***
Гастон падает в пропасть, а у Лефу внутри всё останавливается, замирает, цепенеет. Внутренний мир начинает медленно рушится, рассыпаясь на тысячу мелких осколков. Центр его вселенной сейчас летит в бездну на свидание со смертью, а он стоит как вкопанный, не понимая, что делать. Он беспомощный. Перед глазами проносятся картины их знакомства и крепкой дружбы, как они вдвоём пережили войну, как он всегда поддерживал друга. Воспоминания плотной стеной застилают глаза, мешая чётко видеть окружающую местность. Внутри чувствуется боль, прожигающая всю душу, где тщательным образом скрыты чувства к Гастону. Лефу — открытая книга, которой умело пользовались в те моменты, когда нужно было опровергнуть слова Мориса. Он всегда был на стороне избалованного, самовлюблённого Гастона, гордо держащегося рядом с ним. Всегда. Не мог поступить с товарищем иначе. Как посмел бы позволить себе отвернуться от него? Никак. Лефу всячески старался сдерживать порывы агрессии лучшего друга, но… иногда не получалось, иногда обстоятельства были ни те, чтобы переубедить самовольного Гастона, постоянно поступающего так, как хотелось. Даже тогда, когда превратился в монстра, Лефу не заметил того, как он приобретает подобие Чудовища… это была его самая главная ошибка, за которую в данный момент ругает себя. Гастон не замечал, что на самом деле чувствует боевой товарищ, сколько бы он не смотрел на него многозначительными взглядами, сколько бы ни тешил бесконечное самолюбие — ничего не происходило. Лефу привык просто быть в тени, отбрасываемой другом, даже не жалел. Но он предал его, оставил, когда требовалась помощь. Он не понимает, что чувствует. Боль? Обиду? Предательство? Лефу не знает ответа на этот вопрос. Ему кажется, что все чувства сейчас сматываются в огромный клубок, ниточка за ниточкой. Они уже готовы вырваться на свободу, полностью опустошив Лефу, явно не заслужившего такой боли. Он не хочет быть одиноким. Единственная мысль, которая сейчас достаточно ясно прорезает затуманенный рассудок, но тут же приходит и другая. Дружба с Гастоном — иллюзия. Да, он всегда думал, что это ложь, неправда, но сегодня было доказано обратное. Гадко. Гадко осознавать, что всё время холил и лелеял нарцисса, что влюбился в него. Лефу смотрит вниз, куда упало тело и понимает, что если друг ещё жив, то будет бороться. Он обречён. Ему необходимо взять себя в руки и бежать туда, чтобы забрать покалеченного Гастона домой и вылечить. Лефу всегда будет находиться рядом с ним, безмолвно и безропотно исполнять любое эгоистичное пожелание. Он не может поступить иначе. Никогда не сможет. Постоянно будет видеть в нём идеал, выстроенный в сознании самостоятельно, ведь Гастон никогда не скрывал настоящего лица, красуясь им перед всеми. Лефу будет делать то, что прекрасно у него получалось всё это время. Любить Гастона. Он болен и, к сожалению, болезнь неизлечима, так ещё и в запущенном состоянии. Выхода нет. Лефу срывается с места, где стоял секунду назад и бежит сломя голову, не смотря под ноги: оступается, подворачивает ноги на неровной поверхности, идущей под небольшим углом. От некоторых его шагов осыпаются мелкие камни, и только эти звуки нарушают тишину. Ему не нравится затишье, ведь оно благоприятно для раздумий, собирающихся тягучими каплями в одну единую бесформенную массу. А вдруг он мёртв? Было очень высоко и не факт, что Гастон, упав, мог выжить, но если ему удалось не разбиться, то его тело точно должно было быть покалечено. Отвратительные мысли приводят руки в дрожащее состояние, перед глазами не видно ничего, только снег. Белый. В данный момент Лефу ненавидит этот цвет: из-за него рябит в глазах. Он отгоняет пессимистичные мысли, потому что его друг выкарабкается. Гастон сильный. Должен быть сильным, потому что у Лефу не хватит силы на них двоих. Всего лишь тень. Он даже не понимает и не осознаёт, с какого именно момента стал считать себя ни человеком, а явлением. Лефу подходит к телу, сквозь пелену слёз из-за яркого снега, он различает знакомое лицо, идеальное