалею. Но не отрываю взгляда от рассвета, единственного избавления. Эти ночи твоего прихода делают из меня больного и беспомощного неврастеника. Пожалей меня, отпусти, не появляйся больше, не напоминай о себе, не ищи меня, не осуждай, не пей из меня силы, не заставляй мечтать о покое, не обвиняй в прошлом, не люби, не плачь, не ругайся, не умирай больше в моих сновидениях, не кричи, не тяни ко мне руки, не разговаривай со мной, не пой мне, не читай стихи, не пиши эсэмэсок, не убивай себя, не убивай меня, не кричи, не проси о помощи, не помогай, не позволяй вспоминать о твоих глазах, о губах твоих и лице, о твоих страхах, о мечтах, о твоём разбитом сердце, о словах твоих, о боли, о смерти, о твоей ранней утренней смерти, о твоём молодом, неживом теле. О заголовке в новостях. Я ведь снова могу представить хотя бы на одну минуту, что предотвратил это. Что в нужный момент не отпустил, не выпер тебя из квартиры, не сказал обидных слов, а просто успокоил. Обнял, может быть, или пошутил, подбодрил, притворился идиотом, предложил дружить, не расстраиваться, не загоняться. Я несколькими движениями и словами предотвратил твою смерть. Сам того не зная, избежал потери и трагедии. Поэтому, пожалуйста, Не приходи больше и не будь таким мнительным. Или намекни мне хоть как-нибудь, как мне стоит поступить, чтобы Прекратить твои визиты и не притворяться смертельно убитым под самое утро, Раскинувшись на диване Под успокоительными.