***
— Давай сбежим, — предложил Ренджи Рукии, когда они вместе сидели под тенью клена. Девушка лежала головой на его коленях и вертела в руках ненароком сорванную маргаритку. — Зачем сбежим? — спросила она. — Ну… поженимся где-нибудь не в Готее… Да хоть в Генсее! В гигаях! Рукия сдвинула тонкие бровки. — Нии-сама никогда мне не простит, если я поступлю так. — Да что ты заладила: нии-сама, нии-сама! — вспылил Абараи, — тебе что, хочется отдаться ему? Своему брату? — Де-факто он не мой родной брат… — начала Рукия, но, увидев лицо Ренджи, заговорила в привычном ей тоне: — Дурак! Думаешь, я в восторге от этого ритуала? Но так же принято! И документация… мы же будем жить в Готее, а не в Генсее! Нам никуда не деться от этого, Ренджи, — тихо и обреченно сказала Кучики-младшая, — и я тоже боюсь… но… моя сестра… она тоже проходила через это… как и нии-сама испытывал то, что сейчас испытываешь ты… У Ренджи внутри что-то дернулось. А ведь точно. Рокубантай-тайчо тоже был в такой ситуации. И ему, наверняка, тоже не хотелось отдавать девственность своей возлюбленной девушки тогдашнему главе клана Кучики! Ренджи сгреб Рукию в объятия, покачал на руках, как ребенка, поцеловал в лоб и прижал к груди. Она доверчиво прильнула к нему. И как же Абараи сможет отпустить ее в спальню капитана… такую маленькую, беззащитную… — Только не делай глупостей, — сказала Рукия, будто прочитав его мысли, — все будет хорошо. И я навеки стану только твоей.***
На самом деле, как бы Кучики-младшая ни храбрилась, она ужасно боялась предстоящей ночи. И все же свадьба прошла без сучка, без задоринки — и жених, и невеста выполняли обряд безукоризненно. Все гости были счастливы за них, но на лице Ренджи читалась мука — Рукия же давно привыкла скрывать свои чувства, и доброжелательно улыбалась друзьям, но ничего не ела и не пила, боясь, что в самый ответственный момент ее стошнит. На самом деле предстоящая близость с Бьякуей не казалась Рукии такой уж отвратительной. Было время, когда она мечтала о том, чтобы брат обратил на нее внимание, но давно прошло, оказалось простой детской влюбленностью, восхищением, переросшим в симпатию, к тому же, именно в то время в Рукии просыпалась сексуальность, и все это, сложившись в причудливую мозаику, заставляло ее хотеть капитана Кучики. И сейчас… Рукия никогда не сказала бы об этом Ренджи, но мысль о том, что ее невинность заберет именно брат, не доставляла ей беспокойства. Лишь бы оказаться достойной его — думала Рукия. Лишь бы не опозориться. Кучики-младшая чувствовала себя почти падшей женщиной. Она — уже будучи замужем за Ренджи — хочет провести ночь с Бьякуей, который все эти годы был для нее старшим братом! Но она не показывала никаких эмоций — а мысленно кричала: скорей бы эта свадьба закончилась. Скорее бы остались только они вдвоем. Она и… Бьякуя. Так и случилось. Все разошлись. Ренджи, перед тем, как уйти, пожал руку своей жены, будто в жесте поддержки; он явно жалел ее, а Рукия не хотела его разубеждать: тем более, ей и вправду было страшно, хотя и по другой причине. Рукия вошла в спальню Бьякуи вместе с братом. Застыла на месте. Она не знала, что дальше делать. Рукия была совершенно неопытна в вопросах секса, и поэтому была благодарна Бьякуе за то, что он первым обнял ее, положил большие, неожиданно теплые ладони ей на талию и развязал пояс оби. Бьякуя избавлял Рукию от одежды, вертя ее, как куклу. Вскоре она осталась обнажена, и отчаянно покраснела, потому что Бьякуя — полностью одетый — пристально на нее смотрел. Рукия понимала, что ничего особенного он в ее теле не увидит — грудь маленькая, вся угловатая, как подросток, на что там смотреть? Однако взгляд брата потеплел, и Рукия поняла: он любуется ее телом. — Раздень меня, — сказал Бьякуя. Это не был приказной тон, который так часто слышала от него Кучики-младшая, однако она тут же повиновалась. Рукия развязала пояс оби брата, медленно снимала с него все праздничные одежды, обнажая сильное, подтянутое тело, мускулистую грудь, сильные плечи… Когда дело дошло до трусов, Рукия покраснела так, что на ее бледном лице румянец казался следствием тяжелой лихорадки. Она закусила губу — я смогу — и резко дернула нижнее белье Бьякуи вниз, обнажая его стоящий член. — Ой, — сказала Рукия. — Ты ведь не умеешь? — уточнил Бьякуя, и девушка сразу поняла, о чем он. Смутилась, уже приготовилась ответить, но брат и так заметил ее смятение. — Ничего, — сказал он, — я расскажу тебе, как. Встань на колени. Рукия послушно встала перед ним на колени, а потом, повинуясь мягкому голосу Бьякуи, взяла его член сначала в руки, а потом — в рот, лаская, гладя, облизывая и, наконец, посасывая. Брат был нежен с ней — он не пытался толкаться ей в глотку, почти ласково гладил по