Сломай меня, если сможешь

Я встретил ее в клубе, да чего греха таить, в одном из стриптиз-клубов нашего городишки, в которые неоднократно захаживаю со своими приятелями, чтобы расслабиться, глотнуть чего-нибудь горячительного и просто забыться на время, оставить прошедший день, правила, рамки, проблемы и все к черту посланное за дверями мужского рая. Так вот, я встретил ее в этом прогнившем заведении, она сразу привлекла мой взгляд, забирая на себя все мое внимание, которое до этого момента я полностью уделял извивающейся на моих коленях хорошенькой брюнетке. Клетка. Ее вывезли на сцену в клетке, подобного в таких заведениях я еще не видел. Ее тонкие и изящные пальчики крепко держались за железные прутья, словно она в любой момент может их сломать, вырвать, чтобы освободиться. Дикая, непокорная, точно зверь, которого посадили под замок — это все отчетливо читалось в ее глазах, движениях, каждом изгибе ее соблазнительного тела. О, да, мне и пары мгновений ее танца хватило, чтобы почувствовать, как тесно стало в брюках и ноющее желание в груди, и поверьте, это точно не заслуга брюнетки, которая все также извивалась на моих коленках и терлась своим упругим задом о мой пах. С каждой минутой ее танца я забывал о том, где нахожусь, что происходит вокруг меня, и не мог отвести взгляд от этой рыжеволосой тигрицы. Она манила меня, гипнотизировала и заставляла желать ее еще сильнее. Хвала компании, которая пошила мои брюки за такую крепкую молнию! Честно, в тот момент я на секунду забеспокоился о том, что она попросту разойдется, а пуговица слетит к чертям собачьим. Да, я давно так не желал женского тела, как тогда. В ней было что-то необычное, таинственное, загадочное. Наблюдать за тем, как она самозабвенно танцует, выгибается, раздевается в этой клетке с одной стороны было прекрасно, но с другой, просто невыносимо. Тогда я возненавидел правила клуба, которые гласили о том, что к танцовщицам нельзя подходить вовремя танца, и мне оставалось только наблюдать за этой тигрицей, сжимая руки в кулаки. Ее танец для меня стал пыткой, чертовски приятной пыткой. Когда же он закончился, и эта дикарка покинула сцену, находясь все в той же клетке, так и не выйдя из нее, я проводил ее тяжелым взглядом, мысленно взмолившись, надеясь на то, что она выйдет в зал и мне удастся ее похитить на эту ночь. А стриптизерши иной раз так делают: после выступлений они выходят в зал, чтобы заманить кого-нибудь из клиентов в приват-комнату, а я бы с превеликим удовольствием уединился с этой рыжеволосой бестией в одной из таких комнат. И не знаю, что тогда произошло, звезды в ряд выстроились, Луна в Сатурн улетела, но та, которая свела меня с ума за какие-то пять минут, вышла в зал буквально сразу же. Взгляд охотницы, при каждом ее шаге бедра соблазнительно и плавно покачиваются, она шла к барной стойке походкой царицы, и в этот момент я понял, в чем ее отличие от остальных девушек в этом клубе. В ней была стать, уверенность, грация, даже легкая надменность, эта дикарка не производила впечатление дешевой девицы, всем своим видом она показывала, что прекрасно знает себе цену. Все так же сидя в кресле, я наблюдал за тем, как она садится на высокий табурет за стойкой, откидывает длинные рыжие волосы на спину, плавно проводит рукой по плечу, груди и после берет приготовленный для нее барменом коктейль. Когда же я заметил краем глаза, как двое мужчин, набравшись храбрости, ринулись покорять мою добычу, то уже не мог спокойно сидеть. Поднявшись с кресла и пересадив брюнетку, которая все еще старательно пыталась меня ублажить, на колени своего приятеля, я поспешил к бару, чтобы оказаться у него быстрее этих двух боровых. Но когда мне оставалось всего пару шагов до моей цели, она оказалась в окружении этих двоих, и это заставило меня