***
— Так не больно? — Все пучком. Да не стремайся, если тронешь меня — руки не отвалятся! — Мне их откусят. — Я тебя сам сейчас укушу. Мне тотчас же почему-то представился Юра, берущий мои пальцы в рот и прикусывающий костяшку. (Это не мои мысли, мне их подкинули!) Хотя мои мысли вряд ли лучше: в них мне хотелось это провернуть самому — только с его ступней, лежащей на моем колене. Небольшой, изящной, как и весь Юра; по ней хотелось провести пальцем сбоку — и я не боялся даже, что Юра, вероятно, дернувшись от щекотки, зарядит мне пяткой в зубы. Размышлял я о другом: нормально ли так залипать на ноги? В принципе, ничего страшного. Есть даже название такое: футфетиш. Проблема тут разве что в том, кому эти ноги принадлежат. Нормально ли залипать на ноги парня, когда ты сам парень? Хотя целоваться с этим парнем вряд ли нормальнее, так что у меня уже есть диагноз, можно расслабиться. (Ни в коем случае, только не рядом с ним). — Бека. Бе-е-ека, — Юра пощелкал перед моим лицом пальцами и с подозрением спросил: — На что залип? На тебя, конечно. — Да так, — я потер шею и принялся затягивать еще один аккуратный узелок. Кажется, десятый. Кажется, я перестарался чутка. Ладно, завяжу еще шесть — чтоб по числу его лет, чтобы помнить, даже когда хочется забыть! Юра недоверчиво хмыкнул, но не стал переспрашивать. Спасибо, хороший мой. Я не уверен, что смогу тебе соврать (уход от ответа все равно, что ложь) еще раз. Так, сколько уже? Вроде, последний. — Готово, — заключил я и поднялся. Юра тут же задрал ногу чуть ли не ко лбу, любуясь красной ниткой — сам настоял, чтобы я ему на голени повязал. Цитирую: «Чтоб не как у этих пидоров!» — у Юри и Виктора нитки были повязаны вокруг запястья. А потом он вспрыгнул на ноги. — Садись. — Стреножить будешь? — Заманчивое предложение, — хохотнул Юра и нажал мне на плечи, усаживая. Попросил протянуть ногу. От вида, как он прикусил губу, выискивая в красном клубке начало, я чуть не протянул обе. Смысла этих ниток, кстати, мне никто не объяснил, но так я легально смог прикоснуться к Юре, так что да здравствуют нитки! Юра очень споро завязал пару морских узлов и попытался оторвать нитку. Она не рвалась. Я только собрался сказать, что у нас есть нож — Юри им колбасу нарезал, — как он, ну очень паскудно ухмыльнувшись, закинул мою ногу себе на плечо. Потом потерся о нее щекой и, пока я пытался вспомнить, как дышать через нос и так ли нужно для жизни сердцебиение, принялся перегрызать нитку зубами. Пару раз цепанул выступающую косточку, от чего меня тряхнуло током — песок, видимо, хороший заземлитель, так что обошлось, — после перебрал пальцами по ноге выше, к колену, еще выше… Голос мой сел, кое-что другое — встало; хорошо, что плавки черные, не так заметно! Но на ощупь заметно вполне — а Юра именно туда и тянулся… — Юрочка, сфотографируй нас! — крикнул Виктор. Юра дернул зубами так, что нитка с треском оборвалась, а я вздрогнул. Эффект был, будто он рядом с самым ценным зубами щелкнул; успокоив быстро забившееся сердце, я мысленно пожелал Никифорову долгих лет жизни — и желательно подальше отсюда. Юра свои пожелания высказал вслух. — Но ты же лучше селфи-палки! — патетично всхлипнул Виктор и кинул ему фотик. Надо отдать ему должное: подойти близко и отдать из рук в руки не рискнул. Значит, хоть какой-то инстинкт самосохранения есть. Совести вот только нет. Даже какой-то. — Напомни мне распечатать сегодня его фотку, — заговорщически шепнул мне Юра перед тем, как подняться. — Мне деда на Новый год подарил замечательный дартс. Виктор, не зная о его планах, довольно улыбнулся и притянул к себе Юри. — Улыбки шире, а то недостаточно бесите, — пробурчал Юра и, прежде чем сфотографировать, вытянул вперед руку с оттопыренным средним пальцем, чтобы в кадр попала. Хм, а в нем однозначно пропадает фотограф. Вот только, судя по скрипу зубов, фото-ружье Юра предпочитает без приставки «фото».***
