Верное заклинание

В начале июня в больничном крыле было тихо и безлюдно. Мадам Помфри ушла к себе, ведь Драко Малфою уход уже не нужен, а больше никого и не было. На самом деле, Драко тоже было пора отправить из лазарета, но он сам попросил, опуская глаза: "Ещё три дня... Могу я?..". Мадам Помфри поразило не то, чего хотел слизеринский староста (мало ли причин, почему Малфой хотел задержаться в Хогвартсе в летние каникулы?), но то, что он снизошёл до самой настоящей просьбы без малейших приказных ноток в голосе. Это ввергло ее в такое удивление, что она просто молча кивнула, ни о чем больше не спрашивая. Странная просьба прозвучала те самые испрошенные три дня назад, но школьный колдомедик не спешила выписывать Драко, надеясь, что тот сам даст знать, что уже можно. После нехарактерного поведения пациента ее стали посещать подозрения, уж не намеренно ли Малфой-младший рухнул с метлы, потому как ни один внешний фактор этому не способствовал. Счастье, что хоть пострадал не настолько сильно, как мог — высота была значительная. Ближе к ночи, когда за окном уже сгустились сумерки, Драко, не находивший себе места весь вечер, устроился на кровати, опираясь на подушку, прислоненную к спинке. Очевидно нервничая, он разминал пальцы, потягивая то один, то другой, даже не замечая этого. Наконец его томительное ожидание было прервано стуком в дверь. Слизеринец побледнел, дернулся встать, но вдруг замер, а после опустился на постель, так и оставшись полулежать. На более настойчивый стук он также не ответил. Полминуты за дверью было тихо, будто стучавшийся задумался, стоит ли входить без разрешения. Потом, откинув сомнения, к Малфою стремительно ввалился Гарри Поттер собственной персоной. — Чего звал? — в голосе гриффиндорца не промелькнуло ни капли дружелюбия или сочувствия к больному. Драко вздернул брови, будто большей чуши в жизни не слышал. - Не дури, Малфой, я получил с совой твою записку! Слизеринец нахмурился. Весь его вид говорил: "Не понимаю, о чем ты". Поттер достал из кармана смятый листок пергамента и ткнул ее почти в лицо Драко, для чего ему пришлось усесться к тому на кровать. — Не узнаешь?! А я твой почерк из тысячи узнаю! Читай! Слизеринец молча перевел глаза с лица Гарри на записку и обратно. Видно, что исполнять приказ Поттера он не собирался, так что уже довольно рассерженному гриффиндорцу пришлось самому. "Пора расставить все точки над i. Приходи после отбоя, если не боишься", — гласило послание. — Так вот, Малфой, я ничего не боюсь! И уж явно не тебя, хорек! Малфой усмехнулся, выражая высшую степень высокомерного недоверия прозвучавшим словам, и эта ухмылка довела Поттера до белого каления. Гарри схватил Драко за плечи так горячо, что тот поморщился. — Больно? Я сделал тебе больно? — руки ослабили хватку, но все же остались на месте, пока гриффиндорец требовательно вглядывался в глаза Малфоя и ждал ответа. — Да не молчи ты! Чего язык проглотил?! Почему ты делаешь все, чтобы свести меня с ума, а? Тот, кому Поттер кидал сейчас эти обвинения, смотрел на него с совершенно непроницаемым видом. И молчал. Невыносимо. Гарри почти застонал. Почему-то до одури хотелось встряхнуть эту немую статую, но нельзя. В конце концов, они же в больничном блоке, будет совсем дико затеять драку здесь. — Какой же ты гад, Малфой! Ненавижу! Остатки выдержки изменили гриффиндорцу. Парень рывком сократил до минимума расстояние между собой и ненавистным до головокружения слизеринцем и внезапно начал целовать все его лицо — судорожно, смазанно, резко, будто бы чтоб успеть, пока не оттолкнут. Но никто не отталкивал сорвавшегося с цепи Гарри. Из Драко словно дух вышибли, даже веки его опустились, и Поттер не понимал, что происходит, и почему в него до сих пор не прилетело самое страшное непростительное. — Как ты мог свалиться с метлы с такой высоты, Малфой? Как?! Ты понимаешь, что с тобой могло произойти? Что было бы с твоей матерью, если б ты сломал не только ребра и руку, а