Кукла с коляской

      До каникул оставались считанные дни, так называемую «практику», когда ребёнок в зависимости от возраста должен отработать на свекольном поле десять, двадцать или тридцать дней, недавно отменили — практикой теперь занимались машины. Получается, что уже через неделю я могу отправить детей отдыхать. Не знаю, как подруга, а предложение было хорошим. Если она не врёт, конечно. Но Анжела не соврала. Через три дня она позвонила и объявила:       — Мы с Прошей приготовили две комнаты, для мальчиков и для девочек. Не привезёшь — обижусь.       Дети приняли эту новость с восторгом, Коля скептически:       — Приёмных отправляй, а свои пусть дома сидят.       Свои подняли гвалт.       — Поедут все, — сказала я и велела детям выйти. Назревал семейный конфликт.       — Ты эту бабу хорошо знаешь? — спросил Коля.       — Баба как баба. Моя одноклассница.       — Ты её тридцать лет не видела. Может, она из секты, — гнул своё Коля.       — Поменьше смотри телевизор. Дети ни разу в жизни не были в лесу, потому что мне вечно некогда. Пусть отдохнут.       — Тогда и ты поезжай с ними, чтобы чего дурного не вышло.       — Я бы поехала, но я еле держусь на ногах. Мне тоже надо отдохнуть, а то начну бросаться на людей.       — Я с тобой спорить не буду, — покачал головой Коля, — ты упёртая, как баран, но помни: ничего хорошего из этой поездки не выйдет. Наломает она дров, эта твоя подруга. Дурная она баба.       — Она вроде тебе понравилась. Вы так мило пели… и пили, — напомнила я.       — Эта бахолда кого угодно споит, ей и литр водки нипочём. Оно меня и настораживает.       — Параноик.       — Слыхала поговорку: выживают только параноики? Напьётся, пожар устроит. Лучше послать её подальше, и с концами.       — Ну, пошлю, а кто будет детей на речку возить? Тебя десять лет не допросишься.       На это Коле ответить было нечего.       Экзамены кое-как сдали, отзвенел Последний Звонок, и начались сборы. Я купила билеты на автобус в предварительной кассе. Мы с Анжелой созванивались по три раза на дню и обсуждали разные важные мелочи: у кого из детей от булочек насморк, кому нельзя помидоры, кого без сказки не загонишь спать. По всему дому валялись рюкзаки и бейсболки. Отъезд назначили на третье.       Я уже забыла, как это — отдыхать. А отдых был нужен, мне уже не помогали самые ядрёные таблетки, ни от мигрени, ни успокоительные. Немудрено: на протяжении нескольких лет я спала не более четырёх часов в сутки, как старшеклассница. Если бы я сходила к врачу, мне сказали бы, что упал гемоглобин, но сходить к врачу было некогда. Перспектива пожить неделю-другую для себя манила и завораживала. Высплюсь…       Когда я последний раз высыпалась? В раннем детстве, до школы. А теперь в тридцать с хвостищем возьму и снова высплюсь. Это единственное желание, которое ещё не покинуло меня — краситься, наряжаться и делать покупки я уже давно не хочу. И книги читать тоже.       Второго мы устроили примерку.       — Мам, научи шнухок завязывать! — попросила Эля и залезла ко мне на колени.       — Смотри. Сначала в левую петельку, потом в правую…       Шнурочки на её кедах были ядовито-лимонного цвета. Всё прочее — штанишки, майка, носочки, кепка и курточка — было ядовито-розовое. Я обошла весь рынок в поисках нормальной одежды для девочек, но всё — решительно всё было розовым. Розовые платья, юбки, рюкзаки и резинки для волос, даже школьные принадлежности. Представьте себе розовую точилку, розовую резинку и розовый циркуль. Тьфу. Как будто на другие цвета наложено вето.       Алина и Аля тоже были с ног до головы в розовом, различались только оттенки. Я бы могла нашить им летних платьев нормального цвета, но некогда было сесть за машинку. Ничего, уедут — нашью. Пора дать себе передышку, хоть с мамой наговорюсь! Я же с ней и не виделась толком после свадьбы.       Но у судьбы и на этот счет были свои планы. Днём мама позвонила и огорошила меня новостью: Настя в Белогорске родила двойню, с детьми возникли проблемы, и муж сбежал. Мужья не уходят, пока всё хорошо, они ждут, когда у жены начнутся трудности. Им доставляет особое удовольствие бросить жену в самый тяжёлый момент. Какое это имеет отношение к нам? А такое.       