— Юрочка, намажь мне спинку! — Радикулит схватил? — это было сказано с такой надеждой, что мне на месте Виктора было бы жаль его разочаровывать. Но у Виктора был иммунитет: — Не дождешься — сгореть не хочу. Тебе, кстати, намазаться тоже бы не мешало: бледный, как… — …поганка, — закончил за него Гоша, не отвлекаясь от попыток распутать какие-то ремешки. Попович взял с собой маску для подводного плавания и теперь пытался закрепить на своей спине плавник акулы. Сказал, что темой его новой программы будет охота — дескать, он теперь не жертва. Юра на это заявление бессовестно заржал, я же не разделял его веселья: человек хоть делом занимается даже на отдыхе, ищет себя, уважаю. Вообще люблю людей, не сдающихся и идущих к своей цели. Хотя пути у него немного странные, признаю. — А я не обгораю! — похвастался Юра и показал язык Кацуки. Бедняга Юри все это время сидел под широким зонтом: сгорел на раз-два, нос и плечи у него уже покраснели, пока он отважно ходил за Виктором и пытался его вразумить, что от поцелуев дети не рождаются, а у парней этого как бы природой не заложено вообще, так что за последствия можно не переживать и вообще можно перестать за нами следить. Стоило ли говорить, что, несмотря на хваленую выносливость, Юри надолго не хватило? Виктор же был свеж как огурец, а вреден и настойчив — как сорняк: — Ты слишком злой, тебя даже солнце боится! — Че?! — И плавки у тебя слишком открытые! — очень логично добавил Виктор, неодобрительно смотря, как Юра прижимается ко мне бедром. Я послушно поднял руки: дескать, вы сказали без рук — я соблюдаю правила, взятки гладки. — Кто бы говорил, — фыркнул Юра, не поведя и бровью. А потом неприлично указал пальцем (хоть указательным, и на том спасибо) в сторону мостика: — Слишком открытые — у Криса! Мне кажется, весь пляж освещает не солнце, а его жопа! Словно услышав, что речь идет о нем, Крис развернулся практически голым задом, разбежался, поигрывая на бегу ягодицами, словно греческий атлет, и нырнул в воду. Еще двойное сальто в воздухе сделал, позер. Виктор присвистнул, а потом снова нахмурился и заспорил: — Крис уже взрослый, а тебе только шестнадцать! — А тебе уже тридцатник, — парировал Юра. — С тебя уже песок сыплется — во, посмотри, сколько! Сколько: выходило, целый пляж. Оправданий, что Виктору всего двадцать восемь лет, шесть месяцев и пять дней, Юра слушать не стал: поднялся и взял меня за руку, увлекая за собой. Ушли мы недалеко: пляж был весь забит, в кустах нам были рады разве что комары, а больше мест не было. Только почти у самого моря — куда мы и направились. Юра плюхнулся прямо на мокрый от волн песок и заявил: — Бесит. — Что именно? — спросил я, садясь рядом. Юра закатил глаза и кивнул головой назад. — Да эта монашка в мини-труселях! Тоже мне, святая невинность, ни капли в рот, ни миллиметра в жопу! В чужом глазу соринку видит — в своем пилон не замечает! Надо было его тогда с япошкой в вытрезвитель сдать на пару, раз он так за закон ратует! — Юра раздраженно сплюнул на раскаленный песок. — Он просто за тебя беспокоится, — я пожал плечами, осторожно подвигая руку. Юра вскинулся было разродиться очередной порцией «геморрой надо было назвать в его честь!!!», но тут я нашел его руку и переплел наши пальцы. Юра сразу сдулся, но промолчать не мог: — Просто бесит, что он лезет в наши отношения. Он мне никто, ему должно быть параллельно, даже если мы трахаться на его глазах будем! Я тяжело сглотнул вязкую слюну. Юра, шшс, мне же не параллельно: мне от одной мысли уже вполне перпендикулярно, что же ты творишь… — Все, достало! — Юра решительно тряхнул сверкнувшими золотом волосами и повернулся ко мне. — Пусть хоть по углам нас потом расставит и будет читать лекции о нравственности, но либо я тебя сейчас поцелую, либо я кого-нибудь прирежу! — Надеюсь, не меня? — я попытался усмехнуться, но Юра положил мне руку на щеку и тронул большим пальцем губы: — Педик-некрофил даже для меня слишком, так что на тебя другие планы, — фыркнул он и надавил мне на затылок, притягивая к себе… Я едва успел убрать наши переплетенные пальцами руки с песка, прежде чем в то место вонзилась детская лопатка. И еще одна. Отскочив друг от друга на метр в стороны, мы с Юрой наблюдали, как между нами усердно прорывают траншею пятеро детей. — В детском саду что, объявили призыв? — недоумевающе спросил Юра. Я молча показал ему за спину: там Никифоров, окруженный мамочками-фанатками, раздавал автографы и получал за это армию землекопов. — Да он совсем прихер… — начал было Юра, но я быстро перешагнул траншею, закрыл рукой ему рот и качнул головой. Тут же дети. Юра сощурил