И никто не узнает, что свели нас с тобою Эти тайные знаки, эти перстни на пальцах. (Наутилус Помпилиус «Атлантида»)
Смеркалось. Прощальные лучи заходящего солнца проглядывали сквозь шелковые занавески. Голосистые птицы за окнами заканчивали свой вечерний концерт. Издали слышалось звучание арфы. Невидимый музыкант вкладывал в игру свою душу. Там — за окнами и занавесями — полыхало небо. Обхватившие подлокотник кресла пальцы Эльга нервно дрогнули, блеснуло не его, как будто украденное, кольцо. Эльг поднял голову. Может, взлететь? Последний раз он сможет насладиться полетом. И все же Эльг не тронулся с места.Часть I
Отпускали его неохотно. Фея Изумрудного города Элли со слезами умоляла его остаться. Ее книга пророчила Эльгу неприятности, и юной фее искренне хотелось защитить друга. Но ни ее просьбы, ни доводы Страшилы, ни дружба Аларма не могли заставить Эльга передумать. Как ни велико было его восхищение Изумрудным городом, солнечным, просторным, полным дружелюбия и веселья, сердце крылатого воина не чувствовало в нем дома. Всем хороша была столица Волшебной страны, а все же Эльг рвался на волю. Теперь, когда война с Пакиром закончилась, враги побеждены, а его крылья, сломанные в последней битве, зажили, Эльг не знал, куда держать путь. Но не возвращаться же в подземелье… Пожалуй, Эльг не смог бы объяснить, почему его выбор пал на Розовую страну. Не одно желание вновь увидеть светлый образ, преследующий во снах, несло его вперед. Было что-то еще… необъяснимое и неосознаваемое Эльгом. Просто что-то тянуло в груди, стоило подумать о Стелларии, а в уставших крыльях вновь теплились силы. И сколько бы бед ни обещали ему все книги и волшебники всего света, Эльг не хотел отступать. Просто он был уверен, что выбор правилен. И когда розовые крыши Стелларии предстали перед его глазами, а вечнозеленые пышные яблони встретили его переливчатым шелестом листьев, Эльг выдохнул: оно того стоило. В этом шумном солнечном городе, среди сотен стучащих каблучками Болтуний, под отзвуки беспечных забавных историй и цокот чудных веток-коней Эльг чувствовал себя на своем месте. Как будто он всю свою жизнь мечтал быть тут. Стелла приняла его тепло и радушно, но от Эльга не укрылась искра беспокойства в ее глазах. Как будто она не была ему рада. Все в ее облике: и поникший взгляд, и устало опущенные плечи, и сорвавшийся с губ тяжкий вздох — говорило об этом. Однако не успел Эльг извиниться за свое непрошеное появление, как Стелла поспешила развеять его сомнения: — Я рада, что вы навестили меня, мой друг. Вижу, ваши крылья крепки, как и прежде. Эльг благодарно кивнул. — Я боялась, что они не заживут… — Конечно, Стелла не знала, как безуспешно пытался взлететь Эльг в течение тех долгих месяцев, что прошли со дня битвы у горы Трех Братьев. — И рада видеть вас в добром здравии. Но позвольте задать нетактичный, должно быть, вопрос? Эльг вновь кивнул. — Элли писала мне, что не хотела отпускать вас в Розовую страну. Ее книга сулила вам беды… Почему вы не послушали ее уговоров, Эльг? — Потому что я воин, а не трус. Ответ прозвучал прежде, чем Эльг успел над ним задуматься, и теперь он корил себя за излишнюю резкость. Вот и Стелла невольно отпрянула в сторону. — Прошу прощения, прекрасная Стелла. Но мне и впрямь не пристало прятаться от судьбы. Если меня ждет беда, я храбро встречу ее лицом к лицу, но не откажусь от своих решений. Стелла качнула головой, ее уложенные на висках кудряшки упали на лоб, и она торопливо поправила их. Прикусила губу, обдумывая его слова. — Вы храбры, Эльг. Но все же: почему Стеллария? Почему не Изумрудный город или остров Рыбаков? И если Стелла умела скрывать эмоции — ни капли любопытства не виднелось на ее лице, только отстраненная вежливость, — то Эльг того не умел. И потому печаль, вызванная воспоминанием о годах детства, выдала его. — Простите, если задела вас, Эльг. — Стелла встала, подошла чуть ближе, с некоторым волнением глядя Эльгу в глаза. — Ничего. Это ничего. — Эльг отвел взгляд. Он смотрел на колышущиеся на ветру шифоновые занавеси гостиной. На балконе, должно быть, шелестели листья цветов, но он не видел их и не желал видеть — перед его мысленным взором предстали зеркальные скалы, бесконечная гладь моря и однообразно серые облака. Эльг помотал головой. Не хотелось рассказывать про гибель отца и про еще одну более раннюю, но не менее болезненную потерю — смерть невесты Маиры. Про вечное одиночество и невыполненный долг. Про то, что возвращаться ему больше некуда. Эльг не хотел, чтобы его боль видела она — прекрасная волшебница-правительница Стелла. Но она, кажется, все сама понимала. — Вы не виноваты, Эльг, — мягко ответила она. — Вы не виноваты. — Я дал слово, что спасу их. — Но вы сделали все, чтобы его сдержать! — Но не сдержал. Стелла вздохнула. Вернулась к своему креслу, опустилась — тяжело и устало. — Вы хотели бы вернуть их, Эльг? — Это не под силу даже великому Торну. — Но вы бы хотели? Эльг задумался. Хотел бы он вернуть к жизни отца? Разумеется! А Маиру? Юную, красивую, жизнерадостную, какой он помнил ее, какой она была много лет назад до пленения Хоралом… Но ведь это невозможно! — Вы правы, — вздохнула Стелла, — даже великий Торн не смог бы этого сделать. Но не все мертвые необратимо мертвы. Ее светлые глаза потускнели, и Эльг готов был поклясться, что заметил, как в них мелькнуло отчаянье. — Увы, самоотверженный Лоот и Маира умерли навечно, ведь дух их ушел вместе с их телом, но если душа жива… то есть надежда. Последние слова Стелла прошептала так тихо, что только обостренный слух полуящера мог их разобрать. Нетрудно было понять, о ком говорит Стелла. Ему — знающему от Аларма о принце Баккаре — не трудно. — Вы можете его вернуть? — Кого? — Вашего жениха. — Могу. — Стелла грустно улыбнулась. — Могла бы… Нет, это призрачная надежда. — Почему? Стелла опустила голову. — Я могла бы соединить его душу и тело, но оно давно обратилось в прах. А никто другой не одолжит своего тела для чужой души. Эльг зябко повел крыльями. В теплой комнате под теплым вечерним ветерком он почувствовал, как его охватил холод. Миг — и он прошел вдоль позвоночника, принеся осознание и решение. И вновь стало тепло. — Я… Я мог бы. То есть… если вы согласитесь. Я… Я хочу помочь. — До чего же сложным оказалось облечь свои мысли в слова. Стелла изумленно вскинула голову. Ее глаза округлились, приоткрытые в немом вскрике губы задрожали, а пальцы до белизны сжались на подлокотниках кресла. — Эльг!.. Эльг, вы… Вы не знаете, что предлагаете! Ведь вы погибнете! Эльг кивнул. Это он понял. Как и то, что готов отдать жизнь за счастье Стеллы. И пусть никто не поймет его решения, Эльг был твердо уверен в нем: в конечном итоге, свою жизнь он уже потерял — мертв был отец, давным-давно пропала мама Гидара, сбросилась со скалы Маира, и исчезла вместе с Городом Теней жена его отца — прекрасная Корвелла. Тех, ради кого он жил, он не смог спасти. А Стеллу мог. Не спасти даже, а так — немного помочь, чтобы глаза ее заблестели от счастья. Ей последней должен был Эльг вернуть долг: ее он видел склонившейся над его изуродованным телом после того, как упал со скалы со своим злейшим врагом. — Эльг, я не… я не могу, забудьте! Но Эльг видел, как мелькнула надежда в глазах волшебницы. Призрачная надежда и робкая благодарность. — Стелла, прошу вас, подумайте. Я не отступлюсь. Эльг вышел на балкон прежде, чем Стелла успела ответить. Но отчего-то он знал, что она согласится.***
