Мужская дружба

      Они шли по изящным, будто в вечерних платьях улицам. Оранжевый свет укрывал просторные переулки в своей тёплой куртке с бисером. Недавно был дождь и сырость придавала приятный скрежет шагам. Было зябко, вот свет от фонарей и решил пригреть красавиц под своим одеянием. Казалось улицы были ради такому вниманию и улыбались ребятам. Курносый нос и пухлые губы Сократика вместе с тонкими щеками тоже были освещены рыжестью фонарей. В этом свету он казался таким хрупким и изящным, что казалось отведи глаза и он исчезнет не сказав ни слова. Сократ робко взглянул на Ивана сверху вниз, точно на статую из камня.       - "Ах, как хорош. И красив, и высок, и на голову не дурак! Просто жемчужина!" ,- обомлел про себя Юра. - "и почему всё лучшее достаётся этим девчонкам!? Больно уж я их не терплю. Вечно мельтешат со своими косами и своей тоненькой шеей! Ага, только дотронься, сразу порвутся, точно ниточка! Какие хрупкие нашлись."       В своих думах Сократ совсем позабыл, что всё время шёл с восхищёнными глазами поднятыми на Ивана. Ведь и в правду, как был хорош! Маленький носик, круглые блестящие глаза, точно как у сестрёнки Тошки, красные тоненькие губы и бледное овальное лицо. А эти брови! Эти брови. Любая девчонка бы позавидовала Ивану. Его красоте. Его фигуре. Его - - С тобой всё впорядке? ,- Иван возмущённо опустил лицо. На него ещё ни одна девчонка так не пялилась как Сократ в эту секунду. - странный ты какой-то. Смотришь на меня. У меня что-то на лице?       От страха и смущения Юрий даже побоялся отвести взгляд от встревоженных глаз Вани. Такие синие. Но оранжевый свет и острое смущение придавали им тот самый зеленоватый оттенок. Как самое настоящее море. Сократ никогда не был на море, но видел как оно выглядит на открытках. Один раз, очень давно, Рябин рассказывал как отдыхал на море. Как столпище людей устроило лежбище на жёлтом песке. Даже ступить негде. А море-то, вообще солёное! Трудно было поверить в такое, но Юра верил. Иногда он представлял как пьёт такую воду, прямо из моря. А она прохладная и так плещет в лицо, так и плещет. Не то что в Волге. В Волге только пресная есть. - Сократик, ты меня так не пугай. Разыграть что ли хочешь? ,- на лице Вани играло полное недоумение.       В голову ничего не шло. Как же оправдаться? Вспоминались только синие глаза и море. Тёплый песок. Весёлые от улыбки глаза Ивана. Эти его заветные слова: "Ты мне понравился!...". Все пережитые моменты встречи всплывали в памяти Сократика. И он испугался. Очень сильно испугался. Испугался того, что Иван снова его бросит, обидится, перестанет разговаривать. Как же он проживёт без его счастливой улыбки, без красных губ, без этих глаз...       От страха Юра позабыл все отговорки на свете. Сердце стучало в груди и душа наполнялась беспричинной грустью. Уже закололо в носу и начало щипать глаза. Как вдруг неожиданно, без всякой причины и без задних мыслей он спросил этот несчастный вопрос, который так сильно душил его горло. - А...Т..Тебе кто-нибудь нравится? Иван захлопал глазами от изумления. - Нет, ты правда меня разыгрываешь! Это же шутка, да? ,- он соскрёб кислую улыбку и недоверяюще сщюрил глаза. - Да правда! Я серьёзно спросил! Ну если ты не хочешь, и не надо! Я может тоже сказать хотел.       Сократик специально надул губы и отвернулся от Вани. Он знал, что Иван заинтересуется его словами. И реакция не заставила себя ждать. Сократ знал как приманить к нужному разговору. Потому что как-то раз Зинка-телепатка таким же способом заставила поговорить его о какой-то надоедливой теме. Ему и стало интересно, отчего же он вдруг так просто заболтал, а Зинка не скупилась, и поделилась манипуляцией. Правда, Сократик никогда не пользовался ей. А тут подвернулся удобный случай. - Ладно, так и быть. Поверю. Но если обманываешь! Пеняй на себя. ,- Иван тыкнул Сократу в плечо, как бы дурачась между собой, и ехидно улыбнулся. - Ой, да что ты! Ни в одном глазу! Правда. Всё правда! От чистого сердца всё тебе говорю. - Ну-ну, тогда говорим насчёт три. Готов? - Да, готов. Когда я не был готов?! - Тогда - раз. Два. Три! - НИКОГО! ,- прокричали хором мальчишки.       