тебя нашли

Лилии появляются то тут, то там. На запястьях, на предплечьях. Но главное то, что они не исчезают. Целый день мозолят глаза Уэйду, и никакая регенерация не стирает их с прокаженной кожи. А потом — бам! — будто бы и не было. Рисунки появляются в первой половине дня, и Уилсон готов поклясться — он засыпает, лишь чтобы утром увидеть эти чудесные линии на его коже. И он не может перестать улыбаться, не может перестать думать о своей половинке и представлять, как он или она выглядит. Но Уэйд уверен, что это он, — сердце подсказывает. Питер любит рисовать лилии и рисует их где только вздумается. На тетрадях, на книгах (несмотря на нежелание их портить). Но больше всего — на себе. Он рисует на запястьях и предплечьях вдоль голубоватых линий вен, зарисовывая небольшие ожоги и раны со своих ночных вылазок. Питер рисует и точно так же думает о своём соулмэйте. Кто он, где живёт. Что думает насчёт этих рисунков. Он мог бы написать что-то важное, что могло бы рассказать о нём: имя, адрес дома или что-то ещё, но он продолжает рисовать маленькие цветочки и иногда — пироженки, надеясь, что его половинка любит их так же сильно, как и сам Питер. Уэйд любит видеть эти рисунки у себя на теле, но делает вид, что его это бесит. Иногда ему режут руки, когда цветы всё ещё там. Никто не смеётся — не успевают, потому что Уэйд вальяжным движением разрезает им глотку. Один раз он был на взводе, ходил по комнате туда-сюда, не мог успокоиться. Холод прокатывается по телу, будто бы кончиком пера водят по коже. Так приятно. Но Уэйд слишком зол, чтобы радоваться, а потому гневное «засунь ручку себе в зад» тут же появляется на предплечье Питера, и от неожиданно нахлынувших слёз тот роняет ручку. И своё сердце. Так наивно надеется найти соулмэйта, поговорить, выяснить то, что случилось. Уэйд тоже роняет ручку, но та не безвольно падает на ковёр, а впивается в стол вертикально, и нервная улыбка появляется на лице Уэйда, когда на следующий день его руки чисты (не считая чужой крови и старых язв). Он ждёт этих грёбаных цветочков, ждёт холодного прикосновения и дрожи внутри, но ощущает только одиночество, вину и кислотный привкус на кончике языка. Питер старательно игнорирует «эй, чувачок, я же пошутил» на ладони, хотя краешек губ подрагивает, а рука снова тянется к какому-нибудь маркеру или фломастеру. Нельзя. Питер делает заметки на ладони, адреса, куда ему нужно прийти по работе в Дейли Бьюгл, а сам каждый раз, когда ветер окутывает холодком его тело, осматривает руку: нет ли каких фраз. Ничего. Одно слово бьёт больнее, чем все преступники вместе взятые. Надеяться — его жизненное кредо номер два, и Питер скорее под землю провалится, чем опустит руки. Уэйд видит адреса. Видит выведенные аккуратные буквы на себе, но не может прийти туда. Ни разу. Боится. Сердце бьётся в ритм с каким-нибудь популярным синглом, а потом затихает вместе с медленно (и разочарованно) исчезающей надписью. Уэйд снова профукал своё счастье. Он усмехается от противного голоса в голове (и не одного, а нескольких) и засыпает с мыслью о соулмэйте. Немного жаль, что Уэйд больше ничего не чувствует. Наверное, заржавело. Питер в кафе и ждёт человека, а от ожидания снова берется за фломастер (за неимением ручки). Синие лепестки вокруг вздутых вен, бледная кожа в тон, получилось немного коряво, но мило. Уэйд напротив, и в прозрачное стекло кафе видит мальчишку, заметившего, что он натворил и старательно стирающего свои художества. Пара лепестков исчезает, за ними — всё остальное. Уэйд усмехается и проводит огрубевшими пальцами по сухой испещренной шрамами коже, будто бы рисунок можно было вернуть. Парень явно никуда, кроме своих рук, не смотрит. Подозрительный мужчина в капюшоне днём явно смутил бы его. Уэйд достает ручку — с каких-то пор (с тех самых) постоянно носит её с собой — и старательно выводит буквы на ладони. Питер шарахается и бьётся локтем о стол, видя надпись на руке. «Не надо было стирать. Получалось здорово». Улыбка Питера отражается на лице у Уилсона. Уэйд так желает, чтобы парень поднял голову, чтоб увидел его, чтоб полюбил так же, как и он сам (хотя любовью это назвать язык не поворачивается). Уэйд видит парня впервые, а чувствует себя так, словно знаком уже сотню лет. В том месте, где у людей обычно сердце, у Уилсона больно жжёт, даже больнее, чем когда ножом режешь. Он научился терпеть эту боль, потому что чувствует её такую каждый день, а это для него — ново. Питер снова рисует, потому что это нравится его половинке. Выводит голубые линии вдоль вен и, кажется, рисует сердцем. Питер мечтает увидеть своего соулмэйта, а Уэйд — чтобы он поднял голову. Питер даже не смотрит на какого-то зашедшего человека, пока на его ладони (точно так же, как и остальные фразы) не появляется «тебя нашли». Рядом — весёлый смайлик. Дыхание учащается, сердце бьётся часто-часто, руки дрожат в такт. Питер оглядывается и видит бледное запястье с голубой лилией, тёмные длинные рукава и ухмылку. — Я тебя нашёл, — хрипит от волнения Питер, садясь за столик Уэйда.