Будни разведчика

      …На суд Дэвид пошел в новом кителе. Говорю — не в рабочей же одежде, непорядок. Белый для дома, зелёный для работы, нужен парадный. А черный тебе пойдет. Уговорил, но потом сам же поддразнивал на тему «ордена серебряных лицехватов» (эстет Дэвид сделал серебряные запонки в форме лицехватов).       После суда мы по традиции обсуждали всё прозвучавшее и произошедшее… потом говорю — Харро ж вернулся, теперь можно «делать детей» (проект «собственный ксен Дэвида»). А то всё откладываем, а спокойнее не становится…       Дэвид подумал и согласился — и правда, сколько можно откладывать? Видно, что он не то, чтобы боялся… но нервничал, всё-таки процедура экстремальная. И хотел же «всё по честному», без смягчающих. Пройти через это в полном сознании, как человек. Харро мы позвали, но я сразу сказал, что лицехвата сам принесу. Не Харро, не кто-то ещё.       Спрашиваю, тебе из которых — из нового улья, которые мы забрали с кораблей Инженеров, или из твоих старых? Дэвид однозначно высказался за «своих», хотя насчет первого варианта на миг задумался — всё же идея породниться таким образом с новой стаей искушала.       Но свои роднее.       Дэвид объяснил, как правильно достать лицехвата из яйца и как правильно держать, чтобы спокойно сидел на руках.       Я забираю существо, и, вернувшись в белую комнату, невольно замираю на полпути. Дэвид ждет. Внимательный, пристальный взгляд. Черный с серебром китель и темные волосы контрастируют с белизной простыней.       Меня охватили смешанные чувства. С одной стороны, ревнивое желание сделать всё самому — это моё право и моя обязанность, это наше личное, именно я и только я должен быть рядом. С другой — некоторая неловкость, ведь я понимал, что хоть всё и добровольно, но это будет болезненно и, скорее всего, смертельно (пусть даже мы можем оживлять). С третьей, я и сам ощущал себя немного «Дэвидом из фанфиков», как описывают его эксперименты над Шоу и Дэни. И тот же аргумент: «это наши дети». Наконец, во мне всё-таки есть садистско-эстетская жилка, и поверх всего прочего ситуация была для меня искренне волнующей, но было неловко за это тёмное-радостное волнение.       Адская смесь эмоций…       Харро тоже был в комнате. Дэвид хотел, чтобы тот был с ним в такой момент. В этом вопросе он доверял только нам двоим. Ощущение безопасности, окружение близких… это важно.       И Харро просто сидел рядом, очень тихо и деликатно. Держал его за руку.       ***       Этот взгляд… я чувствую, насколько Дэвид сейчас открытый и уязвимый. Он хочет этого — но и боится. Сейчас он человек — и знает, что всё будет несколько иначе. Что это будет смерть — настоящая, та, которая общая для всех живых. Не сон, не отключение…       И в его взгляде, в выражении лица столько всего. И ожидание, и волнение, и решительность, и даже какая-то неуловимая, трогательная робость. О да, Дэвид старый романтик, бесстрашный, не отступится. И всё же, как любой по-настоящему живой, он замирает в смятении перед близостью смерти.       Я не хочу, чтобы ему было больно: на самом деле, послал бы к чертям всю эту тёмную эстетику… Не хочу, чтобы он через это проходил, но решение не за мной.       Всё слишком по-настоящему… Не романтические фантазии, не игра. Хоть и завораживает, невольно врезаются в память тревожные и красивые кадры…       ***       Я выпустил лицехвата — через силу, чувствуя, как немеют руки… и потом места себе не находил — потому что Дэвид был без сознания, изменить течение времени не получалось, привычного, родного контакта не было… Сводящая с ума пустота. В этой оглушительной пустоте до боли хотелось если не слов, то хотя бы прикосновений.       Короткие темные волосы между пальцами-лапами существа… Я невольно задеваю и его тоже, когда пытаюсь погладить Дэвида по волосам — к счастью, оно не чувствует угрозы в этих случайных прикосновениях, не пытается сжать хватку.       Во «второй реальности» я отвык ждать, получая всё по первому запросу.       Не в этот раз.       