***
– Ты слышала, подруга? Человек с небоскрёба спрыгнул. – Да-да, ужасно! Говорят, кровью залило всю мостовую. Интересно, зачем он это сделал? – Не знаю. У этого Орихары, если верить слухам, было много врагов. – Ах, вот оно как… И всё-таки интересно – почему? – Тц, давай сменим тему. Мёртвые не любят излишнего внимания. Не стоит злить их своими расспросами.Часть 1
29 июля 2017 г. в 14:34
Изая поспешно орудовал ключом в замочной скважине, то и дело кидая обеспокоенные взгляды через плечо – сейчас он был один, так что изображать из себя бесстрашного героя казалось бессмысленным. Наконец дверь поддалась, и Орихара поспешно нырнул внутрь. Как будто бы стены квартиры могли спасти его от проклятого наваждения!
«Наваждение» – так Изая называл призрака, словно пытаясь таким образом внушить самому себе, что Осаму ему просто причудился. Исключение составляли лишь те случаи, когда приходилось обращаться непосредственно к привидению – тогда Орихара использовал почти дружеское «Дазай-кун».
Изае и до встречи с Осаму приходилось сталкиваться со сверхъестественным – чего только Селти стоит! – но такого, чтобы призрак каждодневно выползал из стен его собственной квартиры и предлагал поболтать, Орихара прежде и представить не мог.
Ерунду и вздор пишут те, кто в своих якобы правдивых очерках утверждают, что призраки являются в строго определённое время. Хотя, возможно, Дазай просто был слишком безответственным привидением. Так или иначе, он мог возникнуть в абсолютно любое время суток, при любых условиях – ни погода, ни положение ночных светил, ни даже нахождение Изаи в квартире не влияли на его появления. Такое непостоянство сильно нервировало, а временами даже пугало (Дазай имел привычку вылезать из самых неожиданных мест), и в последнее время Великому информатору приходилось всё чаще пить успокоительные.
Орихара плюхнулся в кресло и прикрыл глаза. Ему сразу вспомнилось, как Осаму появился в первый раз. Изая тогда чуть не поседел, хотя и старался сохранять внешнюю невозмутимость, пока от дверцы буфета с леденящими кровь завываниями отделялось беловатое облачко непонятного происхождения. Постепенно туман принял очертания молодого человека, а показавшийся жутким вой оказался всего лишь песенкой – в каком-то смысле даже весёлой, если закрыть глаза на то, что слова незатейливой мелодии повествовали о двойном суициде. И, судя по последней строчке (Орихара тогда отметил, что она как будто не вписывается в ритм), самоубийство прошло успешно.
Вопреки ожиданиям Изаи, Дазай оказался очень разговорчивым, даже болтливым. Подробности своей смерти Осаму поведал ещё во время первого визита – с упоением рассказывал, как прыгал с красивой девушкой с моста, как вода заполняла лёгкие, обжигая их, как в глазах темнело, а тело сводила судорога. «Это был тот двойной суицид, о котором я мечтал!» – глаза Дазая сияли настолько, насколько вообще могут сиять глаза призрака, учитывая, что свет легко проходил сквозь полупрозрачное тело. Но Осаму это, кажется, ничуть не волновало: он наконец-то нашёл собеседника, на чьи уши можно было вылить всю лавину впечатлений, не опасаясь, что тот сделает ноги. А Изая в самом деле не собирался сбегать, хотя близость призрака и заставляла кожу покрываться мурашками: слишком уж заманчивой казалась перспектива расспросить незваного гостя о жизни на том свете.
Увы, ответа на желанные вопросы Осаму не дал – не потому что не хотел говорить, а потому что и сам не знал причины, по которой застрял между миров. По словам Дазая, обычно люди его не замечают, но зато видят другие призраки – их, как оказалось, немало бродит по улочкам Икебукуро. «Я спрашивал их, почему мы никак не умрём до конца, но они лишь плечами в ответ пожимают», – пожаловался как-то Осаму во время одного из их совместных с Изаей чаепитий. Правда, чай пил только Орихара, поскольку Дазай не мог даже прикоснуться к кружке: полупрозрачные пальцы свободно проходили сквозь фарфоровую ручку.
