in cold blood;

На тонкие, костлявые ветви деревьев нанизано серое, тонкое небо-плёнка, порванное в нескольких местах до безобразных растянутых чёрных дыр — с распоротых краёв размеренно капает солёная вода, смешивая прелые листья с густой грязью, липнущей к светлой шерсти. Ёнхо хорошо — он как большая чёрная тень, только желтоватые глаза — два маленьких осенних солнца — блестят в вечернем полумраке, выдавая его присутствие с головой. Зато на нём не видно, что шерсть противно слиплась и покрылась коричневатой корочкой, ещё и вездесущие кусты репейника — никто не возвращается с обхода территории без колючек, въевшихся чуть ли не под самую кожу. У Тэёна шерсть серая — белая почти, если его хорошенько помыть, обсушить и поставить куда-то на всеобщее любование. Смотреть можно, а трогать — только если сами потом хотите мучиться с мытьём и сушкой. Тэён круглосуточно — а может и круглогодично — ходит с чёрными засохшими пятнами грязи, особенно на лапах и брюхе — и пахнет от него диким лесом, шишками и мутной водой из высыхающего озера неподалеку от их деревни. Озеро облюбовали волчата еще очень давно — сам Тэён был щенком в то время и не воротил нос от мокрых забав, гоняясь за хвостом Ёнхо чуть ли не вброд до другого берега. Уже тогда озеро было совсем непригодным для использования в нужных целях, поэтому приходилось ходить аж до реки — добрая миля, и это было кратчайшей дорогой. Волчат туда одних не отпускали — едва заметная тропинка проходила слишком близко к чужой территории, и мамы пугали, что тамошние волки не терпят даже выдоха в сторону принадлежащих им земель. Один шаг — и шкуру живьем сдерут. Ёнхо все равно через каждую полную луну подначивал Тэёна — пойдём да пойдём, там вода такая кристально-чистая, холодная жутко, но вкусная — а берега-то, берега какие! Берега самые обычные — левый пологий, обложенный мелкой галькой, впивающейся в лапы, словно острые иглы, только ближе к самой воде — немного песка. Правый же — огромный бугорчатый склон, сплошь зеленый летом. И деревья, растущие на том берегу — вековые дубы, все тянутся и тянутся вверх, будто хотят проткнуть верхушками небо — окно в космос. Ёнхо кормил его сказками о том, что на том берегу и жизнь совсем иная — небо темнее, воздух холоднее, и даже вся природа — другая, чёрная, гнетущая. Там живут жестокие волки, убивающие лишь ради забавы, кивал Ёнхо, а потом с громким криком валил Тэёна спиной на мелкие камешки. — Страшно? — смеялся тогда он. Сейчас же Тэён, перебирая лапами гальку в поисках пологих камней, не испытывает того чистого восторга и трепетного страха, как было раньше. Дыхание уже не перехватывает от вида чистой, непорочной природы, и Тэён думает, что просто перестал быть впечатлительным щенком, которому все интересно и все в новинку. Сейчас он волк — почётный член стаи, обязанный беспрекословно следовать устоявшимся правилам и обычаям, выполнять свои каждодневные обязанности: утренний обход территории, охота, вечерний обход, иногда — ночная охрана, когда выпадет его черёд. Ёнхо время от времени составляет ему компанию, но чаще всего Тэён дежурит вместе с Донёном, который сказкам о жестоких волках верить не перестал, а убедился в их правдивости еще сильнее, когда пару лет назад погнался за шустрой ланью и забрел на ничейную, свободную территорию. Те места слишком близко прилегают к медвежьим пещерам, а медведи в этом лесу суровые и беспощадные — соседствовать с ними так никто и не решается уже много лет. Река там, рассказывает после этого почти каждую ночь Донён, сужается и становится совсем мелкой — метров двадцать всего в ширину — и мост там был, представляешь? Сделанный, кажется, очень давно: доски почернели, сгнили почти — легче перейти реку вброд. И за мостом — чужая территория. Ты знаешь, хён, что у меня в стае самый лучший нюх — там чужая территория, чтоб мне сквозь землю провалиться, чужая. Тэён каждый раз ждет от него смешливого и громкого "Бу! Испугался?", но Донён только воровато оглядывается на тёмный лес вокруг, и говорит: — Как бы они тоже не захотели у нас кусок земли отобрать. У Донёна в стае и правда самый лучший нюх — он за несколько миль может почувствовать мышку, пробежавшую от одного дерева до другого и всполошившую кучу сгнившей листвы у корней. А еще у Донёна в стае репутация очень мнительного и довольно странного человека, временами изрекающего всякие бессмысленные вещи. Но иногда его слова со временем обретают смысл, и тогда сомнений не остается — у Донёна чутье определённо на несколько уровней выше, чем у всех остальных, и среди волчат разошлась история о том, что Донён на секундочку может заглянуть в будущее. По крайней мере, погоду он может предсказать точно — сколько волчат бы могло затеряться в буре или при ужасном ливне, если бы не Донён. — Страшные вещи происходят за рекой, — говорит он, лохматя свои рыжие, яркие волосы и сверкает взглядом на восток: горизонт окрашивается в сочные тона, а значит скоро их ночное дежурство уже должно закончиться. — И не хотелось бы мне знать, что за беды нависли над головой у тех волков, но. Тэён переводит взгляд с насыщенно-красной полоски неба на востоке — словно забрызганной кровью — на Донёна, ожидая продолжения, но тот молчит, вперившись в одну точку перед собой широко раскрытыми глазами. Тэён не знает, что в такие моменты происходит в его голове, но ему кажется, что Донён борется с самим собой: одна его часть жаждет рассказать Тэёну все, что знает, а вторая — велит молчать. Иногда ведь лучше не распространяться о своей правде, в которую веришь только ты сам. Тэён краем глаза замечает ленивое шевеление в деревне: волчата уже носятся под ногами своих мамочек и просятся на утренний обход — посмотреть на взрослых, увидеть мир за пределами их деревни, сходить до реки, в конце-то концов! Тэёна клонит в сон, и он еле разлепляет тяжелые веки, стараясь не моргать слишком часто. И даже умоляющие крики ребятни его не раздражают в этот момент: накопившаяся усталость валится глыбой на плечи и весит не меньше, чем само небо. — Луна стареет, ты заметил? — напряжённо интересуется Донён, острым клинком-взглядом впиваясь в Тэёна, но глаза у него серые какие-то, мутные, затуманенные; у Тэёна внутри что-то холодное скребёт внутренности, и он через силу сглатывает зудящий комок в горле. — Будь осторожен в день новолуния, не делай поспешных решений и держись подальше от зайцев. Донён договаривает, встает и на ходу отряхивает штаны от налипших комьев грязи, стремясь поскорее скрыться за покосившимися домишками. Тэён в тот день спит беспокойно. / Все больше холодает — новый месяц приносит им пронзительные северные ветра, заледеневшую тонкой корочкой землю после ночного дождя и редкий белый пух, застревающий в ветках или тающий прямо в полете. Во время утренней проверки они с Ёнхо находят мертвого оленя в луже собственной крови — выпотрошенного до основания. Снова медведи буйствуют слишком близко к границам — нужно усерднее заняться пометкой территории, иначе так недалеко и до нападения на их стаю. Тэён все чаще молчит, делая свою работу механически, а сам мыслями где-то не здесь — в дебрях своего прошлого, где Ёнхо еще не тащил на себе огромный груз ответственности, и взрослым волкам не приходилось день за днем вычесывать каждый сантиметр своей земли. Их соседи уж слишком яро вознамерились забрать себе кусок территории, включающий в себя кратчайший путь до реки. Отрезать от воды — вот и весь план. Если у них получится, то придётся каждый раз рисковать жизнью, чтобы принести в деревню хотя бы ведерко, ведь все остальные дорожки — медвежьи тропы. А потом, когда стая зачахнет, исхудает настолько, что даже взрослые волки не в силах будут драться, они нападут и подчинят себе. Ёнхо рассказывает об этом Тэёну тихо, почти шепотом, постоянно оглядываясь. В окружении стаи он не может позволить себе казаться слабым и испуганным, но с Тэёном он — настоящий, с душой нараспашку и всеми мыслями на языке. Они дружат с малых лет, вместе росли и пережили достаточно, чтобы безоговорочно доверять друг другу. — Отец говорит, что его время скоро придёт, — Ёнхо дёргается, пытаясь стряхнуть с шерсти холодную влагу, забывает совсем, что давно не в волчьем обличье. — Я не готов быть вожаком, ты же знаешь. Тэён едва заметно улыбается, припоминая, как Ёнхо, будучи еще несмышленым щёнком, кичился во все стороны своим будущим положением, уверяя каждого, что будет самым лучшим вождём в истории стаи. С возрастом он явно научился быть скромнее и реально рассчитывать свои возможности, но, в то же время, Ёнхо начал сомневаться в своих силах, постоянно противопоставляя себя своему отцу. — Я знаю то, — говорит Тэён, мягко и бесшумно ступая по земле, — что ты много лет готовился принять эту роль. Твой отец вложил в тебя всё, что знал сам, и я уверен, что из тебя получится достойный вожак для нашей стаи. Может, поначалу у тебя и будет что-то не получаться, но все вожаки с чего-то, да начинали, и твой отец не исключение. Все будет хорошо, ты всегда можешь на меня