— Они забирают твою душу, Лин. Ты хотя бы это понимаешь? Лин улыбнулся и зажмурил глаза. — Конечно, понимаю. Более того, я им за это плачу. Ши Чуньмэн, «Искушение Хо Лина» Их было двое, но спустя мгновение они стали одним. Айра Стрип-мл., «Я видел, как зашло солнце»
Она всегда задерживала дыхание, прежде чем выйти на арену. Запах навоза и крестьянского пота бил в нос посильнее, чем кулак мадам Сорсьер, и хотя она выступала с цирком Самуэля большую часть своей жизни, она никак не могла привыкнуть к грязи и вони, встречавшей их в таких вот маленьких городках. Её номер всегда ставили ближе к началу, но не потому, что она была чем-то хуже остальных артистов. Просто Самуэлю нужно было расслабить зрителей, рассеять их внимание, а кроме того, «прощупать» их, и это у неё получалось неплохо. Она служила своеобразным дегустатором, проверявшим поданные к ужину блюда на предмет яда. Неподражаемая Дженни! Приготовьте ваши руки, ибо вам придётся много хлопать! — шпрехшталмейстер старался на славу и надрывал глотку, чтобы его слова облетали огромный шатёр и доносились до самых отдалённых уголков. Сегодня с ней на арене девочка-змея! Держите детей при себе, потому что этот монстр опасен и непредсказуем! По шатру прокатились испуганные возгласы, а Дженни ухмыльнулась. Девочка-змея была одним из самых безобидных созданий Самуэля, глупышкой, которая обожала игру на флейте и ради того, чтобы несколько минут послушать любимую мелодию, готова была сделать всё, что угодно. В том числе и извиваться, словно змея, и угрожающе шипеть, пугая наивных зрителей. — Идём, — сухо проговорила Дженни, и напарница, радостно встрепенувшись, последовала за ней. Дженни всегда выходила первой, в полной темноте, а красно-синие огни загорались уже позже, когда она вскидывала левую руку с зажатой в ней флейтой и издавала резкий высокий звук, похожий на крик раненого зверя. Зрители переглядывались и перешёптывались какое-то время, но замолкали, стоило лишь Дженни выйти в центр арены. Она всегда одевалась неброско и тускло по сравнению с остальными циркачами — белая блузка с жабо и чёрные широкие штаны — но знала, что её наряд не имеет никакого значения. Её лицо, вот что притягивало внимание. Её лицо, тоненькая изящная фигурка, худые руки, сжимающие флейту… Многие парни привставали, чтобы получше разглядеть эту красотку, и даже складывали губы в трубочку, чтобы посвистеть, как они привыкли это делать при виде хорошеньких артисток, но что-то внутри говорило им немедленно остановиться и не рисковать. Дженни не выглядела, как циркачка. Она казалась дочкой богатых родителей, попавшей на арену по ошибке: люди, которые предполагали подобное, недалеко ушли от истины. Но было кое-что ещё помимо этой ауры большого достатка, что заставляло людей замирать в благоговейном гипнотическом страхе. — Только посмотри на её глаза, — шепнул кто-то в первом ряду. Дженни, способная услышать даже то, как кто-то щёлкает орешки в самом дальнем углу шатра, едва заметно кивнула. Верно, подумала она. Смотрите на мои глаза и слушайте, как я играю, ведь сегодняшнее представление станет для вас последним счастливым событием в жизни. Она прикоснулась губами к флейте и выпустила на свободу первый звук, столь правильный и чистый, что любой музыкант скорее принял бы его за галлюцинацию, чем за настоящую ноту, извлечённую человеком из обычного музыкального инструмента. Но ничего обычного в цирке Самуэля никогда не было. Даже цирковые афиши делались из специальной сахарной бумаги, которая каким-то чудом не таяла на изнуряющей жаре. Крестьянские ребятишки дрались за право отщипнуть кусочек, и порой эти драки приводили к ужасающим последствиям. Дженни сама наблюдала однажды, как остервенелый шестилетний мальчонка оседлал другого и принялся методично бить его головой о землю, не обращая внимания на мольбы о пощаде. Он не остановился до тех пор, пока лицо второго мальчика не превратилось в кровавое месиво, и тот не выплюнул два зуба — как раз в этот момент кто-то из взрослых наконец решился разнять дерущихся. Никого не насторожила подобная агрессия, и Дженни в очередной раз удивилась беззаботности людей. Они сами слетались в сети Самуэля, глупые мотыльки. Эта мысль позволяла Дженни годами успешно бороться с чувством вины. Она не ответственна за человеческую глупость. Она не ответственна за невежество и неосторожность. Дженни просто несёт своё бремя. Мелодия заполняла шатёр, и многие из зрителей чувствовали лёгкое, почти приятное головокружение. Они видели, как флейта вдруг оторвалась от губ красавицы и плавно отлетела на метр в сторону, где замерла в воздухе, продолжая играть уже самостоятельно, но подобное чудо казалось абсолютно нормальным. Они покачивались в трансе, как и девушка-змея, извивавшаяся в танце, подчиняясь сладкому гипнозу флейты Дженни. Дженни тем временем прихлопывала в ладоши и постукивала ногой в такт музыке. С каждым хлопком из карманов её штанов вылетали длинные цветные ленточки, которые не падали на пол, но выстраивались вокруг неё в хоровод, постепенно переплетаясь между собой и образовывая полые шары. Как только подготовка была завершена, Дженни приказала флейте играть быстрее, а сама взяла получившиеся из лент мячики и широко улыбнулась. Эта улыбка была единственной, которой она позволяла появиться на своём лице во время выступления, и она всегда обозначала переход к финальной стадии номера. Стадии, когда она начинала петь, а всё вокруг неё замедлялось и окрашивалось в яркие цвета — чем ярче был оттенок у того или иного из зрителей, тем желаннее он был для Самуэля. Дженни могла видеть эти цвета и пробовать их на вкус ещё до своего поступления на службу к директору цирка, и он не мог выпустить такой талант из рук. Потому он взрастил его, обуздал и сделал его обладательницу своей рабыней. Цвета находили на неё мощными волнами, и в это время она всегда вспоминала свои первые выступления, когда эти волны буквально сбивали её с ног. Несколько раз случалось так, что номер с треском проваливался, и обозлённые зрители забрасывали её шелухой от семечек, ореховой скорлупой и даже раздавленными в приступе гнева фруктами. Никто из бесновавшейся толпы не понимал, что неудавшийся номер спасает им жизнь, а Дженни поднималась с пола и, понурившись, брела в палатку Самуэля, где её ждало наказание. С ней такого давно не случалось, но она всегда держала прошлые неудачи в памяти, чтобы не расслабляться и не испытывать ненужное сочувствие. Она втягивала цвета человеческих аур и катала их языком по нёбу: нежно-абрикосовый от мальчишки со второго ряда, баклажановый от беззубой старушки, грушевый от влюблённой парочки. Дженни не могла брать слишком много, но и небольшого «укуса» от сотни зрителей ей хватало, чтобы насытиться до следующего вечера. Её прикосновения оставляли на людях едва заметные пульсирующие следы, по которым потом собирал свою жатву Самуэль. Дженни шевелила пальцами, будто сплетала невидимую паутину, и старательно вытягивала высокие ноты. К тому моменту, когда она наткнулась на неё, во рту уже скопилось столько слюны, что хотелось отплеваться, избавиться от послевкусия человеческих эмоций, далеко не все из которых были приятными или хотя бы нейтральными. Пробовать приходилось каждого, поскольку Дженни ещё не в полной мере овладела способностью понимать на глазок, подойдёт ли блюдо для гастронома Самуэля. Но когда Дженни увидела её, она ни на секунду не засомневалась, что после такого хозяин цирка несколько дней сидел бы в своей палатке, облизывая пальцы и рыдая от удовольствия. Девушка, державшая на коленях букетик красных маков, выглядела измученной: бледное худое лицо с набрякшими под глазами мешочками, потрескавшиеся пухлые губы, нервные движения босых ног. Одета она была, как и большая часть публики, очень бедно, однако при этом её заплатанное платьишко было чисто выстирано. Но что привлекало больше всего внимания, так это фонтан цветов, бьющий из её тела — яркий, сочный, брызжущий фруктовыми каплями на поля сидящих рядом людей. Дженни невольно подалась вперёд, зачарованная приятным ароматом, и чуть было не пропустила ноту. Ей стоило большого труда взять себя в руки. В сети попалась крупная рыбка, твердила Дженни про себя. Если отдать её Самуэлю, он не будет нуждаться в пище ещё несколько дней, что обозначает отдых для артистов и меньшее количество жертв среди населения городка N. Последняя мысль показалась ей такой чужеродной, что она тут же отбросила её прочь: какая разница, умрёт десяток или несколько? Номер подходил к концу, а Дженни так и не решалась вкусить из этого фонтана изобилия. Ей было больно смотреть на яркие цвета — так она себе говорила — и упорно отворачивалась от девушки с маками. Её охватила жгучая ярость, злость на саму себя, ведь в самом деле ей ничего не стоило попробовать немного и поставить на девушке печать одобрения, но она не могла этого