- Гарри, представляешь?...

И каждый вечер она, приходя домой, с порога кричит: — Гарри, представляешь…! — и что-то в этом крике есть такое уютное, такое домашние, что он откладывает все свои аврорские отчеты и идет к ней, такой же уютной и домашней. Она стягивает через голову футболку (рубашку/водолазку/толстовку), кидает на спинку стула джинсы и мягким комочком стекает к нему под бок на шерстяной колючий плед. Он распускает ее кудрявое покрывало волос, запускает пальцы между прядок. Она молчит секунду-две-три, а потом начинает рассказ. Она трогательно-нежная, и совсем без тех командных колючек или заумности. Просто девочка с чертовски добрым сердцем. Она рассказывает о своих пациентах, о стажировке, о том, что у кого-то прогресс, а кого-то вообще скоро выпишут, и это все она, она, пусть и не сама, пусть просто помогала, но у нее получилось, получилось помочь кому-то, получилось вернуть кому-то вкус к жизни, или просто — получилось… И он радуется. Радуется как ребенок, за нее и за всех ею спасенных. Просто радуется, без фальши и равнодушия, ведь фальши и равнодушия нет в ней, а он не может быть не таким, когда он с ней. А когда она вдруг замолкает, срывается с мысли (предложения/слова), он понимает — вспомнила. Задумалась. Вгрызлась сама в себя, до самого нутра. И он бы рад закончить ее мучения, отвлечь, но она все равно вернется, все равно расскажет, вспомнит. И лучше пусть сейчас, пока еще все это не покрылось гноем мыслей, пока это еще ветерок, наносная эмоция. И она рассказывает. О ней и о нем. … — Представляешь, Гарри, ее к нам сегодня перевели. К нам в Мунго, ее Пожирательницу! Представляешь, она совсем свихнулась. Да, четыре года Азкабана даром не проходят, дементоры на славу постарались. А она еще после Моллиного проклятья почти не видит ничего. Такая старая, такая некрасивая. Жалкое зрелище… — Гарри, она постоянно Нарциссу зовет. Прижмется к прутьям кровати и все кричит: «Нарси! Нарси!». Страшно так. — Она сегодня подумала, что я — Нарцисса. Вцепилась в мой рукав и тянет. Отчитывает, что я ее бирюзовое платье любимое на приеме испачкала. А еще собаку зовет. Представляешь, у нее в детстве щенок любимый был. Мерлин, так она его назвала. — Гарри, она сегодня Нарциссе, то есть мне, про какую-то Стеллу рассказывала. Представляешь, она в девушку влюбленна была. Только Нарцисса об этом и знала. Гарри, как девушка может любить девушку? Я не понимаю! Ее же с Рудольфусом обручили… — Гарри, мне страшно. Она рассказывает мне всю свою жизнь. Точнее не мне, Нарциссе… Она все помнит. До самых мелочей. А я... А я, кажется… Кажется, я жалею ее. — Гарри, представляешь, она в себя ненадолго пришла. Осознала, кто она, а главное — где. Кричала страшно. А еще меня паршивой грязнокровкой называла. Но знаешь, мне не обидно. Мне ее жаль. — Ты знаешь, мы ее сегодня ели спасли. Она повесится пыталась. На простынке. Я ее когда стянула, она даже не отбивалась. Рухнула на колени и зарыдала. А я… Я ее к себе прижала и гладила по голове. Как ребенка. Она не сопротивлялась. Только плакала. — Гарри, она все понимает, но все равно продолжает рассказывать. Не Нарциссе. Мне. — А Мерлина ее волки загрызли, когда Рудольфус его на охоту взял. Она тогда Рудольфуса чуть не убила. Полоснула Секо несколько раз. Оттого у него и шрамы на лице. — Гарри, она должна была стать мамой… — Мне сегодня разрешили с ней на улицу выйти. Она как дитя беспомощное. Не видит практически ничего. И двигается, будто только ходить научилась. Или минуту назад разучилась. — А ты знал, что из рябины можно делать варенье? А из черноплодной варить грог! Мне Белла рассказала.  — Она так мерзнет из-за этих ветров, как-никак октябрь. Но на улицу все равно просится. А я не могу ей отказать. — Гарри, я так сегодня испугалась! Ее Грюм чуть было не убил. Как, ты не знал? Он совсем плох… Он же стар уже совсем, плюс психика разрушена напрочь. Уже две недели как у нас. Он на нее накинулся и душить начал. — Представляешь, она сегодня так плакала. Не видит смысла дальше жить. Говорит, что лишняя в этом мире. — Сметвик сегодня так на Грюма жаловался. Льюис сказал ему помочь. — Гарри, представляешь, Грюм когда-то Беллу учил. Ну, ЗоТИ один год у них преподавал. Белла говорит, что он тогда такой молодой, такой красивый был. Как Локонс. Все девчонки за ним сохли. — Гарри, представляешь, они сегодня заговорили… — Гарри, узнай у Молли, как правильно грог варить. Я им отнесу. Белла очень просила.