Стелла дала согласие через неделю. Все эти дни Эльг не видел ее, но нередко чувствовал на себе пристальный взгляд. Очевидно, Стелла наблюдала за ним. Быть может, хотела подойти, но не хватало уверенности. А может, оценивала. Решимость Эльга ничуть не уменьшилась, но теперь, после серьезных раздумий, другой вопрос вызывал у него сомнения: а захочет ли Стелла видеть возлюбленного в его, Эльга, чешуйчатом теле? Выходило, что нет. А Стелла пришла к нему в сад, когда Эльг готов был раскаяться в опрометчивом предложении, и тихо сказала: — Я согласна. Спасибо вам, Эльг. Я навеки перед вами в долгу. И все решилось бесповоротно. Над их головами шелестела молодая листва, и шелест ее казался веселым напевом. Соловьи задавали бравый мотив. Бодро стучали по брусчатке каблучки ребятни. Все вокруг пело о новом веселом дне. А Эльг глядел в прозрачные, как озерная гладь, глаза Стеллы, и повторял, что согласен умереть за нее.***
— Когда? Третью неделю гостил Эльг в Розовом дворце. Утро его неизменно начиналось за час до рассвета. Эльг выходил в парк, разминался с мечом. К тому времени, когда раздвигались занавески в окнах Стеллы, он успевал унять дрожь в уставших руках, и глаза его уже без боли смотрели на встающее над горизонтом солнце. И тогда Эльг взлетал. — Когда? — спрашивал он, подлетая к балкону волшебницы. Стелла сладко зевала, склонившись над горшками с цветами. И губы ее, припухшие после сна, растягивались в изумлении. Словно она каждый день забывала о крыльях Эльга и после, сморгнув, извинялась и приглашала внутрь. — Добро пожаловать. — Стелла поддерживала занавеску, впуская Эльга внутрь. И эта ее улыбка казалась Эльгу волшебной. — Нам не стоит спешить, милый Эльг, — отвечала, понурив голову, Стелла, когда все темы для вежливого утреннего разговора были исчерпаны. — Поймите, нам стоит узнать друг друга лучше. Эльг с готовностью соглашался. Все сильнее укреплялся в нем страх, что Стелле противна его чешуя, его желтоватые когти и худющее, обвитое сухими мышцами тело. Нередко волшебница отводила от Эльга смущенный взгляд, и тогда он слышал ее тихий, явно таимый от него вздох. — Понимаю. — Надеюсь, жизнь в моей стране вам не в тягость? — Ну что вы… Стелла любезно улыбалась и вновь поднимала занавеску. Эльг летел вниз.***
Мало-помалу он привык. Ему нашлось дело: охранять Стеллу. Эта инициатива маршала Магдара приводила Эльга в восторг. Кажется, волшебнице она тоже была по нраву. Эльг часто замечал на себе задумчивые взгляды Стеллы, когда шагал впереди, положив ладонь на рукоять меча, или когда расправлял крылья, чтобы взлететь и оглядеть местность. Возможно, Стелле не требовалась охрана, но никто об этом не думал. Может быть, потому, что Эльгу хотелось быть нужным. Может, потому, что Стелле… а ей что? Во всяком случае, Эльг был уверен, что Стелла в безопасности, а сама она щедро использовала часы их общения, чтобы узнать его ближе. И пока Эльг сопровождал ее по городу и ближайшим деревням, Стелла расспрашивала его о доме и детстве, об Изумрудном городе и впечатлениях от Розовой страны. И хоть трепет Эльга перед прекрасной волшебницей ничуть не уменьшился, отвечал он ей охотно и честно. Вот и по дороге на концерт в честь Дня плодородия, проходящий в нескольких милях от ворот Стелларии, Эльг с удовольствием описывал Стелле острова Южного моря. И она слушала. Внимательно, закусывая губу, переспрашивая и изумленно вскрикивая, когда он рассказывал о коралловых рифах. То и дело оборачивался к ней Эльг, убеждаясь, что волшебнице интересен его рассказ, и ловил ее полный восхищения взгляд. Казалось, Стелла очарована, и Эльгу хотелось предложить ей путешествие по Подземной стране. Но ведь такое предложение могло быть неверно воспринято? И Эльг, вновь отвернувшись к дороге, продолжал рассказ. Никто не ожидал, что вечер окончится неудачно. Вроде минуту назад Стелла, откинувшись на спинку обитого розовым бархатом стула, наслаждалась нежными звуками скрипки, смущенно спрашивала Эльга, нравится ли ему музыка. И он не знал, что ответить. Музыка? Ему? Выросшему среди скал на подземном острове? Он хотел сказать, что не знает иной музыки кроме плеска волн, свистящего щелканья дельфинов и криков птиц, но мелодия скрипки напоминает ему звон тающих льдинок, разбивающихся о гладкую поверхность камней. Он хотел улыбнуться и поклониться волшебнице, хотел выразить ей свое восхищение, но… не успел. Эльг почувствовал, как разъезжается под ногами земля, когда солист взял высокие ноты. И прежде, чем беседка Стеллы начала складываться, как карточный домик, Эльг подхватил волшебницу на руки и взмыл вверх. Солист доигрывал свою партию, рукоплескали зрители, Стелла, вдохнув глубоко, закричала. И вскоре ее крик подхватила толпа. Но волшебница уже была в безопасности. В считанные мгновения перенес ее Эльг к городским воротам и, поймав ее непонимающий взгляд, помчался назад, где только начинали падать беседки, а музыканты, столпившись на сцене, с ужасом глядели на расползающуюся вокруг дыру. С криками бежали прочь зрители. — Землетрясение! — кричал юный солист-скрипач, когда Эльг нес его над землей. — Мама! — заплакала девочка с розовыми бантами, когда Эльг поставил ее на ноги, а руки полной розовощекой Болтуньи благодарно потянулись к нему. — Эльг, вы надорветесь! — беспокоилась вдогонку Стелла, но он упрямо качал головой. И когда крепкие Болтуны возвели мостки и последние музыканты и зрители покинули опасное место, Эльг устало опустился на землю. — Спасибо, — Стелла положила ладонь ему на плечо. Кожа ее была холодна, и руки мелко дрожали. Эльг вгляделся в ее бледное лицо, перевел взгляд на выступившие на белой коже синие вены. — Вы устали, Стелла? Едкий серый дым, начавший было сочиться сквозь дыру в земле, теперь исчез, и сама земля понемногу затягивалась. Вот зазеленело рухнувшее пару минут назад дерево, а самодельный мостик оказался оплетенным алыми розами. Кто-то из музыкантов подобрал свою скрипку, и Эльг расслышал жалобный треск порвавшихся струн. — Позвольте унести вас во дворец? — Благодарю, — Стелла покачала головой. — В другой раз. Опираясь на руку Эльга, она вошла в город. А он думал о том, кто устроил землетрясение и какой еще враг остался у Волшебной страны, хотел поделиться со Стеллой своими мыслями, но она подняла ладонь, жестом прося его промолчать. Несомненно, она знала больше, чем мог представить Эльг. И, очевидно, ей — волшебнице и королеве — не нужны советы простого воина. Эльг кивнул головой и с готовностью зашагал вперед, расчищать Стелле дорогу через полные взволнованными Болтунами улицы Стелларии.***
