Ваше время пришло

      Сознание приходило невероятно медленно и тяжело, отдаваясь глухим гулом в голове. Хотелось шевельнуть хоть чем-нибудь, подать признак жизни, но вместо ожидаемой свободы движения произошло... ничего. Совершенно ничего, словно и руки вовсе не родные, а какие-то далёкие и непослушные, и о голове говорить не о чем. Пелена внутри настолько густая, что даже попытайся она что-нибудь сказать — хорошо, если выйдет хотя бы мычание, — на более внятное не хватит медленно приходивших сил.       Первое, что почувствовала Делюкс, окончательно проснувшись — сильная жажда, резанувшая по горлу тупым лезвием, и головокружение. Занятно, разве не это напоминает утреннее похмелье, не случись перед отключкой неравный бой? Оперативница разлепила будто бы налитые свинцом веки и тут же пожалела, закрыла их обратно, страдальчески морщась. Резкий свет отовсюду вспышкой пронзил привыкшие к темноте глаза, обжигая, заставляя ощутить всю боль разом в онемевшем теле, отчего они сразу же заслезились.       Но лучше уж шквал белого света, чем… Чем удар непонятным увесистым предметом по затылку и падение на колени, сдирая кожу ног и ладоней до кровоточащих ссадин, от быстроты происходящего теряя связь с реальностью. Напоследок перед глазами застывает уродливое лицо русского эвакуатора в синей униформе, говорящего что-то с издевательским тоном, но от шока девушка почти ничего не слышит. Он знает, Делюкс в этом уверена, но мафиози не может не показать свою победу перед улыбающимися вокруг бандитами в черном. Из горла непроизвольно вырывается испуганный вздох. Крик секундой выбили вместе с воздухом.        А дальше был провал. Холли телом ещё помнила, хоть и совсем смутно, что кто-то с силой обхватил её за плечи, сковал кисти рук и торопяще потащил, а вот что было потом... Была ли она одна? Было ли больно? Боялась ли она смерти?       Зря поспешила, подумала Холли. Стоило идти осторожнее, раз знала, что Порта-Корса кишит группировками. Протерла влажное лицо о плечо и задумалась: от света ли влага, и откинулась ноющим затылком.       Пытаясь ухватить неясные обрывки предающей памяти, девушка неожиданно поняла, что спиной и головой опёрлась о что-то мягкое. Живое? Сказывается слабость. Немного повернувшись в сторону неизвестного, насколько позволяло самочувствие, краем глаза увидела знакомую серую ткань пиджака. МакМиссл был выше неё, несмотря на относительно небольшой рост мужчины. Обветренные губы сами собой растянулись уголками хоть и в вымученную, но облегченную улыбку. Почему-то при виде наставника за собой шпионке стало на душе спокойнее. Холли осмотрелась, подумала: одной можно было бы и с ума сойти от накатившего ужаса в настолько странном месте. Лишь подождать, пока напарник не проснется и выбрать план побега. Он опытнее и знает лучше.       В тишине ритмичных тактов металлическая поверхность, на которой сидели агенты, неожиданно дала ход и также резко остановилась, давя на слух громадным скрежетом. На смену спокойствию пришел жгучий страх, зарождаясь где-то внизу поясницы и постепенно ползет вверх по позвоночнику, перерастая в легкую панику. Холод под ногами оказался крупной шестеренкой, соединенной проводами и переплетаясь устройствами с другими деталями. Медленно, но верно пара приближалась к своей участи — устрашающей спирали как пресс, а со всех сторон окружали гигантские циферблаты, показывающие половину третьего после полудня. Холли не разобрала в какое помещение посадили их двоих из-за всё ещё мешающего думать головокружения. Нужно срочно будить коллегу. Делюкс собралась с силами, тихо надеясь, что мужчина уже пришёл в себя, и полушепотом произнесла:        — Финн? Финн, вы слышите меня?       Мужчина мелко вздрогнул, она точно почувствовала. Высокий тёмный потолок башни размывался. Следовало закрыть глаза, чтобы всего не вывернуло наизнанку. МакМиссл закрывает и ждёт, пока перестанет внутри него всё ходить ходуном, и крепко жмурится. Мгновением после снова открывает и, невнятно выругавшись, сжимает зубы. К горлу подступил противный ком, а желудок выворачивало, будто спецагент сидел на безумной карусели, что с каждым кругом все ускорялась и ускорялась.        Британец попытался протереть слипающиеся ресницы рукой, но, получив сопротивление, опустил взгляд вниз. Руки перевязаны, ноги тоже. Кошмарней не придумаешь. Голые ладони, больше не скрытые чёрными перчатками, холодят воздух и вместе с тем до болючего жара растирают веревки. МакМиссл попробовал разорвать их или ослабить хватку, старался найти узлы. Оставив безуспешные попытки освободиться, МакМиссл оглянулся: высоко-высоко что-то висело на канате, а возникшие догадки позитивными отнюдь не оказывались. Веревка ушла за обзора агента, поэтому разглядеть это нечто для него было невозможным без сворачивания шеи. Голова до сих пор не была в порядке, любое движение вызовет тошноту.        