глаза и лизнул мне пальцы, я невольно отдернулся. А он рассмеялся так солнечно, что я сразу понял: задумал гадость. Угадал. — Эй, пацан, — Юра дернул за руку ближайшего конопатого мальчишку. Тот угрюмо посмотрел на него из-под рыжей челки и прижал желтую лопатку к груди; я же с интересом прислушался. — Знаешь, а у того дяденьки, — Юра указал на Виктора, — под ногами зарыто много конфет! — Пиздишь, — отозвался малец. Я выпал в осадок: да ему лет шесть от силы, где понабрался?! Юра же, видимо, почувствовал себя в своей тарелке: — Да я тебе отвечаю! Сам видел — от-такенная кучища! — он развел руками так широко, что чуть не заехал мне по носу — я в последний момент успел поднырнуть. Русская душа слишком травмоопасно-широкая. В общем, на слабо и посулы «да у тебя жопа слипнется столько съесть» весь десант мигрировал обратно. Я укоряюще посмотрел на Юру, тот ответил улыбкой невинного ангела. За его спиной недоуменно вскрикнул Виктор. И почему у этих фигуристов все, не как у людей? Мы же на море пришли просто позагорать и искупаться, вот что в этом сложного? Кажется, пора составлять инструкции: на пляже — загорать, в море — купаться, влюбленным — не мешать, Виктора Никифорова — оставить дома. А вот что делать с Юрой?..***
— Почему он мне не доверяет? — спросил я у единственного человека, кто изучал Виктора даже дольше, чем я Юру. — Виктор считает тебя «темной лошадкой», — Юри пожал плечами. — Я думал, это касается только моего катания. — Нет-нет, твое катание как раз очень открыто! — запальчиво ответил Юри, и я не понял: восхищается он этим фактом или просто как всегда волнуется. — А еще у Виктора, как бы это сказать… — он задумался, а потом просиял догадкой: — Комплекс старшего брата, вот! — Я считала, это действует только в отношении симпатичных младших сестренок и их опасных бойфрендов на байках, — вмешалась в наш разговор Мила и подмигнула мне. Я сдержался, чтобы не закатить глаза: неприлично же. Хорошо, что Юра ее не видел: он почему-то резко реагировал на такие знаки внимания. Мила это прекрасно знала и продолжала. Говорила: «Это как тигренка за хвост дергать». Эти русские какие-то странные. То ли экстремалы, то ли браконьеры. Я не успел ей ответить — вмешался Крис: — Для Вика это действует в отношении любого, у кого есть ключ зажигания. Если ты понимаешь, о чем я, — он так подмигнул мне, что я рад бы не понять, но в его взгляде прошелестели страницы камасутры. Не то чтобы я ее читал. Просто предпочитаю тщательно прорабатывать план, до любой мелочи. Пусть даже и конечная цель нескоро, да и вообще я как бы о таком не задумывался. Слышишь, Виктор, если ты читаешь мои мысли — я и не думал об этом!.. — О, они закончили, — Мила хлопнула в ладоши и достала телефон. Я тоже встал и осмотрел получившуюся фигуру. Кажется, Виктор заказывал, чтобы из него сделали русалочку. В Юриной интерпретации человек-рыба как-то подозрительно смахивало на человек-член — ведь плавники хвоста не должны быть такими… круглыми? Крис закашлялся, утирая слезы, Мила зашипела: «Тиш-ш-ше, я еще не все сфотографировала!!!» Просто неприлично довольный Юра стукнул по песку стыренной-таки у кого-то лопаткой. Встал. И торжественно объявил: — Виктор Никифоров мертв! Я скептически посмотрел на покойничка — закопанного так, что одна голова видна вместо, кхм, головки, но вполне себе дышащего. Потом молча перевел взгляд на Юру. — Мертвее мертвого, — уверил он меня. — Последним его желанием было, чтоб мы жили долго и счастливо. Пошли, нужно скорее исполнить волю покойного! — Стоять! Я этого не говорил! — возмутился Виктор. — А я говорю — говор… Тьфу, — Юра плюнул — к нашему с Виктором удивлению, не в него. А потом наклонился к Виктору и произнес, глядя прямо в глаза: — А вот теперь я сделаю с Бекой все, что хочу, прямо на твоих глазах — и ты нам не помешаешь, понял? Говорил он тихо, но я все слышал и стоял с видом, будто не знаю, кого Юра имеет в виду. Я тут вообще не при делах и орысша түсінбеймін*. И языка жестов тоже, да. Виктор смотрел почему-то не на Юру, а на меня. И взглядом говорил: «Сбавь обороты, пока я тебе шины не проколол». О, господин Никифоров, я бы рад бы, но на газ жмет не моя нога. Я тут, можно сказать, из последних сил торможу, прикидываясь, что не понимаю активного