Несомненно, для Стеллы Эльг был находкой. Каждый вечер она подолгу смотрела за его тренировками, прячась за занавесками своих окон. Заметь Эльг ее внимание, что бы подумал он? А если бы кто иной из многочисленных сплетников и сплетниц, обитавших в ее дворце, заметил, с каким любопытством наблюдает Стелла за Эльгом? Стелле казалось, что она ходит по краю пропасти, что она не должна… Всего не должна: и смотреть так на Эльга, и оставлять его при себе! Отослать его как можно дальше, чтобы никогда не встретить — вот лучший выход. Честный. Правильный. Не такой, как все то, что они вдвоем хотят сделать. Стелла искренне жалела, что открыла Эльгу свою тоску по Баккару. И еще сильнее корила себя за то, что позволила надежде завладеть разумом. Теперь, спустя тысячи лет мечтаний о новой встрече с возлюбленным, она не могла остановить себя, отказаться от исполнения мечты, от Баккара. Она отдала бы всю свою вечную жизнь, лишь бы снова услышать голос и запах жениха. Но — свою. А должна отдать жизнь чужую — Эльга. И это было безумием. Если бы Эльг подлетел сейчас к ней, если бы отказался от своего слова, она, наверное, была бы рада. Но Эльг был слишком горд. Или безрассудно храбр? А она сама — слишком слаба, чтобы противостоять заветной мечте. И могла лишь тянуть время. Словно каждую минуту ждала, что Эльг откажется. Подлетит и… Подлетает. Эльг опустился на ее балкон, бережно склонился над гвоздикой, расправляя помявшийся по его вине лепесток. Стелла невольно улыбнулась. Грозный, с виду свирепый подземный монстр сейчас казался нашкодившим ребенком. И это смущение в его глазах… Стелла отодвинула занавески, выходя на балкон. — Оставьте, Эльг. Добрый вечер. Он почтительно склонился, но когда вновь поднял голову, в его сияющих глазах стоял такой трепет и восторг, что Стелле впервые не хотелось отвести взгляд. И хоть одна ее часть продолжала надеяться, что Эльг скажет те самые все отменяющие слова, другая часть понимала: не скажет. Стелла не знала, что такое есть в его облике, что с головой выдает его эмоции, но что-то было… Он будто бы пах уверенностью, почтением, надежностью и восхищением. Он пах морем и свежестью, рыбой… Эльг говорил, что рыбаки — люди слова. А еще, едва уловимо, до сих пор пах бинтами и мазями. Словно их запах впитался под чешую столь сильно, что никогда не вымоешь. Эльг смотрел Стелле в глаза, не мигая, не отводя взгляда, и она вспомнила, как точно так же были открыты его глаза, когда она нашла его тело у основания роковой горы. Тогда, когда горько плакала, тщетно пытаясь нащупать его пульс, когда растерянно водила пальцами по его груди, мешая запекающуюся зловонную кровь со своими слезами. Не появись тогда Элли, не встряхни ее — уставшую и испуганную, — Эльг бы не выжил. Это Элли спасла ему жизнь. А он все равно благодарен ей — Стелле. Она покраснела. — Я могу чем-то помочь? Эльг смутился. Должно быть, он вспомнил, что уже поздно и солнце клонится за горизонт, что его появление рядом со Стеллой — наедине — что-то да значит для Болтунов. Или, возможно, думает, что отвлекает ее от сна? Эльг сделал шаг назад и едва не задел ногой цветочный горшок. Стелла успела схватить его за руку, останавливая, и едва не задохнулась, когда прикосновение его холодной и грубой кожи обожгло ее. Эльг был холодным, как мрамор, а Стелла чувствовала, как начинают пылать ее щеки. От смущения? От стыда за то, на что она обрекает Эльга? — Прошу прощения, что помешал вам. — Вы не помешали. Стелла надеялась, что улыбка ее не вышла смятенной. Эльг робко улыбнулся в ответ. — Я хотел пригласить вас. Изумления Стелла не смогла сдержать, ее брови поползли вверх, и Эльг тут же опустил голову. — Куда, Эльг? — Полетать. Сегодня… чудесный вечер. Он вновь смотрел на нее. И его смущенный взгляд резко контрастировал с внешним видом отважного воина. — Вы правы. Сегодня красивый закат. И пахнет дождем. И зеленью листьев. Цветами. Вечерними угощениями, — Стелла улыбнулась, учуяв запах вишневого пирога. Очевидно, на кухне был праздник. — А я слышу шелест листьев. Звон срывающейся с ветки капели. Пение птиц. И… ваше сердце стучит. — Эльг замолчал. — Вы не откажете мне, Стелла? Она кивнула. Хотелось развеяться. Полетать над погружающимся в сон городом. Насладиться тишиной ночи. Стелла не помнила, когда в последний раз ей давалась такая возможность. А тут… почему бы и нет? Попросив Эльга обождать, она поспешила в спальню, переоделась, накинула на волосы золотистую сеточку, надеясь, что так они не растреплются на ветру. И вернулась на балкон тогда, когда Эльг задумчиво разглаживал пальцами лепесток лилии. — Они прекрасны, не так ли? — Он кивнул. — А как пахнут… Их запах дарует силы. — Их шелест кажется полным жизни, — заметил Эльг. Стелла улыбнулась. Она готова была сотворить себе облако, попросить Эльга разделить с ней полет, но он подхватил ее за талию прежде, чем она успела что-то сделать, и взмыл вверх. И Стелла не смогла сдержать крика. Под ногами ее плыл сад. Она наслаждалась объятиями Эльга. Почтительными, ничем не переходящими границ приличия, осторожных, будто он боялся ненароком ее раздавить. Стелла плыла от ощущения близости. Даже страх отошел на второй план. Возможно, потому что с Эльгом она не боялась. Разве только самой себя. — Ваша страна полна чудес, прекрасная Стелла. — Не больше, чем вся Волшебная страна. — Не сразу удалось Стелле справиться с дыханием, но когда она сумела преодолеть первый трепет, голос ее зазвучал спокойно, и над чувствами возобладал разум. — В Голубой стране точно так же пахнет плодовыми деревьями, а в Желтой — жаром раскаленной солнцем земли… — Здесь больше музыки. — Никогда бы не подумала… — Стелла прикусила язык, сдерживая неосторожные слова. Ей казалось странным, что Эльг — крылатый полуящер, выросший вдали от людей, потомок кровожадных легионеров со звезд — что такой Эльг чувствует мир через музыку. Но в какой уже раз говорит он про мелодичность ветра, листвы, капель дождя? Кто бы подумал, что он может так тонко воспринимать мир, ценить его хрупкую естественную красоту… — Вам не страшно? — Эльг снизился. — Ничуть. Стелла бесстрашно смотрела вниз. Под ногами плыли сады, аккуратные домики горожан, городские ворота, деревни, леса… Под ногами — в реальном мире — царила ночь. А Стелле казалось, что душа ее окрашивается в цвета утренней зари. Эльг бережно сжимал ее в своих руках, и Стелла могла чувствовать движение его сильных упругих мышц под слоем чешуи и размеренное биение сердца. И стоило ей на миг закрыть глаза, как казалось, что она уплывает. Но, моргнув, Стелла корила себя за слабость.***