Вместе с мужем от Насти ушли свекровь и две золовки, и ухаживать за двумя орущими новорождёнными девчонками восемнадцатилетняя Настя одна не в состоянии. Ни в магазин отойти, ни в ванной помыться. И среди нашей многочисленной родни не нашлось никого, кроме моей мамы, чтобы уехать в Белогорск помогать Насте.       — Дети фактически не спят, они орут круглосуточно. Нельзя терять ни одного дня, Настя там вешается, — скороговоркой говорила мама. — Самолёт не по карману, придётся ехать поездом. У меня билет на завтра.       — Белогорск, это же Дальний Восток! — ошарашенно протянула я. — А почему Настина мать не поехала?       — Ты же знаешь, она второй дочери помогает. Квартиру перепишу на тебя. Будешь сдавать, хоть какие да копейки.       — Это когда же мы теперь увидимся?       — Ох, не знаю. Может, потом вернусь, но сейчас я нужна там. Срочно приезжай для оформления документов.       Вот такая вышла накладка. Квартира — не шутка. Я никак не могла сопровождать детей, а на обмен билетов уже не было времени. Я позвонила Анжеле.       — Нет проблем, я сама приеду за ними! Который час? Сегодня успею.       И прискакала! Никогда не видела таких лёгких на подъём людей. Мы опять проболтали всю ночь, на этот раз втрезве, а третьего утром разъехались с автостанции в разные стороны: Анжела с моими детьми к реке и лесу, а я в город к маме. У нас не было времени даже посидеть и выпить чаю, от нотариуса поехали сразу на вокзал. Чемоданчик у мамы был совсем небольшой.       — Мама, а вещи?       — Какие в моём возрасте вещи? Самое необходимое. Береги себя и внуков.       — Ты тоже себя береги.       Пустые слова. Никто не умеет себя беречь, если у него есть дети. Не хочу описывать железнодорожный вокзал, они все одинаковы. Поезд тронулся, и мама помахала мне рукой из окна. Я была уверена, что мы больше не увидимся.       Вернулась в пустую квартиру, проверила по привычке воду и газ, выпила чаю в одиночестве… Вот ведь какие вензеля выписывает жизнь: впервые за десять лет появилась возможность пообщаться с мамой, и на тебе, опять разлука. Ну почему нельзя всем родственникам жить где-нибудь в одном месте, чтобы не таскаться друг к другу через всю планету? Здесь я выросла и провела студенческие годы, а теперь придётся сдать нашу квартиру чужим людям. Деньги-то нужны. Ночевать в городе мне не хотелось, и на последнем автобусе я уехала домой.       Меня встретил Коля, сообщил, что дети хорошо доехали. Вот и славно! Наконец-то мы одни. Я решила приготовить романтический ужин на двоих и поговорить с Колей. Может, нашу семью ещё можно спасти? Но, когда я с подносом появилась в его комнате, он буркнул, что поживёт у мамы.       — А как же…       — Кушай одна. Закрой калитку.       И опять я ни слова ему не сказала. У мамы так у мамы, скатертью дорога.       Впервые за много лет я осталась в одиночестве. Походила немножко по дому и начала обзвон. Сперва — Анжеле. Там всё было о’кей. Потом Насте, сказала, что мама выехала, и вежливо осведомилась о здоровье. Настя страшно обрадовалась и стала рассказывать о своих проблемах по межгороду за мой счёт. А проблемы у Насти были серьёзные, например, как назвать девочек. Одну, понятное дело, Алина, а вторую-то как? Ведь не бывает же в одной семье две Алины, такое только у меня возможно.       До сих пор второй ребёнок ходил без имени, а им уже исполнилось две недели! Я посоветовала заменить одну букву и назвать вторую близняшку Ариной (деревенская форма имени Ирина). Настя так и сделала. Она начала с упоением рассказывать про аллергию на прививки, но я сказала, что у меня на кухне сорвало кран.       Жаль, что у мамы нет мобильника. А больше и звонить-то некому, разве что в детский дом насчёт Васи, но не ночью же. Тайком от детей я туда несколько раз звонила, но мне не разрешали с ним встретиться, только ругали за семь пятниц на неделе. «Ребёнок получает лечение»… Я посидела перед телевизором, выпила таблетку от мигрени и легла спать.       