свернул себе шею?! Костерост — штука, конечно, хорошая, пара дней — и вот ты уже как новенький валяешься на больничной койке, но с шеей это не прокатывает, знаешь ли. Поттер шептал это с яростью в ухо своего врага, а потом неожиданно прикусил тонкую розоватую мочку, дразнившую его своей прозрачностью. А потом еще раз. — Что было бы, если бы треснули кости вот этой длинной аристократической шеи? Не только презираемые тобой магглы-плебеи могут сломать себе позвонки, аристократы магического мира от этого тоже не застрахованы, — губы Гарри заскользили по той самой шее, страшную участь которой он только что пытался обрисовать во всех красках. Голубая жилка билась под кожей, манила к себе, и Гарри приник к ней, не в силах противиться искушению. По-прежнему ничего не говорящий Малфой не сделал ни единого движения, чтобы отстраниться. Он... Позволял?.. У гриффиндорца отказали все тормоза, и он схватил руки Драко за запястья и завел их ему за голову. — Останови меня, Малфой, прямо сейчас... Останови, иначе будет поздно...— Гарри молил хоть о какой-то реакции покорного ледяного принца. — Я же... Не выдержу... Если ты и дальше позволишь мне трогать себя... Целовать... Малфой открыл глаза, которые вместо прозрачно-серых каким-то непостижимым образом оказались абсолютно черными. Всю радужку затопил зрачок, и Поттер не мог не понять, какой силы ненависть стала тому причиной. Гарри ждал проклятий, шипения, колкой издевки от обладателя космически-черных глаз, но не молчания. — Ты сам виноват, Малфой! Сам! Как я ненавижу тебя, твои волосы, брови, скулы, шею, ключицы, плечи...— одна рука Поттера по-прежнему удерживала над головой сцепленные руки Драко, а другая касалась всего, о чем шептал парень, не в силах молчать о том, что так давно грызло изнутри и искало выхода. Рука Гарри скользила по лицу и плечам слизеринца, переходя от лёгких прикосновений к сильным, а затем и болезненным. Наверняка на бледной чувствительной коже спустя считанные минуты расцветут синяки, и все же тот, кого так яростно гладили (гладили ли?), ничему не противился ни словом, ни жестом. — Драко, оттолкни меня! Я не смогу оторваться от тебя сам... Умоляю... — услышав свое имя, которое впервые слетело с губ извечного врага, Малфой вздрогнул и закусил нижнюю губу. На щеках выступили красные пятна, дыхание совершенно сбилось, и Поттер понимал, что парень под ним взбешен чуть больше, чем полностью. В состоянии аффекта люди способны остановить даже страшных чудовищ, почему же Драко не откинет от себя ненавистного ему гриффиндорца?! Уж на это его сил точно бы хватило. Чего же медлит? — Драко... Драко... Не могу больше... Так хочу... Умираю... Ты... Я... Если ты сейчас не скажешь мне "нет", я же тебя... Я буду трогать все... Везде... Почувствую всего тебя собой... Останови меня... Скажи хоть что-то... — Гарри жалобно просил в то время, как его пальцы легли на верхнюю пуговицу пижамной куртки и замерли на секунду. — Хоть слово, Малфой! Что ж ты мучаешь меня, сволочь?! Видишь же, как мне сносит крышу от тебя! Мерлин, Драко, не молчи! Мне... Уйти? Голос Поттера совсем сел, но даже так в нем звучала ярая надежда, что слизеринец ответит "нет". Но тот по-прежнему не размыкал губ, хотя грудь его ходила ходуном от тяжелого дыхания. И, хоть глаза Гарри уже застило от накатившего возбуждения, мощного, как цунами, он все еще пытался не перейти черту. Внезапно его накрыло догадкой. — Малфой, ты под заклятием? Ты не можешь меня оттолкнуть, потому что зачарован? Погоди, Драко... Я проверю. — Гриффиндорец потянулся за своей волшебной палочкой, чтобы найти следы неизвестного заклятия, но слизеринец быстро перехватил его руку и отрицательно помотал головой, так и не раскрыв рта. Вдруг тонкие длинные пальцы кончиками ногтей легко пробежались по запястью Гарри, вызвав у того волну мурашек. — Да что же тогда?! Тут в голову Поттера пришла ужасная догадка, настолько отвратительная, что он мрачно посмотрел на молчащего