Кто бы подумал, что в следующий раз она сама предложит отправиться в полет. Почти неделю Стелла гнала эту мысль, боролась с соблазном, занимала себя делами и отчаянно пыталась не встречаться лишний раз с Эльгом. Безуспешно, потому что он по-прежнему сопровождал ее вне стен дворца. Идея, прежде кажущаяся безумной, теперь обрастала деталями, и надежда, призрачная и нелепая, росла. Вернувшись из Подземной страны, Аларм рассказал Элли о своем знакомстве с Баккаром, а Элли, рассудив, что подруге стоит знать правду, поведала о нем Стелле. С той поры прошел не один месяц, и нестерпимое желание вновь увидеть жениха возрастало с каждым днем. Стелла хотела отправиться в гавань Надежды даже теперь, когда возвращение Баккара к жизни казалось делом решенным. Хотела предупредить его. Услышать голос. Убедиться воочию, что его дух еще жив. Не решалась? А тут сорвалась. Стелла не знала, как объяснить Эльгу свою просьбу. Ей думалось, что он откажет. А Эльг выслушал, подумал и кивнул: — Это можно устроить. И вот они в Подземной стране. Часть пути они летели на облаке. Стелла настояла, чтобы Эльг не тратил понапрасну сил. Но в подземелье, где светлая магия не действовала, ей пришлось всецело положиться на Эльга. И он, кажется, был тому только рад. Из рассказа Аларма Стелла знала, в какое плачевное состояние пришел прекрасный некогда Хрустальный дворец. Но открывшийся перед нею вид поразил ее. Почти полностью погруженный во мглу, с зияющими дырами в стенах, потерявший прежнюю красоту — этот замок не был похож на ослепительный в своей красоте дворец ее юности. Словно бы вовсе не в его галереях гуляли юные Баккар и Ириния — Стелла. Словно не в его садах изучали они манускрипты атлантов. Не в нем проводили самые счастливые часы своей жизни… Стелла поискала глазами те комнаты, где прежде располагались покои Баккара, но, конечно же, не смогла их найти. В окружавшей ее и Эльга мгле на каменной стене невозможно было разглядеть окон. Ей — невозможно. Стелла оглянулась на Эльга: проследивший за ее взглядом воин смотрел куда-то ввысь, и по мере того, как изумленно раскрывались его глаза, Стелла все отчетливее понимала, что он его видит — Баккара. А она — нет. И от этого становилось обидно. — Баккар! — позвала она. — Услышь меня! Молчание было ей ответом. — Баккар, молю, выслушай меня! И снова замок ответил ей тишиной. Только Эльг пробормотал в ее сторону: — Я верю, он здесь. Он слышит вас. Мне показалось, что я видел в окнах его тень. — Баккар! — Стелла едва не заплакала от отчаянья. Досада обуяла ее душу. Подумалось, что все было зря, что мечтания не сбудутся, и жениха — единственного любимого, близкого — она не увидит. — Баккар! — ее голос задрожал, и крик получился задушенным, еле слышным. Но именно он был услышан. Зашумело за стенами, трещины поползли по камням. Эльг, сообразив что-то, вынул из ножен меч Мглы и высоко поднял его над головой. Тьма поползла вверх, обнажая стены и проемы окон. — Баккар! — вновь позвала Стелла и радостно вскрикнула, когда в одном из окон мелькнула ярко-желтая вспышка — Баккар подавал знак. — Любимый! — Стелла сама поразилась, каким неловким вышло слово. Спустя тысячи лет расставания и в присутствии постороннего слова любви звучали неискренне. — Баккар, я пришла за тобой! Замок молчал. Окна — теперь Стелла вспомнила, где располагались покои принца Баккара — были тусклы. — Помнишь учения Атлантиды? Я знаю, что помнишь. Баккар, я нашла способ вернуть тебя к жизни! Что-то рухнуло за стеной, и Стелла испуганно замерла. — Ты же… ты веришь мне? Баккар, я верну тебя! Слышишь? И вновь все молчало. Даже дыхания Эльга Стелла не слышала — воин отошел на десяток шагов назад, не желая мешать разговору влюбленных. — Дай знак, что слышишь меня! Прошу, Баккар! Дай знать, что готов! Замок молчал. Стелла пристально вглядывалась в оконные проемы, но ничего не видела за темными стеклами. Ни шороха, ни грома не было слышно. Даже ветер не дул. — Баккар… Стелла беспомощно обернулась к Эльгу, но и тот, кажется, ничего не слышал. Глаза его смотрели сочувственно, и плечи были опущены. — Баккар! — жалобно позвала Стелла, и в тот же миг склонилась к земле, поднимая упавшее ей под ноги кольцо. Изящное, с вытесненным на золотом ободке цветочным орнаментом, с васильково-синим сапфиром, переливающимся под взглядом Стеллы, как бархат, — она его помнила. Всю жизнь помнила и орнамент, и камень, и то, с каким трепетом надевала его в первый раз. Ее помолвочное кольцо, привезенное Баккаром с Атлантиды вместе с магическими манускриптами. Она и не чаяла вновь ощутить его на своем пальце. — Спасибо, Баккар, — зашептала Стелла. — Я верну тебя. Очень скоро. Верь мне. Но замок вновь промолчал.***
По комнате плыл запах корицы. Щедро посыпанные ею пирожные возвышались горой на блюде. Ее коричневые следы виднелись на подушечках пальцев Эльга. Стелла сделала глоток. Терпкое вино согревало. Второй бокал — перед Эльгом — был почти пуст. — Я росла вместе с ним, — продолжила Стелла рассказ. — Мои братья учились вместе с Баккаром, и я, младше их на несколько лет, еще девчонкой постоянно крутилась вокруг. Не думаю, что им это нравилось. Я была маленькой, капризной и надоедливой, — Стелла рассмеялась. — И еще тощей. Баккар делал вид, что не замечает меня. И я отвечала тем же. Мол, зачем мне какой-то вредный принц? Мне нужны только братики, только они отчего-то не ласкают меня, а дергают за косички в его присутствии. Ух, и злилась я тогда на Баккара! … А потом мы выросли и обручились. Через небольшой столик Стелла потянулась к бокалу Эльга, вынула его из машинально сжимающей ножку чешуйчатой ладони и наполнила до краев. — Что же было потом? — Потом? — Стелла нахмурила брови. — Потом было падение Империи Солнца, гибель Морефея. Неужели ты не знаешь этой истории? — Стелла впервые назвала Эльга на «ты» и смутилась, когда осознала оплошность. Правда, тут же подумалось, что еще несколько недель, и она начнет только так к нему обращаться. Нет, не к нему — к Баккару. — Кое-что слышал, — уклончиво ответил Эльг, и Стелла кивнула: — Значит, знаешь. Поверь, мне тоже не все известно. Император Морефей передал мне свою силу, когда я попала Пакиру в плен. А потом Баккар сумел закрыть Врата Тьмы и помешать колдуну. Правда, Морефей умер, а Баккар… — она опустила голову, сдерживая слезы. — А я оказалась на Земле. Она вновь сделала глоток. Вино развязывало язык. Или, быть может, дело было вовсе не в опьянении? Никогда Стелла не говорила о чувствах к Баккару, не рассказывала о Мире Облаков, о детстве. Всегда помнила — порой смутно, как сон, потом отчетливо, — а высказаться не могла. Некому. А Эльг сам вывел ее на этот разговор, сидел и внимательно слушал, расспрашивал, сочувствовал. Неудивительно, что Стелла не могла заставить себя замолчать. — Мы были беспечны, Эльг. Отвратительно беспечны. Нам казалась, что война Пакира и Торна не коснется нас, что мы всегда будем жить в мире. Даже император Морефей не видел угрозы, а что уж говорить о нас — влюбленных детях. Помню, что мы с Баккаром шутили о войне на Земле, не верили, что это серьезно. Мы были так глупы тогда… Все время гуляли, веселились, танцевали на балах и пели в беседках сада. Целовались, считали дни до свадьбы… Помню, что он подарил мне это кольцо, — Стелла вытянула вперед руку, где на безымянном пальце красовалось колечко с сапфиром. Эльг, кажется, вздрогнул, но тут же мотнул головой, мол, продолжайте. — Помню, как оно пахло, когда я увидела его в первый раз — сушеной гвоздикой и бумажной пылью. И этот запах был таким сильным, что я начала чихать, и на предложение Баккара отвечала красной, со слезами от натуги, непрестанно чихающей и брызгающей слюной, — Стелла вновь рассмеялась. — А он все равно не испугался. — Он вас любил, — осторожно вставил свое слово Эльг, и Стелла улыбнулась. — Любил. И я любила его. Только… знаешь, Эльг, я не помню его лица. Помню запах: пряный, сильный — его тела, лавандовый аромат — от волос и металлический — доспехов. Помню, что губы его пахли яблоками. А поутру, после сладкого сна, он порою пах молоком. Но лицо… не помню. Совсем. — Столько лет прошло. Не корите себя за это. Стелла пожала плечами: — Мне кажется, что я предаю его тем, что не могу вспомнить его облика. Потому что я всегда должна была помнить его. Должна! — Но вы столько пережили тогда, Стелла! — Эльг порывисто схватил Стеллу за запястья. Она проглотила вскрик. Теперь их лица находились в опасной близости, так что она могла легко разглядеть чешуйки на его сплюснутом носе и сухую жесткую кожицу вокруг безгубого рта. Только вместо отвращения она чувствовала возрастающий интерес.