положиться. — Думаю, мне стоит сделать тебя своей правой рукой, — смеётся Ёнхо, едва не спотыкаясь о скрытый под листьями корень дерева, — или лапой, как тебе самому хочется. "Я буду самой ужасной лапой в истории," - подхватывает Тэён, несильно пихая Ёнхо в плечо — не хватало еще поранить будущего защитника стаи. Ему даже на секунду чудится, что они снова беззаботные дети, нарушившие сразу несколько правил, но даже грозящее суровое наказание не может испортить им настроение. Как бы Тэёну хотелось быть таким вечно — веселым, неунывающим, видящим только хорошее, потому что ничего другого и быть не может. Но приходится каждую минуту своей жизни переживать о стае — о волчатах особенно, ведь это будущее поколение. Тэёну страшно от того, что они растут в такое непростое время, когда напасть могут внезапно, без предупреждения. Или еще хуже — сначала медленно мучить, довести до слепого безумия. Ёнхо, без сомнения, тоже думает об этом не меньше, поэтому Тэён совсем не удивляется, когда он оглашает новость: начать обучение волчат чуть раньше обычного, чтобы они, в случае чего, знали, как защитить хотя бы самих себя. Тэёну в ученики достается Джено — довольно гиперактивный и неусидчивый малый, но схватывающий все на лету, если заинтересован. Он крупнее и сильнее других своих сверстников, поэтому Тэён воспринимает его скорее не как щенка, а как мини-взрослого. С возрастом он мог бы сравниться в силе даже с Ёнхо. Вот только Джено чаще всего сначала делает, а потом уже думает, и от этого случается много мелких проблем, с которыми приходится разбираться Тэёну, как старшему и как учителю. Почему-то к Тэёну приходит мысль, что Донён должен был Джено посоветовать не делать поспешных решений. / На закате дня небо красится багряным и на лес опускается мягкий, плотный, розоватый в лучах заходящего солнца туман, скрывая из виду даже собственные лапы. Изо рта идёт густой пар, и Джено прижимает грязно-бурые уши к макушке — с утра валялся в лесной грязи, пытаясь хоть что-то поймать, хоть мышку какую-нибудь — пусть от неё и не будешь сыт, но все равно — первый трофей. Тэён зубами аккуратно снимает с его мягкого бока огромную колючку и фырчит, мотая головой в сторону деревни. Ближе к ночи становится холодно — даже волчье обличие не сильно греет, а ведь ещё даже не зима. Лапы приятно пружинят от земли, и Тэён чувствует себя молодым и полным сил, вдыхая морозный запах леса — порошковый лед в воздухе. Тэён думает о том, что нужно будет хорошенько затопить печь в доме, чтобы ночью ему было тепло. Дрова еще остались, но совсем скоро придется отправляться за новыми, делать запасы побольше, чтобы зима не застала их врасплох. Джено, с весёлым рыком прыгающий в каждую заледеневшую лужу, резко останавливается и задирает нос, принюхиваясь. Плюхается на живот, прижимая лобастую голову к земле и начинает ползком пробираться вперед, но хвост выдает его целиком и полностью — возбуждено мечется из стороны в сторону. Тэён тоже принюхивается и среди различных древесных запахов различает кое-что интересное — заяц, кажется — совсем близко. Он предпочитает остаться на месте и понаблюдать за Джено, который уже готов броситься на свою первую жертву вслепую — из-за тумана ему приходится полагаться на все остальные свои органы чувств, кроме зрения. Все происходит за долю секунды — Джено прыгает, но промахивается, рычит возмущенно и весь превращается в концентрированное раздражение. Он царапает лапой землю и подрывается с места туда, куда, по его мнению, убежал заяц. У Тэёна с ориентированием на местности все хорошо и он знает, где находится каждая веточка в их лесу, поэтому, не задумываясь, бросается за Джено, который несётся прямиком на чужую территорию — в этом нет никаких сомнений. Внутри начинает леденеть кровь в венах-жилах, когда Тэён понимает, что Джено его совсем не слышит, увлечённый погоней, которая может стать последней в их жизни. Будет очень плохо, если они пересекут границы чужой территории. Будет ещё хуже, если их поймают прямо на месте преступления. Сейчас, когда напряжение между двумя кланами настолько сильное, каждая мелочь может служить поводом для начала бойни. Или того хуже — войны. Тэён собирает все свои силы и прыгает, цепляясь выпущенными когтями Джено в бока. Они кубарем катятся по земле несколько метров, и Тэёну в нос бьет резкий запах меток, смешиваясь с вонью чужой шерсти. Он оглядывается и понимает, что опоздал всего на каких-то несколько секунд, прыгни он чуть раньше — они бы оказались почти у границы, но не пересекли бы ее. Джено возится в развороченной листве и поднимается с диким рычанием — его тёмная шерстка на спине и загривке топорщится от страха, а хвост напряжённо прижимается к земле. Ему вторит еще один рык — глубже и злее. Тэён замечает наконец двух пепельных волков, скрывшихся в загустевшем тумане. Они гораздо больше, и глаза их горят диким красным блеском, перехватывающим дыхание. Они точно не будут слушать, даже не попытаются разобраться в сложившейся ситуации — у таких разговор всегда один. У Тэёна нет выбора. Если они начнут драться, то все будет выглядеть как попытка нападения с его стороны, потому что это он оказался на чужой земле, тем более с ним — Джено, ещё неокрепший волк, с трудом контролирующий свою волчью сущность. Тэён смыкает зубы на загривке Джено, откидывает его в сторону родных земель и начинает бежать, подталкивая своего ученика, чтобы тот находился впереди, у него на виду. Если решат напасть, то Джено сможет выиграть время и скрыться где-нибудь или ещё лучше — добраться до стаи. Но пепельные волки явно настроены серьёзно, поэтому отрезают пути отступления, и у Джено не остается выбора — он наугад выбирает свободную тропку, надеясь, что их не заманивают в медвежьи пещеры. Тэён следует за ним, петляя между деревьями, и догадывается, что они несутся к реке. Тэён и Ёнхо в свое время облазили левый берег вдоль и поперёк и знают все укромные местечки. Но Джено-то не знает. Он еще слишком молод и неопытен, чтобы понимать без слов, Тэён безуспешно пытается достучаться до него. Лёгкие начинают гореть, а кровь вскипает, испаряясь из вен. Тэён судорожно глотает колючий воздух, неустанно перебирая лапами — нужно бежать еще быстрее, еще быстрее, но силы уже на исходе. Острая галька больно впивается в лапы, и Тэён едва ли не падает, в последний момент успевая собраться. Джено впереди уже не видно — темная шёрстка сливается с вечерним сумраком, а Тэёна наоборот — шерсть светится еще больше. Рычание позади становится громче, и Тэён решает рискнуть — бросается в воду с головой, где река немного сужается, и плывет до правого берега. Вода до ужаса холодная, и у Тэёна едва не сводит конечности в судороге, но он упрямо продолжает плыть дальше. В ушах раздается приглушенный скулеж пепельных волков, Тэёну хочется думать, что они просто боятся утонуть. Он не оборачивается, держит голову над водой, вперившись взглядом в почерневшее небо с редкими вкраплениями звезд. Сегодня новолуние. Тэён вспоминает слова Донёна, когда обессиленным выползает на песчаный берег. На него шквалистым потоком обрушивается северный ветер, увеличивая ноющую боль в мышцах во сто крат. Земля под ним разверзается, и он падает, падает, падает — в чёрную бездну. / Тэён выныривает из своего кошмара резко, не понимая до конца, где он находится, и всё вокруг кажется ему еще одним сном. Он лежит на мягкой кровати, укрытый большим пуховым одеялом, в небольшом захламлённом домишке: даже на полу стоят всякие банки, деревянная посуда с чем-то странным внутри и раскрытые мешочки с травами — календулой, боярышником, женьшенем. Тэён не особенно разбирается в этом. К балкам на потолке прикреплены самодельные обереги, Тэён завороженно рассматривает пёстрый ловец снов. Всё тело начинает ужасно болеть, стоит ему предпринять попытку встать — в голову словно вбивают ржавые гвозди, а мышцы упрямо сопротивляются и ноют. Глотать больно — Тэён прижимает ладонь к горлу и сжимает его, не зная, что делать. Кожа у него горячая и сухая, но Тэёну холодно — он укутывается в одеяло чуть ли не с головой и кашляет. В лёгких будто до сих пор осталась речная, холодная вода — прилипла к стенкам и не хочет испаряться. Тэён дышит с хрипом, и от кашля у него ещё больше начинает болеть горло. — Ну правильно, — насмешливо раздается где-то с боку, — удумал, тоже мне, купаться в такое время года. До моста-то сложно дойти было? Глядишь, не попал бы к нам сюда, отсиделся бы в какой-нибудь канаве да обратно в стаю воротился. А теперь проблем с вами двоими не оберёшься, щенок твой чуть Минхёну хвост не отгрыз. Вожак не любит всяких гостей, особенно таких отчаянных, как ты, и таких глупых, как твой мелкий. Тэён с трудом поворачивает голову, смаргивает с ресниц тяжелый сон и разглядывает молодого парня, ловко лавирующего между своим бардаком. Он держит в руках дымящийся стакан, что-то постоянно добавляя туда и помешивая, а потом протягивает Тэёну. В нос бьёт противный, резкий запах, желудок скукоживается и отказывается иметь дело с этой дрянью. — Что