Не ответив на вопрос, Финн таким же тихим голосом спрашивает:        — Холли, вы видите, что там подвешено?       Делюкс недоумевающе проводит взглядом по помещению, находит дорожку по натянутому тросу сверху. С горьким удивлением замечает тягача. Наверное, Мэтр пока ещё не очнулся. Надо окликнуть его, запоздало задумывается оперативница, но сначала предупредить, чтобы не шумел, должна была выучить уже на плохом опыте.       «Нет, — порицает она себя же. Холли сжимает губы и держится не подать и звука за спиной наставника, — Пусть не знает, что погубили его друга. Когда очнется, это станет ему таким ударом, а пока лучше ему без горя». Но едва уловимая дрожь рта и сведенные к переносице брови говорили о беспокойном ведении. Если бы не это, шпионке бы показалось, что парень вовсе мёртв.        — Мэтр тут. С нами в плену.        — Отвратительно, — сокрушенно вздохнул англичанин, разминая затекшую шею. Ему точно также было неясно, как их сюда привели. Финн даже успел позабыть, что разум может настолько подвести — настолько давно он не попадал в руки врагам. А что касается его напарницы... Пусть он и не мог никак увидеть её лица, однако МакМиссл понимал, насколько ту бросило в холодный озноб от страха перед неизбежной смертью – по-особенному садисткой, медленной, томящей в ожидании, и кожа её наверняка бледна ровно как и губы без слоев косметики, что искусаны из-за пересохшего горла после неприятного пробуждения.       Всё ещё она сдерживалась от срыва. Молча, смиренно. Стойко и горько. Как и подобает неизменно сдержанным и подготовленным агентам разведки, вышколенным в академиях.        — Сэр, вы не знаете где мы?        — Удивлю, но, — его губ трогается грустная усмешка не то оскал, что слышно даже по изменившемуся голосу. Напарница застыла, — Мы в родном Биг-Бене, можете себе представить?        С минуты на минуту пока ещё живая искра вот-вот могла потухнуть, раствориться внутри и исчезнув в обоих. Заточенная, как острие, резная стрелка величавой башни отсчитывала ритмичным, равнодушным к участи партнеров темпом секунды, не давая забыть о предстоящем конце. Разумеется, красивой, наполненной изысками шпионской профессии (едва начавшейся и, напротив, на самом пике), но донельзя банальной.        Размеренно, равномерно. Холодным эхом отражаясь от стен башни секунды шли, бежали, неслись напролом по белому, как бумага, циферблату, отделанным старинными росписями, к знаку двенадцати римскими цифрами; рвано («нервно, как мы», — сказала бы так и не осуществившаяся агент) перескакивает минутная стрелка.        Они молчали, вместе наблюдая движение и биение связанных деталей заглушающие звуки извне.        О чем стоит думать в такое время? О родных и близких, коих давно нет в оледеневшем сердце агента? Или об отпущении грехов, когда руки по локоть в крови заклятых врагов не только личных, но и родины? Вспомнить бы что-либо из священных молитв, будь то христианские, мусульманские, буддистские... Он бы рассмеялся собственным мыслям, но сейчас это не важно.       За спиной раздается едва слышимый шёпот:        – Не таким я представляла свой конец карьеры полевого агента.        МакМиссл привстает насколько может и оборачивается. Холли елозит по морозной шестерне, разминает затёкшие ноги. Возможно, он бы осуждающе покачал головой как над глупым ребенком, да была бы возможность. Такой он её и видит: совсем зеленой, ещё распустившейся, не видевшей и доли из того, что встречал на пути он, шпион с многолетним стажем. Увидеть смерть вместе — не это ли шутка судьбы?        Финн думает о том, что им есть, о чем поговорить. Вдруг захотелось рассказать о партнёре и единственном близком человеке, умершем по вине британца незадолго до появления в его жизни Холли, или о не совсем джентльменских поступках, следовавших за ним мрачными тенями. О многом, с чем предстояло бы столкнуться этой юной оперативнице, ставшей ею поневоле. За недели разъездов по Европе и попыток наступить на хвост прытким «вёдрам» не пролетело между ними почти ничего кроме рабочих, но наполненных теплотой и каплей ироничной привязанности фраз наставника-ученицы, да тягач порой разряжал обстановку.        Но Финн молчал.        Он не обещал, что им удастся спастись, когда ближе прижался к ней в ответ. Перед лицом смерти хотелось не лгать во-благо.       Под копошение Мэтра раздался оглушительный бой колокола Биг-Бена — пробило три часа.