сделать. Просто не могла погубить такую редкую красоту. Её воспитали совершенно по-другому, и годы в цирке не могли изменить природу Дженни. Девушка с маками должна была остаться нетронутой, и дело даже не в том, что Дженни чувствовала, как её ледяное сердце трепещет при одном лишь взгляде в сторону ярких цветных всполохов на шестом ряду, трепещет впервые за несколько десятков лет. Нет, просто Самуэль — истинное воплощение зла — не должен коснуться своими грязными руками светлого и яркого. Пусть довольствуется объедками в виде остальных зрителей, тем более, что некоторые из них вполне себе вкусны. Дженни громко, даже чересчур громко топнула, и флейта послушно вернулась назад в руку. Дженни поклонилась, с удивлением чувствуя, как пылают её щеки. Спустя мгновение свет погас, и она поспешила убраться прочь с арены. — Ты была на высоте! — крикнул кто-то из труппы, но Дженни даже не разобрала, кто это был. Она со всех ног бежала к заднему выходу, чтобы быстрее глотнуть свежего воздуха. Сегодняшнее выступление и это глупое решение спасти незнакомку вымотали её до полусмерти, так что оказавшись на улице, она рухнула на колени, после чего её вытошнило. — Ох, — только и могла говорить она. — Ох-ох, что за… Перед глазами всё меркло, будто она теряла зрение, а виски скручивало железными болтами: боль стала настолько невыносимой, что Дженни даже не могла стонать, только пыталась схватить ртом больше воздуха, чтобы не задохнуться. Очевидно, отвлёкшись на девушку с маками, она втянула слишком много отравленного: зависть, гнев, ненависть. И теперь та же участь ждёт Самуэля, который всецело доверял ей в выборе блюд к ужину. Дженни сжала кулаки и расплакалась от бессилия. Такой провал грозил ей чем-то отвратительным, пугающим, незабываемо ужасным, ведь Самуэль был изощрён на наказания. — Вы в порядке? — от голоса, внезапно раздавшегося над ней, Дженни вздрогнула и вскочила на ноги, но покачнулась и чуть не упала обратно на землю. Хозяйка голоса подхватила её и прижала к себе, и Дженни ни капли не удивилась, увидев перед собой девушку с маками. Действуя почти инстинктивно, она грубо оттолкнула девушку и с трудом выпрямилась. — Что вы себе позволяете? — дрожащим, надтреснутым голосом проговорила она, пытаясь отодвинуться как можно дальше. — Почему вы не на представлении? Оно ещё не закончилось, вам нужно вернуться в шатёр. — Меня зовут Джису. Я хотела подарить вам цветы, — сказала девушка, улыбнувшись, но взгляд её был очень встревоженным. Дженни не сразу поняла это, но потом увидела перемену в цветах незнакомки: в них появились пульсирующие красно-чёрные нити волнения за другого человека. Она и правда переживала за Дженни, по-настоящему. От этого Дженни стало ещё больше не по себе. — Но вы так быстро убежали, что я не успела. Я не знала, будете ли вы выступать и завтра, а я потратила на этот букет столько сил… Потому и решила вас найти, не пропадать же зря моему труду! Дженни едва не рассмеялась: лицо девушки приняло сердитый, насупленный вид, какой порой бывает у детей, которым не дали любимую сладость. Дженни протянула руку, чтобы принять букет маков, но тут же опомнилась. — Мне не нужны ваши цветы, — произнесла она холодно. — Возвращайтесь на представление, вы заплатили за него деньги. А я из-за вас заработала себе серьёзные проблемы. Лицо Джису удивлённо вытянулось. — Не хотите моих цветов? — возмущённо сказала она. — Слишком дешёвые для такой богачки? Что же вы тогда забыли в цирке, благородная мадмуазель? Дженни перекосило от злости, и она чуть было не вцепилась глупой девчонке в горло, но вовремя остудила себя. — Уйдите вон, — проговорила она так спокойно, как только смогла. — Или вас вытолкают отсюда силой! — Надо же, какая красивая, а такая грубиянка, — в сердцах произнесла Джису и наклонилась, чтобы аккуратно положить цветы на землю. — Надеюсь, вы просто устали. Увидимся в другой раз. Она побрела к дороге, и в шатёр не вернулась. Дженни ещё долго провожала её взглядом, старательно пытаясь отыскать в букете ярких лучей хотя бы один признак негативного чувства, но у неё ничего не выходило. Странная Джису не держала на неё зла, несмотря на то, как холодно она с ней обошлась. Тронутая подобным отношением, Дженни стояла на улице, пока совсем не стемнело, с прижатой к груди левой рукой. Она не могла нарадоваться давно позабытому ощущению. Ощущению быстро бьющегося сердца.***
Шатёр Самуэля напоминал вход в пещеру — от него тянуло сыростью и гнилью, и казалось, что тьма, поселившаяся там, ищет способ вырваться наружу, посему по периметру жилища клубился холодный мерзкий туман почти чёрного цвета. Большая часть труппы не могла его видеть, но могла ощущать, и из-за этого рядом с этим шатром не стоял ничей больше. Когда Дженни зашла, то закашлялась из-за густых клубов дыма. Самуэль снова курил свой излюбленный кальян — едкий и безобразно вонючий. Со всем утончённым обонянием Дженни никогда не могла, да и не хотела понять, что за табак он туда добавлял. — Ты знаешь, зачем я тебя позвал, — голос Самуэля всегда звучал до нежности вкрадчиво, что пугало больше всего: Дженни не раз была свидетельницей, как этим ласковым тоном он приговаривал проклятия, когда порол кого-нибудь из артистов. — Я чувствовал себя очень плохо сегодня ночью. Вряд ли он преувеличивал: его узкие глаза с кошачьими зрачками были налиты кровью, тонкие губы приобрели нездоровый белый оттенок. Должно быть, ему досталась очень большая доза отравленных эмоций. — Мне пришлось поглотить несколько тел, а ты знаешь, как это опасно и мерзко, — Самуэль скривился и выпустил облако дыма прямо в лицо Дженни. — Избавишься от одежды позже, а сейчас объясни мне, как такое могло произойти. И что мне более интересно, почему ты упустила такой жирный кусок? Даже я ощутил присутствие сумасшедшего по своей силе источника энергии, но почему-то не увидел его в числе подготовленных для трапезы. Дженни молчала. Ей не трудно было что-нибудь выдумать, но в этот раз язык даже не поворачивался солгать. — Я ошиблась, — наконец выдавила она из себя. — Ты можешь совершать ошибки, радость моя, сколько тебе угодно. Жаль только, что расплачиваться за них будут другие. Дженни сжала кулаки. — Моя сестра умерла почти десять лет назад, — прошипела она. — Тебе нечем больше меня пугать. Самуэль щёлкнул пальцами, и в его руке появились карманные часы, которые он тут же бросил Дженни. Открыв поцарапанную крышку, она увидела маленькую фотографию, на которой были изображены держащиеся за руки парень и девушка. — Я не смог достать фотографию, где они выглядят постарше, но ведь сходство с твоей сестрой налицо. Жаль, что Су и Чан не знают, что у них есть добрая тётушка Джен, которая не допустит, чтобы с ними случилось что-то плохое. Я ведь прав насчёт тётушки Джен? Дженни ничего не ответила, но всё было и без того понятно по её лицу. Зритель знал её, как жонглёра и музыканта, но никто не догадывался, что на самом деле она — всего лишь марионетка, застрявшая в крепких верёвках кукловода Самуэля. — Я сегодня слишком слаб, чтобы наказать тебя, потому ты справишься сама, — он махнул на окровавленную одежду, беспорядочно сваленную в углу. — Сожги. Дженни почувствовала, как на её горле сомкнулась стальная рука, на мгновение забравшая у неё возможность дышать. Сжечь — сжечь — сжечь. Она послушно поклонилась. — И что там всё-таки с этим всплеском энергии, радость моя? Не хочешь поделиться со старым Самуэлем, кто вчера посетил наш цирк? — Это просто… Какой-то сбой, — просипела Дженни. — Я отвлеклась на него и потому предоставила вам несвежее блюдо. Я прошу прощения. Самуэль махнул рукой на дверь. — Ступай. Надеюсь, ты постараешься на славу. Я буду слушать, — он ехидно ухмыльнулся, и Дженни, продолжая кланяться, отступила к одежде, быстро схватила её и выбежала на улицу. Краем уха она услышала, как двое акробата из труппы обсуждают исчезновение ребёнка и девушки, которых в последний раз видели на выступлении. Один из артистов предположил, что виной всему должна быть Дженни, которая не выполнила положенную норму. Увидев девушку с ворохом одежды в руках, они неохотно поприветствовали её. К горлу подкатил комок, и Дженни, внезапно ослабевшая, поспешила к своему шатру. До вечернего представления оставалось несколько часов, а ей ещё нужно было исполнить приказ Самуэля. Зайдя за шатёр, где стояла большая бочка для мусора (она почти всегда пустовала), Дженни удостоверилась в том, что никто на неё не смотрит. Она знала, что артисты труппы привыкли ко всякому, но ей не хотелось давать ещё больше поводов для разговоров. Будь на то её воля, она бы ушла куда-нибудь подальше в лес и совершила ритуал самоистязания там, но Самуэль не был способен прощупывать слишком большие расстояния. А он хотел всё чувствовать. Подбодрить его могла только чужая боль. Дженни забросила одежду в бочку и, поморщившись, разделась. Она почти что