***
Гнев У Арсения старт сезона всегда выходит удачнее финала. После перерыва он радостно вспыхивает, загорается Импровизацией, он не боится пробовать что-то новое и с готовностью поднимается по своей воображаемой лестнице личностного роста. Под конец он чувствует приятную усталость от проделанной работы и желание переключиться, он возвращается к проверенному юмору и медленно дотлевает, чтобы уйти на заслуженный перерыв. В этот раз всё по-другому. У Арсения как будто появляется новый порог, на который он впервые не хочет взбираться. Новый непреодолимый запрет, табу его собственного авторства. Он спотыкается, когда шутки доходят до постели, замирает, стоит кому-то намекнуть на связь между парнями, и отступает, чураясь прикосновений. Боишься, что тебе понравится? — бесконечно слышит он и злится. Злится, что из-за долбанного Шастуна, он, Арсений, ограничивает себя. Его скованность сказывается на игре, на общей атмосфере, и так не должно быть. Тогда он насильно заставляет себя шутить на тему геев, и шутки такие топорные, неестественные и резкие, что Арсений сам обжигается о них. Больше всего на свете он хочет вернуть ту непринуждённость, с которой они взаимодействовали раньше. Вернуть былую органичность, забыть этот сраный разговор в этом сраном баре. У тебя что, недотрах? — как-то пишет ему Серёга. Это вряд ли, трахался Арсений позавчера. Пошёл ты, — набирает он в ответ. Сейчас приеду. Два часа спустя Арсений открывает дверь, и Сергей с бутылкой в руке уверенно проходит на кухню. — Рассказывай, — он достаёт бокалы и привычным жестом разливает виски. — Сам видишь: начало говно, о чём тут рассказывать? — Арсений с показательным равнодушием пожимает плечами. — Да херня, нормальное начало. Попов скептически хмыкает и качает головой. — С хера ли ты кривишься? Раскачаемся ещё, всё впереди. — Это вы раскачаетесь, а я докачиваться буду мёртвым балластом у вас на шеях. — Поэт, — тянет Серёжа, и Арсений улавливает типично позовскую интонацию, — у тебя творческий кризис — и об этом вся печаль? Попов залпом допивает виски и требует налить ещё. Внутренности щекочут алкоголь и раздражение на Серёгу за то, что тот нихера не понимает, что происходит с Арсением. Арсений сам нихера не понимает. — Пусть меня с Шастуном не ставят — и кризис пройдёт. Сергей складывает губы трубочкой, готовый присвистнуть, но вовремя прикусывает язык и ограничивается приподнятой бровью. — Не хочу с этим педиком работать, — тихо заканчивает Попов. Серый ничего не говорит, но Арсений всё равно слышит, что они ведь работают вместе уже не первый год, ничего не изменилось. Да, ничего, только стало ярче. Арсений теперь видит двойное дно во всём, что касается Антона. Смотрит на него и думает, что тот трахается с мужиками, представляет, как бородатый Макаров прижимает его к стенке, как заводит руки над головой и не даёт пошевелиться. А Антон позволяет. Арсения плеваться тянет от возникающих образов, он ненавидит Антона за то, что тот нагло подсунул ему эти картинки, без разрешения зациклил на вечный повтор. — Ты же знаешь, что он к тебе не полезет? — осторожно спрашивает Серёга. Не полезет, конечно. Кто угодно, кроме Арса, — так он, кажется, сказал. Слова неприятно колют под рёбрами, там, где, наверное, находится самолюбие. В этом признаваться особенно страшно, но кроме вставок с Макаровым в голове Арсения живёт и другое кино. В нём Антон ухмыляется, держит взгляд, хмыкает и всячески подзуживает Попова. Кидает наживку и ждёт реакции. И Арсений когда-нибудь клюнет, поддастся на провокацию, которая окажется фантомным плодом воображения. Попов не удивится, если Антон только этого и добивается, если соврал в этой дебильной игре, только чтобы понасмехаться над Арсением. — Ты зачем вообще затеял хреново «Или-Или»? Нам что, по шестнадцать? — Да весёлая же игра. — Охренеть какая весёлая, веселюсь уже две недели, заметно? Так смешно, когда все подкалывают, что ты гомик. — Арс, это ведь шутка. — Смешно, я же говорю! — Если я скажу, что ты сейчас истеришь, как баба, ты мне врежешь? — Серому надоедают дёрганья друга, и он тоже повышает голос. Арс резко вскидывается из-за стола, и не успевший за ним стул, грохоча, падает на плитку. Серый поднимает руки, отшатываясь от покрасневшего Попова. — Пошёл. Вон. — Психованный, приколов что ли не понимаешь? — Вон! Серёжа скрипит зубами, но молчит, не желая тратить нервы на неуравновешенного Попова. — Бутылку, так и быть, оставлю, нажрись, может, полегчает, — кричит он уже в прихожей и слышит в ответ звон разбивающегося стекла. — Истеричка, — Серый хлопает дверью.***