— Простите меня. — Странно… — Что? — Твой запах. — Чем я пахну? — Стелле показалось, что в непропорционально больших синих глазах напротив мелькнула усмешка. Впрочем, она могла неверно истолковать их выражение. — Свежестью моря, рыбой… и этот запах мне кажется приятным. — Стелла покраснела: что за глупости она говорит? Могла ли она сказать такое в пору влюбленной юности? Наверное, нет. Просто с Эльгом было легко. Не приходилось подбирать слова, желая произвести впечатление. И теперь она говорила все, что пришло ей в голову, чувствуя, что Эльг поймет. — А еще запах флейты. Когда-то — еще в той жизни — я играла на флейте… Не очень хорошо, полагаю, — краснея, она потупила глаза. — У меня была из липового дерева… Не знаю, почему я это вспомнила. Ах да, от тебя пахнет липой… Она смутилась. Кажется, вино лишало ее разума. Возможно, и Эльг это чувствовал. Ведь и его бокал вновь был пустым. — Простите. — Кажется, Эльг не мог сообразить, за что просит прощения. — Я пойду? — Конечно. И, Эльг! — Стелла перехватила его на пути к балкону. — Обращайся ко мне на «ты». Он обещал. А после принес ей флейту.***
Той ночью ему не спалось. Вечерняя тренировка давным-давно была окончена. Эльг проводил за горизонт солнце, выслушал концерт ночных птиц, выкупался в декоративном озере, высох на нагревшихся за солнечный день камнях. А сон не шел. Эльг раз за разом прокручивал в голове события последней недели: полет в Подземную страну, их со Стеллой привалы в дороге, когда волшебница сладко спала у него за спиной, а он охранял их покой. О произошедшем в гавани Надежды Эльг старался не думать: сердце замирало при воспоминании о падающем наземь кольце — наверное, о нем стоило рассказать Стелле, но Эльг не знал, почему промолчал. Он чувствовал себя третьим лишним на встрече прекрасной Стеллы и принца Баккара. Будто бы подглядел и подслушал то, что не могло иметь ни малейшего к нему отношения. Стал свидетелем чему-то тайному, хрупкому, неясному ему и необъяснимому, чему мешал своим присутствием там. В груди Эльга то ныло, то трепетало сердце. Теплели руки, чесалась под крыльями спина. Что-то изменилось для него, но Эльг не мог понять, что. И теперь привычная обыденная мелодия жизни, то же пение птиц, к примеру, навевала на него беспокойство. То, что раньше звучало радостно, теперь приобрело рваный ритм, нагнетало, кричало об изменениях. Все шло к развязке. Его жизнь, по крайней мере. Эльг не боялся, нет-нет. Он ждал. Флейту он смастерил накануне. Долго со вкусом выбирал подходящее дерево, терпеливо вытесывал будущий инструмент. Подарок Стелле должен был быть идеальным. Только Эльг не знал, как его подарить. Их последний разговор ввергал Эльга в смятение. Просто… нет, не мог Эльг объяснить свои чувства. По небу плыла ярко-желтая луна. В траве стрекотали кузнечики. Еле слышно плескались волны, боясь разбудить пригревшегося в основании валуна ежа. Эльг крутил в руках флейту. Розовый дворец давно погрузился в сон, и с кухни уже не слышались стуки ножей и шум печи. Изредка шелестели полными кронами деревья, словно бы негодуя, что Эльг нарушает их безмятежный покой. В выделенной ему спальне Эльгу было тесно, в саду — тревожно. Гулко билось сердце, гоняя по жилам непривычно горячую кровь. В отражении на Эльга глядело чудовище: бледное, с широкими ноздрями и щелью вместо губ, с желтеющими пластинками-чешуей по всему телу и кожистыми крыльями, покрытыми кривыми белесыми шрамами — поистине, неприятное зрелище. Наверху шевельнулась занавеска. Эльг машинально задрал голову. В спальне волшебницы он никогда не бывал, но безошибочно угадал ее там — за окном и прозрачным розовым шелком. Мелькнули светлые локоны, белые руки Стеллы одернули ткань. И она не спала. Эльг очутился возле ее окна прежде, чем успел понять, что он делает. И Стелла впустила его, не дав мгновения передумать. — Тебе тоже не спится? — спросила она, и ее голос показался Эльгу звоном тысячи колокольчиков. — И вам? Стелла улыбнулась. Она скрестила на груди руки, закрывая вырез легкой ночной рубашки, и Эльг поспешил отвернуться: — Простите, мне не стоит… — Прости, — прервала его Стелла. — Не простите. — Да, — согласился Эльг. — Я забыл. Пока Стелла завязывала пояс халата, Эльг оглядывал ее спальню. Невзначай, конечно же, — окинул бесцельным взором, стараясь не глядеть на одевающуюся волшебницу. Розовые ткани постели, занавески и ковры бледно-розового цвета, вышитые розы на полотенце… Стены и потолок такого же нежного тона… Только ночная тьма, сочась сквозь тончайшие занавески, ложилась причудливыми тенями, и казалось, что спальня Стеллы состоит из двух цветов: розового и преобладающего, довлеющего черного. На резном столике у зеркала в изящной оправе Эльг заметил черную сеточку для волос, черные заколки с витиеватыми белыми знаками, чашу из черного камня. Стелла заслонила столик спиной. — Не говори никому, — зашептала она, и Эльг кивнул: — Никогда. — Спасибо. — Она нервно ходила по комнате, до хруста сжимала ладони, кусала губы. — Пойдут слухи, что я занимаюсь черной магией. — Ну что вы! Ты. Никто не поверит. Стелла посмотрела на него. И ее взгляд — долгий, проницательный — пронизывал Эльга насквозь. — Когда поймут, что в твоем теле оказался дух Баккара… Каждый поверит. — Но ведь это… — Эльг замолк. Колдун Пакир черной магией творил зло, но разве желание Стеллы вернуть возлюбленного можно было бы назвать злым? И ведь Эльг сам дал согласие. Никто не принуждал его, не давил. Он сам все решил. Для себя. И то, что собирались они сделать, вело не к злу, а к счастью. — Ах, милый Эльг, как же все сложно, — Стелла выдохнула, отвернулась к окну. Она смотрела вдаль — на горизонт ли, на небо — смотрела, молчала, и Эльг понимал, что он тут не нужен. Совсем. Не стоило ему подлетать к ее окнам. Но Стелла остановила его, когда Эльг шагнул на выход. — Нет, останься, прошу! Мне страшно. — Она держала его за руку, смотрела, краснея, ему в глаза, и губы ее дрожали от слез. Эльг отступил во мрак комнаты. — Это, — он протянул вперед руку, вкладывая в ладонь Стеллы флейту. — Это вам. И она улыбнулась. Стелла улыбалась такой счастливой улыбкой, что и сам Эльг не мог не ответить ей тем же. В ее глазах смешивались благодарность и детский восторг, смущение и надежда. Глаза ее блестели, задрожали руки, поднося флейту к губам. Эльг вздрогнул. Что-то в ее движении будило трепет в его сердце. Отчего-то на миг стало трудно дышать. Перед глазами заплясали темные круги, но тут же исчезли, стоило Эльгу сделать глубокий вдох. — Научи меня песням подземелья, — попросила Стелла, но Эльг с сожалением