Как сказал мне один знакомый: «Мы как деды теперь»
День. Солнце пробивается пыльными лучами в комнату, где светловолосый юноша старательно укладывает сумку. Через пару дней самолет, и он наконец-то вернется в родной город. Ненадолго, конечно. И все же вернется. Прошло не больше года с тех пор, как он окончил одиннадцатый класс и гордо стоял на сцене, держа в руках вожделенный аттестат. А сколько перед этим было трудов, сколько брошено сил на то, чтобы успешно сдать экзамены и получить эту книжицу! Он усмехается, вспоминая, как год назад в это время они с классом готовили мероприятие, как год назад все они сидели за партами, ведя себя так обычно, так, словно и не расставаться им через несколько месяцев. И возможно, навсегда. Разлетелись, кто куда. Способности и желания у всех ведь разные. Но это совершенно не означало конец их общения. Каждую неделю кто-то из них получал письма от бывших одноклассников, но вскоре эту традицию поддерживали только двое. Юноша провел рукой по золотистым волосам, вспоминая, что он мог забыть. Прошелся по комнате в задумчивости. Взгляд нащупал узорную закладку, торчащую из книги, привезенной из дома. Вот ее-то и надо вернуть. Повертел в руках, раскрыл на закладке и грустно улыбнулся, вспоминая, как получил этот кусочек картона, со вкусом украшенный орнаментами. В первые недели лета, когда школа мелко дрожит и зудит, как разбуженная муха, в ожидании или сдаче экзаменов, на улице уже жарко. И, наверное, это и вызвало тот румянец на щеках девятиклассницы, попросившей встречи у библиотеки. Она робко улыбалась — без окружения подружек вся она будто съежилась, стала меньше. Русые волосы собраны сзади в хвостик, школьная, уже несколько неуместная форма. И подрагивающие ладони, протянувшие закладку, изрисованную с одной стороны тюльпанами — красными и желтыми, — а с другой — геометрическим орнаментом. Он, конечно, поблагодарил ее, принял подарок. «На удачу» — странное пожелание, ведь на экзамене можно рассчитывать только на себя и свои знания, да и закладку с собой не возьмешь. Постоял рядом, помялся — вдруг еще чего скажет? Но она молчала, разглядывая окрестности, отводя от него взгляд. Ну, ладно, тогда он пойдет — через пару минут у него очередное занятие, подготовка к экзамену. И вот теперь эта закладка здесь. Переходила из книги в книгу, удобная, картонная. Раньше ведь он редко пользовался подобным, предпочитал кусочек бумаги, где заодно мог делать пометки, а теперь отвык от этого. Наверное, потому, что давно уже не читает несколько книг одновременно. Одна, которой он уделяет время, всегда держит именно эту закладку. Что ж, еще несколько дней — и он сможет вновь вдохнуть свежий речной воздух своего города. Увидит вновь родителей, сестренку… Ведь увидеть не то же самое, что каждый день переговариваться по телефону, и не то, что переписываться порой неверной Почтой России. Бодро вздохнув и в очередной раз проверив сумку, юноша сел за письменный стол, раскрывая конспекты и учебник — надо бы повторить материал.***
Дома подрагивают на горизонте облака и жмутся к великой реке домики. Всего города не увидишь теперь — темнота пропускает только огоньки. Огоньки трасс и красные сигнальчики многоэтажек. Это, конечно, если облака не нашли на них. Плотные, привычные и такие жмоты — никогда не прольют ни капли, проходя мимо. Редкий случай, когда облачко-тучка остановится, приглядится и зарядит крупными каплями — других не делаем. Десять минут — и истаяла тучка, еще десять — ее следы на асфальте. Только по едва уловимому запаху можно догадаться, что здесь недавно был дождь. Город спит. Развалился, как большой добрый кот, вдоль реки, и мирно посапывает. Но не весь. Там, куда они направляются, их ждут. И не только обслуживающий персонал, таксисты и прочие нужные люди. Ждут свои, родные и близкие. Так, пристегнуть ремни, кресло в вертикальное положение, откидной столик… а, впрочем, он им и не пользовался. Снижение. Интересно, почему взлет ощущается приятнее?.. Вот уже видно все детально, сильнее шуршит воздух о поверхность самолета… Касание шероховатого асфальта — и весь салон разражается аплодисментами. Виват летчикам! Виват команде воздушного судна! Но неужели он дома?.. Воздух встречает запахом полыни — нет, нет, ему только кажется! Какая может быть полынь сейчас, если вся трава мирно спит под сшитым зимой одеялом? Редкие звездочки глядят на поздних гостей. Ветер приветливо