чувствовала на себе тяжёлый, липкий взгляд хозяина цирка. — Сжечь, — прошептала она, и небольшая искорка, пробежавшая по её телу, нырнула в бочку, чтобы в одно мгновение превратиться в сильный, жадный огонь. Она закусила нижнюю губу, прекрасно зная, что произойдёт в следующую секунду. Её собственный огонь начнёт пожирать её. Он делал это неторопливо, словно с удовольствием, и Дженни готова была поклясться, что так оно и было. Огонь смаковал каждый сантиметр её кожи, каждый волосок, и боль, которую он причинял, постепенно нарастала, так что к ней невозможно было привыкнуть. Дженни вцепилась руками в край бочки и зажмурилась. Самым трудным было не кричать: хотелось заклеить или зашить рот, только чтобы не издать полный отчаяния и звериной ярости вопль. Дженни трясло, она потерялась в собственном сознании, которое стало для неё запертой комнатой, охваченной пламенем, лишённой воздуха. В тот момент, когда она упала на колени и ударилась лбом о землю, перед её глазами вдруг возник букетик маков — кроваво-алых, тех самых, что стояли у неё в шатре в небольшом ледяном кубике, который она создала после окончания представления. Дженни потянулась к застывшим в вечном холоде цветам и вдруг почувствовала, как боль и жар отступают на задний план. Цветы исцеляли её, обнимали ласковой прохладой, затягивали безобразные язвы, появившиеся на её коже. Всё это происходило лишь в её сознании, но Дженни чувствовала облегчение так же остро, как и боль до этого. — Что здесь происходит? — услышала она знакомый, чуть хрипловатый голос, а потом почувствовала, как на неё набросили что-то из одежды. Повернувшись, она увидела невысокого парнишку, похожего на разносчика газет. Только через пару секунд она поняла, что этот ворох бьющих в глаза своей яркостью цветов не мог принадлежать никому, кроме Джису. Дженни схватила её за запястье и силой втолкнула в шатёр. — Что ты здесь делаешь? — прошипела она и тут же осознала, что обнажена. Испытывая необычное для неё смущение, Дженни запахнула длинный пиджак, которым Джису накрыла её пару мгновений назад. — Как ты попала на территорию цирка днём? На мгновение губы Джису раздвинулись в довольной улыбке. — Я переоделась в вещи своего брата и сказала, что принесла газеты, — выпалила она и словно опомнилась: грозно нахмурилась и поставила руки на пояс. — Ты мне зубы-то не заговаривай! — крикнула она. Дженни в одно мгновение оказалась рядом с ней, чтобы ладонью зажать этот крикливый рот. Особо это ей не помогло: Джису исхитрилась укусить её, да так сильно, что Дженни вскрикнула от боли. — Ты ведьма, ведьма, я видела тебя, объятую пламенем, но на тебе нет ни следа! — Хватит орать! — Дженни замахнулась на неё, и Джису мгновенно замолчала. В её глазах промелькнула тень страха — Дженни стыдливо отвернулась, и подумала, что должно быть, на девушку часто поднимали руку дома. — Ты незаконно проникла на территорию нашего цирка, и если я только свистну, тебя вышвырнут отсюда с переломанными руками. — Ты горела, — упрямо повторила Джису, но уже понизив голос. — Я просто… Просто хотела узнать, понравились ли тебе мои цветы, и как ты себя чувствуешь. Теперь я хочу узнать больше. Вокруг неё по-прежнему не возникало ни единой гнилой энергетической нити, и Дженни тщетно искала хотя бы малейшие следы потускнения или помрачнения. Джису словно была окружена бескрайним полем свежих весенних цветов, изо всех сил тянущихся к солнцу. Рядом с ней Дженни ощущала себя тем самым шатром Самуэля, наполненным могильной тьмой. — Ты должна скорее уйти отсюда, — неожиданно мягко проговорила Дженни. — Этот цирк очень опасен для людей. Глаза Джису расширились от ужаса. — Те двое из нашего города… Томас и Кэтрин… Дженни кивнула. — Наш хозяин, Самуэль… Он — не обычный человек. Я не могу сказать тебе больше, но умоляю, просто уходи отсюда и навсегда забудь о нас. Джису сжала кулаки и подошла ближе. Дженни не стала отстраняться, совсем напротив, ей вдруг захотелось, чтобы расстояние между ними сократилось ещё больше. — А как же ты? — сердито спросила Джису. Дженни подумалось, что она очаровательно выглядит в этом наряде, и могла бы выглядеть ещё лучше, если бы расстегнула две верхние пуговицы на рубашке. — Я в цирк пришла посмотреть на тебя, у меня даже афиша под подушк…ой, — договорила она уже не так уверенно. — Если здесь опасно, почему ты остаёшься? — У меня нет другого выбора, — прошептала Дженни. Её тонкое обоняние уловило запах тела Джису, и она вдруг с удивлением поняла, что её рот наполняется слюной. — Разве ты не можешь уволиться? — Джису положила руку ей на плечо. Дженни сердито её стряхнула и всем видом постаралась показать, что прикосновения ей неприятны, хотя в сердце творилось совершенно обратное. — Условия моего контракта слишком жёсткие, — Дженни покачала головой. — Боже, Джису, неужели ты всегда такая упёртая? Просто поверь мне и уйди, пока он тебя не заметил. Ты слишком привлекательна для таких, как он. И таких, как я. Джису понурилась. — Хорошо, — наконец сказала она. — Но я хотела пригласить тебя на пикник перед представлением. Тут совсем недалеко, и если мы отдохнём полчаса, то ты успеешь вернуться и подготовиться. — Если я схожу с тобой, ты пообещаешь мне уйти? — Дженни осторожно выглянула на улицу, чтобы убедиться, что никому по-прежнему нет никакого дела до её шатра, и забрать одежду. — И носа своего здесь не показывать до самого нашего отъезда? Цирку Самуэля оставалось провести всего лишь четыре представления в городке N, но Джису уже и так пробудила большой интерес в хозяине, и Дженни боялась, что стоит той появиться на шоу ещё раз, как он просто выпьет её досуха, не дожидаясь вердикта своего верного (или всё-таки не очень?) дегустатора. Джису закончила бы так же, как и тысячи зрителей до неё: через несколько дней её стали бы мучать мысли о самоубийстве, которые медленно и методично подтачивали бы сознание до тех пор, пока ей не захотелось бы избавиться от них раз и навсегда. Я слышал, кто-то из них голову себе разбил. Сидел и бился ей об стол, пока кровь во все стороны не полетела. Потом и череп по кусочкам, представь себе. Не хотел бы я, чтобы шеф-босс со мной так… — Как я могу что-то обещать ведьме? — Джису пригнулась от полетевшего в неё пиджака. — Я не ведьма, — буркнула Дженни. — Идём за мной, только никакого шума, не привлекай к себе внимание. К радости Дженни, циркачей не интересовал тот факт, что она разгуливает по палаточному лагерю с каким-то пацанёнком. Если бы кто-то из них обладал хоть толикой способностей Дженни, их словно током ударило бы, пройди Джису рядом с ними. Но единственный, кто мог хоть отдалённо почувствовать, какое сокровище находится на территории цирка, сейчас отдыхал, удовлетворённый огромным выбросом боли Дженни. Она знала это наверняка, потому на душе у неё царило относительное спокойствие. Джису шагала впереди, оборачиваясь каждую минуту, чтобы удостовериться в том, что Дженни всё ещё следует за ней. Дженни отвечала ей холодным и равнодушным взглядом, но Джису по-прежнему счастливо улыбалась, словно ничего в этом свете не могло испортить ей настроение. — Чего улыбаешься? — наконец не выдержала Дженни. — Слишком много поводов для радости? Джису не ответила, но протянула ей руку: перед ними лежал крутой холм, протянувшийся на много метров по обеим сторонам. — Сейчас увидишь, — пообещала она. — Может быть, и твоё лицо перестанет быть таким хмурым. Дженни в этом сомневалась. Её лицо было «таким хмурым» уже тридцать пять лет, с тех пор, как она впервые посетила цирк вместе со своей старшей сестрой, и добрый фокусник с ласковым голосом предложил ей поучаствовать в номере. В смертельном номере. Или правильнее будет сказать, в бессмертном? — Можно я закрою тебе глаза? — попросила Джису и сделала это, не дожидаясь разрешения. От её ладоней пахло углём для рисования, и Дженни собралась было задать ей один вопрос, но не успела. Они спустились на небольшую полянку, уютно спрятавшуюся в тени густых крон деревьев, куда проникали лишь немногие лучи света. Кому-то это место могло показаться мрачноватым, но только не Дженни: её напротив охватил какой-то почти детский восторг, и она даже на секунду утратила привычный бесстрастный вид. — Я приготовила нам обед! — радостно объявила Джису и рассмеялась в кулачок. — Я слышала, что вас ужасно кормят, весь город об этом говорит. Мол, кто-то видел, как один из ваших закупался на рынке, кроме овощей ничего и не взял. Разве можно так кормить людей, вы ведь не кролики какие-то. Дженни не стала объяснять Джису, что большая часть циркачей охотится в прилегающем к лагерю лесу и пожирает добычу прямо на месте, а овощи действительно нужны для кроликов, которых разводит мадам Сорсьер, большая любительница коктейля из кроличьей крови и белков глаз. Джису вдруг нахмурилась и плотно сжала губы. — Или ты не ешь? — с подозрением спросила она. — Я не знаю, понравится