даже в такой момент. Тяжёлый вздох вырывается из лёгких: он приближается к Гастону. Медленно. Боится того, что самая плохая мысль станет явью. Лефу больше не в силах стоять, падая на колени, даже не ощущая физической боли, проверяет дыхание друга. Ничего не происходит, он не может понять и ответить на вопрос одним из двух простейших слов. Да? Нет? Лефу прислушивается, прикладывает ухо к грудной клетки Гастона, на секунду немного забываясь и… слышит медленный, практически не ощутимый стук сердца, потом вздох, слабый, но вздох. Надежда. Самое сильное, что испытывает сейчас — радость, счастье, хочется кричать и чем громче, тем лучше, но кто-то наверху опережает. Лефу поднимает голову вверх, слышится детский смех, какие-то смешавшиеся голоса людей. Что происходит? Он догадывается, и данная мысль бьёт сильнее других. Чудовище выжило. Белль сопутствует удача везде и во всём. Факт приводит его в бешенство. Он ненавидит девчонку. Всегда терпеть не мог её приветливость, доброжелательность, красоту, которая так нравилась Гастону. Лефу тяжело и глубоко вдыхает, до боли в лёгких, прохладный бодрящий воздух и аккуратно, боясь навредить другу, поднимает его на руки. Нужно быть сильным и подняться наверх, положить бесчувственное тело на лошадь и отвезти домой. Позвать лекарей: пусть сделают что угодно, но поднимут Гастона на ноги. Лефу мечтает снова ездить с ним на охоту и просто наблюдать со стороны как он замирает, не издаёт ни единого лишнего звука, прицеливается и выстреливает. Хочет посмотреть на сосредоточенное лицо, на нахмуренные брови… в голубые глаза. Подъём занимает достаточно много времени, ведь тело Гастона тяжёлое, а Лефу не такой силач, как его друг. Несколько раз он останавливался, переводил дыхание, а потом шёл дальше, как ни в чём не бывало, не думал о физической боли, потому что душевная намного сильнее. Когда, наконец, путь был преодолён, он заботливо положил боевого товарища на траву и осмотрелся по сторонам. Толпа до сих пор окружала Белль и Адама: все кричали, смеялись, обнимались. Идиллия возмущала Лефу. Почему все веселятся и даже не вспоминают о Гастоне? Неужели всем плевать, и они наигранно улыбались только из-за того, что он красив и силён? Отчего же сейчас, когда покалечен и без сознания, никто не бежит на его поиски? Притворщики. Он ненавидит их всем сердцем. Толпа умеет лишь пускать пыль в глаза и петь за деньги, восхваляя Гастона всё больше и больше. А сейчас они окружают счастливую пару плотным кольцом, потому что чуют приближение скорой свадьбы и бесплатной еды с выпивкой. Что может быть лучше для обычного оборванного простолюдина, чем вино, которое он отроду не пробовал, предпочитая эль? Ничего. Лефу отворачивается в другую сторону, щурясь и ища глазами лошадь. Здесь должна была остаться хоть одна — либо его, либо Гастона, но всё тщетно. Он не видит ничего кроме зелени, деревьев, озера, замка, толпы. Но вдалеке что-то появилось, какая-то чёрная точка, придавшая дисгармонии сложившейся красоте, она была так ни кстати, что портила весь вид. Была лишней. В сердце Лефу теплилась надежда, словно огонёк на свече. Она могла погаснуть в любой момент, но с приближением точки чувствовал, что надежда лишь увеличивается. Он щурится ещё сильнее и различается вороную лошадь Гастона. Ламия мчится как стрела в их сторону, а Лефу облегчённо выдыхает, наклоняясь к другу и снова проверяя драгоценное сердцебиение. Он жив. Ламия останавливается рядом с Гастоном, и Лефу поднимая его на руки, аккуратно укладывает на неё. Преданное животное не оставит хозяина ни в какой ситуации, даже после смерти. Он чувствует, что и сам никогда не найдёт в себе силы бросить его. Лефу будет находиться рядом, как бы плохо не было. Чтобы не случилось. Какая бы безнадёжная ситуация их не настигла, он не отойдёт от Гастона, ведь он друг, настолько же преданный как Ламия. Кобыла идёт медленно и осторожно, как будто понимает, что не стоит переходить на более быстрый темп. Лефу проходит мимо толпы, Белль и Адама. Все поворачиваются посмотреть