Нельзя опереться

Его плечи широкие, и взгляд — открытый, надменный. Когда солнце взвеялось в вышину, обратив ласку утра в голубизну неба, описав фигуру Саске чёрной тенью, Сакура внятно разгадала печальную истину. На предателя запрещено полагаться. Схваченная веригами нынешней яви, лишённая вероятности шевельнуться в ложную линию — к нему, без права на выбор, с нелегким долгом в дырявых кусочках сердца, Сакура настойчиво цеплялась за одно из ярких светил этого мира. Она шла за Наруто след в след, шаг за шагом, бросаясь вперёд. Куда-то… к нему, к Саске. Ей не хотелось плакать — слёзы раздирали глаза, пробивались сквозь ресницы, струились по белеющим в эти моменты щекам. Ей не хотелось смеяться — казалось, что сгустки прошлого не станут давать свободу, да и… зачем? Хотелось лишь толику упрямства и уверенности Узумаки, чтобы проглотить их в себя, распрямляя сгорбленные плечи, а не опуститься под бременем излишне различной возбудимости. Коноха пала в воздушном пламени Пейна. Его могущество распахнулось, немыслимым холстом оборачивая цветущую деревню в осколки и развалины, связанные пылью и пятнами пунцовой крови на земле, на досках и на плоти. Шиноби гибли — тогда мерещилось, что бесчестно, — кидая врагу возможность потешаться над пропавшими из тел душами. В слепящей белизне пропал сад с только раскрывшейся сакурой, рассыпались долголетние здания, растворилась воля к победе. И вера тухла в глазах. В прах обратились ниндзя. Но в битвах нет ножей в спине. Никто не справлял траур; Наруто стал героем, избавителем, тем, кто постигнул слишком многое для себя. Друг менялся, но оставался товарищем, который воистину не научился сдаваться. Исполинское войско когда-то ненавидящих его взглядов смотрело теперь с почтением и упоением, а Сакура могла исключительно обнять блондина и после не удержать солёную влагу.  — Он. Скоро. Придёт. И вы. Его. Увидите. Харуно нервозно сжимала кулаки и в упор глядела на Узумаки, который лгал, не моргнув глазом. Который верил в собственную ложь. Её вера гибнет, осушается и обгорает техниками едящего огня. Шесть букв, что в детстве заливисто сигали по стрункам души, снося смущение и пихая в глупости, теперь только царапались, с каждым словом, взором и вздохом окропляясь темнеющей кровью. Сакура не прощает себя: за слабость перед Саске, за то, что не удержала, не вцепилась, за то, что стремилась убить, за то, что любит, за то, что не нужна. Его силуэт загораживает солнце — и настоящее, и даже Наруто, — понуждает делать новый промах, испытать новое унижение. Вновь ощутить эти шесть букв где-то в почти сгнивших вере, сердце, душе. На предателей нельзя опереться. Его плечи широкие, и взгляд — открытый, надменный. Сакура видит в глазах Саске лишь ненависть, а у тех, кто ненавидит, больше нет чувств и долгов. Предатели ведь такие: их резоны делают тело сильнее, и они думают лишь об измене. Их плечи сильные, но фарфоровые — вот-вот коснешься, и… разлетятся на осколки, покинут, оставив лежать на жёсткой скамейке. Девушка идёт за Наруто, видя в нём путеводную звезду, но больше не тщится впитать в себя его уверенность. В следующий раз Харуно будет непомерно сложно застыть напротив Учиха, опять сдавливая отравленный смертельным ядом кунай; думая об этом, кажется, что всё, что было тогда — было сном. Рок любит сводить людей вместе, твердя, что мир тесен. Сакура любит Саске непереносимо, до съеживающегося в груди сердца, но вот только печальную истину она разгадала уже очень давно. На твёрдо-хрупкие плечи предателя нельзя опереться.