подмигивания Юры и его кивания на освободившуюся кабинку. И того, что Юра подозрительно часто напевает: «Забирай меня скорей, увози за сто морей, и целуй меня везде, ты мужик, блядь, или где», — тоже не слышу. И с каждым днем притворяться все сложнее. Юра повернулся ко мне, всерьез собираясь устроить «горько» и все, что под это слово делают. Но горечь поражения Виктор вкушать не хотел: он вдруг пронзительно просвистел (а я и не знал, что интеллигентные питерцы так умеют!) и скомандовал: — Маккачин, аксель! Пес все это время носился по пляжу, но, услышав хозяина, бросился к нам. Юра не успел ничего понять, как с радостным «Гав!» Маккачин прыгнул ему на спину, опрокидывая всем своим весом, и прописал ему новую диету с употреблением песка. Судя по мату, Юра захотел разбавить эту диету собачатиной. — Бека, ты не в курсе, как готовить собак? — спросил он меня, едва только отбился от постоянно норовящего лизнуть в лицо Маккачина. Вот, я же говорил. — Юра, казахи не едят собак, — немного устало произнес я. Снова путает нас с другими азиатами. Точно возьму его с собой в Алма-Ату. Только сначала родительского благословения испросить надо — и это я сейчас не о нашей с Юрой родне. — Зря. Смотри, как эта псина разожралась на чемпионских харчах!. Смотрю уже. Довольный пес развалился на спине, извиваясь под ловкими пальцами Юры, чешущими его живот, и пускал слюни. Так, кажется, я завидую. — Эй, Маккачин вам не еда! — напомнил о себе Виктор. — Покойникам слово не давали! — фыркнул Юра, поднимаясь на ноги. — А то я сейчас пойду свинью пожарю! — Юра! — теперь в голосе Виктора было такое возмущение с благоговейным ужасом, будто у него были еврейские корни. Я задумался. Он что, не ест свинину? Или это была какая-то шутка, которой я не понял?***
— Бека, кажется, я тону. Я посмотрел на него с недоумением: мы сидели у самого берега на дне, волны были мелкими и едва захлестывали грудь. Хотя было бы желание — и в кружке утопиться можно… Вот только Юра скорее бы кого другого утопил. — Тут же неглубоко, — все еще не понимая, произнес я. Юра кивнул вперед и скривился: — В розовых соплях тону! Я проследил за его взглядом. Когда все пошли прыгать с мостика, вдруг неожиданно выяснилось, что Юри не умеет плавать. Совсем. Он очень стеснялся в этом признаться, но, видимо, решил, что более неловко будет, если нырнут все, а всплывут на одного человека меньше. Виктор тут же вызвался научить его плавать — пока в надувном круге, — и вот уже минут десять мы с Юрой гуляем без надсмотрщика. Я, конечно, не обольщался: уверен, стоит только нам пропасть из зоны «Эй, я все вижу!», как все начнется сначала, так что предпочитал довольствоваться и малым: рука Юры даже под прохладной водой казалась теплой. И пусть ему не нравилось это («Бека, я что — сопливая девчонка за руки держаться?!»), он не отстранился. Наоборот, придвинулся. — Юр… — начал было я, но он зашипел на меня. — Тиш-ш-ш-ше! Над водой звуковые колебания хорошо разносятся, и этот заколебатель услышит! Я хотел было сказать, что он уже услышал: Виктор обернулся на нас и погрозил пальцем, — но тут Юра накрыл мой пах рукой, а губами ткнулся в щеку — и то потому, что в последний момент я отвернулся… Надувной круг по касательной задел наши макушки. — Витяблядь! — тут же отреагировал Юра, смазав эти два слова в одно. На этот раз я был не против мата. — Юрочка, отнеси круг на берег: нам он уже не нужен! — Виктор улыбнулся так сладко, что вся соль в воде должна была превратиться в сахар. Юра заскрипел зубами так громко, словно на них был весь песок пляжа. Я просто тяжело вздохнул. И сделал пометку в следующий раз не соглашаться куда-то ехать шумной компанией: мне и одного шумного Юры хватит. Скорее бы остаться с ним наедине и перестать измерять между нами дистанцию, опасаясь, что мне в затылок прилетит тарелка для фрисби — а следом Маккачин (и такое уже было). Юра вернулся без круга — зато со свежей идеей. К тому времени Виктор с Юри поднялись на мостик где, судя по позам, Никифоров то ли объяснял ему, как нужно прыгать в воду, то ли исполнял танец поклонения богу Ра. Если честно, я не удивлюсь и второму варианту. Правда. Раз уж Виктор себе заказал у армии своих мелких поклонников пирамиду из песка, как у настоящего фараона, — почему