Я все-таки поспал несколько часов в первой реальности (и там, рядом с Дэвидом), потому что это ожидание без связи жутко выматывало — я так привык, что с ним всегда можно связаться, позвать… Что Дэвид всегда «есть», как константа Мироздания, точка отсчёта. В бодрствующем состоянии я бы не выдержал эти несколько часов. Вскочил рано утром, как раз плюс-минус вовремя. Дэвид очнулся. Выглядел очень бледным (тот еще эффект с черной одеждой и на белых простынях), но бодрился. Даже успели парой слов перекинуться, но ксен развивался очень быстро — как было с Орамом и со мной.       Дэвид хотел остаться в сознании (при этом без чужой помощи, только собственным ресурсом), но его очень быстро вырубило… впрочем, вернули мы его тоже быстро.       Ксеныш, в отличие от харровского, не пытался сбежать на потолок, еще даже подумал, вылезать окончательно или нет. Рассматривал всех троих с любопытством. Серебристый — как сам Дэвид, когда превращался в ксена.       Потом все-таки соизволил вылезти, устроился рядом с Дэвидом. Мы не стали медлить и оживили новоиспеченного родителя.       И после этого мы с Дэвидом весь день так и провалялись с ксенышем (Харро потом ушел), ксен потихоньку подрастал. Как и у Лирка, рост был замедленным и практически остановился, когда тот стал размером с десятилетнего ребенка.       Дэвид от ксеныша просто балдел! Говорит — и еще раз прошел бы через это, и, мол, в той энциклопедии (по «Завету») люди правду написали, прямо со знанием дела: самое жесткое — это лицехват, то еще «удовольствие» трубку глотать, а потом просто больно, но выдержать можно.       Ксеныша назвал Криссом — тот так мурчал прям «Крррии, кррри». Я сначала раскритиковал. Мол, совсем людское имя какое-то. Но на меня посмотрели с таким укором, что я заткнулся и смирился. Крисс так Крисс, сейчас уже самому нравится.       После этого мы забили на все дела. Лицехвата Дэвид тоже оживил, он теперь как отдельное существо. Лазит по комнате, нюхля провоцирует. Нюхль его в сумку запихнуть не пытался, но бегал за ним, как уточка, вразвалку, время от времени пытаясь ущипнуть за лапу. Хвост его почему-то не прельщал, хотя выглядел более легкой добычей.       Лирк пытался взять нюхля на руки, но этот сопящий черный комок все время выворачивался и сбегал. С тиграми и то проще.       А вот с Криссом они долго обнюхивались и переглядывались.       Наши ксены всё то время, пока Дэвид был без сознания и потом, когда рождался Крисс, сидели на площади перед храмом, задрав головы и будто прислушиваясь. Совершенно неподвижные, словно причудливая скульптурная инсталляция. Когда новенький, наконец, вышел знакомиться со стаей (его Лирк провёл через портал), все оживились, застрекотали, потянулись к серебристому. Я было подумал — «особенный ребенок». Но они каждого так встречают, кто рождается или возвращается из мертвых. Правда, уточняет Дэвид, в этот раз действительно реагировали немного иначе, еще более эмоционально, чем всегда, — чувствовали, что это нечто новое, чего раньше не было. Что это его, Дэвида, ксеныш.       Они, конечно, все его дети… И Дэвиду неловко признавать, что Крисса он выделяет. Но такова реальность, ее невозможно игнорировать.       — Я научу тебя всему, что умею сам…       Дэвид тепло улыбается, потом чуть мрачнеет и спохватывается:       — И остальных, конечно, тоже.       Потом к нам Уолт пришел, поздравлять. Немного поворчал, что ох уж эти ксены, что Дэвид любитель экстрима, и что вот зачем — но был растроган детско-родительскими нежностями и в качестве критика быстро сдулся.       Даже Эрвин навестил Дэвида — заглянул ненадолго. Я смотрю на это всё и отмечаю вслух, что для того, кто был таким одиноким когда-то, у Дэвида самая большая семья на Парадайзе (почти цитатой из «Доктора»).       И это правда. Сотня с лишним ксенов (не считая двух нео, диакона и Альфы с его стаей), Уолтер с Дэни, я, Эрвин, Руперт, Джен, Харро… Даже, в какой-то мере, Орам. Да я уже всех и не перечислю…       К слову об Ораме — он тоже заглянул, принес аццкую розовую открытку «В роддом счастливой мамочке». Это мы его подговорили, когда еще только речь зашла, что у Дэвида будет «свой» ксеныш. Открытка с розочками и рюшечками, и стразами. Розовая. С розовым бумажным лицехватом, вылезающим из цветочков. Всё серьёзно.       