взъерошивает волосы, поглаживает, похлопывает по плечам. Люди, кто торопливо, кто позевывая, вваливаются в автобусы. Сейчас, сейчас. Сейчас… В аэропорту случай сталкивает его с прилетевшей чуть раньше бывшей одноклассницей. Белозубая улыбка, такие же светлые волосы и подчеркнутые темные глаза. Радуется всем существом, что нашла его. «Кажется, уже сто лет прошло, а на самом деле — ни одного года,» — смеется звонко. Он улыбается в ответ, озабоченно разыскивая в толпе встречающих свою семью. Девушка замечает этот жест, тоже вертится вокруг. Конечно, юноше легче найти кого-то в такой толчее, ибо его рост для такого не просто удобен — идеален. Не дядя Степа, но похож на него. Как ни странно, восклицает первой девушка, видя в отдалении сестру друга. Тот оборачивается к ней, и улыбка появляется и в сапфировых глазах. «Ну, мы же еще в школе встретимся,» — улыбается она его благодарности и прощанию. «Да, в школе,» — отвечает он, не задумываясь, и, махнув на прощание рукой, торопится к семье.***
Школа… Сколько здесь всего было! Все, как писали до него поэты, что тут объяснять? Веселье, шпаргалки, футбол, приколы… Школьные кружки, педагоги, строго следящие за поведением в узких, но светлых коридорах. Уроки, шутки, забавные ситуации. Несколько рожденных таких образом афоризмов до сих пор затаились в голове юноши, обещая всплыть на поверхность при появлении виновников их праздника. Первый этаж, раздевалка. Надо же, его не было меньше года, а тут перепланировка. Успев удивиться, видит несколько незнакомых лиц пятиклассников, оглядывается и по привычке вешает куртку на крючок в комнатушке 11-х классов. Звонок — и все разбежались: кто в класс, кто за скучностью и ненадобностью урока в магазин, а кто просто чего-то ждет в коридоре. Что ж, подойдем к расписанию, узнаем график работы учителей…***
Чем ближе к середине дня, тем больше «двенадцатиклассников» наводняет здание. На третьем этаже гуляют ребята из Б, на втором встречаются с классным руководителем В-шки, а сколько же всего народу бродит по школе? Посетив большинство учителей, проведя светские беседы и отвечая на вопросы, задаваемые, кажется (о ужас), в пятидесятый раз, юноша скучающе обводил взглядом коридоры. И изменилось все, и узнаваемо многое. В библиотеке шумновато — младшеклассники изучают книжку-игру, восклицательно обсуждая. В коридорах — портфели, шевроны, рюкзаки, учебники… Спешно повторяющие параграф по обществознанию или истории. Вон кто-то учит даты, о, как он помнил то время, когда ему самому приходилось сдавать зачеты по царской династии! И вроде давно было, но помнится-то как! Девочки сбились в стайки, болтают, мальчишки резвятся на переменке: кто-то играет в теннисный мячик, кто принес попрыгунчик, теперь скачущий в неизвестном направлении, почти невидимый в этой толпе. Встречались и знакомые. Ребята, с которыми раньше был в кружке, приветливо, удивленно, радостно улыбаются, здороваются. Теплые объятия и громкие разговоры. Нет, ну как иначе в таком шуме услышишь собеседника? Что? Ах, да, да, читал-читал. Вы хорошо справляетесь, молодцы. А? Через неделю обратно. Да, грустно. А у вас тут все так поменялось… Что? Не очень? Хах, ну, а я заметил. Перепланировка кабинетов? Неужели так много в одной параллели? Да, забавно… — и прочая… Он общается, а внутреннее ликование, лившееся поначалу рекой, теперь утихает, медленно тает, как лед при комнатной температуре. Что это, зачем? Неужели его не радуют эти стены, эти люди, все это?! Вспоминаются лица тех пятиклассников и еще множества незнакомых ребят, что толклись у кабинетов его учителей. Теперь у его классной руководительницы новые детишки, у его педагогов — другие классы, которым они точно уделяют время и немалое. Как когда-то помогали ему, теперь возятся с ними. Легкая, неминуемая ревность появилась вместо теплого ощущения дома, дома, который он любил почти наравне с собственным. Выпустившиеся уже не имеют здесь ничего, кроме воспоминаний, хранящихся в их сердцах. А значит, они не могут влиять на школьную жизнь, они не связаны с ней. Они независимы от школы, и она не особо интересуется ими. Это тоскливо и как-то обидно. Ведь все, что им, ныне студентам, остается — держать связь. Ах, как он завидует этим детям, оглядывающимся на легкий шепоток знающих: «Студент». Но таких «знающих» немного — лишь те, кто знал его лично или видел с лентой выпускника. А получается, у учителей невероятно огромные