с Джено? — хрипит Тэён, отталкивая от себя стакан с зеленоватой жижей, словно ему пытаются всучить кусочек болотной грязи. — Он жив? — Жив, жив, конечно, что с ним станется-то? Испугался просто, да и Минхён его погрыз несильно, всего лишь несколько царапин. Заживут уже завтра. Ты пей-пей, — парень прижимает стакан к тэёновским губам, второй рукой придерживая за затылок. — Быстрее поправишься. С тобой ещё наш вожак разбираться придёт, лучше не быть размазнёй. Хватка у него сильная — ничего не скажешь, Тэён даже дёрнуться не может. Горячая жидкость обжигает губы, язык и горло, и на вкус это еще противнее, чем на вид и запах. Тэён давит в себе рвотные позывы и задерживает дыхание, сильно жмурясь. Внутри растекается тягучее тепло. Тэён несколько долгих минут лежит, глядя в потолок, пока лекарь — кем ещё этот парень может быть? — возится с печью, что-то напевая себе под нос. У него светло-каштановые, вьющиеся волосы, бледноватая кожа, а еще он смешно морщит нос, когда улыбается — а улыбается он часто. Тэён столько улыбок за раз не видел уже очень давно. — Мне надо увидеть Джено, — выдавливает он, прочищая горло и приподнимаясь на локтях. — Я должен убедиться в том, что он в порядке. Лекарь снова морщит нос в улыбке и отмахивается, бросая в Тэёна еще одно одеяло. — Ты лежи, лежи, кому говорю! Видел я с утра твоего Джено, бегал как ни в чем не бывало у заводи вместе с Ренджуном, нескоро они еще наиграются. Лекарь достает из мешочка на полу пригоршню сухой травы и растирает её пальцами прямо перед носом у Тэёна, втирает в виски — Тэён дергается, мотает головой из стороны в сторону, чувствуя, как сознание снова затуманивается. — Поспи еще немного, тебе нужно больше отдыхать. С Джено увидишься утром, если проснешься. Думаю, вам надо будет о многом поговорить, к завтрашнему вечеру вернётся наш вожак и сразу захочет узнать, кто вы такие и откуда. / Тэёну снится родной лес — они с Ёнхо снова дети, изучающие деревья в округе, и каждое кажется им волшебным, как из сказок, которые по вечерам рассказывали седые старейшины. — Жестокие волки живут за рекой, за тем склоном, — говорит Ёнхо, его голос и силуэт понемногу меняются, и вот уже перед Тэёном стоит Донён, который шепчет тихо: — Страшные вещи происходят там, беда нависла над головами. Беда, беда, беда. Тэён резко падает вниз — земля уходит из-под ног, и холодная вода накрывает его с головой — снова забивается в нос и рот. Лапы застревают в илистом дне, обвязанные мелкими водорослями, и Тэён безуспешно пытается выбраться. Пасть раскрывается и он грызет острыми зубами лед, не в силах завыть. Его выдёргивает чужая маленькая ладонь, сильно пахнущая различными травами. — Тихо, — говорит лекарь, убирая мокрую челку с тэёновского лица, — тихо, все хорошо. Это сон, всего лишь сон. Тэён тяжело дышит, хватая воздух сухими губами, словно сейчас снова земля расколется и его затопит — нужно успеть надышаться. Но ничего не происходит — ему дают пожевать какой-то пряный листок, и все тревоги приглушаются, уходят на задний план. Сквозь маленькое, пыльное окошко бьются редкие, тусклые солнечные лучи, и Тэён понимает, что наступило утро. Он прислушивается к своему телу и с удивлением подмечает, что ему стало гораздо лучше — голова уже не болит, и тело не ломит. С горлом и кашлем, конечно, придется повозиться. Дверь с грохотом и скрипом открывается, впуская в дом холодный ветер. Тэён замечает, что уже выпал снег — припорошил землю тонким слоем. Сколько он провалялся без сознания? — Тэиль-хён, можно? — громко интересуется Джено, сбивая снег с ботинок о порог, и входит, не дождавшись ответа. — Ты тоже проходи, Ренджун. Хён очнулся, наверное, он классный, тебе понравится. Помнишь, я рассказывал, как он в одиночку выстоял против медведя? Тэён натягивает одеяло повыше и кашляет, морщась. Ничего и не в одиночку — с ним Ёнхо и Донён были, просто им повезло больше и они не так сильно пострадали. Среди волчат ходила другая правда — Тэёна прозвали чуть ли не медвежьим укротителем, и Ёнхо часто смеялся, припоминая, как бурый одной лапой отправил Тэёна в полет до ближайшего дерева. Вот вам и укротитель. Лекарь, Тэиль, упирает руки в бока и хмурится. — Ренджун мне обещал еще в прошлом месяце, что вычистит дровяник до заморозков. Вот пусть этим сейчас и займется. Слышится короткая перепалка, а потом Джено характерно вздыхает — всегда так делает, когда получается не так, как он хочет. Топает понуро к кровати Тэёна, оборачиваясь, чтобы сказать Тэилю, что он ужасный хён, но быстро меняется в лице, когда замечает, что Тэён не спит. Улыбается от уха до уха и плюхается на колени рядом с кроватью, хватаясь ладонями за руку Тэёна, словно он был на грани смерти и чудом спасся. — Хён, хён, хён, — захлёбываясь словами, лопочет Джено, — как ты? Тэён кивает, мол, хорошо все, живой — и ладно. Оглядывает Джено, но не замечает ничего тревожного: никаких синяков нет, и он не выглядит замученным или затравленным. Тэён позволяет себе облегченно выдохнуть и зарыться пальцами в густую черную макушку Джено. — Тебя не обижают? — на всякий случай интересуется он. Джено качает головой, удобнее устраиваясь на полу. — Я и не вожусь ни с кем, кроме Ренджуна, он здесь подопечный хёна, будущий лекарь, представляешь? Мы не ходим вглубь деревни, играем в лесу или у заводи и ни с кем из взрослых или волчат не пересекаемся. Тэиль-хён всем сказал, что мы не опасны и он последит за нами, но в здешней стае нам не сильно рады. Конечно не рады, кивает Тэён, он бы сам был не рад, если бы какие-то чужаки оказались на его землях, наградив кучей проблем. Ёнхо наверняка весь извёлся от беспокойства. Тэён резко встаёт, напугав Джено. Точно! Ёнхо, собственная стая, нарушенные границы. Он прижимает ладони к лицу и медленно выдыхает, не в силах унять бешеное сердцебиение и ледяной страх, расползающийся по венам. Они создали столько проблем — кланы наверняка сцепились в битве, и Тэён даже не может предположить, каков был исход. Он должен был быть рядом в такой момент, но вместо этого провалялся чёрт знает сколько дней в чужой деревне, где его, быть может, вообще пожелают убить. Тэиль сказал, что вожак не любит незваных гостей, и Тэён наизусть помнит все россказни о клане, живущем за рекой. Джено широко раскрывает глаза и спрашивает, что случилось. Тэён не хочет заставлять его волноваться, поэтому лишь натянуто улыбается и качает головой. Расспрашивает Джено о всякой ерунде, а тот и рад рассказать обо всем, что с ним приключилось: как убегал, как заметил, что Тэёна тащат в лес какие-то волки, как его самого чуть не загрызли. О Ренджуне говорит, о Тэиле — поили его всякой дрянью противной и не разрешали увидеть Тэёна, и Джено даже подумал, что он умер. Тэён слушает его вполуха, не в силах избавиться от чувства тревоги и страха. Как только Джено убегает помочь Ренджуну по просьбе Тэиля, и они с лекарем остается вдвоем, Тэён в лоб спрашивает, сжимая пальцами одеяло до белых костяшек — его бросает в жар: — Нас убьют? Тэиль пожимает плечами, не выдерживая тяжелый тэёновский взгляд и пряча глаза. — Ничего не могу обещать. Тэён кивает, кусая губы и глядя прямо перед собой. Тэиль явно от него многое скрывает, но Тэён не может его винить в этом — он не в том положении, чтобы чего-то требовать от других. — За Джено не волнуйся, — продолжает Тэиль. — Мы не настолько жестокие, чтобы убивать щенков. Может, вожак его и отпустит, а может оставит, я не знаю. В любом случае, он будет жить. Джено в будущем обещает быть очень сильным, не удивлюсь, если Джехён, ну, вожак, захочет его к себе. Мы с Ренджуном позаботимся о нём, если что. Тэён глубоко вдыхает густой, плотный воздух, наполненный всякими пряностями, и кивает. — Спасибо. Тэиль отмахивается, хмурится. Ему совсем не идет быть таким — улыбка больше к лицу. — Поднимайся, приведу тебя в порядок, пока есть время. / Леденящий душу волчий вой разносится над деревьями, когда Тэён позволяет себе ненадолго выбраться из тэилевского домика на свежий воздух. Тэиль принес ему кое-какую одежду: огромную светлую рубаху и штаны, которые пришлось сильно затянуть ремнем. Рубашка до сих пор пахнет чьей-то мускусной кожей и кедровыми орехами. Джено в волчьем обличье носится вокруг крытого дровяника, кусая Ренджуна за ноги и наваливаясь всем телом, чем совершенно не помогает, а лишь мешает. Ренджун морщится, совсем как Тэиль, и пинает Джено в бок, ворча себе под нос проклятия. За эти несколько дней он подрос — стал заметно крупнее, и под жесткой шерстью можно проследить очертания мышц. Он правда станет хорошим защитником стаи, если научится быть серьёзнее. И не важно, какую именно стаю ему придётся оберегать. Тэён надеется, что Джено хватит ума беспрекословно подчиниться любому решению здешнего вожака. Небо тут и вправду темнее, гуще, а лес не вызывает желания пойти и размяться — поохотиться или просто побегать между деревьями. Высокие ели нависают над головой и давят, заставляя думать об опасности, что таится в глубине — протоптанные тропинки теряются во мраке. Даже