бы ему и египетским богам не поклоняться? — Бека, у меня есть план! — возбужденно зашептал мне на ухо Юра. Я уже был готов на все и без планов. — Короче, я делаю вид, что тону, ты меня спасаешь — и делаешь искусственное дыхание! Гениально. А если не спасаешь — целуешь покойника на прощание. — Думаю, Виктор скорее сделает его сам, — ровным тоном ответил я. Юра скривился и изобразил, что блюет. Топиться ему явно расхотелось. И поэтому он решил утопить меня. По крайней мере, я так подумал, когда Юра увлек меня в море на глубину, где вода была почти по плечи, и на эти самые плечи надавил. — Да присядь ты, не ссы! — напряженным голосом попросил он. — В этот раз точняк все выгорит, Витькиной плешью клянусь! Как что-то может выгореть в воде, я не знал, но пожал плечами и согнул колени. Вода тут же залилась в уши, обняла меня всего холодом. Глаза я не закрыл — так что увидел сначала столп пузырей, а потом лицо Юры с по-смешному надутыми щеками и окутывающими его лицо облаком волосами. Он подплыл ко мне и, прежде чем я успел удивиться, прижался губами. Тесно, плотно. Замер так. А потом пузырьки воздуха защекотали мне лицо, я попытался немного раскрыть рот, сжать губу Юры. Под водой я целовался впервые. Поцелуем это назвать можно было с натяжкой. Соленая вода была далеко не вкусной, руки-ноги болтались в разные стороны, мы стукались зубами в попытках удержаться под водой и не всплыть вот так перед всеми. Я открыл глаза — и когда только успел закрыть? Юра сильно жмурился, заставляя невольно улыбнуться, я чуть прикусил его губу — и он тут же возмущенно распахнул глаза. Вместо ответа я показал жестом наверх — пора всплывать, — он кивнул, отстранился, и тут… — Бомбочка! — приглушенно раздалось над водой, а потом нас отбросило друг от друга волной. Когда я, откашливаясь, выплыл на поверхность, Юра орал что-то про маразматиков, а Виктор заливисто смеялся и протягивал руки к Юри, обещая, что обязательно его поймает. Юра посоветовал Кацуки разбежаться и сигануть с моста тому на шею («он же тебя золотцем кличет, а золото как раз на шею вешают!»), а потом подплыл ко мне широкими раздраженными гребками: — Пошли на берег. Эта пара дебилов точно решила тихой сапой устранить нас, как самых сильных соперников, к новому сезону. А вот хер им! Я лишь согласно кивнул. Хотя мне в любом случае не дожить до вечера: либо Виктор убьет за то, что я сделал, либо Юра — за то, чего не сделал. Интересно, а есть третий вариант, где я сохраняю Юрину честь, свое достоинство и карьеру Никифорова?..***
— Юра, может, не здесь? — Почему? — Тут люди ходят, могут увидеть. — Да пусть хоть попкорн достают! Бека, харе строить из себя слишком правильного, тебе не идет! Это я-то правильный? Ох, Юра. Правильно бы было вообще не начинать эти отношения: отвезти тебя тогда в Барселоне к отелю, сдать Никифорову на ручки и уехать по-английски, не прощаясь. А я не смог. И то, чего я сейчас хочу, глядя на тебя — раздетого, еще мокрого после моря, с зачесанными назад волосами, не скрывающими больше твое красивое лицо, — настолько неправильно, что даже думать стыдно. Но подождать и правда будет правильнее, чем в наш первый раз словить до кучи и так сомнительно приятных ощущений еще и клеща в неподходящее место. Едва я только открыл рот, собираясь это объяснить, как сверху послышался голос: — Кто сказал «попкорн»? На мгновение мелькнула мысль, что это богу тоже стало интересно, чем все закончится — но я не Юри, чтобы считать Никифорова богом. А показавшаяся над высокой стенкой раздевалки голова принадлежала именно ему. Я недоверчиво смерил расстояние: тут метра два в высоту и стенки скользкие, ступенек нет — как он… Виктор, пока я подзавис, положил локти на стенку кабинки и смерил нас подозрительным взглядом: — А что это вы тут делаете? Я хмыкнул. Что могут делать два парня за самой дальней на этом пляже кабинкой? — Трахаемся! — огрызнулся Юра. — От жары спасаемся, — поправил его я. От жары и от тебя. Виктор посмотрел на меня взглядом излишне заботливого отца, говорящим: «Узнаю, что лишил мою девочку девственности — сделаю с тобой то же самое!» Наверняка хотел еще и вслух это повторить, но тут покачнулся. Раздался второй голос, напряженный: — Виктор, я… я долго не удержу! А, теперь понятно, как это он