Будь моей орхидеей

— Приходите еще, – говорит Тсукишима, стоящий за прилавком, уходящему мужчине, который только что купил у него молодую орхидею, которая очень пышно цвела желто-фиолетовыми цветами и имела крепкие корни, которые были видны и над куском черной земли, и через прозрачный горшок с несколькими дырочками в нем, которые бы обеспечивали вентиляцию корней и хороший сток воды. Эти растения были очень неприхотливыми, капризными. И это необходимо помнить их владельцам. Отвлекшись на какое-то время, Кей отвернулся от входной двери, чтобы переставить цветы, стоявшие за ним, чтобы на стеллаже не было пустого места, которое бы так сильно резало глаза приходящим покупателям. Наверное, никто бы и не поверил, что этим магазином владеет тот самый Тсукишима Кей, который еще несколько лет назад язвил над некоторыми товарищами по команде, например, над слишком шумным коротышкой или Королем. Вот только сейчас это все немного поменялось. — Эхей! – со стороны двери послышался слишком уж знакомый голос, да такой громкий, что вывел расслабленного Кея из идиллии, в которой он находился. — Я же обещал прийти сегодня! Не ждал меня, дааа? – с широкой улыбкой, наверное, от уха до уха улыбнулся источник громкого голоса, впоследствии оказавшимся тем самым шумным коротышкой, Шое Хинатой, рыжие волосы которого за этот небольшой отрезок времени отросли так сильно, что их можно было собирать в два хвостика по бокам, прям как у его же младшей сестры Нацу. Стоило бы отметить, что за это время Хината немного вырос, точнее, вырос достаточно. Его рост составлял почти 170 сантиметров, а пушистая шевелюра зрительно добавляла Шое роста. Да и сам Тсукишима в плане роста совсем не отставал, вытянулся до 195 сантиметров и остановился. И действительно, ему этого больше, чем хватает. Об этом напоминает раз за разом обновляющаяся шишка на лбу от ударов о дверные проемы. — Конечно, если ты сказал, что придешь, то уж тебя я точно не мог ожидать, – усмехнулся Кей, поправляя очки, которые уже вот-вот были готовы упасть на кафель и уйти на покой. Даже не глядя на собеседника, Тсукишима понял, что он потихоньку раздражается. Все, как в старые добрые времена. Они будто застряли в подростковых версиях себя же, все еще кидая в сторону друг друга недвусмысленные взгляды, но только теперь понимая, что же эти самые взгляды на самом деле означают. И всем все было ясно, как и им самим, так и окружающим их людям. Иногда это смущало. Тсукишима научился это сдерживать, Хината – нет. — Ну вот опять ты за свое! Не мог что ли сдержать свой позыв и нем-, – Шое не успел еще договорить, а его губы уже были накрыты грубым поцелуем, а чужая рука грубо сжимала щеки, буквально сгребая лицо в охапку. Это было даже немного больно, но все внимание Хинаты было больше приковано к поцелую, чем к боли в области челюсти и немного скул. В поцелуях всегда главенствовал Тсукишима, так уж у них было заведено. Если Шое нарушал это правило (а он это делать очень любил), то получал на первый раз укус в губу, довольно болезненный и неприятный. Во многих местах от таких укусов оставались запекшиеся ранки, которые потом было очень больно сдирать зубами, а иначе никак. Кей целовался тянуче. Тянуче и долго. До того момента, как у него не заканчивался воздух. Если бы Хината не сдерживал все в себе, то уже давно бы выкрикнул партнеру о том, что носом, вообще-то, никто не запрещал дышать, это совсем не против правил. Против правил кусаться и вызывающе облизываться. Молча отстранившись от нехватки кислорода и, возможно, легкого головокружения, Кей направился обратно к прилавку с кассой, нагибаясь к полочкам, которые видеть мог только он сам. Там была аккуратно сложена верхняя одежда, рядом с полками стоял черный рюкзак с синими вставками. Покопавшись на этих полках, Тсукишима вытащил оттуда заламинированый в пластиковую подставку лист бумаги с объявлением на перерыв в 15 минут. Все равно никто никогда не узнает, когда эту табличку поставили, поэтому времени у них будет предостаточно. — Идем, – небрежно кинул фразу Кей в сторону Хинаты, забирая с тех же полок голубую баночку с интимным смазывающим гелем и распакованную ранее большую упаковку презервативов, об эффекте и ощущениях он выслушал