сердца, ведь они помнят очень многих своих воспитанников. И не забывают о настоящих ребятах, что сидят за партами здесь, делают домашнее задание или не делают, бездельничают на уроках или стараются прилежно учиться. И все, как один, мечтающие поскорее окончить школу. Глупенькие… какие же вы глупенькие, ребята. Когда придет час расставания со школой, вы будете готовы отдать все, чтобы еще год или даже несколько провести здесь, в стенах своего второго дома. Что ж, до вечера, когда будет проведена встреча, еще много времени, можно и домой пока пойти. Скучно. Знакомые лица привыкли всплывать внезапно. Вот и друзья. Да ты еще больше покрылся веснушками, братец! Смеется, в ответ отшучивается: а ты, мол, побледнел в своей столице. Да, конечно, тебе легко говорить, сам-то в родной политех пошел! Помнишь, мы то окно как-то разбили? — Да (тогда же у нас деревянные окна стояли), как не помнить! Ты еще тогда чуть ли не на коленях стоял перед Михалной, все просил, что б отцу не говорили. — Фу ты, точно! А ты в обморок почти грохнулся. — Но удар был твой. — А мяч ты принес… Посмотрим, что нынче в столовке? — Давай… Глянь, сосиска-то раза в полтора дороже, чем раньше! — М-да… — Два чая? — Два чая. Встретились с той самой девушкой, приветливо машет рукой из-за голов обедающих бесплатников. Привет! — Здорово. — Вы чего так рано? — А ты? — Да так… — Чего-то вы грустные, ребятушки, — вздыхает она, отпивая горячий чай с плавающей долькой лимона. — А чего веселиться… — выдохнул светловолосый юноша. — Что вместе все. Что снова будем вместе, — улыбнулась она, пытаясь настроить друзей оптимистично. — Но ведь теперь это неважно. У всех своя жизнь. И все независимы. От других и от школы. Рыжий сочувствующе оглянулся на друга, а девушка только заметила: — Это неважно, — но не успела продолжить — увидела в окно трех ребят, лихо перемахивающих школьный забор. — Помните, вас ведь как-то поймали, когда бегали в магазин? — Поймали и отпустили, добрый стражник попался, — улыбнулся воспоминанию рыжий, так и видя старого учителя физкультуры, который застукал двух десятиклассников, едва перемахнувших за невысокий зеленый заборчик. Отпили немного чая. Гул столовой создавал привычную музыку. — Зачем бегали-то посреди дня? — недоумевала девушка. — Там конфеты какие-то были ограниченные… Да? — он пихнул в бок друга. Тот задумчиво кивнул. — Скажи, почему на том спектакле ты решительно просила дать роль поэтессы? — Ты же помнишь, я в то время стихи писала… А помнишь… Разве вы и так не знаете ответов на эти вопросы-воспоминания? Неужели вы не задали их еще тогда? Конечно, задали. Но задаваться ими до сих пор — значит прокручивать и прокручивать их в памяти, пока они не сотрутся, рассыпятся, отцветут или не закрепятся, навеки зацепятся в мозгу и не исчезнут.***
Из школы выходили вместе. Им всегда было в одну сторону. Все эти воспоминания наводили меланхолию, и теперь каждый зарывался в свои мысли, созерцая зимний город или же бросая косые взгляды на друзей. А вот и знакомая развилка. Здесь всегда сугробы. Почему теперь их убрали? Где же эти кучи снега, из которых так легко лепить крепость или снеговика, а в мороз, когда снег не лепится, просто поваляться в пушистых снежинках, составляющих сугробы? Ах, постойте, кажется, они тут, только мелкие какие-то, неприглядные. Оглядевшись, понимаешь, почему: справа стоит могучая стена, скрывающая запасы снежков, а слева подбоченился, оскалившись обломками веток, снеговичок. — Хэй! — удивленно воскликнул светловолосый, почувствовав, как в спину прилетел удар. Раздался переливчатый смех, звонкий. — Ну держись, — усмехнулся он, и тут новый снежок прилетел к нему уже с другой стороны. — Предатель, — беззлобно отвечает рыжику снежным снарядом. Визги, смех, топот. И кража снежков у строителей стены. Уж простите ребятки. Раскрасневшиеся, веселые лица, сбившееся дыхание. Мокрые куртки и словно намазанные свеклой, почти бесчувственные уже руки. Большие дети, всего большие дети. И остаются ими. Пока один из них не посмотрел на часы. — Ребят, закругляемся, меня уже наверняка ждут! — чуть испуганно восклицает девушка, поправляя шапочку, отряхиваясь от снега. — До вечера? — она склоняет голову набок. — Да, пока, — светловолосый кивает. — До скорого, — улыбается веснушчатый. Стоит ли после такого идти на встречу? Конечно, да. Увидеться с остальными было бы неплохо. Связь нужно держать, если она тебе важна.