на него, но он не смотрит в ответ. Знает, что увидит. Какие-нибудь растерянные взгляды людей, гневный у Адама, ненавидящий у Белль. Как быстро, однако, меняется мнение, если из него не извлекается никакая выгода. Он слышит, как Белль произносит его имя, но Лефу даже не собирается останавливаться, продолжая идти дальше. Что ей нужно? Девушка и так прекрасно знает, что Гастон упал в пропасть, но ей плевать, у неё есть красавец принц. Всем теперь будет всё равно на его друга, потому что он калека, но Лефу не расстраивается. Он будет рядом. Лефу и Ламия уходят подальше от проклятого замка, медленно не торопясь идут по лесу: волков больше нет. Их вой пропал, оставив лишь тишину, которая давит на его плечи. Секунды медленно перетекали в минуты, они в свою очередь в час… Лефу поднимает голову, переставая изучать дорогу под ногами, и видит дом Гастона. Он подходит к нему, оставляя лошадь около входной двери, зная, что Ламия никуда не уйдёт. Аккуратно заносит друга в дом, идёт в спальню, чтобы положить его на кровать. После этого Лефу садиться рядом с ним на стул и даже не замечает, как погружается в сон. Он устал. Морально. В тайне надеется, что это кошмар и когда откроет глаза, будет лишь он и Гастон. Как всегда.***
Гастон медленно открывает глаза и не наблюдает над головой небо, которое видел перед тем, как потерять сознание, даже не чувствует отвлекающего холода. Теперь был только деревянный потолок с паутинкой в углу — паук по-хозяйски расположился там ещё несколько месяцев назад. Повернув голову в сторону, Гастон натыкается взглядом на Лефу, заснувшего на стуле. Точнее, на его голову, лежащую на прикроватной тумбочке. Друг не бросил. Гастон отворачивается в сторону стены, чтобы не видеть, чтобы не позволять мысли о том, что оставил Лефу одного в тот момент, когда должен был помочь, забираться в разум. А что теперь? Лежит на кровати и не в силах пошевелить ногами. Лучше бы умер. Гастон зол. Зачем Лефу его спас? Хотел посмеяться над беспомощностью? Хотел, чтобы страдал? Пожалуйста, пусть любуется. Он поднимает руку, которая на удивление не парализована и грубо толкает друга в плечо, чтобы тот проснулся. Через секунду на него смотрят два заспанный, но радостных глаза. — Живой. — удивлённым шёпотом говорит Лефу. Счастью не было предела: его лучший друг, прекрасный, милый, любимый Гастон — жив. Когда именно он стал центром его вселенной? В какой момент внутренний мир существует благодаря только одному взгляду, не важно злому или доброму? Лефу не знал. — Да, живой, — усмехнулся Гастон, злобно искривляя губы, — если, конечно, моё положение можно назвать жизнью. — он указывает крепкой мускулистой рукой на ноги и Лефу осознаёт, что друг не сможет ходить. Наверное, никогда. Чувство безвыходности накрывает его волной: несправедливость постоянно царствует в этом мире. — Гастон, — Лефу произносит имя нежно и трепетно, потом берёт за руку. Зачем он так злиться? Он же спас его, не оставил умирать на камнях, — чтобы не случилось, я всегда буду рядом. Я найду тех, кто поможет, созову лекарей, чтобы вновь поставить тебя на ноги. — Лучше бы ты оставил меня умирать. — он резко вырывает руку и как может, поворачивается на бок к стене, опираясь только на единственно здоровую руку. Гастон не желает сейчас видеть и слышать голос друга, хочет побыть в одиночестве, подумать о Чудовище и Белль. — Он мёртв? — спрашивает Гастон, не поворачиваясь к Лефу, который, конечно же, понимает про кого сейчас речь. — Гастон, я… — он останавливается, запинается на двух словах и, кажется, боится произносить остальные. Другу не стоит узнавать всё произошедшее, по крайней мере ни в момент гнева и злости. — Значит, жив. — сквозь зубы произносит Гастон, ударяя кулаком по стене, отчего Лефу вздрагивает. Нет смысла вспоминать войну, чтоб его успокоить, хотя бы потому, что ему надоело. Изо дня в день останавливать и предотвращать те действия, о которых впоследствии жалеют. Пускай злится, если так ему станет легче. — Да, он стал красивым принцем. Избавился от звериной