Я вспоминаю, как мы упражнялись в остроумии, когда Дэвиду только пришла в голову эта мысль — что теперь у него может быть свой ксен, родной по крови. Я сразу пообещал, что мы долго будем его подкалывать, я лично предложу Ораму поквитаться и прислать цветы и открытку новоиспечённой мамочке. А вот никто Дэвида за язык не тянул, когда говорил «они ждут маму». Сам виноват.       Дэвид, впрочем, в долгу не остался: — Вот если этот гад с вашей подачи пришлет мне открытку, я ему напомню о родительских обязанностях! У него тут беспризорник бегает, рычит на всех!       На деле, не так уж и рычал… а сейчас и вовсе обвыкся. Но да, Дэвиду было, чем заткнуть за пояс нас всех — и Орама, и меня, и Харро. Клуб мамочек, пора «Детский мир» открывать, чо!       …Орам садится рядом и доверительно так: «Ну вот, теперь у нас есть, о чем поговорить».       Голосом и интонацией Стоика из «Как приручить дракона» (момент, где Стоик приходит к Иккингу со шлемом и садится напротив, мол, сынок, наконец-то нам есть, о чем поговорить!) Я думал — случайно так совпало. Оказалось, ничего подобного — Дэвид записал кучу разных фильмов из нашей реальности, ну и подкинул колонистам, пусть смотрят, развлекаются. И Орам посмотрел. Он вообще анимацию любит, как оказалось. Да-да, парадоксально, но многие мужики любят мультики.       Дэвид оценил прикол. Не выдержал, рассмеялся.       Орам: — Ну и что, как ощущения?       Дэвид улыбается: — Отлично, а что, хочешь повторить по ребёночку?       Орам ёжится, но к подобным приколам он уже привык. Дэвид подарил ему настольную лампу в виде лицехвата, держащего в лапах сияющую колбу — шутник… Орам матерился долго и с чувством («грёбаный ты андроид»), но лампу с глаз долой убирать не стал. Поставил на тумбочку.       Он, как и весь экипаж «Завета», пережил столько, что спасает только умение шутить над ситуацией и над собой. Иногда, правда, юмор бывает уж очень чёрным.       Недавно я натолкнулся в интернете на игрушки по «Завету». Беднягу Орама изобразили с лицехватом на физиономии. Юмористы, чёрт их дери. Но такое я не мог не показать. Орам обиделся:       — Ну что за люди… хуже андроидов! Дэвид и то с большим уважением отнёсся…       И не обвинишь-то никого, кроме сородичей… Правильно, для них это всего лишь персонаж фильма. Можно и посмеяться.       Ксенов Орам всё ещё боится, но это не сознательный выбор, а иррациональный ужас — как арахнофобия или боязнь высоты. Что с этим поделаешь? Так-то, как биолог, он бы даже и непрочь познакомиться с ними ближе. Он мягкий человек, уже оттаял. И с собственным ксеном хотел бы пообщаться… если бы не чёртов липкий ужас, наползающий при виде этих зубастых морд.       Но от серебристого Орам не шарахается — уж слишком умиротворяющая картина: Дэвид, обнимающий ксеныша, ткнувшегося ему в подмышку.       — Крисс? Это вы в честь меня назвали, что ли? — смеется.       Знает, что уж наверняка нет, но я зато понял, что меня так смущало в этом имени. Ну да, Крис, Кристофер. Кристофер Орам.       Дэвид хмыкает: — Почему и нет? Ты был родителем моего первого ксена — заслужил.       Тут даже не знаешь, быть польщенным или возмутиться. Орам попытался сделать это одновременно.       ***       Дэвид все это время даже китель не снимал, хоть тот был весь в крови. Ходил в нем почти сутки. И потом не стал «отстирывать», сложил в комнате на подлокотник кресла, как есть. Провел пальцами по загрубевшей от крови ткани. Снова и снова переживает все ощущения, пропускает через себя. Улыбается — немного грустно, и все же это счастливая улыбка. Это самая светлая улыбка, которую я у него видел. Дэвид не жалеет. Ни минуты.       Крисс почти не отходит от него, и Дэвид будто светится изнутри. Чистая радость, чистая нежность. Ксеныш купается в его эмоциях и отвечает негромкими журчащими трелями.       Я люблю эстетику смерти, я всегда был большим ценителем — но в такие моменты особенно остро понимаю, что она всегда проигрывает жизни. Они оба — живые и прекрасные, и это правильно. Из смерти в жизнь — не для одного, для обоих.       Не всегда нужно разрушать, чтобы создать новое. Можно просто изменить…