остановиться, сжать руки в кулаки и смотреть на этих, не самых лучших представителей мужского пола, с такой ненавистью, на которую я вообще когда-либо был способен. Ибо как они посмели?! Наблюдая за тем, как рыжеволосая тигрица воркует с ними, я испытал дикое желание переломать им позвоночники. Но. Она посмотрела на меня. И да, я не ошибся на ее счет, ее взгляд был оценивающим, она медленно рассматривала меня с ног до головы, и когда наши взгляды вновь встретились, то ее пухлые губы растянулись в довольной улыбке. А я почувствовал себя неким товаром на рынке. Только вот плевать мне на это хотелось, ведь она подошла ко мне. Просто встала со своего стула и, ничего не говоря тем двум, подошла ко мне. И все стало не важно, этот клуб, люди вокруг нас, те мужчины, которым не досталась моя добыча, только она и я. Сколько мы вот так стояли и смотрели друг другу в глаза, я не знаю. Мы оба ждали того, кто из нас сделает первый шаг, скажет что-нибудь, предложит, и почему-то мне захотелось отдать инициативу ей, чтобы узнать, на что она способна, чего на самом деле хочет от меня. Ее вопрос прозвучал неожиданно, точнее нет, сам вопрос был неожиданным. — Хочешь меня? — я прикрыл глаза, вслушиваясь в нотки ее голоса, мягкий, глубокий с легким придыханием, в ответ я смог лишь кивнуть головой, запустив руки в карманы штанов. — Тогда поехали к тебе. Да, я ожидал чего угодно, но явно не этого, и даже немного растерялся от предложения, которое сам хотел ей озвучить. Я ждал подобных фраз: «Как насчет приват-танца?» или «Милый, я стою столько, заплати, и на эту ночь я вся твоя». Поехали ко мне, так просто, но так необходимо нам двоим. И я просто беру ее за руку и веду к выходу из этого убогого клуба, к своей машине, которая припаркована рядом с заведением. Я гнал по дорогам ночного города, что безумный, наплевав на все правила, чтобы как можно быстрее оказаться с ней в моей квартире, на кровати, чтобы она была подо мной, выгибалась, стонала и кричала звучное: «Еще!» И так оно и произошло. Но было одно «но» — никаких вопросов о том, кто она, почему работает в клубе, как зовут. И никаких разговоров. Я трахал ее точно зверь, дико, смачно, жарко, глубоко, необузданно, яростно. Я делал с ней то, что не делал с другими, и она мне позволяла это, она была такой покорной, такой податливой, страстной, несдержанной. То, что происходило между нами тогда, было самой настоящей дикостью, и это сносило крышу. А после, под утро, лежа в кровати, мы курили, выпускали табачный дым из легких в потолок и смотрели на него. Ни о чем не говорили, ни о чем не спрашивали, курили, держась за руки. Когда я проснулся, ее уже не было, не то что рядом со мной, в самой квартире. Но на своей тумбочке у кровати я обнаружил записку для меня, меленький кусочек бумаги, на котором было написано «Мей Теруми» и ее номер телефона. Так и началось наше с ней безумие на двоих. Мы встречались с ней практически каждый день и всегда в моей квартире. Схема была проста, я звонил, говорил время и она приезжала. И опять же, никаких разговоров, вопросов, умопомрачительный секс, дым сигарет, наполняющий мою комнату, ее исчезновение до моего пробуждения и записки на тумбочке. Каждый раз текст их был разный, фантазии ей на это хватало, но все равно все сводилось к одному, я был чертовски хорош. И со временем меня это начало бесить, раздражать до скрежета зубов и желания бить кулаками по стене. Я все чаще стал замечать, что мне уже мало просто ее трахать до потери сознания, что мне хочется провести с ней вечер за ужином, а потом с бокалами вина посидеть перед камином и поговорить обо всем и ни о чем. А также мне было дико интересно, что это за обручальное кольцо на ее безымянном пальце, которое я заметил в нашу вторую встречу. Этот маленький золотой кружочек выражения мужской собственности