волосам и говорил, что она должна делать, чтобы ему было приятно. Рукия слушалась и запоминала урок. И она оказалась толковой ученицей; Бьякуя застонал, больно сжав волосы на затылке сестры, и кончил ей на лицо, вовремя выйдя наружу, чтобы Рукия не поперхнулась с непривычки. — Когда ты будешь делать это с Ренджи — глотай, — сказал Бьякуя, — ему будет очень приятно. А теперь встань. Рукия встала, понимая, что сейчас начнется самое главное. Она поднялась с пола так резко, что у нее закружилась голова — ведь сегодня она ничего не ела — и Бьякуя подхватил ее на руки. На руках у брата Рукии было спокойно. Она чувствовала себя дома. Он так редко обнимал ее… Рукия помнила только один такой случай: когда Бьякуя спас ее от удара Шинсо. Тогда он прижимал сестру к себе так крепко, как только мог, и его темно-алая кровь пачкала ее белоснежные смертные одежды… Бьякуя уложил Рукию на постель, навис над ней сверху. «Интересно, кого он видит? — подумала Рукия — меня или Хисану?» И ощутила невольную ревность к своей покойной сестре. Тут же одернула себя: Бьякуя ей не муж. Ее муж — Ренджи, и она счастлива быть с ним, она безумно любит его, и они, кроме всего прочего, лучшие друзья. Бьякуя же… недостижимый идеал, кумир, фетиш… свадебный подарок. — Говори, если тебе будет неприятно, — сказал брат после того, как осыпал поцелуями все тело Рукии и опустился до ее лона, сначала проникая внутрь пальцами, а потом — языком. Это было ужасно непривычно, ужасно смущающе, но в то же время — очень приятно, и Рукия стонала, выгибала спину, а потом почувствовала, как внутри нее что-то сжимается, и закричала, ощущая, что по бедрам текут ее собственные соки. — Это был оргазм, — прошептал Бьякуя ей на ухо, опаляя кожу горячим дыханием, — а сейчас я войду. Тебе будет немного больно. Можешь кричать. Можешь даже ругаться, если захочешь. Но потом тебе станет приятно. Обещаю. Он прижался членом к лону Рукии и начал медленно входить в нее. Рукия смотрела на брата испуганными глазами: она не боялась боли, но совсем одно дело — боль во время ранения в схватке, когда ты не ожидаешь, что сейчас будет больно, и совсем другое — лежать беззащитной и обнаженной в ожидании обещанной боли. Ее тело будто пронзили насквозь, и Кучики-младшая вскрикнула, но неприятные ощущения быстро ушли. Бьякуя ждал, с нежностью наблюдая за лицом Рукии, и, когда увидел, что она расслабилась, начал медленно двигаться. Вскоре Рукия уже не боялась ощущения члена внутри себя. Вскоре Рукия безумно этого хотела — глубже, быстрее — и не стеснялась просить об этом Бьякую, а он с готовностью углублялся и ускорялся, стоически терпя ноготки сестры, царапающие его плечи. И, когда Рукия находилась на пике удовольствия, она, забыв о приличиях, вежливости и субординации, выкрикнула короткое и чувственное: — Бьякуя! Это был первый раз, когда Рукия назвала Кучики-старшего по имени. И последний. Как только в окнах спальни забрезжило утро, Рукия быстро оделась. Бьякуя не останавливал ее — она шла к своему мужу, к тому, кому она предназначена судьбой. А он, Бьякуя — только лишь старший брат… Он помнил, как то же самое было с ним и Хисаной… Как Хисана отчаянно рыдала на его груди после пережитого позора… Как говорила, что недостойна своего мужа… Как он гладил ее по голове и утешал, и говорил, что будет любить ее любой… Именно поэтому Бьякуя постарался сделать привычный для семьи Кучики ритуал максимально приятным для Рукии. Он не хотел, чтобы его сестра рыдала так же, как Хисана — и добился своего. На лице Рукии было удовольствие. Кажется, она совсем не страдала по поводу прошедшей ночи.***
Ренджи не спал всю ночь. Стоило ему закрыть глаза, как он видел испуганную, заплаканную Рукию, накрытую телом его проклятого капитана — и поэтому Ренджи даже не попытался раздеться и лечь в постель. Он переоделся в шикахушо и ждал Рукию на кухне теперь уже их общего дома, выпивая все больше чашек кофе. Жена его пришла неожиданно веселой и радостной. Ренджи напрягся: — Тебе понравилось, да? Да? — Что ты! — Рукия попыталась сделать лицо мрачным, но не получалось. — Я знал, — обреченно сказал Ренджи, — ты любишь его, а не меня… Рукия прижалась к Абараи, обхватила руками его за талию и уткнулась носом в его грудь. Несмотря ни на что, она любила его и чувствовала себя виноватой перед ним. — Ренджи, а если бы ты знал перед нашей свадьбой, что я уже не девушка, ты не женился бы на мне? — прошептала она. — Да ты что?! — удивился Ренджи, — Да никогда в жизни я не отказался бы от тебя! — Тогда считай, что так и случилось, и ты женился на мне, когда я уже познала мужчину, — рассудительно сказала Рукия. Ренджи снова поднял ее на руки. — И то верно, — согласился он, — выпьешь чаю? — С удовольствием, — почти промурлыкала Рукия.