шкуры. — говорит Лефу, отворачиваясь в сторону окна, он не желает смотреть на него. — Пусть. — ядовито произносит Гастон. — Я всё равно его убью. Лефу не выдерживает, поднимается и уходит во двор. Нужно подышать воздухом, проветрить разум, осмыслить всё происходящее. Почему стоит убивать Адама? Зачем видеть смысл жизни в мести? Проще оставить их в покое, а самому переключиться на что-то другое. На любую девушку из тех трёх сестёр, например. Каждая станет выполнять его эгоистичные прихоти. Отчего цепляться за какую-то непонятную Белль и тратить силы на неё? Лефу не понимал. Однако, объясняет всё один единственный фактор: он сам ходит вокруг этой крепости не в силах её завоевать, оттого и добыча всё прекраснее. Гастон сам так часто говорил: «Дичь тем аппетитнее, чем труднее охота». Воздух на улице прохладный, ведь уже вечер, вокруг тихо, все люди уже сидят дома и готовятся ко сну, но Лефу сейчас не до этого. Он расстроен. Ему тяжело постоянно чувствовать то, как Гастон его отталкивает. Невыносимо. В нём нет столько сил, чтобы сдерживать увеличивающихся гнев, наверное, друг сойдёт с ума от всей сложившейся ситуации. Кто или что сможет образумить его и поставить на истинный путь? Прекрасная девушка? И где найти? В их деревне точно нет таких, которые полностью бы подошли под желание Гастона: вторая Белль родиться не скоро, а ждать времени нет. — Уже очнулся? — голос постороннего человека вырывает из мыслей, приближающиеся тихие, практически еле слышные шаги, точно женские, как и голос, но явно не Белль. Он оборачивается и видит нищенку. Агата. — Что ты здесь делаешь? — устало интересуется Лефу, потирая виски, в которых уже начинается медленная пульсирующая боль. Сегодняшний день он не переживёт точно, если в гости наведается ещё какой-нибудь простолюдин. — Видишь ли, Гастон перешёл границу. — начала объяснять волшебница, подходя ближе. — Стал монстром с прекраснейшей внешностью, обезумел и ему пора исправиться. — Как? — Лефу нахмурил брови. Ему сейчас для полного счастья и безысходности не хватало всякой магии. — Что за чушь ты несёшь? — Ему поможет любовь. — Агата на секунду останавливается, смотрит в глаза Лефу, в которых промелькнула надежда. — Не твоя любовь. Его должна полюбить девушка, и он должен ответить взаимностью. Иначе, ног ему никогда больше не почувствовать. — Жестоко. — шёпотом говорит тот, отворачиваясь от её лица в сторону. Она не волшебница: они бы так не поступили. Она — ведьма. Обрекла Гастона на вечные страдания, его никто не полюбит, точно не в их деревне — тут все продажные. — Наказание, мой друг, соответствует преступлению. — Лефу готов был поклясться, что Агата сказала это сквозь улыбку. Да как она могла? Как смела обвинять Гастона? Да, он не идеален, у него много недостатков, но кто в этой тяжёлой жизни не оступался хоть раз? — А мне что, по-твоему, делать? — интересуется он больше у самого себя, а не у Агаты, но та, решила удостоить его вниманием. Женщина уже отошла на приличное расстояние от того место, где стоял Лефу, устало ссутулив плечи. Ему больно, тяжело, страшно. Волшебница понимала, что страдания будут вознаграждены рано или поздно, но Лефу Лефу знать необязательно. — Быть рядом с ним. — спокойно произнесла она, наклоняя голову слегка на бок, чтобы увидеть профиль собеседника. — Пока не появится та, что поможет ему, ты должен заботиться о Гастоне. — Чтобы не случилось, я буду рядом, ведь я не смогу быть одиноким. — ответил Лефу, уходя обратно в дом. Агата тепло улыбнулась: ему можно было ничего не произносить, женщина знала всё без него. Так же она прекрасно осознавала, что скоро в их маленькой деревне появятся новые жители, нужно лишь набраться терпения и ждать, ведь ожидания всегда вознаграждаются. Агата смогла — у неё получилось перевоспитать принца Адама. Он стал милосердным, мягкосердечным, влюбился и они с Белль будут жить долгие-долгие годы, воспитывая своих детей. Значит, Гастон тоже заслуживает шанса на исправление, чтобы стать таким, каким когда-то давно был, ещё до войны.