Проснулась в одиннадцать утра. Помимо непривычной тишины, было ещё одно странное ощущение, и я не сразу поняла, в чём дело. Вау, я же выспалась! Впервые за несколько десятков лет. Светило июньское солнце, пели птицы, цвели четыре пиона, чудом выжившие во время экзаменов, и впереди было две недели отдыха. Две недели ни за кем не присматривать, никого не мазать перекисью, никого не разнимать и вообще не готовить еду. Обалдеть! Даже хорошо, что Коля свалил, меньше мороки.       По инерции начала день с уборки, но управилась довольно быстро, потому что никто не бегал, не путался под ногами и не дёргал за рукав. В доме было чисто и пусто.       Позвонила Анжеле, поговорила с детьми по очереди и порадовалась: всё было, как Анжела и обещала — речка, лес, игры на свежем воздухе и витамины с грядки. Анжела многословно выражала восторг по поводу общения моих детей и её Прошки. Наконец-то у него есть друзья! Вот и славно. Молодец всё-таки Анжела.       Первый день я просто слонялась. Довязала кружево Арминэ. Дочитала за Колю детектив, оставленный им на кровати и открытый на сто десятой странице. Позвонила ещё раз в детдом, и меня обнадёжили. Шанс забрать Васю был, но только если лечение пройдёт успешно. Повидаться пока нельзя, да он вас сейчас и не узнает… Но мы учтём.       Это уже что-то! Я сделаю всё, чтобы исправить ошибку. Когда Вася вернётся, я разрешу мальчикам заниматься борьбой, а пока нужно подготовить Ванину комнату опять для двоих. Воодушевлённая, я поспешила в мансарду, занялась генеральной уборкой и получила ещё один фитиль. Шваброй выгребла из-под Ваниной кровати не только пыль, но и горсть таблеток. Первая мысль была: «Наркоман!», но мозаика не складывалась. Зачем наркоману кидать таблетки на пол? Он бы их лучше съел.       Раздавив пальцем жёлтую таблетку, я узнала тетрациклин. Белые — аспирин. Получается, что Ваня не принимал лекарства во время простуды, а обманывал меня! А может, это вообще была не простуда, а многодневная беззвучная истерика из-за расставания с Васей? Ох, Ванька, каково же тебе было! Слепая и глухая у тебя мамаша, как же плохо она знает своих детей.       Парадокс: мне некогда общаться с детьми, потому что я о них забочусь. Всё время уходит на готовку, уборку и прочее, чтобы дети были сыты, одеты и обуты. А на душу времени не нашлось. Интересно, у других матерей находится? Нужно срочно что-то менять! С этой светлой мыслью я отправилась в койку.       Весь следующий день я провалялась с книгой на диване. О чём читала, решительно не помню. Дом был вылизан до блеска, на огород я забила — там владения свекрови, готовить было не нужно. Едят только мужчины и дети, а женщины не едят. Кофе и бутерброд, чего нам ещё. Кошкам тоже не варила, сыпала сухой корм, авось не подохнут. «В театр сходи, на речку, по магазинам! — учила меня Анжелка бессонной ночью перед отъездом. — Поживи для себя! Надо делать хоть что-то для себя».       Вот и пролежу весь отпуск на диване. Магазины? Театр? Не хочу, ну их в пень. Отлежаться бы. Сегодня я второй раз в жизни выспалась. Конечно, я беспокоилась, но дети позвонили и сказали, что всё хорошо. Тётя Анжела обалденно готовит, а Прошка классный парень, вчера смотрели с чердака в телескоп. «Юпитер как мячик!» — восторгалась Алина.       Наступил тихий спокойный вечер. С кружкой кофе я прогулялась по двору, посидела на лавке под яблоней, посмотрела на закатные облака. Скоро дети вырастут, и я буду просто радоваться жизни. Неужели Анжела права, и для себя жить можно? Наверно, права. Кому нужна озлобленная, измотанная мамаша, которая только и делает, что орёт?       Твёрдо решив все дни пробездельничать, я вернулась в дом, задвинула щеколду и включила телевизор. Показывали шоу юмористов, и я отключила звук. Спать не хотелось, и я символически наводила порядок, сдувая пылинки с мебели и перенося вещи из одной комнаты в другую. Незаметно стемнело, и я зажгла боковой светильник в прихожей. Через три дня мама приедет в Белогорск, и можно будет ей позвонить. Расскажу, как дети отдыхают, пусть порадуется…       Внезапно в прихожей заурчали кошки, как будто поймали мышь. Все три. Мышей мне не надо, мне Хвостатика на кухне хватает — кстати, пора налить воды в поилку. Я вышла в прихожую разобраться, и кошки меня чуть не сбили. Прижав уши, они опрометью бросились на кухню и выскочили в форточку. Чего-то испугались! Неужели воры? А я одна.       