так высоко залез. На секунду мне стало жаль Юри, хотя после того, что они творили на показательной, он должен быть привычным и не к такому. Виктор тяжело вздохнул, словно это он тут поддержку выполняет, а потом посмотрел вниз: — Золотце, напомни мне, когда вернемся, научить тебя отжиматься. Можем совместить приятное с полезным: этой ночью ты будешь свер… — Виктор! Кажется, от открывшихся перспектив у Юри дрогнули руки, и Виктор резко скрылся. К сожалению прислушавшегося Юры, кости не загремели — приземлился Никифоров мягко. — Идем, — шепнул я. Юра кивнул и потащил меня за руку. Я уже начинаю привыкать к такому военному режиму. Всю дорогу до пляжа, где остальные встретили нас понимающими усмешками, я вежливо делал вид, что ничего не слышу. Хотя возмущался Юра громко. Очень. И за маты мне порой хотелось промыть ему рот с мылом, как мне это сделали в детстве (всего один раз, кстати — но «Палмолив» с яблоком больше не покупаю. И вообще яблоки не очень люблю). Но больше хотелось его поцеловать. Нормально, не оглядываясь на людей вокруг, не беспокоясь, что сейчас сверху на парашюте спланирует Никифоров с боевым кличем; и не украдкой под водой — а вдыхая его запах, ощущая тепло тела. Просто поцелуй, неужели это какое-то преступление? Кажется, надо уже собраться с духом и задать этот вопрос не себе. Да. Пора на переговоры.***
— А где Юра? — первым делом спросил Виктор, когда мы отошли в сторону. — Они с Юри заспорили, как лучше расставлять прыжки. Когда я уходил, они уже исчертили схемами половину пляжа. И Юре лучше не знать об этом разговоре. — Значит, хотел поговорить со мной наедине? — с немного раздражающей улыбкой «я уже все знаю и мой ответ нет, но развлеки меня» Виктор посмотрел на меня сверху вниз. В такие моменты я ненавидел свой рост. Рядом с Юрой такого чувства не возникало. Рядом с ним вообще другие эмоции, незнакомые, пугающие и притягивающие. — Я лишь хотел сказать, что не сделаю того, чего Юра не захочет. Обещаю, — твердо произнес я. Виктор еще немного посверлил меня суровым серьезным взглядом — а потом тяжело выдохнул и как-то расслабился. — Я не против именно тебя, — медленно начал он, подбирая слова. — Просто у Юры это первые серьезные отношения. — Я открыл было рот, но Виктор лишь отмахнулся: — Только мне не пудри мозги этой вашей «дружбой» — она такого же цвета, как мое «тренерство». Я послушно промолчал. Молчать я умею. Говорить — гораздо сложнее. — Хоть и не скажешь по виду, но Юрка очень ранимый в эмоциональном плане, — продолжил Виктор. — Поэтому я как раз и боюсь того, что он захочет! Я только головой покачал. Надо же, кажется, кто-то набил в этом возрасте себе шишек на целый сосновый бор — и теперь переживает за товарища. Это… мило. Только напрягает немного. — Юра уже не маленький, — мягко ответил я, Виктор вскинулся — но теперь была моя очередь поднимать руку, останавливая его: — Я буду ждать со следующим шагом, пока не пойму, что он относится к этому так же серьезно. Виктор только улыбнулся и покровительственно положил руку мне на плечо. — Ты золотой человек, Отабек, — внезапно ласково произнес он. И качнул головой: — Но если думаешь, что сможешь отказать этому мелкому чудовищу — ты ошибаешься. На это мне было нечего сказать: шаг за шагом Юра отвоевывает у меня все больше моих «не сейчас», и позволить ему победить для меня только в радость. Виктор взъерошил волосы, а потом со вздохом достал что-то из кармана шорт: — Держи, — он вложил мне это в руку, а когда я вскинул на него немного растерянный взгляд — подмигнул и прислонил палец к губам: — Только постарайтесь не попасться. Сказав это, он ушел. А я так и остался стоять, как дурак, рассматривая непочатый тюбик смазки в своей руке. Так вот как оно выглядит — благословение. А пахнет, судя по надписи — ванилью. Ну хоть не яблоком. Юра нашел меня слишком быстро, чтобы я не заподозрил в этом Виктора. — Бека, чего этот хмырь хотел? — подозрительно спросил он. Юра вообще был слишком взбудораженным — и, кажется, я не хотел знать, под каким поводом Виктор его сюда прислал. — Ты скажи, я его быстро на шампур нанижу! Я быстро спрятал руки за спину. — Он сказал, что нам пора переодеваться и по домам, — быстро выдал я версию — вполне правдоподобную, кстати: солнце уже клонилось к