на женщине не давал мне покоя каждый раз, когда мы с ней встречались. И в один вечер я не сдержался, прижал ее к двери сразу же, как она только вошла, и задал мучащий меня вопрос, смотря в ее глаза, готовый сломать эту дверь, если ее ответ мне придется не по нраву. — Ты замужем? — мой голос звучал яростно, эти слова прозвучали сквозь стиснутые зубы, а я обезумев, смотрел в ее глаза. — Еще раз, хотя бы раз, ты задашь мне вопрос, Какаши, — она говорила тихо, без страха, спокойно, касаясь своими губами моих губ, словно укрощая того зверя, которого во мне пробудила. — И это будет нашей последней встречей, но сегодня я тебя прощаю. Да, это была ревность, от одной мысли о том, что я делил ее с кем-то, меня выворачивало наизнанку. Ведь эта женщина должна была принадлежать только мне, всецело полностью, мне одному и никому другому. В ту ночь я готов был ее задушить. Но Мей была хитра, и она знала, как правильно использовать мою ярость. Тогда я трахал ее еще безумней, словно наказывая, словно пытаясь выплеснуть на ней всю свою бессильную перед ней злобу. Наматывал на кулак ее волосы до боли, шлёпал по ее упругой заднице ремнем, выгибал ее до хруста костей в немыслимых позах, и она кричала так, как еще никогда не кричала подо мной. В ту ночь мы достигли пика нашего безумия, стали животными, коими она нас и называла. Мне даже пришлось сменить кровать на следующий день, старая попросту не выдержала. Это продолжалось на протяжении месяца. Мне принадлежало ее тело, но не ее душа и сердце, и от этого я еще больше зверел. Я хотел ее полностью, всю без остатка. Хотел, чтобы она не сбегала из моего дома до того, как я проснусь, хотел, чтобы ходила по моей квартире в моей рубашке, на которой потом оставался бы ее запах. Хотел, чтобы в моих комнатах появились всякие женские штучки, без которых они не могут обходиться. Хотел, чтобы было хоть что-то больше, чем наши ночи, любая гребаная мелочь. Но она играла со мной, и мне приходилось подчиняться ее правилам, чтобы иметь шанс быть с ней. Видно, Мей мне была послана кармой за все те разбитые мной девичьи сердца. Правда, не все вечно, и это тоже. В один миг она снова перевернула мой мир к чертовой матери. В тот вечер она не приехала ко мне, как должна была. С назначенного времени прошло часа два или три, счет времени мной тогда был потерян, я места себе не находил, маячил по квартире, что долбанный маятник, но не смел ей звонить или писать. И она позвонила сама. — Какаши, забери меня, — ее голос был пьян, а я в одно мгновение испытал дикое облегчение и такое же дикое желание ее прибить на месте, как только увижу. Выяснив у этой пьяной дуры адрес, я помчался за ней посреди ночи. Рыцарь недоделанный. Пока я вез ее в сторону своего дома, алкоголь развязал язык Теруми. Момент откровения настал, и она, наконец-то, излила мне свою душу, открылась мне, даже ни о чем спрашивать не пришлось. Она сама мне все рассказала. О своем муже, который строит свою империю в другой стране, оставив ее здесь одну. О том, что он периодически вызывает ее к себе, когда ему необходима верная и любящая жена на светских раутах, а взамен, здесь, она может жить, как хочет и творить все, что взбредет в ее ненормальную голову. На подобие работы в стриптиз клубе, из которого она ушла после знакомства со мной, ибо нашла новою игрушку, новый способ скоротать время и свое одиночество. О том, что они живут так уже на протяжении последних пяти лет, и о том, что ее это вполне устраивает. Она свободна, у нее есть муж, который закрывает глаза на все ее выходки и спонсирует их. Она наслаждается своей жизнью, в которой устанавливает собственные правила, сильно отличающиеся от общепринятых норм и морали. — И я не считаю это изменой, измена — это когда ты предаешь устойчивые отношения, а мне кажется, даже ты