Внутреннюю дверь сотряс тяжёлый удар, и я отступила на шаг. Быстро оглядев помещение, я не нашла ничего, похожего на орудие самозащиты. Внутренняя дверь не была заперта. Если останусь жива, буду запирать все замки. А в дверь из коридора ударяли снова, сильно и неспешно, удар за ударом, и я боялась приблизиться, чтобы накинуть крючок. На меня напал такой ступор, что я не могла шевельнуться.       Надо позвонить в милицию! А что я скажу? «В мою дверь уже десять минут кто-то долбит, вместо того чтобы дёрнуть за ручку и открыть». Представляю, что мне ответят! «Мы на бытовуху не выезжаем, позвоните, когда вас убьют».       Ага, а пока я буду ходить звонить, он откроет и войдёт. Он… Они… Оно… Удары были глухие и мощные, от них сотрясался весь дом. Тот, кто был в коридоре, не собирался открывать дверь, он просто в неё тупо бил, и от этого мне стало страшно, как никогда в жизни. Если бы это был вор, он не стал бы так ломиться. Любой человек прекрасно видит, куда открывается дверь — любой нормальный человек. А если там маньяк?       Я прислушалась. Ни дыханья, ни пыхтенья, только удары. Будь что будет, подумала я и громко сказала:       — Кто там? Что вам нужно?       Удары на миг прекратились, но тут же возобновились с новой силой. Не помня себя от страха, я шагнула вперёд и накинула крючок. В дверь били по-прежнему, и крючок со звоном подпрыгивал. Секунда — и он соскочил. Надо срочно звонить Коле на сотовый, но телефон в зале! Как я оставлю прихожую без присмотра?       Я отлично помнила, что заперла входную дверь. Был бы там замок, подумала бы, что кто-то открыл отмычкой, но там здоровенная чугунная щеколда! И ни одного окна, в которое можно залезть. В нашем доме жилые комнаты более уязвимы, чем коридор. Кто же сейчас стоит за два метра от меня по ту сторону двери? Кто… Или что?       Теперь мой страх был другим. От бандитов можно убежать, попытаться дать отпор, вызвать милицию, на худой конец, потому что это всё-таки люди. Даже с животными можно иметь дело, если знаешь, что это животные. Но как иметь дело с тем, что спряталось за дверью? Меня била дрожь. Я не верила в потустороннее. Когда начинали рассказывать «страсти», я засыпала. Я не досмотрела ни одной передачи про НЛО. Но сейчас меня пробрал такой ужас, что… Не знаю, что.       Удары прекратились. Шли минуты, из-за двери не раздавалось ни единого шороха, а я стояла столбом и ждала. Прошёл почти час, прежде чем я пересилила страх и снова накинула крючок. Глянула на часы — ого, уже полночь, начало первого! Не самое лучшее время для звонка кому бы то ни было, да и проблема вроде бы исчерпалась. Оставалось одно: включить свет и проверить коридор. Я не смогу не то что спать, но даже сидеть с кочергой в руках до утра, пока не выясню, есть там кто-то или нет.       — Есть кто в коридоре?       Тишина.       — Эй, кто стучал? Отвечайте!       Тишина. Наверно, надо было сперва позвонить Коле или в милицию, но я боялась, что за эти двадцать секунд стучавший проскользнёт внутрь, и ищи его потом по всему дому. А ночевать с ним под одной крышей, кем бы он ни был, мне не хотелось. Я вооружилась табуреткой, подошла к двери вплотную и резко открыла её пинком. Коридор был пуст. Я зажгла свет, внимательно осмотрела каждый закоулок, особенно пространство за дверью, и никого не нашла. Половик был не тронут, не было натоптано, и все вещи лежали на полочках, как я их уложила. Щеколда задвинута. Полный порядок. Мне что, показалось? Нет, такне кажется.       