Презрение

Проблемы Джесси Маккри всегда оставались исключительно его собственными проблемами. Он редко позволял себе разговоры с кем-то по душам: в этом не было ни малейшего смысла. Пария среди чистых и белых, запачканных грязью и кровью идеалистов; Маккри знал, что это ложь — они все, в конце-концов, военные, а значит не имели морального права смотреть на него свысока, точно на приблудного шелудивого щенка. Он убивал. Только делал это честно, не прикрываясь высокими идеалами. Убивал ради того, чтобы выжить; чтобы у него была возможность открыть глаза. Убивал за еду, за крышу над головой, убивал в разбоях и грабежах. Они не имели права так на него смотреть. Они не знают его мотивов. Он говорит это себе каждый раз, когда на очередной «летучке» ловит на себе пренебрежительный взгляд старших. Они не имеют права на это. Маккри знает, что ни один из них в него не верит. И, бессильно сжимая зубы до боли в челюсти, проглатывает очередную порцию презрения. Только заперевшись в комнате, подальше от чужих глаз и ушей, он сглатывает медь на кончике языка; прикусил в кровь губу изнутри, и даже не заметил. Падая на койку, он смотрит на потолок — прямо в глазок камеры; он знал, что за ним следили. Проблемы Джесси Маккри всегда останутся только его собственными проблемами. Такова жизнь. Яркие красные цифры электронных часов мерцают напротив него, издевательски попадая в перемигивания алого огонька камеры ритмом; три двадцать ночи. Джесси не спит. Он не привык к тишине. На него давят стены; он чувствует угрозу даже от себя самого. Камера кажется ему издевкой. Хреновой насмешкой над обстоятельствами. Он закрывает глаза, стараясь не видеть мерцания красных огоньков — часов и камеры, — и утыкается лицом в подушку. В пять двадцать, разбитый и раздавленный бессонницей, он отправляется на стрельбище, пока никого нет, демонстративно и зло показывая объективу средний палец. Дикому зверю никогда не смотрят в глаза, не провоцируют на агрессию; дикого зверя не дразнят и не заставляют его в приступе самозащиты бросаться на флажки, но некоторые члены его нового отряда, куда его пинком под зад отправил Рейес, кажется, прямо-таки нарывались на пули. Нельзя провоцировать дикого зверя на агрессию, но желающие всегда находились. Маккри всегда был рад показать им, что ему не требуется ничья поддержка. Кровь из разбитого носа льет по лицу и капает с подбородка на пол; Джесси быстро слизывает пару капель, не рискуя поднимать глаза на Габриэля. В комнате напряженное молчание, которое, кажется, можно резать ножом на мелкие кусочки. Это длится пару долгих минут прежде, чем Рейес — Маккри замечает это периферийным зрением, — устало потирает переносицу, и устало замечает: — Третья драка за неделю? Джесси не считает нужным отвечать. Тишина. — Парень, — Рейес, кажется, звучит действительно уставшим, — Я за твою задницу поручился. Не усложняй и без того нелегкое твое положение. Ответа не следует. Джесси вновь не считает нужным отвечать на чужие вопросы. — Парень, — Габриэль вздыхает тяжело, почти отчаянно, — Чем больше ты скалишься на людей, тем больше даешь им для этого поводов. — Моя работа была убивать людей, — резко огрызается Маккри, — Таскаться с бандитами в любое время дня и ночи, чтобы убить. Я не занимался ничем таким, чем не занимались бы вы. Рейес смеется. — Мы занимаемся этим легально, парень. Джесси прикусывает язык. Тут ему крыть было нечем. — Слушай. Они тебя презирают. Все по честному и без обидняков, на тебя никаких надежд, под свое покровительство тебя взял я. Только вот уважение не получается просто так. Они будут тебя презирать, пока ты не докажешь им, что с тобой можно считаться, как с равным. И дракой это не делается. Маккри медленно вздергивает бровь. Рейес хмыкает. — Человек определяется не тем, когда он умеет драться, парень. А тем, когда у него хватает ума не хвататься за оружие. Эта фраза определенно не вписывалась в мировоззрение Маккри, однако он почему-то ее запомнил. После этого разговора его вновь отправляют на полигон — правда, уже к Амари. Он не знал, почему женщина решилась его тренировать, но был ей благодарен. Она, по крайней мере, его не осуждает. Спустя полгода с Амари, он начинает понимать, о чем именно говорил Рейес — стрелять и махать кулаками иногда опаснее, чем держать оружие в кобуре. Спустя полгода Джесси Маккри отправляется на первую настоящую миссию. Спустя полгода он впервые оказывается по ту сторону от голодной, жаждущей крови своры бешеных псов — бандитская шайка в Дорадо ничем, казалось бы, не отличалась от его родной банды; но с отчетливой ясностью, пугающей, пропитанной желчью и отблеском мерцания камеры на потолке, он понимает, за что именно на него смотрели с презрением. Десятки полыхающих огнем веселья от анархии и гнева глаз. Десятки жаждущих крови. Десятки не считающихся с жертвами. «Стреляй без промаха», — помнит он слова Амари, — «Смерть должна быть чистой и быстрой. Без лишних жертв» Джесси сжимает зубы до боли в челюсти, привычной и странной. Маккри смотрит в глаза безумной толпы ублюдков без интереса. Он отрешенно вспоминает километры под палящим солнцем с перебитыми ребрами и собственное желание сдохнуть, когда голова раскалывается на куски, и никому нет до этого дела. И Маккри стреляет. Проблемы Джесси Маккри всегда оставались исключительно его собственными проблемами. Спустя полгода, проблемы Джесси Маккри постепенно начинают становиться еще и проблемами Аны и Рейеса. И ему этого достаточно. На время. На него никто больше не смеет смотреть с презрением.