днём, наверное, сквозь пушистые ветви не пробиваются солнечные лучи. Закат багряный — вымазанный кровью — и солнца почти не видно — оно размывается неясным пятном между плотными, ватными облаками. Тэён отпечатывает этот момент у себя в памяти как последнее, что он увидел в своей жизни. Тэиль кладет свою руку ему на плечо — он, к слову, оказывается таким невысоким и худощавым — и говорит, что вожак его уже ждет. Он смотрит на Тэёна нечитаемым взглядом, словно сканирует. / Джехён не оказывается огромным и мускулистым бугаём, который даже в человеческом образе может свернуть шею любому. Тэён даже сначала думает, что молодой парень перед ним — что-то вроде помощника или правой лапы, но как только он отрывается от разглядывания своих ладоней, Тэён все понимает. Такой взгляд может быть только у вожака стаи. Серьёзный, властный, острый, как заточённый нож, приложенный к шее. Тэён сразу же начинает смотреть себе под ноги. Длинные рукава рубахи прячут его ладони полностью, поэтому он позволяет себе сжать их в кулаки, сильно впиваясь отросшими ногтями под кожу, чтобы хоть немного привести себя в чувство. От Джехёна исходит убийственная аура, которая заставляет колени подкашиваться. Он сильный, сильнее многих, и он знает это. Тэён осознает тот факт, что его могут убить прямо здесь и сейчас, даже не начиная разговора. Он глубоко дышит, вспоминая родные места: небольшую полянку возле деревни, где летом каждую ночь разводят большой костер и веселятся, даже волчат не гонят спать; собственный дом — маленький, грубо слепленный из неровных деревяшек, но такой уютный в зимние, холодные дни. Тэён вспоминает всех своих друзей и успокаивается. Если его и убьют, то он, хотя бы, был неплохим человеком и волком в этой жизни, и ему нечего стыдиться. Смирившись со своей незавидной участью, Тэён поднимает глаза на Джехёна — глядит исподлобья, чуть нахмурившись и сжав губы в тонкую полоску. Нужно же знать своего палача. У Джехёна равнодушное, нетронутое эмоциями лицо, холодное совсем, что даже становится неприятно, и это идет вразрез с его внешностью — черты мягкие, словно скульптор вложил в работу всю свою любовь, волосы светлые, соломенные. — Как обстановка за рекой? — тихо и одновременно невыносимо громко спрашивает Джехён, и его голос похож на рокот грома, который начинается где-то там, далеко, а потом обрушивается со всей силы здесь. Тэён моргает несколько раз, не понимая до конца, что от него хотят. Он предполагал, что в эту минуту уже будет лежать в луже собственной крови. — До того, как я сюда попал, всё было не очень хорошо, но терпимо. А сейчас, наверное, всё ужасно из-за меня. Джехён кивает, понимая, кажется, о чем Тэён говорит. В следующую секунду ошарашивает новостью, которая выбивает у Тэёна весь воздух из лёгких. — Говорят, что за рекой теперь господствует только один клан. Несколько ночей назад все решилось. Перед глазами проносится всё самое плохое: развороченная, сожжённая деревня, мертвые друзья, кровь повсюду. И никого не осталось — никого. Тэён мотает головой из стороны в сторону, прижимая заледеневшие пальцы к вискам. В носу стоит отчетливый запах гари, от которого в глазах резь, вперемешку с ржавым, металлическим привкусом крови. Стая была не готова к битве, и он, скорее всего, виноват во всех смертях — его товарищи гибли из-за того, что он не уследил за щенком. — Какой именно клан победил? — хрипит Тэён через силу, горло стягивает невыносимой болью, и каждое слово оставляет рваные раны. Джехён пожимает плечами. — Не интересуюсь чужими стаями. Тэён сильно сжимает челюсти, чтобы не ляпнуть что-то злое и ядовитое, и, кажется, у него краснеет лицо от слепой ярости и разочарования. Вывод напрашивается сам собой: если все решилось несколько ночей назад, и Тэёна с Джено никто не ищет, то. — Когда ты меня убьешь? — твердо интересуется Тэён, даже немного радуясь тому, что ему не придётся долго мучиться угрызениями совести. — Еще нескоро, — Джехён задумчиво лохматит свои светлые волосы, и видно, что он не очень рад сложившейся ситуации. — Мой брат напомнил мне об одной очень давней вещи, так что пока живи. Тэён непонимающе вскидывает голову. — Как только придет время, ты сразу же понесёшь наказание за нарушение границ. Если попытаешься сбежать — я не буду к тебе так же добр, как сейчас. Посажу в клетку и буду кормить дохлыми крысами. Всё понял? Можешь идти, брат тебе расскажет все, что нужно знать. / Тэиль поднимается с кровати и нервно выдыхает, большими глазами наблюдая за бледным Тэёном, который сразу же приваливается к ближайшей стене и скатывается на пол, обхватив голову руками. — Я отсрочил твою казнь, — с облегчением в голосе говорит Тэиль, — у меня получилось убедить Джехёна. Ну разве я не молодец? Если ты правда волк из пророчества, то вожак может пощадить тебя и отпустить обратно! Тэён его почти не слушает, потому что в ушах шумит собственная кровь, и в висках пульсирует от напряжения — он всё думает о родном доме, который, возможно, уже не является таковым. Может, у него теперь и нет дома. И некуда ему будет пойти, если... Тэён поднимет голову и вперивается тяжелым взглядом в Тэиля. — Волк из пророчества? Тэиль не успевает ответить, потому что в дом врываются Джено с Ренджуном, что-то бурно обсуждая. Ренджун выглядит поникшим, а Джено наоборот — весь красный от негодования. Тэёну не надо много думать, чтобы понять: Джено сказали, что он останется в стае, и тот заупрямился, а Ренджун, наверное, просто привык к нему. — Я сбегу, — рычит Джено, ударяя кулаком по столу, за что сразу же получает от Тэиля подзатыльник за порчу чужого имущества. — Все, что этот ненормальный наговорил про мою стаю — неправда. Они не могли погибнуть. Тэиль-хён, ну скажи же! — Если надумаешь сбежать, то даже до реки не доберёшься — убьют. Вот что скажу. Вы с Тэёном теперь наши. Он лукавит, конечно, потому что с Тэёном все совсем сложно — он сейчас ничейный, безродный, ни стаи, ни дома, ничего. Разбит на куски, стерт в пыль и пущен по ветру — лишь пустая оболочка без души. Может быть, он умер вместе со своей стаей в ту роковую ночь. Тэён забивается в угол кровати, обернувшись в одеяло, и смотрит в упор в одну точку, кажется, до самого утра, но за окном все так же темно, мрачно и страшно. Джено и Ренджун куда-то испаряются, Тэиль указывает взглядом на едва заметную дверь рядом с огромным книжным стеллажом, где на пыльных полках покоятся заготовки на зиму и один-единственный, потрёпанный томик, сохранившийся еще со времен самого первого лекаря в стае. Тэиль частенько заглядывает туда и учит по нему Ренджуна, иногда даже добавляя от себя какие-то заметки для будущих поколений. — Так ты брат вожака? — тихо спрашивает Тэён, понимая, что полным игнорированием ничего не решишь. Он должен знать, почему его оставили в живых на неопределенный срок с возможностью реабилитироваться. Тем более, у Тэёна до сих пор остается надежда на то, что его стая жива. Джехён наверняка решил, что Джено быстрее смирится со своим новым положением, если будет думать, что у него больше нет дома, но Тэёну он сказал правду. Тэёну хочется на это надеяться. Тэиль подкидывает в печь парочку дров, отряхивает руки и кивает едва заметно. — Не родной. Меня новорожденным щенком нашли у заводи, и отец, тогда он еще не был мне отцом, конечно, решил, что возьмет меня приемышем в семью. Через несколько лет на свет появился Джехён, я уже тогда понял, что он станет нашим вожаком. Тэён хмурится, пытаясь ничего не упускать из виду. — Разве это не предрешено? Ну, становление вожаком стаи. Тэиль удивленно вскидывает брови и смеётся, прикрывая рот ладошкой. — Не знаю, какие у вас обычаи, но у нас вожака выбирает сама стая, когда приходит время. Ёнхо бы здесь точно пришлось по вкусу, горько думает Тэён. Здоровая конкуренция и голос большинства лучше, чем отсутствие выбора. — К нашему провидцу пришло знамение во сне, — Тэиль замолкает на долгие минуты, решая, стоит ли рассказать эту историю полностью. — Джехён не доживёт до своего двадцать третьего, по человеческим меркам, дня рождения. Тэён невпопад кивает, не вполне понимая, как кто-то может быть в силах предсказать чужую судьбу. Он слышал про такое лишь в сказках. Даже Донёна хватало лишь на предостережения. Тэиль набирает в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить. — Провидец сказал, что из других земель придет белый волк, который сможет спасти Джехёна от смерти и помочь в многолетней борьбе с соседним кланом. Если Джехён выживет, то приведет нашу стаю к победе. Тэёну хочется рассмеяться от абсурдности ситуации. Белая шерсть — не такое уж и редкое явление, только в его стае было штук пять белоснежных волков, и стать этим избранным мог любой. — Ты попал сюда потому, что должен был. Цепочка событий могла бы быть какой-нибудь иной, но исход остался бы один. Я уверен, что ты тот самый волк из пророчества, иначе и быть не может. Ты спасешь Джехёна, а Джехён спасет всех нас. / В стае к ним относятся, как к особенным. Новость о том, что появился тот самый волк потрясла всю