ли моя еда человеку, который развлекается самосожжением. — Это был не настоящий огонь, — устало объяснила Дженни и растянулась на мягком ковре из травы. — И ты вообще не должна была его видеть. Люди его не видят. — Расскажи мне, — потребовала Джису и протянула ей глиняную миску, полную щедро приправленной густым чёрным соусом лапши с кусочками мяса. — Могло немного остыть, но я приготовила сегодня в полдень, так что за свежесть не переживай. Дженни, которая могла отравиться только негативными человеческими эмоциями, послушно кивнула и приняла миску из рук Джису. В качестве столового прибора та предложила ей две выстроганных из дерева палочки: в этой части света люди ели именно так, и у Дженни не укладывалось в голове, как у них выходит ловко обращаться с настолько неудобным приспособлением. — Почему я должна тебе что-то рассказывать? — Дженни попыталась подцепить палочками кусочек мяса, но он постоянно выскальзывал, как бы сильно она их ни сжимала. — Я вижу тебя во второй раз в жизни, и обе наши встречи нельзя назвать приятными. — В первый раз тебя тошнило, во второй раз ты была голая, если не считать языков пламени, — Джису говорила с нарочито серьёзным видом, и Дженни в очередной раз почувствовала, что хочет смеяться. — Но если бы ты не хотела со мной разговаривать, ты бы сюда не пришла, верно? Она вытащила из небольшой корзинки ещё одни палочки и без всяких мучений взяла из миски немного лапши и мяса, чтобы протянуть их Дженни. — Чего это, — сварливо проговорила Дженни. — Будто я и сама не справлюсь. — Не справишься, — кивнула Джису. — Ну же, пока птицы не налетели! Какие ещё птицы, — подумала Дженни, но рот всё-таки открыла. Острый вкус восточных пряностей гармонично сплетался с чем-то сладковатым, мягким, и Дженни чуть было не застонала от восторга. Последний раз она пробовала хоть что-то похожее в родном доме, где для её семьи готовил повар, выписанный из Парижа. — Теперь ты вкусила пищу, приготовленную моими руками, и это значит, что ты мне доверяешь, — Джису подмигнула ей. — Что не так с вашим цирком? Кроме того, что там используют настоящую магию вместо того, чтобы как следует овладеть цирковым искусством. Меня уж вы не обдурите, я много читала. Дженни удивлённо приподняла бровь, и Джису махнула на неё палочками. — Если я бедно живу, это не значит, что я не могу найти время на книжку-другую. — Никаких сомнений, — прыснула Дженни. — Но магов в нашей труппе нет. Только падальщики. — Падальщики? Ты имеешь в виду оборотней? — возбуждённая и раскрасневшаяся Джису снова протянула ей лапши с мясом, и Дженни не успевала жевать и отвечать на все её вопросы. — Нет, это просто низшие существа, способные перерабатывать выбросы чужой энергии в небольшие фокусы. Ничего сложного, нужно только знать, как пропустить это через своё тело, — чтобы не быть голословной, Дженни коснулась плеча Джису правой рукой и щёлкнула пальцами левой, вызывая небольшой язычок пламени. — Ты можешь коснуться его, — предложила Дженни. — Он совсем не горячий. Джису не удержалась и осторожно протянула руку. Поводив указательным пальцем возле огонька, она вдруг коснулась руки Дженни, и это вызвало целый сноп ярких искр, которые уже не были такими безобидными: упав на штаны Джису, они прожгли в них несколько мелких дырочек. — Вот это да! — восхитилась она, а Дженни смущённо отдёрнула руку. — Так ты — тоже падальщик? Она налила немного чая в кружку с выщербленными краями, сказав, что это поможет избавиться от мясного вкуса во рту, и Дженни приняла её, зная, что отказываться бесполезно. — Я нечто иное, — сказала она. — Большинство из них родились не в нашем мире, но я сперва была человеком. Очень хилым и болезненным ребёнком, которого мучила слишком острая чувствительность. Мои родители выписывали мне лучших специалистов по душевным болезням, но им не получалось избавить меня от проблем. Все органы чувств как будто действовали заодно, потому я могла видеть цвета звуков и слышать запах цветов. — Запах цветов и я слышать могу, — самодовольно заявила Джису, и Дженни покачала головой, грустно улыбнувшись. — Самуэль заметил меня на представлении, когда мне было семнадцать лет. Он пригласил мою сестру побыть его ассистенткой в одном из номеров, и она очень удивилась, потому что мы думали, что для таких случаев в зале всегда есть подсадные артисты, но отказаться не смогла. Её будто загипнотизировало. Дженни на секунду замолчала, задавшись вопросом, почему она с такой лёгкостью выкладывает самые страшные подробности своей жизни какой-то случайной знакомой. Она посмотрела на Джису, которая слушала её с неподдельным интересом (даже чуть приоткрыла рот), и поняла, что никто и никогда не интересовался тем, что с ней происходит. Она слышала, как отец рыдал на её «похоронах», но ведь он с трудом мог сказать, сколько Дженни лет, а мать всегда была слишком занята делами в Женском клубе. Единственным другом Дженни была старшая сестра, которую слишком рано выдали замуж. — Самуэль похитил её во время исполнения одного из фокусов. Он обратился ко мне с вопросом, хочу ли я спасти свою сестру, — Дженни уставилась на дно кружки. — Так я и попала в цирк. На мне лежит обязанность готовить человеческие эмоции для того, чтобы Самуэль мог их после поглотить. Я должна проверить, не испытывает ли зритель чего-то негативного, отравляющего, «надкусить» его. Хозяин идёт по моим следам, и если всё в порядке, то он выпивает человека досуха, лишая его каждого приятного чувства, повергая в полное отчаяние. — Убивает, — прошептала поражённая Джису. — Люди умирают от этого, верно? Дженни кивнула. — Через какое-то время они совершают самоубийство. Обычно это три-четыре человека с каждого представления, но порой бывает, что к нам приходит сразу несколько десятков людей с безмятежно чистыми аурами. Губы Джису вдруг задрожали, а глаза стали наполняться слезами. Дженни не знала, что делать, она просто подалась вперёд и замерла. — Зря я тебе это сказала, — горько проговорила она. — Теперь ты вряд ли захочешь иметь со мной что-то общее. Но с другой стороны, ты будешь держаться от меня подальше, и это хорошо. Джису показала пальцем на себя, а потом больно ткнула им в грудь Дженни. — Скажи мне честно, — она громко шмыгнула носом. — Я теперь тоже умру? Вчера я чувствовала себя очень хорошо, и меня совсем ничего не беспокоило. Ты и меня отдала своему хозяину? Дженни чувствовала, как её сердце бьётся с бешеной скоростью, и не могла сказать точно, происходит ли это потому, что в неё хлестала энергия Джису, или потому что ей просто слишком нравилось находиться рядом с этой девушкой. — Нет, — ответила она после долгой паузы. — Нет, я не смогла тебя отдать, потому что ты тоже необычная. Я не стала помечать тебя, как безопасную, и из-за этого наделала кучу ошибок. Самуэль отравился из-за меня. Дженни ожидала, что их беседа вот-вот прекратится, Джису соберёт свою корзинку и уйдёт, не попрощавшись. С одной стороны это стало бы большим облегчением для Дженни — по крайней мере, она могла бы быть уверена в том, что Джису в безопасности. Но с другой стороны… Я не хочу её отпускать. Всё равно, что в холодный зимний день по доброй воле отойти от согревающего и спасающего жизнь очага. Или пройти мимо оазиса в пустыне. — За это тебя наказали, верно? — Джису сморщила нос, и Дженни нашла это очаровательным. — Хозяин остался тобой недоволен. И что же во мне такого необычного? — Ты словно источник. В тебе так много чувств, и они такие яркие…- Дженни непроизвольно сглотнула слюну. — Самуэль многое отдал бы за то, чтобы заполучить тебя. Джису ухмыльнулась. — Ты — первый человек, который говорит мне, что я необычна. Остальные обычно отмахиваются от меня, потому что я слишком утомительная и назойливая. — Это меня не удивляет, — Дженни не успела высвободиться, и Джису, схватив её за ворот рубашки, притянула к себе. Девушки соприкоснулись лбами и уставились друг на друга, не желая отводить взгляд. — Я хочу тебе помочь, — прошептала Джису. — Не знаю, почему, но у меня есть такое чувство, что я должна это сделать. Я не смогу просто отвернуться и уйти. Я не хочу больше довольствоваться афишей под подушкой. Дженни подняла руку, и Джису сделала то же самое, словно была её отражением в зеркале. Подобное сравнение недалеко от истины, подумала Дженни. Их способности были одинакового происхождения: одна могла выбрасывать энергию, другая — впитывать, две стороны одной медали. — Ты должна бежать, — прошептала Дженни прямо в губы Джису. — Заклинаю тебя, не приближайся больше к этому дьявольскому цирку. И ко мне. Джису упрямо помотала головой. — У меня есть ещё несколько дней, — проговорила она горячо. — Я знаю одно место… Там много книг, может быть, я найду способ, и ты сможешь разорвать контракт. — Он угрожает моим племянникам, Джису. Ему ничего не стоит достать их в любой точке Земли и сделать с ними такие