Тот, кто долбил, не мог никуда уйти, у него физически не было возможности. Я бы его увидела, я не оставляла прихожую ни на секунду. А удери он во двор, осталась бы открытой щеколда — да я бы и услышала, как он её отодвигает, нашу щеколду со второго этажа слышно. Тогда что это, чёрт побери?! Нечего было и думать уснуть в ту ночь. Еле дождавшись рассвета, я побросала вещи в сумку, сунула ключ в условное место под калиткой и на первом автобусе уехала в город. Ни одну из кошек я утром не увидела.       В маминой квартире, которая теперь официально была моей, я начала лихорадочно наводить уборку. Нужно было готовить место для квартирантов. Я провозилась до двух, и мне удалось немного прогнать из головы ужас предыдущей ночи. Позвонила Анжеле и детям, потом свекрови — попросила кормить кошек, пока меня нет, — потом Коле на сотовый. Коля был дома, зашёл за запчастями.       — Ты чем в дверь колотила? — спросил он недовольно. — Вся обшивка полопалась, надо ремонтировать.       — Это не я, вчера кто-то пытался проникнуть в дом. Я страху натерпелась.       — Не выдумывай. Дверь на себя открывается, а в неё снаружи лупили. Может, у тебя пьяные гости были?       — Не было, кто-то чужой ломился. Коль, вы там поосторожней!       Не поверил. А я обшивку и не заметила, спешила убежать. Ладно, потом разберёмся. Сейчас надо отоспаться.       Проснулась в шесть утра. Квартира блистала чистотой. Я опять выспалась — третий раз уже на своём веку! — и села пить кофе. Скорей бы мама доехала. Тяжело там, наверно, в поезде, я сама никогда не ездила. Сложила в комод мамины вещи, пересыпала лавандой, а в шифоньер повесила свои.       Навела порядок в сумочке. Прочитала визитку дедушки Арминэ, подумала. Осилим мы поехать за границу? Не осилим. Буду ли я обращаться к нему за помощью? Не буду. Медленно порвала визитку на мелкие куски и выбросила в ведро. Обнаружила в кошельке деньги. Не то чтобы много, но и не так уж мало. Свободные деньги, предназначенные для моего отдыха. Анжелка велела пройтись по магазинам и почувствовать себя женщиной — ладно, почувствуем. Во сколько там они открываются? В десять? До десяти можно погулять, тут рядом парк. Нужно заполнить своё время активным отдыхом, чтобы поскорее забыть ту ночь. Что это было? Разумного объяснения так и не нашлось. Явно не галлюцинация, галлюцинации обшивку не рвут. И явно не человек, потому что люди не умеют проходить сквозь стены. Жуть какая, бр-р-р…       Прогулялась по парку, посмотрела на собачников и их породистых питомцев. Запомнила шарпея. Эх, псина, псина, кто ж тебя вывел? Прошлась по магазинам, купила обновки себе и игрушки детям. Зашла в парикмахерскую, сделала вертикальную химию. Пришла домой, накрасила ногти. Это не я! Во второй половине дня поехала в центральный парк. Увидела кассу, купила билет в филармонию — даже не посмотрела, на что. Оказался концерт пианиста, и я не пожалела.       Никогда не думала, что мне с моими скудными музыкальными познаниями концерт пианиста может быть интересен. Как он играл, как выкладывался! Я впервые услышала музыку Рахманинова. Какая глубина…       Вечером зашла в летнее кафе, взяла коктейль с каким-то салатиком. Как всё интересно: сумерки, цветные лампочки, молодёжь гуляет, детишки бегают. И музыка — ужасно примитивная после Рахманинова. Шла домой, стуча каблуками, и замечала на себе взгляды мужчин. Непривычное чувство!       На следующий день пошла в картинную галерею. Сначала с затаённым дыханием рассматривала картины старых мастеров, потом перешла в современный зал, и настроение подпортилось. Ну нельзя так мазать, нельзя! Стыдно! Это что? Двадцать шесть разнородных предметов, от дохлой курицы до гипсовой башки, свалены в кучу, и надпись: натюрморт. Но изображено старательно — наверно, год трудился.       А это что? Пейзаж. Ровно пятнадцать мазков широченной кистью: пять красных, пять синих и пять зелёных. Оценено во сколько-то там тысяч. Зачем нам фотографическая точность? Это Леонардо, дурак, вырисовывал каждую деталь кисточкой толщиной с волос, а нам и так сойдет. Лет сто назад импрессионистов ругали на чём свет стоит, и склоняюсь к мысли, что правильно делали.       