Восемь — число вечности

Один       Золотистые огни взлетно-посадочной полосы неспешно проплывают под крыльями набирающего разгон самолета, провожая безразличным взглядом пассажиров. Где-то в хвосте, на месте возле иллюминатора, Куроо с тихим щелчком застегивает ремень безопасности, следуя указаниям девушки-бортпроводника. На коленях у него кулек леденцов — чтобы уши во время взлета не так закладывало. Да и вообще, они вкусные. Куроо не боится летать, скорее кайфует от ощущения воздушной бездны под пузом самолета, а уж когда возникает препятствие в виде зоны турбулентности, то с его лица и вовсе не сходит придурковатая улыбка. В самолете перемежаются звуки мерно работающего двигателя и тихих голосов взволнованных пассажиров; царит какая-то словно предпраздничная атмосфера радостного возбуждения, которое бывает лишь когда люди возвращаются домой после долгого отсутствия. Два       Сейчас серый февраль. Отчего-то тоскливый, капельку промозглый, немного выцветший, как картинка в старой детской книжке, которую больше никогда не откроют.       Бокуто сидит на залитой тёплым желтоватым светом кухоньке, заваривая в стареньком чайнике последнюю горсть какого-то зелёного чая, которую чудом удалось отыскать где-то на верхней полке кухонного шкафа и выстукивает пальцами на столешнице незамысловатый мотивчик, сосредоточенно смотря на циферблат поблескивающих на стене часов, в очередной раз рассчитывая время прибытия самолёта. Три       Надобность в конфетах отпала уже минут двадцать назад, с тех пор, как самолёт благополучно набрал высоту и выровнялся, но Куроо продолжает тихо хрумкать лимонные леденцы, аппетитно шурша разноцветными фантиками, которые он комкает и один за другим кладёт в карман старой джинсовой куртки. Сидящий на соседнем месте мальчишка с любопытством наблюдает за его бесхитростными манипуляциями и наконец робко тянет ладошку, переводя взгляд с кулька, где конфет значительно поубавилось, на Куроо, который хитро поглядывает на ребёнка, словно ожидая его действий. Тихонько хмыкнув на действия смущенного соседа, он протягивает целую горсть, весело подмигивая, и счастливый мальчик сразу же запихивает несколько штук за щеки, ловким движением заправского фокусника снимая обёртку. Почему-то малец напоминает парню Бокуто. То ли выражением лица, то ли задорным блеском в глазах. И от этого осознания на душе становится теплее. Четыре       Котаро, раскачиваясь на шаткой табуретке, тихонько прихлебывает медленно остывающий чай, рискуя грохнуться на пол каждое мгновение, но в противном случае желание спать одержит верх, а это просто недопустимо. Три часа — не такой большой срок, можно и потерпеть, а он и без того жалеет, что не сможет приехать встречать Куроо в аэропорт — в пять утра с транспортом все не очень весело, да и сам Куроо уверял, что он в состоянии добраться до дома самостоятельно. Пять       Куроо уже не раз доводилось попадать в зону турбулентности, и, как правило, всё было хорошо, но в этот раз что-то с самого начала пошло не так, и мерзкое чувство пустоты с каждой секундой всё сильнее овладевало сознанием.        И когда молоденькая стюардесса, скованная тисками страха, срывающимся голосом уведомляет пассажиров, что самолёт неисправен, после каждой фразы прося сохранять спокойствие, он почему-то не удивляется, только в голове становится как-то пусто, и предательски холодеют руки. Шесть       Он ещё жив, ещё ничего не решено, и вселенная может переиграть в последний момент, самолёт пока в воздухе, а где-то за сотни километров его ждут дома, и Куроо не может подвести, закончив свою жизнь здесь и сейчас, это, твою мать, нечестно. (Будто бы это ему решать).       Руки не слушаются, когда он, с трудом достав из кармана телефон, набирает сообщение, адресованное Бокуто. На заставке контакта стоит нелепая картинка и изображённой на ней мокрой и несчастной совой, тысячу, как сейчас кажется, лет назад, когда Куроо только поставил её, у них с Котаро разгорелся нешуточный бой подушками, сопровождавшийся воплями: "Но я же совершенно не так выгляжу после душа!", — и просьбами, мольбами и угрозами удалить её к чертям собачьим.       Вокруг полнейший хаос и паника, крики пассажиров заглушают даже катастрофически громкий шум неисправного двигателя, а Куроо мыслями где-то далеко-далеко, где нет ни страха, ни скорой гибели, только тепло и искрящиеся улыбками лица. И он почему-то, словно вторя воспоминаниям, улыбается. Самую малость печально, немного нервно, но совершенно точно искренне, до последнего сохраняя и проигрывая в памяти лучшие моменты своей ещё пока не потерянной и продолжающейся жизни.       И это всё так нечестно, неправильно, что кажется, будто откроешь глаза — и окажешься где-нибудь не здесь, но судьба распорядилась иначе и поблажек не даёт.       Где-то на периферии сознания Тетсуро слышит жуткий грохот и ощущает чудовищный удар. Семь       Бокуто резко открывает глаза, через несколько минут осознавая, что отрубился прямо на кухне, уронив голову на сложённые на столе руки. Он, хоть и силится, но не может вспомнить приснившийся кошмар, который теперь почти что отступил, оставляя на душе липкий след дикого ужаса, который эхом разносится по всему сознанию. Тревога волнами тошноты подкатывает к горлу, а сердце бьёт в набат, словно пытается предостеречь.       Сделав пару глубоких вдохов, Котаро немного успокаивается, приводя мысли в относительный порядок. Его взгляд падает на часы, и что-то словно щёлкает. Этого тикающего как слон монстра Куроо принёс в их дом пару лет назад, отмахнувшись от предложения купить что-нибудь потише и поновее, объясняя это тем, что они дороги ему как память, с тех пор они работают пылесборником на кухонной стене, исправно выстукивая каждую секунду, не остановившись ни разу, за что получили гордое название "Вечный тикающий крокодил".       Но сейчас стрелки замерли, остановились, прекратили свой ход, обозначив 3:40. И где-то в глубине души, за сотнями заслонов, Бокуто уже знает, что произошло, только ни за что не признается сам себе. Странное поверье, будто часы останавливаются, когда их владелец умирает, оправдывает своё существование. Светлый циферблат с черными цифрами безжалостно смотрит на Котаро, разрушая своим молчанием всё. Восемь       Сообщение с незамысловатым текстом: "Я скоро вернусь, ты только подожди", — никогда не будет отправлено.