мне ближе, чем он. Нас с ним связывает эгоизм и общая выгода, которую мы можем получить друг от друга, возможно, и это можно назвать устойчивыми отношениями, но в этом плане я ему никогда не изменяла, он позовет, я приеду, сыграю свою роль, получу гонорар и вернусь обратно. Рассуждала она в пьяном угаре, смотря в лобовое стекло, пока я гнал по ночной дороге и, мягко говоря, все больше поражался ее натуре, но я уже привык к тому, что у нее свое понимание нормального и простых истин. В ту ночь мы так и не доехали ко мне, в последний момент Мей сменила точку прибытия, попросив отвезти ее домой. И я впервые за время наших отношений оказался у нее, в ее кровати, в ее загородном доме. В ту ночь мы не занимались сексом, мы пили вино перед камином, разговаривали обо всем и ни о чем, я обнимал ее сзади, нежно прижимая к своей груди. Мы слушали музыку, танцевали, готовили фондю, а после спали до обеда, не выпуская друг друга из объятий. После той ночи все изменилось. К нашему безумию, в котором мы варились, к нашей звериной страсти, которая в нас горела, добавилась пресловутая романтика, которой мне так не хватало. Мы стали выходить в свет. Ужины в ресторанах, прогулки по городу, поездки на выходных за город, совместные завтраки. Да, Мей перестала сбегать от меня до моего пробуждения и меня тоже не выгоняла из ее дома, когда я оставался у нее. Я дарил ей подарки, различные приятные мелочи, цветы. Мы много разговаривали, даже обсуждали какие-то незначительные, но совместные планы. И для меня это были отношения, самые серьезные в моей жизни. Я, что влюбленный школьник, строил планы, задумывался о том, что было бы неплохо узаконить наши отношения, нацепить на нее белое платье и повести под венец. Чтобы эта женщина больше никому не досталась. Каждый раз, когда я был с ней, каждый раз, когда смотрел на нее, все мое нутро орало: мое и только мое! Я жаждал большего, мне не хватало ночёвок друг у друга, мне хотелось, чтобы она переехала ко мне, была рядом двадцать четыре на семь. Я был на грани помешательства. И когда я осознал это, то понял, что вляпался по самое не балуй. Я влюбился в нее, я горел ею, сходил с ума из-за нее, видел только ее. И я не знал, как ей сказать об этом. Не знал потому, что боялся того, как она воспримет это, боялся того, что высмеет меня, ведь ей так жить привычно. Но еще я надеялся, что все будет иначе, что она тоже любит меня, что ради меня она бросит своего мужа и останется со мной. Но чуда не произошло. Она пришла ко мне, как обычно, и сообщила о том, что ей нужно лететь к нему на две недели. И меня прорвало. Я открылся ей, тогда было время моего откровения. Я молил ее остаться, позвонить ему и сказать, что не приедет, молил бросить все и быть со мной. Я говорил ей о любви, о том, что дышать без нее не могу, что свихнусь окончательно за эти две недели, что не смогу и секунды прожить без ее голоса, глаз, тепла, без нее. Я говорил и говорил, а она молча слушала. И когда я уже и слова не мог сказать, ибо и так все сказал, опустился перед ней на колени, схватившись за голову, она рассмеялась. Рассмеялась так заливисто и искренне, будто я ей какую-то шутку битый час рассказывал. — Милый мой, не торопи события, ты и так добился больше, чем другие, я никогда не брошу мужа и не разведусь с ним, хоть и понимаю, что ты можешь дать мне намного больше, но, Какаши, я не готова к этому «больше», у тебя есть две недели на то, чтобы принять решение, продолжить наши отношения, или же мы разойдёмся. После этих слов Мей покинула мою квартиру, оставив меня сидеть на коленях и рычать от бессилия. Вот так легко она ушла, словно я для нее ничего не значу. И бедная моя квартира. Я разнес все к чертовой матери, выплескивая на мебель и технику свою ярость, боль, обиду, свои потоптанные чувства, а потом, как