чуть-ли не целую лекцию от рыжего дурачка. Шое уже был без куртки. Мешковатый предмет одежды покоился на вешалке, стоявшей возле входа в служебное помещение, куда все дело и шло. Может и медленно, но все равно шло. В такие, почти последние, моменты Хината чувствовал нарастающий страх. Так было с самого начала. Когда это произошло в первый раз, во второй… Этот раз был третьим. Волнение неспешно зарождалось в икрах, поднималось в бедра, потом переходило в нижнюю часть живота, сильно отдавая в брюшной части то ли свербением, то ли сжатием. Волнение тянущей болью дошло и до груди, где, кажется, остановилось. Пройдя неспешно в служебное помещение, Тсукишима осмотрел комнату будто на предмет подозрительных и ненужных наблюдателей. Убедившись, что здесь таковых нет, Кей посмотрел на уже затихшего коротышку, который серьезно нахмурился и отвел взгляд в сторону. Помещение сильно освещено не было, поэтому Кею не удалось разглядеть румянец на щеках своего партнера, но о его теоретическом существовании он догадывался. Тсукишима вздохнул то ли раздраженно, то ли в этот вздох он вложил небольшую усталость, но это не означало, что он будет готов прекратить все просто так. Будь они сейчас дома, он бы без лишних колебаний затащил Хинату в постель, но здесь следовало бы быть осторожным, ведь в служебном помещении находилась куча важных вещей, которые испортить, сломать или разбить не хотелось. Сняв очки и убрав их на ящик с недавно поставленными горшками, который еще не было времени открыть, Кей сначала положил большую ладонь на рыжие волосы, теребя их и рассматривая два больших и пушистых хвостика, которые были похожи на помпоны на зимней шапке. Тсукишима закончил их рассматривать, когда понял, что глаза начинали болеть от слишком плохого цвета и долгой сосредоточенности на одном предмете, поэтому резко прижал Шое к стене, прижимая худые руки за запястья к стене, чтобы у коротышки уж точно не было шанса выбраться или отойти в сторону. После этого же, Кей накрыл его губы своими и целовал уже более грубо, а не так, как, например, в главной комнате небольшого магазина. Он уже не «спрашивал разрешения войти» в чужой рот, а делал это без всяких вопросов, с силой проталкивая свой теплый язык в чужую ротовую полость и начиная дотрагиваться им буквально до всего, до чего только мог. Сначала он прошелся по верхнему ряду зубов, потом перешел на десну. Когда же на этих областях не осталось «живого» места, было предпринято просто поласкать чужой язык, немного поддразнивая его владельца. Кладовая уже начинала наполняться стонами, но приглушенными, потому что все они по большей части уходили в рот другого человека. Хинате нравилось то, что он мог особо себя не сдерживать сейчас, мог стонать так громко, как ему бы хотелось это делать. С Тсукишимой он мог позволить себе быть таким, каким он хотел в данный момент. Кею это нравилось. Они оба понемногу возбуждались от стонов и коротких взглядов в сторону друг друга, и когда главенствующий отстранился опять же от недостатка воздуха, у Шое было немного времени, чтобы снять с себя свитшот. Скрестив руки накрест на ткани и потянув ее кверху, Хината оголил подтянутый живот и показал не слишком рельефный, но все-таки пресс, который появился в результате долгих и тяжелых силовых тренировок в прошлом. Ему становилось слишком жарко даже без одежды, щеки очень сильно краснели, изо рта вырывался разгоряченный воздух, почти пар. Свитшот был положен туда же, куда и очки – на ящик, откуда в скором времени свалился, но никто уже не придал этому значения. Ни Шое, ни Кей не обратили внимания на такую не слишком значительную деталь. На тот же ящик приземлился темно-бежевого цвета фартук Тсукишимы, который являлся частью его образа примерного продавца, и рубашка цвета сливок, которая хорошо подходила к вышеупомянутому фартуку. Для удобства оба партнера сняли свою обувь, которую слишком далеко откладывать не стали. Она стояла около того же ящика. Вот только Тсукишиме понадобилось на это немного больше времени, потому что кеды сами по себе не расшнуруются. А Хината свои сапоги снял на раз-два, потому что шнуровка на них была исключительно как предмет декора. Кей поднял голову и внимательно осмотрел служебное