деревню, ведь никто до конца не верил словам старого провидца, но теперь, когда Тэён был оставлен в живых, сомнений не было ни у кого — близится час, когда все решится. Некоторые смотрят на Тэёна с нескрываемым восхищением, словно он мог воскрешать людей из мертвых или проделывать еще более волшебные штуки — летать, например, или плеваться огнем. Особо отчаянные волчата даже подбегали к нему и тыкались носом в ладонь, будто проверяя, настоящий ли он. Некоторые смотрят на Тэёна с недоверием во взгляде, иногда даже вперемешку с раздражением и злостью. В их глазах Тэён был обычной шавкой — невысокий, костлявый, обделенный ловкостью и умом. Наверное, они ждали кого-то суперсильного, который в волчьем обличье сравнился бы с медведем, а получили всего лишь Тэёна. Ни то, ни другое Тэёна не радует. Ему неприятно такое внимание к себе, поэтому он предпочитает не пересекаться с другими — ходит хвостом за Тэилем, пряча взгляд в припорошенной снегом земле. Зима наступает на пятки осени и дует ей в спину холодными ветрами, подгоняя, — самой уже не терпится взять мир в свои ледяные ладони. Тэиль вкратце рассказывает и показывает Тэёну все самое важное, знакомит с тем самым Минхёном и с Ютой, которые оказываются довольно приятными ребятами — сразу же берут Тэёна под свое крыло и проводят небольшой курс погружения. Просто оставляют Тэёна одного в небольшой снегопад в мрачном лесу под предлогом прогуляться и показать местность, и ему приходится провести черт знает сколько времени, запоминая каждое дерево, чтобы добраться обратно до тэилевского дома. То же самое проворачивают и с Джено, и Минхён остаётся полностью довольным — обида за хвост даже проходит. Понемногу Тэён вливается в чужую жизнь, как маленькая речушка вливается в море, смешиваясь с сотнями других рек в одно целое. С Джехёном, правда, дела обстоят плохо, потому что тот, кажется, все еще отказывается верить в пророчество и терпит Тэёна рядом только потому, что Тэиль его просит об этом. Тэиль вообще хочет, чтобы Тэён круглосуточно был у Джехёна под боком, чтобы, в случае чего, помочь, но Джехён говорит, что это уже ни в какие ворота. Тэён нужен Джехёну лишь для того, чтобы доказать свою правоту — никакой чудесный спаситель из пророчества ему не нужен, и он сам может постоять за себя. И когда он это докажет, то убьет Тэёна. — Пожалуйста, — просит его Тэиль каждый день, — пожалуйста, не упускай брата из виду. Если с ним что-то случится, я же не переживу этого, понимаешь? У Тэёна не остается выбора. Спасение Джехёна становится его единственной надеждой на собственное спасение — Тэиль уверен, что после этого Тэёна отпустят домой. Сейчас Тэён все больше думает о том, что его клан победил. Навязчивые чувства поутихли, и он смог спокойно обдумать все случившееся, придя к выводу, что все не так плохо, как ему показалось сначала. Тэён не упускает Джехёна из виду, как и просил Тэиль, наизусть выучивая распорядок джехёновского дня, все привычки и облюбованные места. Иногда он даже не скрывается, в открытую следуя за Джехёном по пятам, чем вызывает еще больший восторг у одной части стаи и еще большее раздражение у другой. Джехён же делает вид, что его не существует, спокойно занимаясь своими обычными делами: командует, проверяет границы, командует, охотится на больших зверей, командует, проверяет волчат и снова командует. Иногда он надолго куда-то пропадает, словно испаряясь — только что был тут, а в следующую минуту его уже нет. В такие моменты Тэён правда волнуется, вычёсывает каждый закоулок, чувствуя себя максимально бесполезным, и клянётся себе в том, что не упустит Джехёна в следующий раз. Где-то на пятый у него начинает получаться, и Тэён позволяет себе довольно фыркнуть и стукнуть лапой по сугробу, мол, вот видите — я смог! Он совсем сливается с зимним лесом, безмолвным призраком следуя за Джехёном, который, кажется, просто издевается над ним: ходит кругами, постоянно проворачивая свой фокус с исчезновением. По крайней мере, Тэён знает, что Джехён не может полностью не замечать его присутствия. Иногда Тэён может ощущать на себе его холодный, острый и изучающий взгляд — мимолетно, словно Джехёну хватает секунды, чтобы узнать все о нем. Год неумолимо заканчивается — время тает так же быстро, как и снег на горячих ладонях. Джено становится совсем большим - даже больше Минхёна — и у него наконец получается контролировать себя, поддерживая внутреннюю гармонию. Он часто охотится в одиночку, и Тэён понимает, что Джено просто хочет побыть один, чтобы подумать. В глубине души он, наверное, уже смирился и принял себя как часть новой стаи, но сердце до сих пор болит и воспоминания не получается приглушить, когда они наведываются к нему ночью — во снах. Год неумолимо заканчивается: Тэиль считает дни до важной даты — до дня рождения Джехёна. Середина февраля — дожить бы. Им всем. / Тэёна на вылазку не берут. Ранним утром около границы с враждебным кланом находят убитого волка — одного из приближённых вожака. Джехён твердо вознамеривается узнать истинные причины смерти его товарища и, в случае чего, отомстить виновникам. Негласное соглашение о ненападении снова было нарушено — явная провокация на радикальные действия. — Мы всего лишь устроим переговоры, — успокаивает Джехён брата, ероша его кудрявые локоны. — В прошлый раз я еле остановил твое кровотечение. — Это были очень агрессивные переговоры. Тэиль злится, но ничего не может поделать — даже он не в силах полностью влиять на брата. С Тэёном он не церемонится — говорит резко и грубо: — Сунешься за нами следом — глотку перегрызу, все понял? Не надо мешаться у меня под ногами. Тэён выдерживает его взгляд, ни разу не моргнув, — он понемногу учится не бояться Джехёна, его сильной ауры вожака и его голоса, который вызывает у Тэёна толпы мурашек по телу. Джехён разминает шею и принимает волчье обличие, первым забегая в лес, за ним следуют еще пятеро — в том числе Минхён и Юта, которые без слов пообещали последить за безопасностью Джехёна. Тэён смотрит им в след долгие несколько минут — на макушке собирается целая пригоршня снежинок. Джехён — самый крупный волк в стае, с тёмной шерстью и трёмя яркими серыми пятнами: на кончике хвоста, на боку и вокруг желтого глаза. Тэён еще ни разу до этого не видел пятнистых волков. По сравнению с ним Тэён правда выглядит обычной шавкой, которая ничего особенного не может. Волнение Тэиля передается и ему, поэтому Тэён, недолго думая, отправляется за Джехёном, пока следы не замело, а запах его шерсти не растворился в морозном воздухе. Тэёну нравится это ощущение, когда он вырывается наконец из слабого человеческого тела, позволяя себе быть тем, кто он есть на самом деле. Все чувства обостряются в несколько сотен раз, и он чувствует себя почти всесильным, когда ловит ветер зубами за хвост. Джехён пахнет топлёным молоком, багульником и кедровыми орехами - непонятная, странная смесь, но Тэён привыкает, иногда даже ощущая этот запах на себе — перебивает свой собственный. Он прислушивается к каждому шороху, вглядывается в каждый сантиметр леса и не перестаёт двигаться вперед, сливаясь мехом с большими, пушистыми сугробами. Ближе к границе он плюхается на землю животом и пробирается ползком с подветренной стороны, чтобы не выдать ничем своё присутствие. Находит удобное место, откуда видно Джехёна и остальных, и прячет тёмную горошину носа в снег. Тэён надеется, что переговоры пройдут хорошо, и ему не придётся вмешиваться — не очень-то хочется злить Джехёна. Да и вообще не хочется, чтобы этот момент и был тем самым решающим — Тэён чувствует, что ещё не готов к этому. Джехён не выдает ни единой эмоции, оставаясь как всегда спокойным и равнодушным, не двигается почти — немигающим взглядом смотрит прямо перед собой, готовый в любой момент отразить атаку, но ничего не происходит. Вожак другой стаи, грязно-бурый волк с пушистым хвостом, сидит в таком же положении и смотрит так же — даже немного злобно, с толикой раздражения, слепой ярости и какого-то пугающего азарта. Словно подначивает: "Ну, давай же, нападай!". Концентрированное напряжение между ними настолько плотное, что можно брать и резать на куски. Тэён дышит глубоко, размеренно, продумывая каждое возможное сейчас развитие событий, чтобы быть готовым ко всему. Честно говоря, Тэён готов похлопать вожаку другой стаи за выдержку — так долго смотреть прямо в глаза Джехёну может не каждый. Иногда даже кажется, что его зрачки расплываются по всей радужке и белку, превращая глаза в две чёрные, зияющие мёртвой пустотой дыры. И этот взгляд заставляет бояться. Заставляет подчиняться. Бурый волк склоняет голову. Тэён понимает, что на этом всё кончилось. Он медленно, с облегчением выдыхает, чувствуя, как с плеч спадает огромный груз — словно само небо придавливало его к земле. Он отползает назад, чтобы никто его не заметил, и рысью приспускает обратно в деревню окольными путями — у него в запасе несколько минут, и снегопад не успеет скрыть его следы, если он будет возвращаться той же дорогой, что и