Драко. — Ты думаешь, что я тебя... насильно... И попаду в Азкабан? Решил окончательно избавиться? Малфой вздрогнул, нахмурил брови до суровой складки между ними, а после решительно затряс головой: "Нет. Нет!". Потом случилось абсолютно невозможное с точки зрения Гарри — Драко задумчиво коснулся щеки парня и внимательно взглянул в его глаза, будто ожидая ответа на незаданный вопрос. — Не понимаю, чего ты от меня ждешь, Малфой. Ты уже понял, чего хочу я. Нетрудно было, да? Видно же, что я на тебе свихнулся. Рано или поздно меня бы переклинило, и я все равно бы выдал себя. Мне и так на удивление долго удавалось держаться. После страшного предположения мучительное желание близости схлынуло, и гриффиндорец мог говорить довольно связно. — Сначала было проще, я даже не понимал, что со мной. Просто было нужно видеть тебя, и я внушил себе, что всего лишь присматриваю за тобой, чтобы ты не подстроил очередной пакости моим друзьям. Да только от себя не убежишь. Ты начал приходить ко мне в сны, где я уже не мог привести здравые доводы, почему постоянно думаю о вредном доставучем хорьке. Белобрысый гад наглядно показывал, что на самом деле стоит за моими навязчивыми мыслями, и чего я по-настоящему от него хочу. Сказать, Малфой? Хочу увидеть твои ошарашенные глаза, когда ты узнаешь. Гарри грустно усмехнулся, не отводя взгляда от серых внимательных глаз слизеринца, взвешивая, стоит ли сейчас в омут с головой, или пес с ним, пусть Малфой живёт в блаженном неведении. Справедливо рассудив, что после того, как он целовал все лицо и шею Драко и судорожно сжимал его плечи в слабо контролируемом возбуждении, все и так уже стало явным, парень решил, что терять теперь нечего. — Думаешь, мне снился секс? Ты прав. Это было... Горячо... Без стыда и границ. Все, как я хотел. И как хотел ты. С жадными ласками, со стонами и вскриками на пике. Мое имя слетало с твоих губ во время самых сладких мгновений, заставляя меня кончать раз за разом от того, что это я доводил тебя до такого. Мне это только снилось, но просыпался я потом с мокрыми штанами. Хорошо хоть, что вовремя научился накладывать Силенцио на полог кровати, а то каждую ночь будил бы всех соседей по комнате стонами "Драаа-ко". Я бесконечно хотел и получал тебя. А ты получал меня. Мне было неважно, кто сверху, лишь бы с тобой. По-всякому хорошо. Как ты трогал меня... Ласкал так, что я дышать не мог, захлебываясь в остроте ощущений. Ты трогал меня везде. Целовал. И позволял то же мне. Мои губы знают все твое тело, Драко, такое желанное и чувственное. Ни одного неизведанного островка на нем не осталось. Гарри по-прежнему смотрел на Малфоя, пытаясь найти на его лице признаки отвращения от своих откровений, но так и не нашел их. Тогда он продолжил: — После стало хуже. Мы... как бы это помягче сказать... стали парой. Представляешь, днем ты изводил меня насмешками и прижимал к стене, привычно затевая драку, а по ночам, во сне, целовал все у той же стены. Но я никогда не боялся перепутать сон с явью. В моих видениях у тебя было другое лицо — без капли злобы и издевки. Ты и во сне был язвой, чего уж там, но никогда, НИКОГДА не делал мне больно. И смотрел по-другому. Лицо Гарри стало печальным, ему очевидно стало труднее рассказывать, но он не остановился. — А потом ты сказал, что любишь, и я в это безоговорочно поверил. Ни на секунду не усомнился. Сразу понял, что это — правда, и по-другому просто не могло быть, потому что я и сам любил тебя, Драко. Так, что жить не мог без тебя. Просыпаясь, пытался стряхнуть с себя это наваждение. Боролся, как мог. Тренировался на квиддичном поле, как проклятый. Придумал себе увлечение Чжоу — не срослось. Знал, что Джинни ко мне неровно дышит, думал, может, она перебьет... Малфой потемнел лицом и неосознанно схватил Гарри за руку, пытливо всматриваясь в его глаза и ожидая продолжения. Гриффиндорец удивленно взглянул на пальцы, сжавшие его запястье. Это было непохоже на сдержанного холодного Драко, но