вещи, которые ты даже представить себе не сможешь. Джису горестно вздохнула и закрыла глаза. Её бледные веки подрагивали, и Дженни почему-то вспомнила о тоненьких крыльях бабочек. — Моя жизнь — такая серая, — пробормотала Джису. — Меня словно бы не существует… Но когда я увидела тебя, мне показалось, что всё не так уж плохо. Я очень хотела, чтобы ты меня заметила. — Я заметила, — Дженни кивнула. — Тебя невозможно пропустить. Ты похожа на фонтан с подсветкой, но только ни одна, даже самая совершенная система, не способна передать настолько яркие цвета, как те, что горят в твоей душе. — Я бы хотела увидеть себя твоими глазами, — сказала Джису. — Иначе мне трудно поверить. Дженни возликовала: это она могла обеспечить. Кроме того, ей очень хотелось отблагодарить девушку за тёплый приём и за то, что она не побоялась заглянуть за ледяную стену, которую Дженни выстроила между собой и внешним миром. — Но это будет последним, и потом ты уйдёшь, договорились? — Джису неохотно кивнула. Дженни была почти уверена в том, что в душе девушка с ней не согласилась, но она знала, что в скором времени она будет слишком поражена, чтобы думать о чём-то, кроме увиденного. — Мне нужен чуть более тесный контакт, — Дженни вдруг смутилась, но Джису оставалась невозмутимой: она сложила губы трубочкой и вытянула их. — Что? — наивно переспросила она, заметив, что Дженни одолели сомнения. — Недостаточно тесный? Дженни хотела было сказать, что она не то имела в виду, но махнула рукой на объяснения. В конце концов, этот вариант действительно был одним из самых лучших. Она осторожно коснулась губ Джису своими и сосредоточилась на собственных ощущениях. Они сейчас напоминали бурный, неконтролируемый водопад, и собрать их воедино представлялось трудной задачей, но Дженни старалась изо всех сил. Им нужно было поменяться местами всего лишь на одно мгновение. Дженни позволила ярким лучам Джису доверху наполнить её, проникнуть в каждую клеточку тела, заполнить все органы чувств — и чуть не потеряла сознание от слишком мощного потока. Она, конечно, предполагала, что Джису сильна, но чтобы настолько… Дженни поняла, что всё её тело реагирует самым недвусмысленным образом, приказывая ей крепче обнять Джису. — Я…сейчас, — пробормотала она. — Только не бойся, хорошо? Джису и не думала бояться. В её цветах преобладал сочный зелёный, в тон траве, на которой они расположились, и он демонстрировал её полную готовность всецело довериться Дженни. — Приготовься, — шепнула она и поцеловала Джису в мочку уха. — Я смогу стать зеркалом совсем ненадолго, запомни, как следует, своё отражение. На секунду даже редкие лучики света, проникавшие на поляну, пропали, словно кто-то притушил солнце. Джису чуть напряглась, и Дженни приобняла её за пояс. Она набрала в лёгкие воздуха и вместе с нежным поцелуем послала Джису отпечаток её ауры. Со стороны можно было решить, что они замерли, словно две мраморные статуи, но на самом деле скорость их передвижение была настолько быстрой, что человеческому глазу невозможно было это отследить. Потерявшаяся в ярких цветах и сильных запахах — таких сильных, что можно было ощущать их на кончике языка — Дженни не сразу заметила, что лежит на земле. Джису рухнула рядом с ней, её лицо было почти что белым, губы дрожали, а из глаз неконтролируемо текли слёзы. В то же время Дженни чувствовала необычайный прилив сил, что могло значит только одно: увлёкшись процессом (и нежными губами Джису), она случайно впитала в себя часть чужой энергии. На вкус она напоминала грильяж, любимое лакомство Дженни, которым её когда-то угощала старшая сестра. — Ты всегда видишь это? — спросила Джису, отдышавшись. Дженни повернулась к ней и вытерла её лоб платочком, который хранила в нагрудном кармане рубашки. — Всегда? Эти цвета и остальное… Дженни кивнула. — Это…- Джису замолчала, пытаясь подобрать слово. — Потрясающе. Ты потрясающая. Дженни взглянула на неё с изумлением: — В самом деле? Я показала, как выглядишь ты, и после этого ты всё равно считаешь потрясающей меня? Джису ничего не ответила. Она сорвала колосок и принялась щекотать им лицо Дженни, пока та не чихнула и не шлёпнула её, играючи, по руке. Они сцепились и принялись кататься по земле, как два беззаботных котёнка, иногда покусывая друг друга, иногда — целуя, лаская губами прикушенные места. Дженни не могла надивиться тому, как естественно и правильно всё происходило: словно они с Джису изначально были сделаны, как две детали одного набора, и по какой-то причине оказались разлучены на долгое время. Идиллия кончилась, как только Дженни краем уха уловила пронзительный звон колокола, знаменовавшего начало подготовки к вечернему представлению. Время пролетело слишком незаметно, и Дженни подумала, что ей остро не хватает способности контролировать минуты и часы, выскальзывающие из рук подобно жонглёрским лентам, которые не покоряются новичку. — Мне пора идти, — сказала Дженни. Её обычный ледяной тон вернулся в одно мгновение, словно никуда и не исчезал. — Если я опоздаю, то Самуэль что-нибудь заподозрит. Теперь-то ты обещаешь мне, что будешь держаться подальше? Джису нехотя кивнула. По её лицу было видно, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не заплакать, и Дженни поспешила встать и отвернуться, чтобы ненароком не расплакаться тоже. — Как же мне теперь быть? — тихо спросила Джису. — Как мне теперь вернуться? А как вернуться мне? — Я не знаю, — сухо проговорила Дженни и закашлялась от внезапного странного ощущения в горле. — Но если тебе дорога жизнь, держись подальше от цирка. Она решительными и уверенными шагами направилась вверх по холму, с каждым шагом ускоряясь и сильнее вжимая ногти в ладони. Перейдя в конце концов на бег, она почувствовала, что её глаза увлажнились, и по щекам потекли первые солёные капли. Неподражаемая Дженни плакала.***
Когда Самуэль попросил её задержаться и посмотреть его номер, Дженни сразу же почувствовала неладное, но постаралась не подать вида. Последние три дня большую часть времени она проводила вне лагеря вместе с Джису, начисто забыв о собственных предупреждениях. Самуэля она кормила отговоркой о том, что «старается утихомирить слухи о пропавших горожанах, связывавшие их с цирком». Эта идея казалась ей невероятно удачной, и когда в голову закрадывались какие-то сомнения, Дженни без раздумий гнала их прочь. Джису показывала ей окрестности городка N, кормила просто невообразимыми блюдами и без конца рисовала, рисовала, рисовала. Позируя в первый раз, Дженни смущалась, постоянно хихикала и крутилась на стуле: тогда она заметила, что Джису начинает погружаться в пучину мрачных мыслей. Её цвета время от времени блекли или начинали мерцать, но сколько бы Дженни ни расспрашивала её, ответа она не получала. Дженни связала это состояние со своим предстоящим отъездом и чтобы отвлечь Джису, спросила её, не хочет ли она сделать портрет с обнажённой натуры. Джису, разумеется, не собиралась отказываться, но портрет так и не был дописан. Сидя на первом ряду шатра, на кресле, которое сохраняли для богатых зрителей, изредка, но заглядывавших на цирковые представления, Дженни только и могла думать о том, как перепачканные в угле пальцы девушки скользили по её телу. Самуэль выглядел почти что счастливым и даже чуть-чуть помолодевшим, а Дженни вдруг запоздало поняла, что сидит там же, где сидела тридцать пять лет назад, только вот по правую руку от неё больше не было старшей сестры — Лиззи. Той самой, из-за которой она на многие годы застряла на службе у демона. Дженни посмотрела на свои руки: в этом году она должна была праздновать свой пятьдесят третий день рождения, но время для неё давно остановилось, и за все эти годы она ни капли не изменилась. В её голове на секунду промелькнула мысль о том, что это можно назвать своеобразным плюсом, ведь выгляди она на свой настоящий возраст, Джису вряд ли обратила бы на неё внимание. — Ну и глупости, — недовольно сказала Дженни сама себе. — Нашла о чём думать. Цирк был переполнен: услышав о том, что сегодня даётся последнее представление, горожане поспешили воспользоваться этим шансом развлечься, столь редко выпадающим на их долю. В честь закрытия Самуэль приказал расширить программу, и оттого номер Дженни стал длиннее почти в полтора раза. Однако она этого даже не почувствовала — в последние дни энергия прямо-таки переполняла её. Она спокойно могла жонглировать десятком предметов и при этом петь, не теряя дыхания. Дженни подозревала, что в этом деле не обошлось без Джису, но строго соблюдала одно правило — не предпринимать даже попытки испить из её переливающегося всеми цветами радуги фонтана эмоций. По всей видимости, даже просто находиться рядом с ней было полезно для самочувствия, и Дженни в очередной раз за последние несколько дней удивилась тому, что у Джису почти не было друзей. Порой люди бывают слишком чёрствыми, решила