Джехён. — Все хорошо, — кивает он Тэилю, не отдышавшись нормально, и Тэиль даже не бьёт его по затылку за то, что притащил в дом кучу снега. Тэён забивается в угол кровати и тянет на ноги одеяло, чтобы создать видимость того, что он был тут все это время, но где-то в глубине души Тэён все равно понимает, что Джехён почувствовал его еще на подходе к границе. Тэён не знает, как именно это происходит, но он просто уверен в этом. Возможно, будет лучше, если ему перегрызут глотку сейчас. Но Джехён лишь бросает на него мимолетный взгляд с каплей раздражения, когда заходит показаться Тэилю, — наверное, единственная эмоция, которую Тэён вызывает в нем. / Парящие в воздухе огромные снежинки похожи на осколки далёких звезд — космос стирает их в пыль, и на пути к Земле едва заметные песчинки склеиваются в удивительный, неповторимый узор. Тэёну на мокрый, холодный нос падает одна — он смешно скашивает глаза, чтобы повнимательнее её рассмотреть, но громко чихает. Джехён даже замирает на долю секунды, вглядываясь в него, но потом резко продолжает свой путь к заводи — там ещё осталось немного хвороста: нужно только дать веточкам обсохнуть несколько часов и можно отправлять в печь, чтобы глубокой ночью не замерзнуть. Тэён шагает следом, скучающе осматривается — гнетущая местность давно перестала его пугать, но смутная тревога все равно скребется на задворках сознания — словно по привычке. В вечерней тишине рык Джехёна раздается очень громко, подхватываемый эхом. Тэён подрывается с места, леность и сонливость как рукой снимает, и он вертится вокруг распластанного на земле Джехёна как заведенный, не до конца понимая, что произошло. Он чувствует едва ощутимый густой запах крови и вперивается взглядом в капли на снегу. Джехён всего лишь неаккуратно наступил на острую ветку. Если бы Тэён мог говорить, то обязательно бы ляпнул что-нибудь ехидное, но он обещает себе никогда не забывать это маленькое происшествие, чтобы иногда припоминать его Джехёну и наблюдать за секундными эмоциями — мелькают двадцать пятым кадром, словно их и не было. Тэён, не задумываясь, грузно падает на живот рядом с Джехёном, тычась носом в чужую лапу, а потом выдирает зубами огромную занозу — Джехён пихает его здоровой лапой, мол, аккуратнее не можешь, что ли, больно же. Кровь хлещет, поэтому Тэён не придумывает ничего лучше, чем зализать ранку шершавым, горячим языком, пока все не станет лучше. А потом уж Тэиль помажет своей самодельной мазью, и точно все будет хорошо. Тэён, спустя каких-то пару минут, осознает, что делает нечто очень странное и несвойственное ему. Джехён, наверное, думает так же, потому что его желтый взгляд скорее удивленный, чем злой. Тэёну очень хочется провалиться сквозь землю или броситься в реку, в конце концов. / Ренджун бегает за водой в четвёртый раз за последние несколько часов, Джено караулит Минхёна на улице, чтобы не сунулся раньше времени к Тэилю, а Тэён помогает удерживать Юту на месте, пока Тэиль пытается остановить кровотечение и зашить огромную рваную рану на боку. Юта не перестает дёргаться и орать от боли, и даже самые сильные травы на него никак не действуют — лишь немного притупляют боль. — У него заражение пошло, — сквозь зубы цедит Тэиль самому себе. Сейчас он очень сильно походит на Джехёна — остается собранным и уверенным в себе, несмотря на сложную ситуацию. Даже взгляд твердеет и зрачки блестят, словно сталь. Они возятся почти весь день, пытаясь вытащить Юту практически с того света, и Тэиль позволяет им отдохнуть лишь тогда, когда рана обработана, зашита и туго перевязана, а Юта забывается беспокойным сном, дыша тяжело, но главное — дыша. Тэён вываливается наружу, как есть — весь перепачканный в чужой крови, бледный, уставший. Кивает Минхёну, мол, все хорошо, можешь зайти ненадолго, а сам плетется к заводи — благо тут всего несколько десятков метров. Отмывает сначала красные руки, ногтями выскребает из пор остатки крови, и потом уже только набирает пригоршню, чтобы умыть лицо. Вода обжигающе-холодная, с мелкими ледышками, и отрезвляющая. Тэён сразу же приходит в себя. Назад идти нет никакого желания, потому что места для Тэёна там не осталось — кровать занял Юта, а лишать Тэиля собственной он не может. Да и весь дом пропах болезнью — и без того в голове полный кавардак, вызывающий резь в висках. Тэён идет в единственное знакомое ему место, не считая тэилевской лечебницы. Он был у Джехёна один-единственный раз, будучи полностью уверенным в своей скорой смерти, поэтому не сильно всматривался в интерьер его дома — зачем грузиться лишним. Честно говоря, Тэён смотрел только на Джехёна или под ноги, совсем не обращая внимания на то, что его окружало. Поэтому это больше походит на его второй первый раз дома у Джехёна. Джехён даже не удивляется, когда Тэён без спросу проходит внутрь, стоит ему открыть дверь. Выглядит он, наверное, совсем плохо — Джехён прижимает ладонь к его лбу, проверяя, нет ли жара. — Я просто вымотался, — отвечает на безмолвный вопрос Тэён, уворачиваясь от джехёновой руки. — Не каждый день переживаю такое. Точнее даже сказать — вообще никогда Тэён такого не переживал. Спасение чужих жизней таким способом существовало где-то отдельно от Тэёна, и все было отлично до этого момента. — Тэиль такой сильный, — не пойми зачем добавляет он. Тэён позволяет себе сбежать и расслабиться, потому что больше не несёт никакой пользы для дела, но Тэиль должен минимум несколько дней посвятить всего себя Юте, чтобы тот смог поправиться. Это тяжело, очень тяжело — Тэён понимает это только сейчас. Джехён кивает и, кажется, даже улыбается едва заметно — Тэён слишком рассеян и устал, чтобы заметить. Джехён возится где-то в глубине дома, пока Тэён сидит на полу, опёршись спиной о стену и прикрыв зудящие, красноватые глаза. — Переоденься, — говорит он, всучивая в руки чистую одежду. — Я постелю тебе на своей кровати. В голове лениво проносится мысль, что Джехён сегодня как-то слишком добр к нему, может, убил кого-то с утра и настроение поднялось на весь день. Тэён отмахивается от неё. Просто он сейчас находится не в самом лучшем состоянии, поэтому было бы совсем нехорошо прогонять его. Тэён засыпает, сжимая в руках подушку и растворяясь в теплом, каком-то до боли родном запахе топленого молока, багульника и кедровых орехов — запахе Джехёна. / С самого утра небо хмурится загустевшей серостью, предупреждает — лучше сидите в своих хижинах — и готовится вот-вот обрушиться на лес сильным снегопадом. Северный ветер воет, стонет, злится, пытаясь проникнуть в дом и выпотрошить все наружу, а потом — окутать льдом, законсервировать до весны. Джехён возвращается из дровяника с кучей аккуратных деревяшек в каждой руке наперевес, чтобы хватило на несколько дней, почти в самый последний момент — Тэён быстренько захлопывает за ним дверь, не пуская зиму в дом — гостя не звали. Тэён выглядывает в маленькое окошко, чтобы убедиться, что никого на улице нет в такую погоду, но уже ничего не видно — все белым-бело, а ветер стучит в тонкое стекло, заставляя его натужно дребезжать. — Я проверил, — успокаивает Джехён, складывая дрова возле печи, там собралась уже приличная кучка. — Все дома. Тэён кивает: ладно, раз ты так говоришь, то ладно. Но ему все равно неспокойно на душе, непонятная тревога грызет изнутри. Тэён пытается затолкать это навязчивое чувство подальше и отвлечься хоть чем-нибудь: вымывает всю грязную посуду, аккуратно расставляет вещи по местам и перебирает джехёновскую одежду, складывая ровными стопками. Когда все дела переделаны, волнение возвращается к нему с новой силой, и Тэён забивается в угол кровати с одеялом, по привычке. Может, ему стоит заснуть, чтобы скоротать мучительное время, и когда он проснётся — все будет хорошо. Суровая метель обязательно закончится, все вернётся на круги своя — тревога испарится. — Ну что ты там ворочаешься? — спокойно спрашивает Джехён, отрываясь от книги. Тэён заглянул в неё как-то, но абсолютно ничего не смог разобрать — какой-то древний язык, кажется. — Что случилось? Тэён накрывается одеялом с головой и не отвечает, сильно жмуря глаза — до ярких пятен на внутренней стороне век. Он пытается дышать ровно, чтобы обмануть себя и заснуть, но не получается. Раздаются тихие, твердые шаги, и кровать прогибается под весом Джехёна. — Даже самые маленькие волчата не боятся метели, — говорит он с едва заметной ноткой веселья в голосе. Тэён раздраженно высовывает кончик носа и фырчит по-волчьи. Метель — последнее, чего он боится сегодня. В глубине души он понимает, почему так напуган, но не может полностью себе в этом признаться — а вдруг он ошибается? Сказать Джехёну — еще сложнее, ведь Тэён сам себе не до конца верит, а уж Джехён.... С такими мыслями он и забывается хрупким сном без сновидений — лишь какие-то обрывки из прошлого проносятся перед глазами: забытые места и запахи, отголоски чужих голосов и незаконченные фразы. Он словно плывет, поддаваясь быстрому течению реки, и смотрит на смазанный пейзаж, не зацикливаясь на чем-то одном. Сон