истинный мужик, пошел в бар, заливаться дрянным алкоголем. Все эти две недели я провел в алкогольном дурмане, только он не давал мне позвонить ей или написать. Я напивался до беспамятства. Меня приносили в мою разрушенную квартиру, и, доползая до кровати, я сразу же засыпал. За пару дней до возвращения Теруми, я разбил свою машину, врезался в столб, когда гнал на ней в пьяном состоянии. Сам же при этом чудом не пострадал, пара царапин и только. Она появилась на пороге неожиданно. Я честно не думал, что она придет до тех пор, пока я ей не позвоню, был уверен, что до этого момента и духа ее рядом с моим домом не будет. Но нет, явилась, смотря на меня недовольно сердитым взглядом, будто я нашкодивший ребенок. И все пошло по кругу. Мей взяла меня в оборот, перевезла жить в ее дом, пока руководила ремонтом в моей квартире и машины, не подпускала к алкоголю, выкинула из своего дома практически все, что было с градусом. Привела в порядок, заставила вернуться на работу, где я взял отпуск на время своего загула, в общем, вернула к нормальной жизни. И вот черт разбери, что это ею руководило: любовь или чувство вины за то, что она и была причиной моего помешательства. Наши отношения продолжились. Все было точно так же, словно и не было этих двух недель и моего признания. И секс был все таким же умопомрачительным. Мы занимались им, где могли и когда могли, будто насытиться друг другом не могли. Я больше не говорил о разводе с мужем, больше не поднимал этой щепетильной темы, которая меня чуть ли до того света не довела, но в тайне надеялся, что когда-нибудь она сама заговорит об этом, сама придет к такому решению. И мне оставалось только ждать это «когда-нибудь», наслаждаясь тем, что есть. А еще я чувствовал, что в Мей что-то изменилось, после возвращения от ее мужа она стала другой, это не проявлялось так яро, даже было еле-еле заметным, но я это ощущал, правда, не мог понять, что именно. Но она стала более заботливой, нежной, ласковой и, как не странно, домашней. Возможно, эти две недели и вправду были нам нужны: мне, чтобы немного утихомирить свой пыл, а ей чтобы что-то понять для себя. Мою квартиру отремонтировали за пару месяцев, машину вернули из мастерской тоже где-то в этот период. И вот, сидя в моей новой кухне, я наконец понял, что же в ней изменилось. — Знаешь, Какаши, — попивая гранатовый сок из бокала, который мы мысленно представляем вином, ведь алкоголь у нас теперь табу, Теруми посмотрела на меня. — Я теперь понимаю, в чем прелесть таких вечеров. — И в чем же? — я смотрел на нее, затаив дыхание, словно она открывает мне сейчас величайшую тайну. — Они дают покой и умиротворение, которого нам так не хватает. Нет, это не было признанием в любви или что-то подобное, но это было не менее важным, даже большем, чем какие-либо признания. Она начала осознавать то, что может получить, находясь рядом со мной. Что рядом со мной ей не нужно играть роли, носить маски, быть той, кем она не является, а оставаться собой, настоящей без всех этих ярлыков, которые на нее пытается повесить общество. В тот вечер она окончательно открылась передо мной, ее взгляд был как у маленькой девочки, я даже назвал ее малышкой. В тот вечер она больше не была дикаркой, тигрицей, самовлюбленной эгоисткой, какой она показывала себя до этого. Тогда мне хотелось защищать ее, спрятать за своей спиной, чтобы никто не смог обидеть ее. В ту ночь я любил ее нежно, долго, размеренно, думая о том, как доставить ей все больше и больше удовольствия. И больше я никогда не видел ее такой. На следующее утро я проснулся без нее, а на тумбочке не оказалось записки. Она просто сбежала. Я не мог до нее дозвониться неделю, дома ее так же не обнаружил, хоть и приезжал туда каждый день, караулить, обивая порог. Тогда я понял, почему та ночь была такой