она. Настолько сухими и невнимательными, что упускают подобное сокровище у себя под боком. Самуэль всегда начинал своё выступление с номера с револьвером. Из зала вызывался доброволец (никаких подсадных уток, какая в них необходимость, если всё, что Самуэль демонстрировал, было для него плёвым делом?), которому вручался кольт «миротворец» и давалась невероятно щедрая возможность выпустить в артиста все шесть пуль. Люди даже самого неробкого десятка поначалу мялись и несколько раз переспрашивали, в самом ли деле они могут это сделать, но как только видели, что Самуэль поймал пулю зубами или пальцами, входили во вкус и выглядели очень опечаленными, когда барабан становился пустым. В этот раз, однако, хозяин цирка поменял начало выступления, и от этого у Дженни почему-то похолодело в животе. Она внимательно наблюдала за каждым движением Самуэля, а от его шуточек у неё сводило скулы. Она не видела рядом с ним его ассистентки, пышногрудой Генриетты, и это казалось донельзя подозрительным. — Сегодня — особенный вечер, — вещал Самуэль, а Дженни тем временем жалела, что ей неоткуда достать «миротворец» и заткнуть его хотя бы на время. — В благодарность за гостеприимство вашего чудесного города я решил тряхнуть стариной и вспомнить одну вещь, которую показывал на рассвете своей карьеры. Я отказался от этого номера из-за того, что ни одна ассистентка не могла выдержать психологического напряжения, а я никогда не подвергал своих подчинённых излишнему давлению. Дженни хмыкнула и показала Самуэлю язык. — К моему счастью, я был поддержан одной невероятно храброй и смышленой девушкой, которой и предстоит сегодня исполнить роль моей ассистентки. Давайте горячо поприветствуем её аплодисментами — Ким Джису! Дженни подскочила с места, в висках болезненно билось эхо преисполненного самодовольством тона Самуэля. — Эй, приземлись-ка, — пробасил кто-то сзади, и Дженни послушно исполнила просьбу. От страха она не могла даже вдохнуть, как следует, будто кто-то заковал её грудь в узкий стальной корсет. Джису вышла на сцену в сомнамбулическом состоянии, судя по её виду, она даже не понимала, где находится. Самуэль управлял ей, точно марионеткой, и Дженни могла явно ощущать тёмное облако его влияния, нависшее над девушкой и притушившее сияние её ауры. — Я хотел бы рассказать вам одну историю, — Самуэль приобнял Джису и провёл её вперёд. Она оказалась в ярком свете рампы и софитов, но даже глазом не моргнула. Со своего места Дженни могла видеть, что её зрачки полностью перекрыли радужную оболочку. — Историю о маленькой непослушной девочке, которая однажды расстроила своего отца. Он хлопнул в ладоши, и двое работников вынесли на арену средних размеров деревянный ящик. Дженни чуть было не закричала, как только поняла, что сейчас ждёт Джису, но на её рот была наложена печать молчания, а на её тело — неподвижности. — Он холил и лелеял её всю жизнь, возлагал на неё большие надежды, но девочка оказалась слишком непослушной, — Самуэль с горестным выражением покачал головой и схватил Джису за волосы — это могла заметить только Дженни, остальные зрители скорее всего были обмануты нехитрой иллюзией. — Она сбежала из дома, украв отцовские деньги, чтобы купить себе новую куклу. В её распоряжении были все куклы мира, но она предпочла заполучить новую с помощью лжи и предательства. Сюда, моя дорогая, — он указал Джису на ящик, и она послушно забралась в него с ногами, а потом и вовсе согнулась так, что Дженни стало больно от одного только вида. — Когда отец узнал об этом, он был расстроен, но больше — разгневан. Он захлопнул крышку ящика, и Дженни с ужасом подумала, что там почти нечем дышать. Хотя Джису и находилась под гипнозом, её тело точно так же реагировало на агрессию окружающей среды, и она страдала ничуть не меньше. — Чтобы наказать неразумную дочь, он решил продемонстрировать ей — каково это, когда тебя ранят в самое сердце. Он призвал её к себе и взял её куклу в руки, — Самуэль обнажил невесть откуда взявшийся на его поясе меч и постучал им по коробке. — «Если эта кукла так дорога тебе, то ты поймёшь, что я испытал», сказал отец. Самуэль молниеносно воткнул меч в ящик и крутанул его, чтобы показать, что клинок вышел с другой стороны. Неискушённые зрители ахнули, более опытные скептически ухмыльнулись, но это всё не интересовало Дженни. Её сердце обливалось кровью, потому что она могла слышать едва различимый стон Джису. Джису, которая даже не понимала, в какой опасности находится. — Но этого было недостаточно. Отец хотел проучить своё дитя и потерял контроль над собой, — Самуэль продолжал протыкать стенки ящика и с каждым новым ударом Дженни становилось всё больнее. — Он был разгневан не только тем, что она украла его деньги. Он был обижен, потому что и сам был кукольником, а кукла, которую купила его дочь, была сделана очень искусным мастером. Он возжелал заполучить эту куклу, но из-за дочери должен был уничтожить её собственными руками. Дженни, связанная заклинанием, могла только мелко дрожать и плакать. Слёзы текли по её щекам, из прозрачных постепенно становясь тёмно-красными, а Самуэль продолжал вещать, при этом не забывая собирать с публики урожай, который ему подготовила его рабыня, наивно решившая, что может обвести демона вокруг пальца. — Не забывайте делиться, друзья мои. И никогда не обманывайте своих близких, особенно если боитесь их, — Самуэль открыл крышку и помог Джису выбраться. Она была белее листа бумаги, правый рукав рубашки стал мокрым от крови. — В целости и сохранности! Поблагодарим мисс Ким за её любознательность и бесстрашие, — Самуэль ударил Джису чуть пониже спины, и она послушно согнулась — так низко, что её длинные мягкие волосы, которые Дженни так любила перебирать, коснулись грязного пола арены. Когда она выпрямилась — тоже по удару — то её безжизненный взгляд упал прямо на Дженни. Её здесь нет. Ким Джису где-то далеко. Самуэль вытолкнул её с арены и принялся кланяться, с мягкой улыбкой встречая шквал аплодисментов. Дженни дёрнулась вслед за ней, искривив лицо в болезненной гримасе, но она всё ещё не могла двигаться. Нет-нет-нет, радость моя. Шоу ещё не окончено. Имей уважение к артистам. Глаза Дженни застилал кровавый дым, а в ушах бешено колотилось сердце. Она потеряла все силы, пытаясь сдвинуться с места, в то время, как Самуэль развлекал публику фокусами. ДЖИСУ ДЖИСУ ДЖИСУ Он не мог сильно навредить ей, он не так глуп, она может ему пригодиться, и он это прекрасно понимает. Но он сделал ей больно, очень больно, Дженни видела кровь своими глазами, и каждой клеточкой тела ощущала страдания, причинённые Джису. Больше всего на свете она хотела растоптать Самуэля, смешать остатки его тела с пылью. На мгновение она даже забыла о своей сестре и племянниках, дойдя до исступления в своём отчаянном желании отомстить хозяину цирка. Когда её руки внезапно пришли в движение сами по себе, она, ни секунды не мешкая, ринулась в сторону кулис. Дженни дважды поскользнулась и пребольно приземлилась на колени, вроде бы даже разбив одну, но у неё совершенно не было времени рассматривать, что да как. Она хватала своих коллег одного за другим, трясла их за плечи и толкала в сторону, если они не могли дать ей вразумительный ответ. Никто из них не знал причину такого поведения, но Дженни выглядела слишком жутко, чтобы её расспрашивать. — Она в палатке у мадам Сорсьер, — хрипло прошептал один из гимнастов. — Ей там наложат повязку, наверное. Дженни изменила направление и побежала в сторону шатра Сорсьер — места, которое она ненавидела даже больше, чем жилище Самуэля. У него по крайней мере было относительно чисто, но мадам Сорсьер… У неё случайный посетитель мог наступить в лужу крови или присесть на крысячий скелетик. Не самое лучшее место для проведения медицинских операций, но именно у этой женщины лечились артисты, если с ними вдруг что-то случалось. Возможно, поэтому Дженни не болела все тридцать пять лет своей работы в цирке. Она сморщилась при входе в шатёр, а потом и вовсе зажала нос. Теперь запах арены не казался ей таким ужасным: мадам Сорсьер перешла все грани неряшливости и превратила свой «уютный» уголок в настоящую свалку. — А ты тут благородную из себя не строй, — пробасила мадам. На своё удивление Дженни учуяла среди всей вони запах раствора хлорной извести, в которой мадам, судя по всему, ополоснула руки. — Мы люди простые, как можем, так и живём. Будешь выделываться — девицу выброшу на улицу, там ей и место. Последние её слова Дженни уже не слышала, потому что увидела на небольшом диване Джису, которая дрожала от боли и, наверное, холода. — Джису, — прошептала она и тут же сорвала с себя пиджак, чтобы прикрыть им девушку. Джису открыла глаза и, к огромному облегчению Дженни, её взгляд уже был осмысленным. — Джендыги, — услышав эту исковерканную на манер местного наречия версию своего имени, Дженни едва не