морю. «А еще он сказал, что не против того, если я тебя в промежутке между снятием плавок и натягиванием одежды тоже натяну». — Да ну, — Юра недоверчиво сощурился и уперся мне рукой в грудь, не давая пройти мимо. Я послушно остановился, и, когда он попробовал заглянуть мне за спину, повернулся тоже. Спалился. — Что ты там прячешь за спиной? Ладно, ты сам захотел это узнать. Как говорится, любопытство кошку сгубило, надеюсь, после этого открытия никто не умрет. Даже Виктор — он оказался не таким уж плохим. — Кажется, нас только что благословили, — ровным тоном произнес я и вытянул вперед руку с тюбиком. Юра тут же схватил его. Повертел. Поднес к глазам, рассматривая надпись «употреблять анально». И вспыхнул густо, прямо до корней волос, как могут только люди с такой светлой кожей. Я невольно дернул уголком губ в улыбке — и тут же вернул себе серьезный вид. — Блядь, я точно зарою его — и на этот раз с макушкой! — прошипел он, сжимая кулаки. Хм, стоит ли предупредить Виктора или тот со своей чуйкой и так догадается, что пора сматывать удочки? А может, уже смотал? Мысль, что они нас уже кинули, почему-то была такой твердой, что я даже захотел выйти из нашего укрытия — проверить, стоит ли еще на месте машина Виктора… Юра схватил меня за руку, не пуская. — А ты куда намылился? — глухо пробурчал он, как-то слишком подозрительно пряча глаза. — Указания от тренера получены, нам есть чем заняться. Опомнился от шока я уже в раздевалке — и в последний момент успел перехватить руки Юры, тянущиеся к моим плавкам. — Не надо это делать только из-за Виктора, — качнул я головой. Юра растерянно посмотрел на меня. А потом раздраженно сплюнул и вырвался из моей хватки: — Совсем плохой? — коротко спросил он. — Думаешь, я так радостно на член прыгаю к каждому, на кого Витя укажет?! Только сейчас до меня дошло, что в моих словах было двойное дно — да и вообще пробоина по всему корпусу, вот фразу и затопило двусмысленностью. Но я же совсем не это имел в виду! Юра разве что не шипел рассерженной гадюкой, говорить было бесполезно — так что я быстро шагнул вперед и обнял его, крепко прижимая к себе. Получил по почкам — больно, точным ударом. Не отпустил. Юра дернулся, занес руку еще раз — но только положил мне на пояс. — Все, можешь отпускать: обещаю не оставить Казахстан без их героя, — глухо пробурчал он мне в ухо. Я опустил руки. Юра немного отошел — но только чтобы достать из кармана еще один тюбик, побольше. — Крем от загара? — прочитал я и недоуменно приподнял бровь. Юра уставился на эту надпись, словно впервые увидел. Или словно не хотел смотреть на меня. — Он самый. У Витька спер, у него их все равно батарея — на каждую минуту по новому тюбику. — А зачем? Ты же говорил, что тебе не нужно? — я все еще не понимал. Кажется, Юра хотел покрутить у виска пальцем, но сдержался. — За тем же, зачем Витя своими запасами с тобой поделился. О. — Вы меня с ним уже достали, — продолжил Юра, видя, что я сейчас «абонент не абонент и вообще переосмысливает назначение кремов от загара». — Что один строит мать-настоятельницу, что другой — «Юра, хочу с тобой дружить, Юра, хочу с тобой встречаться, но тебя, Юра, не хочу, потому что ты еще маленький»! — он так передразнил мой голос, что я невольно поморщился. Выглядит и правда… некрасиво. Если скажу, что это из лучших побуждений, не скажет ли он мне засунуть их поглубже и без смазки? — И все такие правильные, что аж тошно. Один я, блядь, со стояком наперевес бегаю и сдыхаю от спермотоксикоза! Ты члену моему скажи, что я еще маленький, пусть перестанет на тебя вставать! Я тяжело сглотнул, невольно опуская взгляд на «собеседника». Юра, солнце, разговаривать с органами — клиника. И я со своим-то договориться не могу. В себя меня привел громкий стук: Юра ударил кулаком по стенке и теперь стоял, немного согнувшись. Волосы занавесили его лицо, и мне захотелось их убрать. Вот только захочет ли Юра, чтобы я его касался? — А я? А мое мнение хоть кого-нибудь интересует? Хоть кто-нибудь хочет спросить, чего хочу я? — как-то глухо и устало пожаловался он и замолчал. — Юр, я и не думал, что… — начал было я, но он резко вскинулся и припечатал: — Думал. Все беды как раз от того, что ты слишком много думаешь! Хоть раз попробуй расслабиться и сделать