сгорает. Мысли вспыхивают ярким пламенем, оставляя после себя лишь пепел и чёрный-чёрный дым — он забивается в нос, пачкает сажей легкие, не дает нормально дышать. Дым обволакивает его полностью и погребает под своей плотной тяжестью, въедаясь под кожу. Тэён кашляет и просыпается, резко открывая глаза — и ему кажется, что сон до сих пор продолжается, потому что дым реален - клубится вокруг. В глазах больно щиплет, и Тэён трёт их руками до красного белка — капилляры лопаются. Тэён вываливается из дома в чем был, ступает босыми ногами в сугроб и падает, отползая от горящей хижины вожака подальше. В глазах двоится, а в ушах стоит невыносимый звон — Тэён смаргивает слезы и пытается сфокусировать взгляд на чем-то одном. Над деревней — густой смог, скрывающий небо. Он настолько плотный, что даже сильный порывистый ветер не может его разогнать. Тяжёлые хлопья снега мешаются с пеплом — Тэён словно посреди воронки, и все вокруг вертится с неистовой скоростью. Деревня горит — дотла. Тэён пытается встать, по колено увязнув в снегу, ладони краснеют от холода, в горле стоит ком — он откашливает невысказанные слова. Внутренний волк берет над ситуацией контроль, и вот уже Тэён мчится, подгоняемый ветром, к хижине Тэиля. Его пугает то, что он не чувствует нигде других — сложно ухватиться за запахи, а зрение сейчас больше подводит, чем помогает. Ему кажется, что он остался совсем один посреди метели и огня — невозможной смеси. Тэён из-за практически нулевой видимости на всей скорости налетает на Минхёна, тащащего в зубах тонкий матрас, на котором лежит Юта — тот все еще не пришёл в себя. Тэиль и Ренджун семенят следом, пытаясь удержать в руках то, что успели спасти из горящего дома. — Где Джехён? — Тэиль пытается перекричать вой ветра. Сердце Тэёна пропускает несколько ударов и начинает неистово колотиться о грудную клетку, как будто приговаривая: ты опоздал, опоздал, опоздал. Тэён резко разворачивается, но не знает, куда ему бежать, поэтому несколько мучительных секунд топчется на одном месте, пытаясь уловить джехёновский запах, но в носу — одна гарь, кровь и снег. Нет сомнений в том, что поджог был устроен специально, чтобы застать врасплох, напасть неожиданно. Тэён решает бежать туда, куда несут его лапы — если спасти Джехёна и правда его предназначение, то высшие силы помогут ему найти верный путь. Ветер бьет в спину, острые снежинки как смертоносные иглы врезаются под кожу, и даже шерсть не защищает. Тэёну кажется, что он наворачивает бессмысленные круги, пока Джехён, возможно, умирает. Тэён злится — злится на себя за то, что не послушал свой внутренний голос, вопящий об опасности. Все было бы по-другому, не будь он таким дураком! Легкие скукоживаются от нехватки кислорода, Тэёну тяжело дышать — он не может заставить себя сделать вдох, потому что все силы уходят на бег. Он несется быстрее ветра и, кажется, даже время по сравнению с ним начинает замедляться — Тэён ощущает все еще четче, ярче, полнее, чем раньше. Чем когда-либо до. Он чувствует Джехёна рядом — совсем рядом. Пока остальные пытаются защитить остатки деревни от вторжения чужаков, твердо намеренных разворошить все до основания, Джехён сталкивается в битве с их вожаком — насмерть. Два темных пятна посреди белой пустыни почти на самой верхушке склона и Тэён, сливающийся с иллюзорной пустотой. Удача явно не на стороне Джехёна, у которого из рваной раны уже вытекла целая река крови. Застигнутый врасплох, он не может не думать о своей деревне — она до сих пор в огне, и яростное пламя переходит на лес, грозясь выжечь все на свете. Быть может, ему уже некого спасать, не за кого бороться? Страх за жизни других затемняет рассудок. Джехён воет от боли, когда его отшвыривают в сторону — врезается спиной в ствол огромного дуба. Кажется, что что-то даже хрустит — Тэён надеется, что это не его позвоночник надломился пополам. Тэён, не сбавляя скорости, врезается в своего противника, чья пасть клацала уже в сантиметре от горла Джехёна. Удар получается настолько сильным, что они вдвоем кубарем катятся вниз по склону, Тэён когтями и зубами цепляется за чужую плоть, чувствуя во рту кислую кровь. Шею пронзает острая боль — Тэён чувствует, как что-то теплое пачкает его шерсть, а голова начинает кружиться еще больше — не от падения. Лед на реке трескается с оглушительным грохотом, расползается узорчатой паутиной и надламывается на несколько десятков мелких частей. Вода до ужаса холодная — резкое погружение на дно на несколько секунд лишает Тэёна сознания, но он не перестает мёртвой хваткой цепляться за чужую шерсть. Если уж и идти на дно, то не одному. Прозрачная, кристальная вода пачкается багрянцем. Им хватает меньше минуты, чтобы удариться об илистое, травянистое дно. И меньше пяти, чтобы речная вода забилась в каждую клеточку тела, окончательно парализуя. Все закончилось там, где и началось. / Парящие в воздухе огромные снежинки похожи на осколки далеких звёзд. Космос стирает их в пыль. На пути к Земле едва заметные песчинки склеиваются в удивительный, неповторимый узор. Тэёну на мокрый, холодный нос падает одна — он смешно скашивает глаза, чтобы повнимательнее ее рассмотреть, но громко чихает. Джехён над ним раскатисто смеется и тянет к нему теплую ладонь, чтобы пригладить шерсть на загривке и почесать за ушком. Тэён тычется лобастой головой ему в бок и шутливо кусает за бедро. Парящие в воздухе звезды похожи на летних светлячков, освещающих дорогу. Глаза у Джехёна — два тёмных неба с яркими отпечатками света. Тэёну кажется, что он может смотреть на него часами напролёт. — Очнись, — улыбается Джехён. Космос стирает их в пыль. Прошлое сгорает — яркой вспышкой пламени, которое тут же гаснет. / Тэён открывает глаза. Все произошедшее с ним он помнит смутно, обрывочно, словно сон, который ускользает от него по утру, оставляя только неясное послевкусие. Он пытается перевернуться на бок, потому что все тело до ужаса затекло, но каждую клеточку тела пронзает боль, стоит ему двинуться. Бедро ноет, левую руку он вообще не чувствует, словно ее нет и не было никогда, а голову невозможно повернуть из-за тугой повязки на шее — даже глотать трудно. Лба касается чья-то холодная рука, и Тэён фокусирует свой взгляд на Ренджуне — тот выглядит заспанным, губы расползаются в широкой улыбке. Он тормошит кого-то рядом, Тэён не может увидеть, но вскоре понимает, что это Джено — тот характерно ворчит и отмахивается, желая подольше поспать, но Ренджун выворачивает ему ухо. Тэён пытается улыбнуться, но даже это маленькое действие дается ему с трудом. Тэиль отталкивает мелкотню от кровати и не верящим взглядом смотрит прямо на Тэёна, почти плачет, потому что: — Мы думали, ты умер. Тэён облизывает пересохшие искусанные губы, но не успевает ничего сказать — Тэиль обеими ладонями обхватывает его здоровую руку и прижимает к себе, начиная без умолку тараторить — его голос напряженно звенит, дрожит. — Тебя из реки еле вытащили, ты совсем не дышал, я даже не был уверен, что смогу помочь. Знаешь, как мы боялись потерять тебя? Тэён не представляет. Он судорожно вдыхает, морщась от боли в грудной клетке, и хрипло выдает: — Джехён? Тэиль даже позволяет себе улыбнуться сквозь навернувшиеся на глаза слезы. — Жив твой Джехён. Тэён кивает. И снова проваливается в небытие — падает, падает, падает, но уже не боится ничего. Раз жив, то ладно. Ладно. / Снег начинает таять, и по утру Тэёна всегда будит капель — весело и звонко весна проникает под кожу и заставляет чувствовать себя лучше. Время бежит слишком быстро, вплетается в бурное течение реки, которое переходит в водопад — возможно, ему так кажется только потому, что он спит большую часть дня, бодрствуя не больше двух часов. Сон придает ему сил и лечит не хуже, чем тэилевские настойки, которые он делает специально для Тэёна. К весне он уже не чувствует боли — все кости срослись, а раны затянулись шрамами. Бедро, правда, полностью не заживёт уже никогда — Тэиль отшучивается, мол, Тэён теперь будет предсказывать погоду с помощью своей ноги. После затяжной, холодной зимы солнце с новой силой возвращается обратно, желтея с каждым днем на светлом небе и припекая макушку. Джено рассказывает, что прошел обряд посвящения во время полнолуния, и теперь он — почётный член стаи, настоящий защитник. — И хён, я же вырос! — смеется Джено. — Стал даже больше, чем Юта и Минхён, представляешь? Может, мне стоит подумать о роли вожака, а? Ренджун составит мне хорошую речь, если будет словесная перепалка. Но я надеюсь, что будет просто драка. Куда тебе, ехидничает Ренджун, с такими-то мозгами, ты нас всех в могилу загонишь, я категорически против. Тэёна их ссоры без причины почему-то успокаивают, и он даже чувствует себя как дома, когда они начинают шутливо драться — Джено всегда поддается Ренджуну, не потому, что тот слабее, а просто хочется, чтобы было именно так. Тэиль на них ругается, потому что — да сколько можно бить мои банки, вы хотите вылизывать дровяник до скончания века? Каждый вечер приходит Джехён — проведать его. Он