помещение, находя угол, в котором они могли бы пристроиться вместе с Хинатой. Точнее, тот угол, в котором Тсукишима бы пристроил Хинату под себя и сделал то, чего он так жадно хотел последние минуты. А может и дни… Сейчас это не было особо важным. Кей взял партнера за руку, а если быть точнее, за запястье и подвел к выбранной стене. Для начала, он развернул Шое лицом к себе и ухмыльнулся. Ухмыльнулся язвительно, как и несколько лет назад. Как в старшей школе. — Когда стоишь так скрючено, – он почесал свой лоб все пятерней. — Еще меньше кажешься. Мне тебя даже жалко. Ну ничего. Тсукишима вытащил из пряжки ремня ограничитель, впоследствии чего сам ремень свис из петель с двух сторон, а руки могли действовать дальше. Найдя на ощупь пуговицу, он вытащил и ее из специальной петли, после расстегивая ширинку и помогая своим джинсам соскользнуть вниз по тонким ногам с очень светлыми волосками, которые при плохом освещении заметить будет довольно трудно. Если описывать ощущения двух партнеров сразу же, то на это понадобится всего пара слов: страсть и боязнь. Отличались они только тем, что каждый испытывал разное чувство в разной мере. — Да что ты говоришь! – наконец подал голос Шое и нахмурился. Конечно же, не по-настоящему. — Давай уже скорее. Мне не терпится! Хината уже изнывал от того, что у него свербело внизу живота, еще и тянуло. Он почти что синхронно повторял за Тсукишимой свои движения рук, поэтому на данный момент его джинсы также были спущены, ноги были оголены почти полностью. Через обтягивающую ткань синих боксеров были заметны очертания не очень длинного и толстого полового органа, на ткани было не слишком большое пятно от предъэякулята. На лице и ушах, которые были закрыты волосами, Шое появился розоватого цвета румянец, который сжигал его лицо изнутри и даже делал больно. Не самые приятные ощущения. Хината даже не успел отдышаться, а уже был втянут в очередной французский поцелуй, с самых первых секунд начиная активно в нем участвовать. То руку на щеку Кея положит, то нежно огладит, то еще чего-нибудь учудит. И после такого, поцелуй, который в основном состоит из укусов уже не кажется таким опасным, а совсем даже наоборот, нежным и домашним. Отстранившись, Кей подождал, пока Шое развернется к нему спиной, а потом уже и можно будет продолжить. Тсукишима для начала полностью оголил округлые ягодицы, стаскивая с них боксеры, также оголяя и пах. Было слышно, как Хината тяжело дышал, и это доставляло невероятной величины удовольствие главенствующему. Свои боксеры Кей пока что предпочел оставить на бедрах, все еще дожидаясь того самого нужного момента, когда можно будет переходить от прелюдий, которые, казалось, тянулись вечно, к основным действиям. Несколько раз огладив ягодицы и хлопнув по ним, он наконец добился этого. Шое застонал. Пока не так сильно, как хотелось бы, но это уже было успехом. Выдавив немного смазывающего геля на свои пальцы, Тсукишима сначала только указательным входить в небольшое отверстие. Кей чувствовал, как Хината напряжен, как напрягается его тело… Волшебное ощущение. — Не расслабишься – я сделаю тебе плохо. Ты сам знаешь, о чем я говорю, верно? – он наклонился к уху своего партнера и неоднозначно похихикал. У них уже давно установились своеобразные наказания. Вот только никто этих наказаний так и не увидел в действии. Как и сам Хината, в общем. Он только слышал. Он второй человек, который знает, что это. Первым был Тсукишима. Следом пошел средний палец. Стонов в маленьком помещении прибавилось, среди них появились выкрики имен. Ноги у Хинаты очень сильно дрожали и подкашивались, из-за чего ему приходилось подстриженными ногтями впиваться в практически голую стену, которая была покрыта только желтоватой краской. Шое кивнул на фразу Тсукишимы и выдохнул горячим воздухом, одной рукой начиная водить по своему члену, освобождая головку от крайней плоти. На небольшом половом органе уже было несколько капель семени, которые вышли преждевременно. Это немного смущало Хинату, но особого значения он этому совсем не придал. Неожиданно, он почувствовал прикосновение к своей шее сзади. Это больше было похоже на укус, чем на поцелуй. Но, наверное, так и должно быть. — Эй, не… не кусайся! – возразил