Внезапно подувший на лицо ветерок отвлёк Изаю от воспоминаний. Приоткрыв глаза, Орихара увидел Осаму, прислонившегося к стене. Туман ещё клубился вокруг него, постепенно принимая очертания многочисленных бинтов на руках и шее, но внимание Изаи приковало другое: грустный, тяжёлый взгляд. Дазай, всегда являвшийся прежде с весёлой ухмылочкой, теперь выглядел подавленным.
– Ты сегодня какой-то хмурый, Дазай-кун.
– Я прыгал с небоскрёба, – мрачно отозвался Осаму.
– Я так понимаю, самоубийство после смерти не работает?
Дазай ничего не ответил, но повисшее молчание, буквально пропитанное злостью и разочарованием, исходившими от Осаму, было красноречивее любых слов.
Орихара не спешил нарушать паузу: он не мог ничего посоветовать, а продолжать разговор ради разговора есть ли смысл, когда твой собеседник – раздосадованный призрак, от которого не знаешь, чего ждать? Поэтому Изая благоразумно молчал и, пользуясь случаем, стал рассматривать Дазая. Сейчас, когда между бровей Осаму залегла складка, а взгляд казался пустым и по-настоящему мёртвым, Орихара почему-то счёл его более красивым – наверно, потому что обычная весёлость Дазая была лишь маской, искусной подделкой, которая могла обмануть многих, но только не Изаю, смотрящего в самую суть людских душ. И теперь Орихара наслаждался созерцанием настоящего Осаму – поломанного, почти отчаявшегося, загнанного в тупик. Осмелев, Изая встал с кресла и подошёл почти вплотную к Дазаю. Тот не среагировал. Тогда Орихара попытался коснуться почти прозрачного полотна кожи, но ладонь, как и следовало ожидать, прошла сквозь щёку. С губ Изаи слетел смешок, но скривившая губы улыбка испарилась, когда они с Осаму встретились глазами: Дазай смотрел почти с ненавистью. От такого взгляда у Орихары внутри всё словно заледенело, а сердце застучало громче и тревожней. Любой другой на его месте поспешил бы оставить призрака одного, но Изаю адреналин лишь пьянил. Губы вновь изогнулись в улыбке.
–От тебя даже Смерть отказалась, – Орихара был так близко, что ощущал могильный холод, исходящий от Осаму. – Интересно, как это – чувствовать себя настолько безнадёжным? Настолько жалким и…
– Оставь меня в покое! – впервые за всё время их знакомства Дазай повысил голос.
– А если не оставлю? – Изая дрожал от животного страха, который всё мёртвое внушало живому, но не боялся разумом.
– Тогда я тебя прокляну.
– Ха-а… ха-ха-ха! – Орихара сделал несколько шагов назад и упал обратно в кресло. Он весь сотрясался от смеха. – Ты не знаешь почти ничего о смерти, хотя умер, но хочешь сказать, будто можешь проклясть? Это блеф, Дазай-кун.
– В таком случае, – Осаму за долю секунды преодолел расстояние до кресла и наклонился к Изае так, что кончики курчавых волос проходили сквозь лицо Орихары, – я тебе это докажу.
Губы – ледяные, словно айсберг, – поцеловали Изаю так внезапно, что тот не успел отпрянуть. По всему телу пошла дрожь, в горле пересохло, но Орихара буквально заставил себя улыбнуться – криво, фальшиво, но даже эта жалкая ухмылка достаточно скрывала тот дикий страх, чьи липкие щупальца сжали внутренности.
– Неубедительно, – выдавил Изая. Дазай лишь хмыкнул.
– Ты плохо скрываешь страх, – Осаму отстранился и оперся спиной об стену. От прежней подавленности остался едва заметный след грусти, но не более того. Бинты вновь подёрнулись призрачной дымкой. Дазай начал таять и через какие-то две-три минуты исчез совсем. Орихара наконец смог облегчённо выдохнуть.