Гарри не зацепился за проскользнувшую мельком мысль, потому что ему было что еще сказать. — Но Чжоу... Джинни... Я не мог с ними так, это было бы нечестно. Я бы никогда не был с ними целиком и полностью, как в своих снах с тобой, Малфой. Сравнивать день за днем явь с теми грезами, что поджидали меня ночью, и понимать, что все меркнет перед ними? Нет уж, лучше быть одному. Так хотя бы не чувствуешь себя сволочью. Казалось, что из Поттера выпускали весь воздух по мере того, как он подходил к концу своего неожиданного приступа откровенности. Он замолчал, будто целиком ушел в свои мысли. Голос слизеринца прозвучал как гром в ясный погожий день. — Все? Больше ничего не скажешь? — Заговорил?! — гневно вскинулся Гарри. — Что ж ты молчал, змееныш слизеринский, пока я перед тобой душу выворачивал? Нравилось слушать? В этом и был твой замысел? Подавись, гад, своими знаниями, будет теперь над чем посмеяться в вашем серпентарии. Сумасшедший очкарик совсем ополумел, слетел с катушек, неизвестно с чего взял и вывалил всю свою подноготную... Поттер попытался вскочить с кровати, но был остановлен. — Вообще-то известно... Я это заклинание несколько лет в библиотеке мэнора искал. Каждый раз, когда дома был, после всех этих скачек и приемов бежал к книгам, надеясь, что найду наконец. Нашел... Гарри ошарашенно воззрился на Малфоя. — Какое заклинание? — Такое, Поттер, такое. Заклинание правды. Веритасерум не подходил. Профессор как-то обмолвился, что на человека, у которого на лбу шрам от Авады, Веритасерум может оказать неожиданное действие. А мне нужно было наверняка. Я должен был знать, что ты думаешь. Ненависть, вспышки агрессии, желание подраться... Но вдруг были и другие желания? Я... Заклинание должно было помочь узнать. Оно высвобождает правду между двумя. Но доза правды — одна на двоих. Хочешь узнать полную — молчи, дай другому сказать все, что на душе. Заговоришь сам — останутся недомолвки. Даже если бы ты начал меня бить, Поттер, я бы и рта не раскрыл. И под пыткой тоже. Все, что угодно за твои мысли. Даже поломанные кости. Драко вымученно улыбнулся, вспомнив свое эпичное падение. — Так ты из-за этого с метлы сверзился?! — Ага. Заклинание... Оно... не совсем светлое. За правду нужно платить, Поттер. Глаза Гарри под очками стали огромными и совершенно круглыми. — Какой же ты дурак, Малфой! Зачем?! — Ты не понял? Тогда я б ещё поспорил, кто из нас больший дурак. Хотя... Чего тут спорить. Последнему домовику в Хогвартсе известно, как до тебя туго доходит. Гриффиндорец пропустил насмешку мимо ушей и напряжённо уточнил: — Что ты хотел услышать? Тебе нужны мои тайны? — Лишь одна тайна, Поттер. Плевать мне на ваши геройские секреты с Астрономической башни. Только одно я хотел узнать от тебя — что ты обо мне думаешь. Поттер задумался, а после спросил, словно выдавливая из себя слова. — Узнал? И... Что теперь? Малфой с тоской взглянул на притихшего Гарри. — Не знаю, что делать мне, а тебе, видимо, нужно попросить у мадам Помфри остужающего зелья и все забыть. — Но... почему?! — Ты любил меня только во сне, Поттер, а наяву пытался сбросить это... "наваждение". Последнее слово Драко практически выплюнул сквозь сжатые зубы. — Мне не нужен суррогат, Поттер. Или все, или ничего. Ты и под заклятьем правды не сказал, что любишь. Для тебя все это — всего лишь "наваждение", а для меня... Слизеринец отвернулся от Гарри, чтобы не выдать тому всей своей боли, рвущей на части душу от того, что безумные надежды не оправдались. Поттер неверяще уставился на Малфоя, а после схватил того за плечи и встряхнул, заставив посмотреть на себя. — Тебе нужна моя любовь? Так бери! У меня ее столько, что утонуть можно! Только и мне необходимо все, Драко, чтобы по-честному! Я твой — ты мой! Ну?!.. Вместо ответа Малфой, который, наконец, услышал такую долгожданную правду, обхватил лицо Гарри ладонями и потянулся за поцелуем, как за самым желанным в мире сокровищем. Заклинание сработало, как надо.