walmart

резиновые подошвы кед едва касаются узорчатого кафеля, периодически проскальзывая со скрипом. мы несёмся со скоростью птичьего полёта, и все наши попытки не шуметь растворяются в оглушительном хохоте, когда этот татуированный катаклизм спотыкается и летит кубарем, сшибая пульт управления трансляцией местной радиостанции. если кто-нибудь заметит, что мы пробрались - на самом деле, проникли незаконным образом, - на территорию складского помещения супермаркета, нас могут попросту линчевать, но какая к чёрту разница, когда прямо напротив меня искрятся эти ореховые глаза, инкрустированные звёздами грёбанного млечного пути. и я смотрю, как заворожённый. смотрю, не замечая, как загорелись мои собственные глаза, и спрашиваю: больно ? спрашиваю: как ты себя чувствуешь ? спрашиваю: ты в порядке ? делаю музыку громче, оглушая нас обоих нескладным ритмом какого-то второсортного кантри, и спрашиваю: хочешь поцеловать меня ? и он целует. я слышу, как лопаются крошечные капельки слюны в уголках его губ, когда он улыбается, а он целует меня, как тогда, на заправке в коннектикуте. целует меня, как тогда, когда я запрыгивал на него, обхватывая ногами и руками, обхватывая плечами и ключицами, когда я запрыгивал на него, а он перебирал волшебными пальцами цветастую бандану, торчащую из заднего кармана моих чёрт знает сколько не стиранных джинс. штат за штатом, он целует меня всё так же липко, мокро и со вздохами. мы на холодном узорчатом кафеле складского помещения круглосуточного супермаркета в северной каролине. мы свободны. время не существует, и он говорит: джерард. слова, как патока, он их растягивает и говорит: д ж е р а р д. я чувствую крылья его рёбер сквозь тонкую ткань футболки с южным парком, а в уголках его губ снова лопаются крошечные капельки слюны. мы как кадры на тех потрёпанных киноплёнках, которые аккуратно скручивают и убирают в чёрные цилиндрические коробочки. мы часть вечности. шёпот обжигает кожу, а он говорит: мы часть вечности.