расплакалась. Она встала на колени рядом с Джису, и та принялась слабо гладить её по голове здоровой рукой. — Я почти что нашла тебя, но он меня заметил и… — Тихо, — Дженни, с трудом справляясь с тошнотой, взглянула на рану, которую мадам Сорсьер уже прикрыла ватным тампоном, вымоченным в какой-то коричневатой жидкости. — Это ерунда, Дженни, послушай меня, — Джису приподнялась и застонала от боли, ей тут же пришлось опуститься назад. — Мне нужна минута наедине с тобой. Дженни посмотрела на мадам Сорсьер и вдруг, неожиданно для самой себя, сложила руки в умоляющем жесте. Очевидно, для мадам это было не меньшим сюрпризом, потому что она вдруг стушевалась, почесала пухлыми пальцами усыпанный родинками подбородок и пробормотав: «Всё равно меня мутит от ваших цыплячьих нежностей», поспешно удалилась. — Ей было тяжело со мной всё это время, — сказала Джису и улыбнулась, точнее, попыталась это сделать, но резкий приступ боли ей помешал. — Она даже очки надевала, чтобы не так ярко было. — Разумеется, — Дженни осторожно поцеловала Джису в кончик носа и взяла её холодную руку в свои обжигающе горячие ладони. — Но надолго её не хватит, она начнёт подслушивать через пару минут, так что поторопись. — Я знаю способ, как освободить тебя. Дженни приподняла правую бровь. — Это невозможно. У него всегда есть мои племянники, через которых он может навредить мне. Джису замотала головой. — Они тоже будут в безопасности. Тебе нужно лишь довериться мне. И ещё поделиться капелькой крови, — Джису надавила пальцем на ладонь Дженни. — Благо моей тут просто реки. Она тихонько хихикнула, довольная собственной шуткой. Дженни подумала, что только Ким Джису могла так глупо шутить с развороченным плечом и получать от этого удовольствие. — Мне это не нравится, — наконец ответила Дженни. — Я хочу только одного: чтобы Самуэль отстал от тебя. Как он вообще понял, что ты — та, кто ему нужна? Он же не видит цветов. Он может только чувствовать то, что попробовала я. Она замолчала, потрясённая разгадкой. На одно мгновение ей снова захотелось, чтобы при ней был револьвер — но теперь уже для самой себя. — Джису, — пробормотала она. — Прости. Это всё моя вина. Я…однажды я потеряла контроль, и… — Не время для рыданий, — оборвала её Джису. — Ты сама говорила, что он не сможет оставить меня в покое, как только попробует хотя бы кусочек моей ауры. Он это сделал, и теперь помощь нужна не только тебе и твоим племянникам, но и мне. Дженни вспомнила ужасающее выступление Самуэля, безвольный взгляд Джису, её слабые стоны, и рубашку, пропитанную кровью… Она понимала, что должна довериться Джису, но боялась навредить ей ещё больше. — Ты уверена в том, что твоя идея сработает? — спросила она дрогнувшим голосом. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Джису пожала одним плечом. — В таком деле никогда нельзя быть до конца уверенным. Но другого варианта у меня нет, так что предоставь мне немного своей крови, иначе я тебя укушу и возьму её сама. Дженни огляделась вокруг в поисках чего-нибудь острого и, что более важно, стерильного. На небольшом столике она заметила кинжал в ванночке из антисептического раствора. — Вот это, пожалуй, подойдёт, — удовлетворённо проговорила она. — Только сильно не поранься, — вдруг попросила Джису. — Я не смогу тебе помочь. — О себе лучше думай, — грубо ответила Дженни, а после добавила мягкое, едва слышное «извини». — Я просто нервничаю, — объяснила она и посмотрела на лезвие кинжала. Оно было достаточно острым, чтобы пустить кровь без особых усилий, но Дженни мешкала. Ей давно не приходилось испытывать боль — настоящую, не фантомную — и она боялась, что может не перенести даже лёгкого укола. Тем временем её чуткий слух уловил шаги снаружи, что было явной поводом поторопиться. — Дженни, мне не нужно много, — ласково сказала Джису и провела языком по обтрескавшимся губам. — Пары капель будет достаточно. Дженни кивнула и, присев у дивана, закатала рукав. Джису подняла руку и коснулась кончиками пальцев её запястья. — Я буду держать тебя, вот так, — проговорила она и подмигнула. Дженни зажала кинжал в ладони и резко выдернула его. — Твою ж… — прошипела она. Перед глазами промелькнули всполохи белого света, разрезавшие поле зрения, словно молнии — небо. — И правда что, — услышала она потрясённый голос Джису. — Твоя кровь… Если она попадает на что-то, то испаряется. — Это поразительно! И очень проблемно. Дженни приоткрыла один глаз и убедилась в том, что Джису говорила правду. Тёмно-красные капли с тихим шипением обращались в пар, стоило им капнуть на одежду или на мебель. Когда одна из них попала на кожу Джису, с ней произошло то же самое. — Я…Мне нужно смешать твою кровь со своей, и мы должны сделать по глотку, но я без понятия… Дженни на мгновение замерла, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи, а потом вдруг чуть отодвинула повязку с плеча Джису и приложила окровавленную руку к ране. Джису издала короткий стон, но тут же проглотила его. В её глазах виднелся немой вопрос, но она не озвучила его, предпочтя, судя по всему, довериться Дженни. — Я верю тебе, — пробормотала Дженни. — Верь мне тоже. Вымочив палец в крови, как следует, Дженни поднесла его ко рту Джису. — Извини, что так приходится, — сказала она. — Но другого выхода нет. Джису кивнула и, сморщившись, коснулась подушечки указательного пальца Дженни кончиком языка. — Это не так уж и противно, — заявила она и слизнула оставшуюся кровь с пальца. — Теперь твоя очередь. Дженни проделала то же самое, только на этот раз с собой. Ей показалось, будто она облизнула окислившуюся столовую ложку, а потом сыпанула на язык острого перца — последнее её изрядно удивило. Она задумалась, насколько сильно изменилась структура её организма после того, как она стала служить у Самуэля. Дженни всегда старалась избегать рассуждений на эту тему, ей было слишком страшно размышлять о том, в кого она превратилась, но теперь это было неизбежно. Она начала догадываться, что именно собиралась сделать Джису, и это её смертельно пугало. — Поцелуй меня, — вдруг потребовала Джису, потянув её за рукав. — Скорее, Дженни. — Разве сейчас время? — спросила ошеломлённая этой просьбой Дженни. — Как-то не слишком разумно… Джису раздражённо шикнула и притянула её к себе. Дженни потеряла равновесие и из-за этого случайно поставила руку прямо на рану девушки. Глаза Джису широко распахнулись от боли и в одно мгновение наполнились слезами, но она всё же нашла своими губами губы Дженни и жадно, нервно впилась в них. — Слюна, — прошептала она. — Слюна, дурочка, её тоже нужно смешать. Она оттолкнула Дженни от себя и схватилась за плечо. Точно в тот же момент в шатёр зашла — нет, залетела разъярённая мадам Сорсьер. Дженни подобрала с дивана кинжал и спрятала его за спиной, не совсем понимая, зачем она это делает. — Что вы здесь творите? — проревела она. Её взгляд лихорадочно шарил по шатру, словно она пыталась что-то найти. — Я слышала запах крови! — Её здесь слишком много, — ехидно парировала Дженни. — Джису ранена, если вы забыли. — Твоей крови, хамка! — лицо мадам вытянулось и из верхней челюсти показались хищные зубы. Дженни прекрасно знала, как легко они управляются с мясом, так что отступила чуть назад и крепче сжала рукоятку кинжала. — Самуэль скоро будет здесь, так что дышать вам осталось совсем недолго. — Он нас не тронет, — неуверенно произнесла Дженни. — Мы ему нужны. Мадам затряслась в беззвучном смехе. — Наивная, наивная девочка! Зачем ты ему теперь, когда он может питаться этой малышкой? Дженни промолчала. Она пыталась вычислить, как долго сможет бежать с раненой Джису на руках и сумеет ли перед этим вывести из строя мадам, которая могла голыми руками уложить на лопатки медведя. Не бойся и не делай глупостей. Услышав голос Джису в своей голове, Дженни повернулась к ней и увидела, что та с лёгкой улыбкой прижимает палец к губам. Это будет наш с тобой секрет. По земле вдруг потянуло влажной прохладой, и две керосиновые лампы, тускло освещавшие жилище мадам Сорсьер, на мгновение померкли. Только потяни время, совсем немного, и всё будет хорошо. Дженни вытянулась в струнку перед Самуэлем, а потом нашла в себе силы поклониться вместо того, чтобы всадить кинжал прямо ему в глаз. — Тебе понравилось сегодняшнее представление, моя милая Дженни? — спросил он и жестом приказал мадам подать ему стул, что она тут же и сделала с излишней суетливостью и почтительностью, вызванной страхом перед хозяином. — Я очень старался. И мисс Ким оказалась прекрасной ассистенткой — сколько послушания и таланта! Джису оскалилась, и Самуэль засмеялся — мелодично и плавно. Дженни всегда удивлялась тому, каким обаятельным он остаётся, даже когда копается в чьих-то внутренностях. — Такта вам, однако, не хватает. Я пришёл сюда, чтобы кое-что вам сказать, дорогие. Прежде всего, Дженни. Я весьма и весьма расстроен твоим