Хината и нахмурился уже в который раз, не специально напрягая свое тело, которое уже было готово ныть от желания, что оно успешно и делало, доставая хозяину несколько неприятное ощущение. Тсукишима, ни на минуту не прекращая растягивать отверстие двумя пальцами, некоторое время рассматривал шею Шое до того, как поставить ему пару засосов. Вряд-ли кто-то заметит их. — А кто-то давал тебе слово, коротышка? – с усмешкой сказал Кей и наклонился к уху Хинаты, после наконец исполняя задуманное. Сначала он дотронулся до шеи только губами, задерживаясь надолго и давая время коротышке, чтобы помучился и простонал еще раз. За долгое время, Тсукишима запомнил, что в этом месте у мелкого находилась очень чувствительная точка, от даже легкого прикосновения к которой Креветка дергался всем телом и мгновенно отстранялся. Кей даже еле заметно улыбнулся, когда понял, что его партнер дернулся один раз, подался вперед, но ничего на это не возразил. Видимо, понравилось. Или испугался. Тсукишима впился зубами в участок кожи на шее с задней стороны и начал втягивать кожу, работая, как вакуум. Отстранившись, он был полностью доволен своей работой. На шее красовался небольшой фиолетовый засос, который по краям был красным. — Мне больно, ты слишком сильно укусил! – воскликнул Шое. — Будешь возмущаться – станет больнее. Я же говорил, - непринужденно отвечает ему Кей и хмыкает. Наверное, сейчас время уже пришло. Тсукишима вытаскивает два своих пальца и берет упаковку презервативов, доставая оттуда упаковку поменьше. Надорвав ее в нужном месте, он отрывает кусок синей упаковки и достает оттуда сам презерватив. Кей зажимает его кончик и натягивает на свой член до конца, выдыхая ртом с легкой нерешительностью. Еще пару раз проведя по члену рукой, он приставляет его к ягодицам Хинаты и, ища правильную позицию, наконец входит. Сначала только головкой, да и то не до конца. Надо дать время Шое для того, чтобы он привык. Во время самого начала появляется какой-то новый Тсукишима, который несколько раз интересуется все ли нормально и когда получает положительные ответы, то вводит орган дальше. И так примерно до середины длины, когда Хината уже начинает отрицательно покачивать головой, а на его глазах начинают появляться слезы. — Вот так достат… достаточно! Давай! – громко кричит Шое и сам чуть-ли не подставляется и насаживается до такого уровня, который был бы для него комфортен. Все-таки желание сейчас его пересилило. Хината даже не подозревал, как сейчас закатывались его глаза, как они сходились у переносицы носа, как открывался его рот и частично был высунут язык. Кей тоже об этом не знал, да и даже не догадывался. У самого же Тсукишимы всегда были закрыты глаза и нахмурены брови. Он больше был сосредоточен, но и удовольствие от процесса получал огромное. Были слышны шлепки тел друг о друга, несколько раз Кей ударял Шое по ягодицам в половину своей силы, что уже заставляло Хинату дрожать и прогибаться в спине. Это были волшебные моменты, которые только подначивали Тсукишиму ускорять свой темп и входить быстрее. Уже через пять минут напряжение между ними слишком возросло. Кей утыкался подбородком, а вскоре и всем лицом в рыжие волосы своего партнера и стонал в них, поэтому получалось только приглушенно стонать, как бы Тсукишиме этого не хотелось. Он знал, что Хината кончил примерно минуту назад и сейчас ему было несколько больно, но все равно дело надо было довести дело до его логического конца. Кей простонал последний раз, довольно громко, а потом отстранился и кончил в презерватив, медленно вытаскивая член из отверстия партнера и резко выдыхая. *** — Знаешь, это было больно в конце, ты мог и поосторожней быть! – Хината нахмурился и сделал из себя обиженного. Он никогда не признавал прямо, что ему понравилось, а наоборот, очень любил повозмущаться напоследок. Даже сейчас, когда его тело болело, а сам он сидел в ногах Тсукишимы. — Я не виноват в том, что кто-то сдерживаться не умеет, мелкий, – сухо, будто ничего и не было, отвечает Кей и укладывает подбородок на рыжую шевелюру, прикрывая глаза. – И прекращай капризничать так много, раздражает, честно. Орхидеи очень неприхотливые цветы, капризные. И их хозяевам необходимо об этом помнить.