помотал головой. — Я их не знаю. Я не умею играть. Стелла поникла. Она нерешительно крутила в руках флейту, смотрела, будто размышляла, не обманывает ли ее Эльг. Взгляд ее скользил по его телу, подолгу задерживаясь на глазах. Губы что-то шептали, но даже его слух не мог разобрать слов. А потом она вновь приникла к флейте губами, и, словно уловив душевное состояние Эльга, искорки загорелись в ее глазах. Стелла заиграла. Веселая легкая музыка рекой разлилась по комнате. Улыбался, притоптывая, Эльг, подмигнула Стелла. Добавились тоскливые ноты, и улыбка сползла с лица. Эльг вспомнил разлуку с Маирой, как будто вживую вновь увидел перед собой ее заплаканное лицо. Теперь уже не было в музыке веселья. Флейта пела о вечной разлуке, об унынии и одиночестве, об утрате надежд. Флейта рыдала. Во взгляде Стеллы виднелись слезы. Эльг беспрестанно сжимал кулаки. И все же не выдержал. Рывком забрал флейту из рук волшебницы, и она покорно вложила ее в его ладони. Эльг не врал, говоря, что не умеет играть, но душа требовала, просила выхода рождающаяся в глубине мелодия. Быть может, он задавал неверный ритм, замирала на мгновения флейта, прерывалась музыка. Стелла пришла на помощь. Стелла запела. И песня ее, незнакомая и на чудном языке, разливалась в унисон звукам флейты. Так и пели они о своих переживаниях и скрытых от чужих глаз чувствах, об отчаянье и надежде, о разлуках и счастье любви. Пела Стелла, играл Эльг, а казалось, что ведут диалог: и она убеждает его отступиться, и он заверяет ее в своей храбрости и безумной любви. Резко оборвалась музыка. На полувздохе замер голос Стеллы. — Что? — она смотрела настороженно. А Эльг не мог ей ответить. Он слышал! Запах флейты кружил ему голову. — Простите. Прости. Мне пора. — Один шаг, и Эльг уже у окна. Заколебался на пару секунд. Вежливо ли так уходить? Если своей грубостью он пресекает еще большую? — Спасибо тебе, — Стелла вновь схватила его за запястье. — Не за… — Есть за что! — ее голос показался Эльгу сердитым. Вот только во взгляде не было злости. Ничего в нем не было, кроме огня. Эльг не помнил, кто начал первым. Наверное, он. Эльг целовал Стеллу, робко гладил ее волосы, плечи, и она отвечала. Руки ее легли ему на спину, гладили и изучали. Стелла целовала его. И, открыв в какой-то миг глаза, Эльг увидел, как она смотрит… Разорвав поцелуй, он вылетел в окно.***
Этого делать не стоило. Для Эльга любовь к Стелле стала открытием. То восхищение, которое он испытал при первой их встрече в городе Теней, и то уважение и понимание, испытываемые на продолжении их близкого знакомства, получили истинное название. Тревожно звучал плеск воды, кваканье лягушек, шорох веток кустов. Даже бабочки трепетали крыльями настороженно, предвещая приближающуюся беду. Словно бы весь живой мир присоединился теперь к предостережениям феи Элли. Сама природа советовала Эльгу отступить. Он встряхнул крыльями, и сотни капелек со звоном разбились о камни. Он не отступит. Он дал слово. Он действительно хочет Стелле помочь. Теперь, когда Эльг понял свои чувства к прекрасной волшебнице, его желание сделать ее счастливой возросло многократно. И только червячок зависти подтачивал его уверенность. Вновь плыла по небу луна. Яркие звезды лениво играли в прятки. Закрывшиеся на ночь бутоны цветов сонно раскачивались на ножках. Эльг боялся поднять голову. То и дело останавливал себя, чтобы не взглянуть на окна чужой спальни. Он смотрел на траву, прислушивался к сопению, журчанию и плеску природы. Закрывал глаза, пытаясь задремать… Он вскинул голову, прогоняя с уха любопытную бабочку. Стелла стояла у окна. Смотрела. Только ли подошла или давно наблюдает за ним? Она распахнула шире окна. Словно ожидала его. — Я должен извиниться, — убеждал себя Эльг. — Подлететь, извиниться и исчезнуть. Должен. Да. Он взлетел. До чего же сложно было размеренно взмахивать крыльями. Хотелось одним прыжком оказаться на подоконнике. — Здравствуй. — Стелла отошла вглубь комнаты, когда Эльг приземлился. — Я не хотел вас обидеть. — Тебя. — Тебя. — Прости меня, Эльг. Стелла прильнула к его груди, и Эльг осторожно обнял ее за плечи. Она прижималась к нему так плотно, что Эльг чувствовал ее горячее дыхание, цеплялась так сильно, что слышалось легкое потрескивание чешуи. Она обнимала его так крепко, что… Эльгу потребовались бы силы, чтобы прекратить объятие. — О чем ты думаешь? — спросила она. Эльг растерялся. — О том, что вы прекрасны, — прошептал он и тут же заметил растерянный взгляд Стеллы. — Ты прекрасна, Стелла, — тверже повторил он. — И я отдам все, чтобы служить тебе. Она молчала. Во взгляде ее мелькнул страх, и Эльг подумал, что она боится отказа. — Когда мы проведем обряд? Я готов. Она опустила голову ниже. — Ты не боишься? И Эльг ответил честно: — Боюсь. Боюсь, что вы будете чувствовать отвращение оттого, что ваш жених окажется в моем уродливом теле. Боюсь того, что для него это будет ужасным наказанием. Боюсь все испортить. Боюсь, что… Он замолчал. Говорить, что он боится передумать, было напрасно. В конце концов, что хорошего в той любви, когда любят не тебя? Стелла любила Баккара. И Эльг мог сделать для нее лишь одно: вернуть ей жениха. И ничего более. Стелла изумленно распахнула глаза: — Почему ты считаешь себя уродливым? — Потому что я урод. Монстр. Чудовище. — Эльг развел руками. Потому что одно его имя говорило о его внешности. Эльг не привык говорить об этом. Он вообще о многом не привык говорить. Но Стелла вновь и вновь выводила его на те разговоры, когда он определенно не знал, как ответить. — У тебя красивые глаза, Эльг, — зашептала она и, удержав его подбородок, остановив отрицающий кивок, торопливо продолжила: — бездонные, яркие, большие… В них вся твоя чистота, вся доброта, как в зеркале. Они раскрывают твою душу. — Последние слова Стелла выделила. Эльг невольно смутился: вдруг и его любовь отражается в глазах? Он тут же отвел взгляд. Стелла убрала руки. Возможно, она хотела что-то сказать. Или ждала его ответа. Эльг растерянно озирался по сторонам. Что-то изменилось в комнате со вчерашней ночи. Появились… запахи? Пахло пряностями и цветами, кружило голову. Стелла улыбалась, машинально покачивая головой в такт какой-то мелодии. Эльг прислушался: уже не тревожно пела природа, наоборот, обещала что-то светлое и манила. Стелла облизнула губы, и Эльг вздрогнул, отмирая. Нельзя! Пора остановить себя. Вернуться с небес на землю. Поздно. Губы слились в поцелуе. Стелла прижималась к его груди, и через ее тонкую ночную рубашку Эльг чувствовал тяжесть ее груди, жаркий трепет тела. Стелла выдохнула ему в рот, жалобно, умоляюще, и Эльг покорился. Он послушно отступал к кровати, ведомый мягкими подталкиваниями Стеллы. Он разрешил себе сжать руки на ее талии, и сам не заметил, когда ладони его оказались на ее бедрах. Стелла обжигала. Стелла сводила с ума. И Эльг не смог возразить, когда ее ладонь легла на пояс его штанов. Только тогда, когда ткань опутала лодыжки, а Эльг обнаружил себя сидящим на шелковой простыни, он смутился. — Не волнуйся. — Дыхание Стеллы обожгло ухо, спустилось ниже и замерло там, где никто не касался Эльга. Даже Маира. Он вздрогнул. Страх и восторг