особенной, она была последней. Мей решила все за нас двоих. Она испугалась своих чувств и того, что ради меня способна все бросить, закрыть двери прошлой жизни и остаться со мной. Мы все боимся нового, а для нее я был этим самым «новым». Я мог дать ей семью, детей, верного и любящего мужа — все то, о чем она в тайне мечтала, но боялась признаться самой себе. И когда она начала это понимать, то не нашла лучшего способа, как побороть это — сбежать от меня куда подальше. И, по идее, на этом наша с ней история должна была закончиться, но жизнь такая непредсказуемая штука, что не раз нас удивляет собой. А я не мог позволить себе ее отпустить вот так легко и сдаться. Я поднял все свои связи, дергал за всевозможные ниточки, чтобы узнать, где она, и еще через неделю я выяснил, что она уехала к своему мужу и теперь живет с ним. Но я не предпринимал попытки связаться с ней или приехать, ибо знал, что ей нужно время, чтобы все осмыслить. В нашей игре сменились роли, и теперь я был ведущим, и чем закончится наша игра, зависело только от меня. На протяжении целого полугода я наблюдал за ее жизнью со стороны, я следил за каждым ее действием, за тем, куда она ходила, с кем общалась. Я выучил наизусть все ее любимые места, рестораны, магазины. Ведь мое помешательство на ней никуда не исчезло. Мей занялась изучением мира, каждый месяц она летала в разные страны, и даже было такое, что я летел за ней. Но специально останавливался в другом отеле и делал все возможное, чтобы она никак не узнала о моем присутствии. В тот период я чувствовал себя гребаным сталкером. Я ничего не мог сделать, мне оставалось только ждать, когда она хоть как-то проявит себя, даст хотя бы маленький, еле заметный намек на то, что я снова могу вернуться в ее жизнь. Но с каждым днем моя надежда и уверенность в этом медленно угасали. Еще через пару месяцев я уже был готов поехать в ее дом, закинуть ее к себе на плечо, сказать ее мужу, что она теперь моя и черта с два я ее ему отдам. Благо, мне не пришлось этого делать, иначе скандала бы не удалось избежать. Судьба сама поспособствовала нашей встрече. Один из моих приятелей пригласил на его благотворительный вечер. Когда я ехал туда, не знал, что моя тигрица также приглашена вместе с мужем. И вот, спустя полгода и три месяца, мы снова встретились. Я стоял неподалёку в черном костюме, белая рубашка, галстук-бабочка, все как по регламенту. А Мей была одета в струящееся темно-зеленное длинное платье, которое так чертовски сексуально обтягивало ее фигуру. Я смотрел на нее пожирающим взглядом, вспоминая все те ночи, которые мы провели вместе, мое дыхание перехватило, а ноги налились свинцом, и я мысленно молился о том, чтобы она посмотрела на меня. И вот он, тот сигнал, которого я так ждал. Она обернулась ко мне, смотря на меня точно так же, как в день нашей первой встречи, медленно осматривая меня с ног до головы оценивающим взглядом, а когда наши взгляды встретились, ее пухлые губы растянулись в довольной улыбке. И после она повернулась ко мне спиной и направилась к выходу из этого дома, а я пошел за ней. — И что было дальше? — голос моего друга, который сейчас сидит в кресле кабинета моего дома, вывел меня из воспоминаний, ведь я оборвал свой рассказ на самом интересном месте. — А дальше, — выдохнув табачный дым в потолок и посмотрев на него, я усмехнулся. — Мы сломали друг друга. Я все же добился своего, и Мей развелась за пару недель до того приема, оказывается, она готовилась к возвращению ко мне, да, она все также полна сюрпризов. А она из закоренелого холостяка превратила меня в помешенного влюбленного мальчишку. Но это того стоило, чтобы завтра я повел ее под венец, а ты был моим свидетелем, Асума. Затянувшись, я закрыл глаза, выдыхая дым. Игра окончена, и мы в ней оба победители, моя тигрица.