Продажные портреты, намазанные по фотографиям, меня просто умилили. Для наглядности фото оригинала стояло рядом. Похоже нарисовано, ничего не скажешь, и все каноны соблюдены, вот только возрасту всем моделям прибавили лет на двадцать. И за такое ещё деньги платить? Да если б меня так изобразили, я бы этот портрет надела художнику на голову. Нужно срочно писать статью о современном искусстве! Я вышла из галереи и купила блокнот. Думала, что творческий зуд во мне навсегда угас, ан нет, пробудился вновь.       Пробудился во мне не только творческий зуд, но и желание жить, которое я считала утерянным. После галереи я поехала на городской пляж и впервые в жизни искупалась в реке — я же вчера купальник купила. Толстая? Да наплевать. Я не плавала, просто ходила по дну вдоль берега по горло в воде, и это было непередаваемое ощущение. С запоздалыми угрызениями совести я поняла, чего лишала своих детей все эти годы. Когда они вернутся, мы первым делом поставим бассейн, а потом будем приезжать все в город и ходить на пляж.       Наплескавшись вдоволь, я переоделась в кабинке, подкрасилась новой косметикой и пошла гулять по набережной. Как же тут красиво! Как же это здорово — жить! Не спешить, не уставать, не мчаться…       — Девушка, можно с вами познакомиться?       Не сразу поняла, что обращаются ко мне. Меня что, девушкой обозвали?       — Познакомьтесь, — кокетливо сказала я на автопилоте, хотя здравый смысл, честь и совесть хором вопили, что надо его отшить.       Он был чуть старше меня. Мы познакомились и продолжили прогулку вместе. Он недавно развёлся с женой, и она не пускала его к детям. У него был свой бизнес. Он любил читать детективы и смотреть американские фильмы.       — Кстати, через час премьера. Не составите ли мне компанию?       — Звучит заманчиво, — ответила я с улыбкой.       Мы зашли в бар и выпили. С ним было интересно. С Колей я никогда не чувствовала себя женщиной. Чем угодно: кухаркой, нянькой, дружбаном — но только не женщиной. А этот умел ухаживать, и во мне пробуждалось новое, неизведанное чувство.       По дороге в кинотеатр я, извинившись, на минутку оставила его и позвонила из автомата Анжеле: как дети? Всё там было хорошо, если не считать дождливой погоды. Странно, а у нас солнечный день. В разговор вклинилась Эля и объявила, что из-за дождя они весь день сидели на чердаке и играли в больницу: «Ентген делали!» Чудо моё белобрысое, когда ж ты научишься говорить букву «р»?       Мой спутник купил билеты, и так я впервые оказалась в кинотеатре. Фильм был бессмысленный, что-то про битву двух или трёх волшебников, но мне всё равно понравился. Если бы не оглушительный звук из динамиков, было бы ещё лучше. Мы грызли поп-корн и обсуждали разжиревшую актрису. После кино он купил мне в вестибюле диск с этим фильмом на память.       На улице было уже темно. Я держала его под руку. Когда мы проходили мимо танцевальной площадки, он закружил меня в вальсе, потом поднял на руки, и я тихонько взвизгнула.       — Я живу здесь неподалеку, — сказал он. — Зайдёшь в гости?       Я высвободилась.       — Так быстро! Я не могу. И уже очень поздно.       — Тогда я провожу тебя, — вызвался он, и мы пошли к остановке. — Хочешь завтра покататься на лодке? У меня на причале есть моторка. Можем уплыть подальше, где нет людей, и устроить пикник.       Я хотела. Мы договорились встретиться завтра в полдень на набережной. Он довёз меня на такси, а у подъезда привлёк к себе и поцеловал. Представляю, как осуждала бы меня мама. По отношению к Коле я не испытывала ни одного угрызения, всё равно я уже давным-давно соломенная вдова.       Я тихонько открыла дверь, стараясь не разбудить соседей. Оказывается, это так здорово — приходить домой в полночь! Я напевала под душем, смывая с себя речную тину, и мысленно выбирала одежки для пикника. На всякий случай завела будильник — вдруг засплюсь, в последнее время я так сладко сплю, — и упала в кровать. Может быть, я дура? Может, надо было сегодня с ним пойти?       Я уснула счастливой. А беде уже не было до меня никакого дела — несколько часов назад она нанесла свой решающий удар и умчалась дальше, в следующую семью. Я тогда гуляла с кавалером и жила для себя.