поведением. Он звучал так, словно на самом деле был её отцом. Дженни опустила голову, чтобы не встречаться с ним взглядом: его глаза походили на две чёрных дыры, которые высасывали силы из каждого, кто в них смотрел. — Я ведь в самом деле безгранично доверял тебе, но ты решила украсть сокровище у своего покровителя и воспитателя. Разве так поступают благородные люди? — Она — человек, а не побрякушки какие-нибудь, — зло ответила Дженни. — Я не обязана была подносить её вам на блюдечке. — Странно, но раньше ты не задумывалась об этом в таком ключе, а послушно поставляла мне пищу, — Самуэль покачал головой. — Как, однако, личная заинтересованность меняет дело! Но я могу тебя понять, я бы и сам с трудом удержался от такого соблазна. К тому же, часть наказания ты уже получила, так что я решил помиловать тебя, но на пару десятков лет определить в помощники мадам Сорсьер. Дженни передёрнуло от отвращения. Всем было известно, какие дела мадам обычно поручает своим помощникам, и с каким удовольствием избавляется от них через пару-тройку лет, если они, конечно, не уходят сами, предпочтя смерть такому жалкому существованию. — Но есть и выбор, — Самуэль поднял вверх указательный палец. — Я могу просто разорвать тебя в мелкие клочки, радость моя. Содрать с тебя кожу и вывесить вялиться на солнце. И знаешь что? Я, пожалуй, так и сделаю. Если только дорогая мисс Ким не согласится поработать со мной и не подпишет этот контракт. Он достал из-за пазухи до боли знакомый Дженни лист бумаги, сложенный вчетверо. — Думаю, нет нужды объяснять, сколько приятных бонусов вам принесёт эта бумажка. В числе прочего Дженни останется в живых, хотя встречаться вы будете реже — у помощников мадам Сорсьер обычно нет свободного времени. Мадам с готовностью кивнула несколько раз. — Всё, что нужно, это капелька вашей крови и согласие. Проблем не должно возникнуть ни с первым, ни со вторым, — пропел Самуэль и передал контракт Джису через мадам. Дженни попыталась схватить бумагу, но Джису, несмотря на рану, оказалась более ловкой. — Не подписывай это, — умоляющим тоном произнесла Дженни. — Я не хочу, чтобы ты стала его пленницей. — У нас нет выбора, — Джису ответила слишком быстро, и в её голосе Дженни уловила фальшивую нотку. — Так он хотя бы не убьёт меня и тебя. Джису приняла из рук мадам небольшую булавку и поднесла контракт ближе к лицу, чтобы внимательно всё прочитать. Самуэль вытянулся, наблюдая за ней, и Дженни была готова поклясться, что его слюна вот-вот капнет на пол. Джису, ты должна остановиться прямо сейчас! Неужели это и есть твой план? Высунув кончик языка, Джису проткнула указательный палец и размашисто вывела внизу бумаги свою подпись. Самуэль шумно втянул в себя воздух и принялся медленно хлопать в ладоши. — Такое шоу мне по душе, — довольно произнёс он, когда бумага вернулась к нему в руки. — Теперь, Ким Джису, вы моя… Он не договорил: его глаза вдруг сузились, а рот чуть приоткрылся, обнажив мелкие острые зубы. Он облизнул нижнюю губу раздвоенным, как у змеи, языком и зашипел. — Что это? — он поднял контракт над собой, и Дженни увидела, что подпись Джису испарилась. Точно так же, как моя кровь минутами раньше. — Что это? — повторил он и посмотрел на Дженни. — Как ты посмела, маленькая дрянь? «Маленькая дрянь» отступила ещё на шаг и почувствовала прохладное прикосновение. Джису взяла её за руку и с трудом приподнялась на диване. — У неё на это такое же право, как и у вас, мистер Самуэль, — Джису была буквально преисполнена самодовольством. — Вы сами дали его когда-то, одна беда — не объяснили, как этим пользоваться. Но это не страшно, в таком возрасте многое легко забывается. Самуэль в одно мгновение оказался подле Джису и почти что схватил её за горло, но его остановила Дженни. Откуда столько силы? — К счастью, она встретила меня, — продолжила Джису. — А я очень люблю читать. Дженни не понимала, что происходит, но чувствовала, что каким-то волшебным образом дело разрешилось в их сторону. Тонкая, но прочная нить, связывавшая её с Самуэлем все эти годы, лопнула, и вместо неё в сознании появилась другая. — Самуэль! — пискнула мадам откуда-то из угла. — Прикажете мне разделаться с ними? — Замолкни, старая дура! — рявкнул он. — Неужели ты настолько разжирела, что не видишь: они связаны? Дженни в недоумении посмотрела на Джису, и та послала ей воздушный поцелуй. Самуэль тем временем методично превращал мебель в шатре в обломки. — Я всё равно однажды найду тебя, — пообещал Самуэль и разбил стул в щепки, ударив его об землю. Мадам Сорсьер тихонько пищала, пытаясь его остановить. — Я найду тебя и сделаю с тобой и твоей маленькой пронырливой сучкой то же самое. — Сомневаюсь, что у вас это получится, — покачала головой Джису. — Вы не можете причинить вред равному себе демону. Будьте внимательнее в следующий раз. Она показала Самуэлю язык, и тот с рёвом бросился на неё, но отлетел в сторону, словно наткнувшись на невидимую стену. Только спустя мгновение Дженни поняла, что эту стену создала она сама — неосознанно. — Выматывайтесь из моего цирка! — проорал он, оттряхивая колени. — Валите отсюда так быстро, как только сможете, и не думайте, что так быстро отделаетесь! В один прекрасный день мы будем квиты! — Дженни, — тихонько шепнула Джису. — У меня не получится встать, не могла бы ты… Но Дженни и сама поняла, что от неё требуется. Подхватив раненую девушку на руки (она оказалась удивительно лёгкой, или же Дженни в один момент стала намного сильнее), она победным взглядом обвела шатёр и направилась к выходу.***
Как только они покинули жилище мадам Сорсьер, Джису словно прорвало. Она с гордостью рассказывала, как много книг пролистала (оказалось, она спала всего по два-три часа в последние дни), и как в одной из них нашла статью про договор с демоном. Она не была уверена в том, что это сработает, даже не знала, является ли Дженни демоном в традиционном определении этого слова, но просто обязана была попробовать. — Каждый из вас имеет право завести себе последователя — даже не одного, — возбуждённо объясняла Джису. — Как только демон заполучает себе душу, он поднимается на одну ступеньку в иерархии, и освобождается от связывающих его обязательств. В твоём случае это контракт с создателем. — Так ты отдала мне свою душу? — переспросила Дженни. — Получается, что так, — радостно проговорила Джису. — Так делали ведьмы, у которых действительно были какие-то способности. Они становились сильнее за счёт демона-покровителя, а тот питался их энергией. Замкнутый круг, приносящий пользу всем его участникам. Дженни с тревогой посмотрела на Джису. — Ты уверена, что это безопасно? И отдать душу… Ты, наверное, совсем чокнутая. — Я думала, ты поняла это с первого взгляда, — Джису улыбнулась глазами, и внутри Дженни словно что-то взорвалось. — Это явно безопаснее, чем вариант Самуэля. И твои племянники теперь могут жить спокойно. — И я могу больше не работать здесь, — пробормотала Дженни. — Это очень странно — ощущать себя свободной. Она забросила на плечи свой небольшой вещевой мешок: за тридцать пять лет она сумела скопить не так уж много. Вдруг ей в голову пришла одна мысль, и она внимательно взглянула на Джису. Увиденное её поразило. Букет ярких цветов куда-то исчез, сменившись серой, невзрачной дымкой. Аура Джису теперь ничем не напоминала прежний, сочный и бьющий во все стороны фонтан. — Что с твоим лицом? — спросила Джису. — Ты…твои цвета, — Дженни почти что плакала. — Их нет, их больше нет! Джису состроила перепуганную гримасу, а потом рассмеялась, да так громко, что Дженни показалось, будто она одержима. Чуть успокоившись, Джису попросила её посмотреть ещё раз, призвав на помощь все силы. — Представь, что тебе надо заглянуть за шторку, — посоветовала она. — За очень тяжёлую шторку. Дженни так и сделала. Ей пришлось напрячься настолько, что на лбу выступил пот, и только тогда она смогла проникнуть под плотную завесу серого тумана. Цвета за ней сияли как и прежде, может быть даже ярче. Теперь они сияют только для тебя. Вроде защиты от остальных. Я ведь вроде как служительница культа твоего имени. Дженни облегчённо выдохнула и потрепала Джису по волосам. — Расскажи мне обо всём, чтобы я больше не пугалась. — Обязательно, как только мы выберемся отсюда, — Джису демонстративно помахала рукой возле носа. — Здесь ужасно пахнет, и я хочу помыться. К тому же, мне неплохо было бы показаться врачу. Дженни согласно закивала: такой план ей был по душе. Спустя годы отсутствия планов и каких-либо размышлений о будущем он казался ей просто идеальным. К тому же, рядом с ней была Джису, которая теперь всецело принадлежала ей. И, что ещё важнее, Дженни принадлежала Джису.Шоу подошло к концу. Подарите артистам аплодисменты, которых они заслужили! И не забывайте рассказывать о нас своим друзьям по всему свету. Нам нужна новая публика. Больше, больше новых людей!