охватили его одновременно, Эльг протянул руки, стремясь поднять Стеллу с колен, но она мягко сжала его запястья в своих ладонях. — Не… — Эльг не окончил. Ее дыхание вновь опалило самую незащищенную часть его тела. Стелла подняла глаза, посмотрела, ожидая возражений, и, не дождавшись их, отпустила его руки. Эльг не шелохнулся. Он тихо сипел, когда ее ладонь несмело скользнула по его члену. Когда поцелуи прошлись от его основания к концу. И когда околдовывающая теснота ее губ сомкнулась вокруг, Эльг позабыл, как надо дышать. То, что происходило с ним, было за гранью разумного. Блаженство ручьем растекалось по телу, и Эльг чувствовал, как все его силы, вся его мощь сосредотачивается в одной точке — в кольце губ Стеллы. Он не заметил, как лег на кровать, как Стелла устроилась подле. Его рука устроилась на ее затылке. Другая сжимала в ладони простыню. По комнате разливалось его рычание и причмокивающие звуки, от которых хотелось провалиться сквозь землю. Ладонь Стеллы скользила по его члену, следовали за нею губы, присоединялся к танцу язык. Эльг выгибался струной, едва не воя от навалившихся ощущений: ему казалось, что он летит, так высоко-высоко, как ни разу еще не взлетал, что ветер кружит его, не давая упасть… И вдруг все пропало. Стелла отстранилась, потянулась к его губам, и Эльг едва сдержал разочарованный вздох. Его член пылал, горел, жаждал прикосновений, но Стелла улыбнулась, перехватив неосознанно запущенную вниз Эльгом ладонь. — Погоди, — пообещала она. Ее задравшаяся сорочка обнажала упругие бедра и стройные ноги. В широком вырезе декольте виднелась грудь. Во тьме спальни кожа Стеллы казалось белой, как мрамор. Только — Эльг проверил — на ощупь она была горяча. Стелла дрожала в его объятиях, подставляла под поцелуи шею, трепетала и всхлипывала, и Эльг уже не мог ее отпустить. Пусть хоть армия марранов явилась бы в этот миг в покои волшебницы, он бы не смог перестать целовать ее нежное тело, слушать тяжелое дыхание и учащенное биение сердца. Эльг не заметил, как Стелла оказалась обнажена, не понял, как очутилась в его руках ее сорочка. Стелла, смеясь, отбросила ее в изножье кровати, вновь склонилась над Эльгом, покрывая поцелуями его грудь. Даже сквозь плотную чешую чувствовал Эльг ее жар. Он протянул руки, обнимая Стеллу, перевернулся, подминая ее под себя. Он неумело ласкал ее грудь, подбадриваемый сладкими стонами, облизывал и прикусывал набухшие соски, темными пятнами выделяющиеся на алебастровом теле. Эльг обиженно выдохнул, когда Стелла отстранила его, и вдохнул глубоко, когда она оседлала его бедра. То, что должно было случиться дальше, казалось Эльгу неправильным. Он протянул руку, и пальцы его переплелись с пальцами Стеллы. Кажется, и она сомневалась. — Мы не должны, — просипел Эльг. Стелла молчала. Бой сожаления и страсти отражался в ее глазах, и Эльг не знал, кто из них победит. Только вот в нем самом — Стелла дернулась, устраиваясь удобнее, и Эльга вновь обожгло нестерпимым жаром ее тела — желание брало верх над разумом. — Для чего это? — спросил он. — Что? — Стелла непонимающе нахмурилась. — Это, — со значением выделил Эльг и качнул бедрами, давая понять, о чем идет речь. И сам же захлебнулся стоном. Его член коснулся лона Стеллы, горячего, влажного, манящего, как самая сладкая на свете цель. Лучше бы он этого не делал… Эльг вцепился ладонями в изголовье кровати, выгнулся дугой в очередной раз. От желания даже скулы сводило. Стелла хмыкнула. Эльг безумно боялся, что она сейчас сползет в сторону, оденется, прогонит его прочь. Знал, что не сможет противиться ей, что покорно уйдет. И остатками разума понимал, что так будет лучше. Честнее. Он не заметил, как снова толкнулся навстречу жару Стеллы. И застонал, когда понял, что она собирается делать. Закусив губу, опираясь ладонью на грудь Эльга, направляя в себя его член, Стелла опускалась на него сверху. Мир померк и сошел с ума. Не пели больше птицы за окнами, не трещали, капая воском, свечи, не шелестели цветы. Ничего не слышал Эльг, кроме бешеного стука в ушах. Разве что дыхание Стеллы ловил он, как будто в нем крылась вся его жизнь. Выпивал ее стоны, целовал, боясь царапнуть ее зубами, обнимал за спину, стараясь не задеть когтями. Она двигалась медленно. Мучительно медленно, и Эльг сходил с ума от растущей в его груди нежности. Стелла выпрямилась, оперлась вытянутыми руками на его плечи, голова ее чуть закинулась назад, распустились волосы. Эльг смотрел на раскачивающуюся перед ним ее грудь, ласкал ее; неосторожно царапнул сосок и услышал громкий стон Стеллы. Не было в нем боли или обиды, только ярчайшее наслаждение. И Эльг, повинуясь внезапному желанию, толкнулся вперед, сбивая их медленный, похожий на танец, ритм. Быстрее задвигалась Стелла, толкался бедрами Эльг, и по мере того, как становились слаженнее их движения, мир тускнел. Стелла выгибалась, стонала, Эльг чувствовал, как дрожат ее напряженные руки, чувствовал, как его самого охватывает сначала напряжение, как перед битвой, а после небывалое наслаждение завладевает им. Он вытянулся, крупно вздрогнул, чувствуя, как толчками изливается его семя. Замерла Стелла. Распахнула удивленно глаза, застонала. Она не спускала с Эльга взгляда, смотрела так, будто что-то хотела сказать. И столько нежности было в ее глазах, столько упоения и восторга. Она медленно слезла с него, легла рядом, ответила на еще один долгий и нежный поцелуй. Эльг потянулся рукой к ее лону, провел, собирая капли своих и ее выделений, необдуманно лизнул палец… вкуса крови на языке не было. И так и не понял, отчего Стелла вдруг начала плакать.Часть II
Солнце уходило за горизонт. Щебетали птицы, провожая его в последний путь. Дул, раскачивая занавески, ветер. Ароматные лилии шептались с гвоздиками и орхидеями. По комнате плыл их сладковатый запах. Нервно дрожали пальцы Эльга. Кольцо жгло руку. Эльг смотрел впереди себя, толком ничего не видя. Перед глазами колыхалась пелена. Не то отчаянье, не то умиротворение владело его чувствами. Пальцы еще крепче вцепились в подлокотник. Стелла вошла в комнату, неся поднос со свечами. Эльг вскочил, чтобы помочь ей, но она жестом попросила его сесть. — Я сама, — пояснила она, опускаясь на пол и расставляя свечи в одной ей известном порядке. Отгорел закат, восходила ясная полная луна. Темноту комнаты развеивали теперь колеблющиеся на ветру огоньки. Ощутимо запахло незнакомыми пряностями, чудные запахи, сильные и пьянящие, впитывались в ткани. Погас камин. Неясные тени заплясали по розовым стенам гостиной. Стелла вышла и вернулась вновь, неся в руках чашу и лезвие. Оба золоченые, тяжелые на вид, потемневшие от времени. На их поверхности виднелись бурые пятна. Эльг вздрогнул. — Кровь, — пояснила Стелла. — Вижу. — Моя и Баккара. Эльг ждал продолжения, но Стелла молчала. Как сон пролетело в ее мыслях воспоминание о любовных обрядах, распространенных в Атлантиде и оттуда почерпнутых Баккаром. Но не рассказывать же об этом Эльгу? О том, как смешивали Ириния и Баккар свою кровь, обещая не покидать друг друга. Именно эти слова именно этому существу говорить не хотелось. Стелла боялась ранить Эльга. Ранить еще сильнее, чем уже… если