Dead

Жаркий день в Вероне, во всех смыслах. Не щадящий жар солнечных лучей, духота, и лишь легкий ветерок, заставляющий дышать пылью веронских улиц. От дневного зноя едва не кружилась голова. Не менее жаркий спор Меркуцио и Бенволио об их миролюбии, а также полдюжины забавных ситуаций из воспоминаний о вспыльчивом нраве последнего. Появление Тибальта и его людей предполагало прекращение столь интересного спора, дабы обратить внимание на противников. Складывалось впечатление, будто Капулетти сами ищут возможности бросить вызов соперникам. При виде высокомерного Тибальта взгляд Меркуцио невольно дрогнул, а потом лишь загорелся не то отлично скрываемой радостью, не то какой-то непонятной и неприемлемой нежностью, не то ненавистью. Но он ловко отговорился, что ему и дела нет до Капулетти. Тибальт явно нарывался, ища повода для столкновения со сторонниками Монтекки. Бенволио не понимал, почему Ромео так любезен с наглым Капулетти и не поставит его на место. Ровно как и не понимал, отчего Меркуцио немигающим взглядом рассматривает с такой страстью гордо стоящего прямо перед ним Тибальта. Сложно было бы сказать, как обманчиво было великое желание Меркуцио сразиться с Тибальтом; он явно жаждал не этого. Родственник Эскала обнажил шпагу, наставляя её в сторону племянника Капулетти. Тот лишь изобразил презрительное недоумение, спрашивая: — Что, собственно, ты хочешь от меня? — И при этом на лице его пробежала легкая тень волнения, притом, — не за свою шкуру. — Одну из твоих девяти жизней, кошачий царь, в ожидании остальных восьми, которые я выколочу следом. — Глаза Меркуцио блестели в пылу предстоящего сражения, хоть и говорил он подобное не искренне. Больше он хотел сказать: «Тебя!». — Тащи за уши свою шпагу, пока я не схватил тебя за твои собственные! — С готовностью! — Воскликнул Тибальт, обнажая свою шпагу. Он не чувствовал особого предвкушения, но жажда крови застлала разум, ставя на второй план прочие чувства. Даже бесконечное волнение. Даже страх, причём, не за себя, а за Меркуцио. Ромео пытался остановить их, хотел не допустить подобного позорного побоища. Но разгоряченные желанием битвы, противники не слышали и не замечали вокруг происходящего, смело смотря друг другу в глаза. Бенволио и Ромео пытались помешать им. Неловкое движение, и наследник Монтекки, желая предотвратить кровопролитие, своими же руками направил острие Тибальта в сторону друга, абсолютно того не желая. В следующее мгновение Меркуцио почувствовал резкую боль и чувство собственного страха. Тибальт, боясь не менее, бросил оружие и поспешил скрыться вместе с сообщниками. Он не хотел видеть этого, не хотел видеть крови Меркуцио. Боялся видеть его возможную смерть. — Чума возьми семейства ваши оба! — В приступе секундной ненависти кричал родственник князя. Он чувствовал, как с каждой каплей крови жизнь покидает его тело. Но умирать без Тибальта он боялся. Бенволио повёл его, поддерживая, вслед за пажом, надеясь всей душой на то, что тот уже разыскал врача. Меркуцио каждую секунду ожидал того, что лишится чувств, его захлестнула слабость. Спасти его жизнь уже не представлялось возможным. Единственное, чего он хотел в последнее своё мгновение, — увидеть Тибальта. А потом он закрытыми глазами видел только вечную тьму, телом чувствуя холод смерти. Тибальт же, убийца,перед собственной смертью от несущих возмездие рук Ромео, глядел в небо, лежа в пыли на земле. Он не сожалел ни о чём. Кроме смерти дорогого Меркуцио. Он потерял себя, но, главное, потерял его, собственными руками вырвав его душу. Впившись кошачьими когтями, вынул жизнь из его тела, этим убийством разрушив ту тонкую связь, что так сложно было выстроить из звеньев цепи. Тибальт боялся. …Но, вместо тьмы увидев улыбающееся лицо Меркуцио, был спокоен. Убийца не боялся теперь умирать, зная, что прощен.