Оба потупили глаза в пол. Какого было счастье! Иван никого не любит! Может с одной стороны это и было эгоистично, но Юра был рад однозначно. Он оглядел Ваню с ног до головы. Будто он уже стал чем-то его. Или предстояло стать. - Так ты... ,- это был Иван. Он определённо был смущён такому стечению обстоятельств. Его знакомый и друг никого не любит. Как так?! Все кого-то любят даже он. Но пока не знает кого. Ваня ещё не чувствовал горячие поцелуи любви на своём носу и щеках. Но он считает, что уже вот-вот, совсем скоро, придёт пора и он узнает. Кого это любить. - Нет, никого я не люблю. Все девчонки такие противные. Но люди они хорошие. Не все, конечно. Но хорошие.       Ваня захохотал. Так странно, как будто не от веселья, а от чего-то воздушного. Такого невесомого, что лежало на его плечах. Совсем как птичка какая. Сократик тоже подхватил этот непонятный смех, непонятно от чего. Сейчас он был вовлечён в него. Только Иван занимал сейчас всё его внимание. Как он забавно хохотал. Как держал длинные руки. Как сжимался его торс при смехе. Всё. И Юра почувствовал то, что мать говорила, когда встретила отца. Он был счастлив здесь и сейчас. Когда хохотал в обнимку с Иваном. Когда они вместе дышали осенним прохладным воздухом пытаясь набрать в лёгкие как можно больше. Как смеялись вместе с ними улицы накрытые рыжей курткой с ярким, блестящим бисером. - "Это и было счастьем." ,- подумал Сократ.       И мысли его плясали под музыку из головы. И вот Иван перестал хохотать. И лицо его не улыбалось. А только глаза маячили с этой ехидной улыбкой. Он был в шаге от Сократа. Был ближе всех. Но он будто хотел перерезать красную ленту между ними двумя. Будто бежал марафон и был в шаге до финиша. Будто был околдован и творил невесть что. Иван протянул свои долговязые изящные руки. Он был намного выше Сократика, так что "его подбородок маячил над головой Юры". Из-за это ему пришлось немного пригнуться. Его правая рука находилась на шее, а левая закопалась в копнах волос. Он неровно дышал Сократику в губы. Их носы уже впритык касались друг друга. - Ты...Когда-нибудь целовался...как...взрослый?       Иван, не зная что творит, мягко прикоснулся губами к губам Юры. Сократ горел. Пылал как губы Вани. Они были краснющими. Точно клубника в самом сезоне. Иван перевёл взгляд на краснеющего Юрия. Он не медлил, а наслаждался моментом. Ваня снова прильнул к Сократу. Он как будто хотел выпить его. По маленьким глоточкам. Всё отпивал и отпивал, не давая вздохнуть. В процессе они отходили всё дальше, дальше и вот Сократ ушибся об кирпичную стену дома. И только столкновение дало глоток воздуха. Их сердца бились как барабан, что отбивал во всю свою прыткость. Их уста снова сливались и снова расходились. Будто два языка пламени играли в непонятную игру. И вот пламя стихло. Жар угас. Оба пытались отдышаться и понять, что же произошло. На каждого свалился одинаковый шквал эмоций. Благо кирпичная стена всё ещё держала Сократа на ногах. Ноги стали ватными ещё на половине соития их губ. Это было неповторимо. Это было неописуемо. Юрию хотелось поскорее рассказать Эфэф и маме, и классу, всем, что только что произошло. Кричать в рупор об чувствах. Что же было? Что произошло?! Никто из ребят не знал. Это новый необычный опыт для них обоих. Каждый думал о своём и всё таки об одном и том же. Иван жадно укусил губу и схватил Юру за его талию. Так грубо, как только отец делал с матерью, когда они танцевали "Танго" по тихим вечерам. Он обвил его руками и последний раз чувственно поцеловал Сократа смотря ему прямо в глаза. Юрий всё же набрался смелости спросить об этом всём. Набрался смелости спросить Ивана впервые. Что же это всё-таки было. - А, что это было?       Ваня довольно хмыкнул Сократику в губы и на выдохе выдал: - Наша крепкая мужская дружба.       Он быстро убрал свои тёплые руки со спины Юры и убежал. Ничего больше не говоря. Просто убежал, оставив Сократа наедине с мыслями. Сократик ещё долго смотрел ему вслед и глупо улыбался всем ртом. Может это был сон. А может и нет. Его губы горели после жарких поцелуев. Он плёлся на свою старую добрую улицу Арбат. Наконец домой. И переулки весело улыбались, только теперь ему одному.