выглядит уставшим, осунувшимся, и как будто даже постарел на несколько лет. Зиму он пережил с большим трудом — пришлось почти с нуля отстраивать новые дома на скорую руку, чтобы не замёрзнуть. Только несколько домов остались целыми, включая хижину Тэиля, что было большим везением — не все запасы пропали, и кое-что удалось спасти. Чаще всего они молчат, каждый думая о своем. Джехён устраивается на полу подле кровати, а Тэён как обычно забивается в угол — с одеялом. Тэёну, если честно, много чего хочется сказать, но слова застревают в горле зудящим комом, и Джехён уходит, так и не услышав их. Тэёну приятно, что Джехён умудряется в своем забитом графике вожака стаи выделить время и для него — хотя бы минутку, чтобы убедиться, что все хорошо. Тэёну приятно, что Джехёну не все равно на него, что он правда переживает о его состоянии, и не потому, что так и должно быть, ведь Тэён спас его, исполнил свое предназначение, нет. Совсем не поэтому. Джехён переживает, потому что Тэён для него что-то да значит. И это ощущается в его взгляде, движениях, в каждом поступке. Он становится мягче, стоит оказаться рядом с Тэёном, говорит свободно, без стали в голосе, и даже позволяет себе улыбаться — быстро, едва заметно, будто кто-то его упрекнет за проявление эмоций. Тэилю, кажется, надоедает вечное присутствие Джехёна в доме — мы, конечно, братья, но ты мне все глаза смозолил — и он берет дело в свои руки: ставит Тэёна перед фактом — собирай вещи и переезжай, ты, вообще-то, занимаешь койку для серьезно больных. — Мне жить в дровянике? — хмурится Тэён, не представляя, куда ему приткнуться. — Дом Джехёна стоит на том же месте. Тэён набирает в грудь побольше воздуха, чтобы возмутиться, но Тэиль его выставляет за дверь — уже давно стемнело, и Тэён весь измазывается подтаявшей грязью, несколько раз поскользнувшись, прежде чем добраться до джехёновской хижины. И он снова не удивляется, смаргивает сон да отходит чуть в сторону, чтобы пропустить Тэёна внутрь с его скромными пожитками, которые и не его вовсе. Удивительно, но Тэён не чувствует себя каким-то лишним или того хуже — обузой. Он словно тоже проходит свой обряд посвящения — негласный — и становится частью стаи. Может даже, частью семьи — Тэиль относится к нему, как младшему брату, окружая своей любовью и иногда принимая за него важные решения, потому что так будет лучше, а Джехён. Джехён стелит ему на своей кровати, подбрасывает дрова в печь, потому что к утру становится холодно, а Тэёну нельзя мерзнуть, иногда приносит дикие ягоды — Тэиль начинает пропадать в лесу в поисках цветущих трав и делится с ними чем-нибудь вкусным и полезным для здоровья. Джехён о нем заботится, и эта забота у него не навязчивая, но упрямая — Тэён не любит, когда с ним возятся, но Джехён его не слушает, поступая по-своему. Джехён всегда поступает так, как считает нужным, но Тэён видит в его глазах бурю сомнений, когда они остаются одни, и в глубине души он понимает, о чем Джехён думает, потому что те же самые мысли мучают и Тэёна бессонными ночами. Они оба не спят, просто притворяются, и оба это знают, потому что иначе не получается — Тэён начинает чувствовать Джехёна лучше, чем кто-либо еще. А Джехён чувствует его. И в дождливые дни всегда забирается на кровать рядом с Тэёном, прижимая его к своему боку, потому что у Тэёна невыносимо ноет бедро — Тэиль говорит, что с возрастом боль перестанет быть такой сильной, да и он, в конце концов, просто привыкнет. Джехён гладит его по спине и целует в висок, обнимая так сильно, как может, и Тэён жмётся носом ему в грудь, растворяясь в родном запахе и пропитываясь им насквозь, желая остаться в этом моменте если не навсегда, то как можно дольше. У Джехёна губы сухие, и целует он властно, потому что по-другому не умеет, но старается быть мягче и не причинять Тэёну лишней боли, но без нее не обходится. Джехён вгрызается зубами в шею, под тонким шрамом, слизывает кровь и зацеловывает место, пока Тэён не перестает так сильно впиваться пальцами в его плечи, будто приговаривая — еще не все, еще болит. Спускается поцелуями ниже и ставит новые метки, потому что Тэён не должен принадлежать никому, кроме него, и все должны это знать. Джехён будто знает все места, которые надо приласкать, чтобы Тэёну было очень хорошо — он делает это так уверенно, без единой заминки, без всяких сомнений. Словно знает, что Тэён уж точно не будет против. А Тэён и правда не против, потому что притягивает Джехёна ближе к себе, чтобы — кожа к коже — и ощущения еще ярче, еще четче. Настолько, что голос пропадает, но все равно хочется говорить всякие глупости, зная, что Джехён запомнит каждое слово. Ощущая Джехёна в себе, Тэён понимает, что ни к кому больше так сильно не привяжется, никого и никогда не назовёт своим, кроме Джехёна. И ничьим больше не будет. / Тэён уходит на рассвете, вляпываясь в огромную лужу перед домом, отчего его шерсть становится темной и грязной, но он не обращает на это никакого внимания. Ему непривычно после такого долгого времени снова оказаться в волчьем обличии, и он передвигается медленно, хорошенько прислушиваясь к своим ощущениям. Ему все равно некуда спешить. Лес встречает его, как старого друга, открывая перед ним все дорожки — Тэён направляется к реке самым длинным путем, наслаждаясь прогулкой. Прохладный ветер полон свежести цветущих растений, а солнце, лениво ползущее вверх над горизонтом, уже начинает согревать. Лед на реке растаял неполностью, и мимо Тэёна проплывают несколько крупных льдин, когда он аккуратно ступает на мост — одни прогнившие, мокрые доски. Сердце бешено бьется о грудную клетку, словно пытается проломить и так еле зажившие кости. И Тэён боится не реки, где едва не умер уже дважды, а того, что ждёт его за ней. Он словно переходит по этому мосту из своего настоящего в свое прошлое, о котором он не переставал думать ни на секунду. Мелкая галька больно впивается в лапы. Тэён очень медленно пробирается к своей деревне, оттягивая момент истины, прячется под каждым кустом, заслышав любой шорох. Родные места ничуть не изменились, и у Тэёна появляется ощущение, что он всего лишь возвращается домой после утренней проверки территории, чтобы поваляться немного на солнышке, пока Ёнхо не позвал охотиться. Деревня стоит на месте, и Тэён готов завыть от облегчения, потому что замечает знакомые лица: Донён сонно трет глаза, собираясь отправиться на боковую после ночного дежурства, Донхёк и Джемин носятся наперегонки до озера и обратно, а Тэн возится с маленькими волчатами, которые то и дело разбегаются в разные стороны и пытаются что-нибудь да испортить ради смеха. Ёнхо нигде не видно, и Тэён борется с желанием заявиться перед всеми, сказать, что да — жив, здоров, цел и невредим, и Джено тоже. Взахлеб рассказать обо всем, что с ним произошло, и в ответ услышать не менее потрясающий рассказ о победе. Но Тэён не может двинуться с места, мучимый сомнениями. Ему словно приходится выбирать сейчас между двумя родными стаями — той, где он родился и стал тем, кем является, и той, где у него появилась настоящая семья, которой он важен. Он решает следовать зову своего сердца. Вдыхает глубоко и в последний раз смотрит на деревню, отпечатывая этот момент у себя в памяти. С ними все хорошо, и это главное. Тэён прикрывает глаза и думает о Ёнхо, вспоминая, как он пахнет, чтобы найти его. Наверняка он ходит где-то в одиночку. Тэён идет за своими ощущениями, все еще скрываясь от любых посторонних глаз, и натыкается на Ёнхо через несколько минут — тот пытается словить зайца, но с утра он всегда рассеян, поэтому остается ни с чем и яростно бьет лапой по земле. Тэёну нужно поговорить с Ёнхо, и волк здесь ему не помощник. / Джехён весь день не находит себе места, наворачивая круги вокруг леса и пристально вглядываясь в противоположный берег в ожидании ответов на все его вопросы, но ничего не происходит. Теплое солнце перекатывается с одной стороны неба на другую и вязнет в красном, матовом горизонте, обещая вернуться завтра. Последние теплые лучи путаются в темной шерсти. Джехён не планирует возвращаться домой один. Он ждет, ждет, ждет — упрямо. В голове и мысли не возникает на счет того, что Тэён может не вернуться. Джехён в нем уверен. Ночь пускает по телу мелкие, холодные мурашки, Джехён стряхивает с себя сон и продолжает смотреть прямо перед собой, не моргая, чтобы ничего не упустить. Белая стрела проносится по мосту, выскочив из чащи леса, и Джехён резко поднимается с места, нетерпеливо стуча хвостом по своим бокам. Тэёну требуется несколько долгих минут, чтобы добраться до места, где Джехён все это время ждал его. Тэён прихрамывает на больную лапу, и Джехён ставит себе напоминание на завтра — взять у Тэиля какую-нибудь мазь. Джехён кивает лобастой головой в сторону деревни, мол, пошли домой уже — поздно совсем. У Тэёна теплеет на душе, и, возможно, впервые в жизни он чувствует себя по-настоящему счастливым — своим. Да, думает он, нужно скорее идти домой, по ночам все еще холодно, но весна обещает исправиться.