что хочешь — говорят, от этого не умирают! Я растерянно потер шею; кожу царапнул тюбик, что еще был у меня в руке. Смазка раздора какая-то! Но это не она виновата в том, что Юра сейчас стесал себе ладонь (об этом поговорю с ним отдельно). И не Виктор. Я. Просто не думал, что моя серьезность может показаться холодностью. Только не ему — вот, что я хотел сказать. Но говорить у меня получается плохо. А мое молчание, оказывается, того хуже. Так что лучше покажу. Юра попытался вырваться, когда я притянул его к себе, но я лишь развернул его в своих руках, обнял поперек живота, вжал в себя — вот, почувствуй, как я «правилен»! Юра почувствовал. Юра сказал тихо-хрипло «Ого». А потом я, решившись, скользнул ладонью ему в плавки. — Бека, ты что… — Расслабляюсь, — шепнул ему я и осторожно лизнул кожу на шее, одновременно сжимая руку внизу. Юра выгнулся, цепляясь пальцами мне в ягодицу. От этого я чуть было не прикусил ему кожу на шее, но сдержался. Нельзя: костюм открытый, синяки будут видны. Когда я провел по его члену вверх, помассировал влажную головку большим пальцем, Юра тихо и беспомощно застонал. Я только головой качнул: такой чувствительный, такой напряженный, как оголенный провод — от малейшего прикосновения трясется! Ему и правда давно уже пора было расслабиться. И мне, признал я, когда Юра толкнулся ягодицами назад, потерся о мой пах. Юра, солнце, что же ты творишь! Я толкнулся в ответ, чувствуя его тело напряженным членом, словно между нами и не было одежды. А что творю я?..***
За время нашего отсутствия ребята уже переоделись и собрали вещи. Мила с Крисом еще фотографировались на фоне закатного моря, Юри спал на заднем сиденье на плече Виктора, а Гоша рассказывал что-то про акул обступившим его детям. Виктор осторожно переложил голову Юри на подголовник, встал, потянулся и коротко спросил: — Едем? Я кивнул, немного удивленный его сдержанностью. Я-то думал, что по возвращении нас будет ждать как минимум «скорая», готовая залечить Юре все полученные в ходе первого раза травмы. Но Виктор лишь просмотрел вызывающе набычившегося Юру сканирующим взглядом — словно определил, столько толчков я сделал и в какой позе, — а потом всю дорогу до Олимпийской деревни ехал аккуратно, спрашивая, не болит ли у него где. Перестал, только когда Юра пообещал ему сделать этих «болит» ровно в стольких «где», сколько Виктор еще задаст этот вопрос. Нас Виктор высадил первыми — остальные, вроде как, собирались продолжить веселье уже без «детей». Что мне уже есть восемнадцать, я мудро промолчал — пусть считают кем угодно, лишь бы не задавались вопросом, почему я в номере Юры ночую чаще, чем в своем. Юра махнул «пакеда» и, зевая, побрел к подъезду. Я задержался и коротко постучал в стекло Виктора. Когда же тот его опустил — вернул тюбик со смазкой. Не начатый. — Я же сказал, что умею ждать, — я коротко дернул уголком губ в ответ на удивление Виктора и, кивнув в знак прощания, пошел к застывшему в дверях Юре. Я слишком долго его ждал, чтобы своим нетерпением все разрушить. После пяти лет какие-то несколько месяцев (дождаться его восемнадцатилетия после сегодняшнего я больше не надеялся, но хотя бы завершения сезона) — капля в море. (Да и петтинг, оказывается, штука неплохая). В номере было тихо и спокойно. Ну, пока туда не завалился Юра: он прошел в комнату, сбрасывая по пути вещи, потом вернулся ко мне — уже без футболки. — Кажись, я сгорел! — радостно объявил он мне. Я уже и сам догадался: еще на пляже по его красноватым плечам и по тому, как всю дорогу назад Юра ерзал на сидении, пытаясь не прислоняться к нему спиной (Виктор, верно, посчитал, что отжарило его так не солнце). Читать нотации, что надо было намазаться кремом, когда предлагали, я не стал. К чему? Игра на нервах не запатентована, как лечение от ожогов, так что… — У тебя есть сметана? — вспомнил я лучшее лекарство. Пусть я сам обгорал очень редко, но и на старуху найдется проруха: знал, чем лечить. Юра в ответ широко улыбнулся. В последний раз, когда он так улыбался, я на следующий день вышел на лед, чтобы в прямом эфире стянуть с него перчатку зубами. В общем, меня скопом посетили нехорошие подозрения. В его протянутой мне руке лежал тот самый злополучный крем от солнечных ожогов. — Помажешь мне спинку?..