Благородный Гопник (без коня, зато с котом)

      Отабек был максимально раздраженным и уставшим.       В пять часов утра бодрствующие люди обычно только такими и бывают, так что чего удивляться. Мысль об этом, конечно же, никому не помогала. И пусть Отабек и студент-инженер второго курса, который, по сути, должен был уже привыкнуть к подобной бессонной жизни робота-трудоголика, работающего на отвратительном растворимом кофе и энергетиках, ему, как любому нормальному человеку, было тупо хреново не спать третьи сутки подряд. Он чувствовал себя крайне разбитым и слабо соображающим. А еще дико хотелось курить, но деньги на сигареты давно слились на более жизненно необходимый тонизирующий напиток богов.       В общем, картина (маслом) предстала такая: пять утра, на улицах – постапокалипсис (на одном честном слове держащиеся хрущевки дополняли атмосферу безнадеги), на лице Отабека – вселенская скорбь по убитым нервным клеткам и проебанным драгоценным часам сна, а еще пятидневная щетина и космических масштабов синяки под глазами (в самих глазах, к слову, разлились реки лавы). Отабек, умудрившись нацепить на себя, помимо протертых, застиранных джинсов, еще и черт знает откуда взявшиеся махровые тапочки блевотного цвета да первую попавшуюся толстовку, вышел из подъезда, чтобы выкинуть мусор и просто. тупо. увидеть. свет божий. Он чувствовал, что если еще хоть чуть-чуть посмотрит в учебники и чертежи, он ослепнет и с чистой совестью подохнет. Хотелось бы, конечно, но нельзя. Отабек сокрушенно вздохнул, навел пятерней шухер на голове и поплелся в сторону мусорных баков.       − Эй!       Отабек позорно вздрогнул от неожиданно резко и громко раздавшегося голоса. Он поспешно обернулся на звук, в сторону кустов, и увидел, как от скамейки, которую он прежде не заметил, навстречу к нему идет пацан. Вот самый натуральный пацан: олимпийка, гоповатый вид, помятая сига за ухом (поди и семки еще в кармане имеются) и... и симпатичный. Н-да, товарищ Алтын, вам бы спать почаще. Отабек, зависнув, смотрел на выплывший из ниоткуда поворот судьбы. Вот ему сейчас только пристающих к честным гражданам стремных чуваков не хватало. Нет, парень на вид-то нормальный, при всей атрибутике, но кто нафиг в пять утра окликивает уставших несчастных людей, на которых без слез-то и не взглянешь?       Отабек обнаружил, что стоял на месте уже несколько секунд, дожидаясь, пока к нему подойдет незнакомец. Тот не разочаровал: подошел с невозмутимым лицом, глядел в ответ, лениво раскачиваясь на пятках. Типа он тут будто в гребаном Эрмитаже прогуливался, Отабек видел, что ему практически скучно, черт возьми. Потом это нелепое чудо мотнуло прикрытой капюшоном толстовки головой в сторону пакета в руках Отабека, и таким же ровным (к слову, глубоким и немелодичным, по-подростковому ломающимся) голосом спросил:       − Помочь?       Отабек чувствовал, что сходил с ума. Он почти физически ощутил, как порвалась нить связи его мозга с реальностью. Типа... что? Сейчас бы в пять утра к незнакомым людям подходить и предлагать помочь мусор выбросить. Что не так с его жизнью? С жизнью этого парня?       − Давай.       И тут воспаленный и раздосадованный мозг Отабека просто заорал во всю мощь своего метаморфического голоса, почти переходя на ультразвук и оглушая владельца: «блять, да что с вами такое?!». Отабек моргнул и осознал, что сморозил, когда уже смотрел вслед удаляющейся спине пацана, у которого в руке был его пакет. Что за сюрреализм? Отабек снова тупо моргнул (это все, на что хватало его сил) и поплелся нагонять своего новоявленного помощника (и по совместительству – еще один пунктик в списке причин помутнения сознания нашего несчастного студентишки).       Тот был крайне спокоен. На лице – хмуро-дерзко-подростковое выражение лица типичного малолетнего бунтаря, старая царапина на когда-то давно рассеченной в драке губе, спина сгорблена, а из-под капюшона торчала белобрысая девчачья челка на пол-лица. На вид и правда обычный, так сказать, бытовой случай дворового мальчишки, выросшего на уличном футболе с пацанами и ныканье от родаков мятых пачек сигарет, что «друг попросил спрятать». Может, так, может, Отабек ошибался. У него по психологии было в свое время «удовлетворительно», так что не ему судить. Отабек пронаблюдал сонным взглядом, как парень выбросил пакет в контейнер, скользнув по контуру фигуры. Подтянутый, не дохлый, но на беглый взгляд – дрыщ дрыщом. Отабеку подумалось, что пацан вполне мог являться волком-одиночкой среди недо-группировок, но при этом неплохо давать сдачи всякому обидчику.       − Спасибо, − хрипло сказал Отабек, когда тот, шаркая подошвой грязных кроссовок об асфальт, подошел ближе.       − Без проблем, − буркнул себе под нос и дергано пожал плечами пацан. Он метнул взгляд в сторону – и Отабеку почудилось, будто тот смущен, может, даже немного покраснел – а затем пошел вперед, засунув руки в карманы олимпийки. − Пошли, провожу.       Отабек продолжал тихо охреневать от ситуации, гадать, сон ли это, и получать извращенное удовольствие от наблюдения последствий. Фантастическое развлечение с утра пораньше на больную голову.       − Сигу надо? − бросил через плечо пацан, поглядев на Отабека, пока они пересекали двор в направлении нужного подъезда. Тишина, гулкие голоса, где-то за домами, с улицы, раздавался шум редких бодрствующих машин. Небо едва ли светлее высушенного тротуара под ногами, но тепло, и дождь польет еще не скоро. Курить реально хочется.       − А зажигалка есть?       Парень невозмутимо вытащил из-за уха заветную сигарету, а из кармана – дешевую пластмассовую зажигалку, оранжевую и полупрозрачную, протянул их Отабеку. Тот взял и на ходу прикурил. Пропустив через легкие сизый дым, Отабек почувствовал, как дышать становилось легче. Он нахмурился, гадая, что вообще двигало парнем в этот момент. Ну не мог же он ежедневно заниматься подобной благотворительностью – стыренные (а они точно стыренные, ну, максимум, из тех, что незаконно продают малолеткам поштучно в ближайшем овощном ларьке) сиги раздавать да мусор чужой выносить. Странный он. Но Отабек был почти уверен, что странный в хорошем смысле.       Подойдя к дому, Отабек уже почти докурил, а внимание Благородного Гопника (возможно, Отабек и правда с головой не дружил, раз успел придумать парню прозвище) привлекло что-то иное. Он, не говоря ни слова, даже глазом не видя, присел на корточки (не отрывая пяток, ха!) и нагнулся. Выглянув из-за его спины, Отабек увидел молодого кота – такого же дворового и дерзкого, но ласкового, как и его двуногий друг. Пацан взял его на руки и повернулся к Отабеку, с лицом все еще не выражающим особо ничего, кроме как мальчишечьей дерзкой смущенности. Тот тактично затушил сигарету об урну и выбросил, как только выкурил до фильтра.       − Ну, бывай, − ровно произнес он, отстраненно размышляя, есть ли смысл идти спать.       «Да. Определенно есть», − думает Отабек, почувствовав, как пацан крепко вцепился пальцами в его расстегнутую толстовку и твердо, уверенно удерживал, не поднимая взгляда, насупившись словно на весь мир и на самого себя.       − Ты... это, − пробурчал парень, пряча взгляд, − говори, если сиги еще нужны будут.       Отпустил и поплелся в неизвестность с рыжим безымянным котом на руках.       − И что это все, нахрен, значит?.. – беззлобно прозвучал тихий голос Отабека в пустоту. Все же, ему стоило спать хотя бы пару часов в сутки.       Никогда не знаешь, каким утром ваша судьба предложит вам прогуляться до свалки, а затем тактично проводит до дома – мало ли, район ведь неспокойный. .       Через какое-то время Отабек узнает, что Юре семнадцать, он живет со своим дорогим дедушкой и полудиким, но ласковым котом Тигром, много дерется, но воспитан парнем хорошим, а еще он по уши, совсем по-юношески, влюблен, но ухаживать за предметом воздыхания, кроме как до дома провожать в пять утра да сигареты таскать, не умеет.       Да ему и не надо, думает Отабек, уметь или учиться хитростям и тонкостям обольщения. У Благородного Гопника, джентльмена со двора, и так прекрасно получается выполнить его простой, но гениальный план по захвату сердца вечно не высыпающегося и чересчур взрослого студента. Ну. Отабек очень даже не против всего этого. Для себя он твердо поймет, что курить надо бросать, а Юрку своего – беречь.