сильнее возможно. Стелла проверила расстановку свечей, мучительно медленно обвела каждую взглядом. Время шло. Светила луна, пахло давно позабытыми запахами. Молчал Эльг, наблюдая за нею из-под полуопущенных ресниц. Стелла колебалась. Ей было страшно. Безотчетно отвратительно страшно. Как же сильно надо любить, чтобы пойти на смерть ради счастья любимой с другим? Безмерно. Давно не была секретом для Стеллы любовь Эльга к ней. Ясно читалась в его глазах, разгораясь все ярче и ярче по мере их сближения. И Стелла — предательница Стелла — обрекала на смерть того, кто так сильно любил ее и кого она, да что уж там, полюбила. Храбрый и благородный, добрый, ласковый и заботливый Эльг ввергал Стеллу в замешательство. Слишком близко узнала она его, слишком сильно доверилась, привыкла. И теперь мысль о том, что она потеряет его, становилась ужасной. Откажись сейчас Эльг, и Стелла бы смирилась. Навсегда, не жалея. Откажись, и прошлая ночь, случившаяся по воле слабости, повторилась бы еще не раз — в этом Стелла честно признавалась себе, да и Эльг, вероятно, это понимал. Откажись, и те хрупкие нежные чувства, возникшие между ними, могли бы окрепнуть. Нет, пока еще она не любила его столь же сильно, как когда-то Баккара. Но полюбила бы однажды. Если бы сейчас могла отказаться от старой мечты… от Баккара. Но как?.. Но Эльг-то, наверное, и оступившись уже и полюбив, все равно не отступится. — Давай, — прошептал он, не сводя с лезвия взгляда. Стелла сжала зубы, резанув себя по руке. Передала нож Эльгу. Вернее, он почти выхватил его. Поднес к руке. Замер. — Не могу… Впервые Эльг сдался. Лезвие замерло, невесомо касаясь чешуи. Эльг не хотел умирать. Эльг хотел жить. Любить Стеллу, надеяться вновь поцеловать ее шею. Летать, широко расправив крылья. Наслаждаться. Чувство долга схлестнулось с собственными желаниями, и Эльг не знал, кому присудить победу. Он поднял глаза. Во взгляде Стеллы читалось понимание, и Эльг мысленно застонал — она-то все видит. Знает о его страхе, о том, что он сейчас предает ее. Эльг отчаянно взмахнул ножом, едва не до кости распарывая руку. Вскрикнула Стелла, поднося чашу: — Что ты делаешь? Ну-ка, перевяжу. Оторвав от парадного, воздушного и прекрасного платья рукав, Стелла перевязывала ему руку, и Эльг радовался недолгой передышке. Такую Стеллу — стоящую рядом с ним на коленях, испортившую из-за него наряд, беспокоящуюся за него со всей искренностью — он готов был целовать снова и снова. И не хотел с такой расставаться. Но Стелла поднялась, сделала шаг назад, принимая прежний величественный облик, и Эльг покорно опустил голову. Будь как будет. Умирать — так умирать. Он готов. Стелла бросала в чашу сушеные травы, почти не замечая их запаха. И Эльг его не слышал. И запахи, и музыка разом перестали иметь хоть какое-нибудь значение. Только осознание того, что вот-вот произойдет, было важно для обоих. Стелла запела. И песня ее казалась Эльгу прекрасной и дикой. Напевы давно ушедшего народа, древние слова колдовства раздавались сейчас в комнате, но Эльг не прислушивался, а Стелла пела машинально, сбиваясь и с трудом вспоминая мотив. Эльг не сводил со Стеллы взгляда. Каждую черточку ее лица, движение рук, изгиб тела хотелось запечатлеть в памяти. Эльг смотрел на нее, прощаясь. И не сразу заметил, как осеклась Стелла, с ужасом глядя на его руки. Стелла не сводила с Эльга взгляда. Каждую черточку его лица, движение рук, взмах крыльев хотелось запечатлеть в своей памяти навечно, пока они еще принадлежат ему — настоящему Эльгу. Стелла смотрела на него, прощаясь. И не заметила, как перестала петь, увидев кольцо на безымянном пальце Эльга. Кольцо Баккара. Такое же, как-то, что он вернул ей в гавани Надежды. Не было смысла спрашивать Эльга, где он его достал. Баккар не подавал Стелле знака. Баккар вернул ее клятвы. И оба кольца. Словно благословлял их — не кольца, а Стеллу и Эльга. Стелла глухо застонала. Только сейчас до нее дошло, какую глупость она чуть было не совершила. — Туши! — вскрикнула она, задувая свечи. Одну, вторую, третью. Ничего не понимающий Эльг пришел на подмогу. — Только бы успеть, — бормотала Стелла. — Только бы успеть… Эльг не переспрашивал, и Стелла была ему благодарна. Только бы все остановить. Только бы!.. Поздно. Чаша вспыхнула, и оба инстинктивно отшатнулись в сторону. Лиловый дым валил клубами, неся с собой запах диковинных цветов диковинного мира. Он принимал чудные очертания то ли человека, то ли растения, растекался вдруг по полу или валил строго вверх. Мерцал, звал за собой, искрился, становясь то голубым, то розовым. — Мне — туда? — спросил Эльг, и, кивнув в ответ на свой же вопрос, бесстрашно склонился над чашей. — Нет! — Стелла вскочила с колен. Она вырвала чашу из рук Эльга, замахала руками, разгоняя дым, вылила на пол пряную кровь. — Остановись, отмена, отмена! Стелла дрожала от страха, цеплялась за руку Эльга, плакала, глядя на вновь собирающийся клубком дым. Что она наделала… С древним колдовством нельзя было играть. Оно призвано было поменять жизни. Оно пришло за этим. Стелла истошно закричала, отталкивая от себя Эльга. Все свое колдовство призвала она на помощь, чтобы не дать ему сдвинуться. И Эльг, обвязанный по рукам и ногам цветочными стеблями, рвался прочь, разрывая их один за другим. Поздно. Лиловый дым окутал Стеллу, клубился подле нее, лизал ее тело. Стелла всхлипывала. Все тише, реже, и вскоре Эльг не мог услышать ее. Он рванулся вперед. И… опоздал. Далеко-далеко и словно не в том измерении — в Невидимой стране великого Торна — стало одним жильцом больше. Призрак принца Баккара обрел новый дом.***
Эльг накрыл собой Стеллу. Дым рассеивался. Конвульсивно дергалось ее тело. Шли мгновения, превращались в минуты и часы. Тихо пели птицы. Спокойно шелестела листва. Догорали, потрескивая, не потушенные ими несколько свечей. «Все кончено», — с ужасом понимал Эльг. Тело Стеллы под ним казалось холодным и обессилевшим. — Все кончено, — раздался ее голос, и медленная тревожная мелодия сменилась радостной. Эльг медленно поднялся, подал руку Стелле, помогая ей встать. Она плакала. И вместе с ней заплакал Эльг. Золотистые волосы Стеллы превратились в белокурые. Розовое платье побелело. Что-то переменилось в ее лице, словно — а так и было — Стелла перестала быть воплощением красоты мира. На бледной коже выступили синяки под глазами. Стелла опустила плечи, закрыла руками лицо. — Я заигралась, — со слезами признала она. — Я потеряла силу. Эльг мягко убрал ее руки, заглянул в полные раскаяния глаза. Стеллу била дрожь. — Это ничего, — сказал он. — Справимся. Столько дел впереди… Кто устроил землетрясение в день Плодородия? С этого и начнем. — Я бессильна, — напомнила Стелла. — Я ничего больше не смогу сделать для Розовой страны! Эльг гладил ее волосы, утешая. — Ты можешь больше, чем ожидаешь, Стелла. А я помогу. И голос его был тверд. Стелла обмякла, позволяя Эльгу обнять ее и прижать к груди. Они справятся. И почему-то прощание с былыми надеждами, с магией, с вечной жизнью стало для нее падением горы с плеч. На душе было легко. Она улыбнулась, и на улыбку ее ответил Эльг. — Все будет хорошо, — пообещал он. И Стелла поверила.