Торги — Поговори с ним. — И что я ему скажу? — отбивается Шастун. — Да пофиг, ты это заварил, давай расхлёбывай теперь. Они с Серёгой уже два дня не общаются. Серый морщится, не желая участвовать в местной детсадовской постановке. — Ещё за ручку нас помири. Не приплетай меня к этому, Поз. — Вы дебилы, да? Я что, один понимаю, что с творящейся сейчас хернёй страдать будет шоу? Ты, — он показывает на Серёжу пальцем, — довёл до слёз фанатку, это, по-твоему, в порядке вещей? Матвиенко открывает рот, но Дима не даёт ему шанса вставить оправдания. — Этот, — он машет на закрытую дверь, — одевается как гопник, а сегодня ушёл без грима, когда такое было? — все молчат, — ну, и наша звезда, конечно, — он разводит руками и смотрит на Антона, — молодец, никаких косяков, только шутить стал однообразно, но пока никто не заметил. Гримёрка погружается в тишину. Антон смотрит в пол, Серый про себя поражается умению Позова пристыдить взрослого мужчину. Он бы посмотрел этот спектакль до конца, но, похоже, Дима сдулся и теперь пытается и не может подобрать слов, чтобы разрядить обстановку. — Я заметил, — говорит наконец Серый, — шутки реально дерьмовые. Антон закатывает глаза. — А у тебя и так фанатов немного, чтобы распугивать их своим говнистым настроением. — Зачёт, — хмыкает Серёжа. Дима выдыхает с облегчением. — А теперь давайте решим, что делать с нашей принцессой. — Для начала, не советую его так называть, принцесса становится зелёным монстром и гробит дорогую выпивку. Антон фыркает, трёт руками лицо. Он и сам чертовски устал от напряжения, от дистанции, которую обозначил Попов и которую Антон покорно соблюдает. Он скучает по придурошным подколам Арса, по его смешкам и просто присутствию. Шастун упрямо надеется, что всё разрешится само собой, что вот завтра Арс придёт как ни в чём не бывало и скажет по секрету, что он случайно надел разные носки. Ничего не разрешается, а завтра всё не наступает. Дима прав, и пора уже что-то с этим делать. — Ладно, поговорю я с нашим Халком, — Антон подбирает с пола рюкзак и выходит из гримёрки. — Это была отсылка к Фионе. Дима кивает — он так и понял. — Общались с ним вчера, — Позов дожидается, когда стихнут шаги, и всё равно чуть понижает голос, — спросил меня, с кем было у Антона. — И с кем? — заинтересованно подхватывает Серый. — Туда же. Я откуда знаю? Любопытно, что Арса так клинит. Заметил, как он напрягся, когда ты Антону вопрос задал? — Ну давай, ещё и ты сделай меня виноватым. — Не заводись, я тебя ни в чём не обвиняю, просто делюсь мыслями, — Дима снимает с вешалки ветровку и забытую Антоном байку. — Подкину Шаста, что ли. Матч завтра смотрим? — Как договаривались. — Давай тогда, увидимся. Дима нагоняет Антона на парковке. — Нам же не по пути. — Да заваливайся уже. Антон садится в машину, радуясь, что не придётся ждать такси под неприятно моросящим дождём. Общественный транспорт он по понятным причинам избегает. — Заготовка есть? — Дима выкручивает руль, пытаясь по памяти восстановить маршрут к дому Арсения. — Обижаешь, у нас в шоу никаких заготовок, — Антон включает подогрев сиденья и с блаженством вжимается в уютное тепло. — Тох, только не провоцируй его, Арс и в правду дёрганый в последнее время, просто … не знаю, успокой его, что ли. — Да понял я, понял. Скажу, что соврал и с мужиками никогда не спал. Антон сам не знал, что скажет это, пока слова не покидают рот и не зависают в воздухе. Они с Димой так и не обсудили тот поход в бар. Оба сделали вид, что ничего не произошло, что Серёга не задавал провокационных вопросов, а Антон не делал обличающих заявлений. Жаль, с Арсом так не выходит. — Не прокатит, — не обращая внимания на ступор Антона, говорит Дима, — он уже напредставлял тебя с Макаром, вряд ли ты вырежешь эти картинки из его головы. — С Макаром? — сердце Антона ёкает, когда машина подпрыгивает на лежачем полицейском. — Почему ты думаешь, что… — Так думает Арсений. — А ты что, его личный дневник? Дима хмыкает, сворачивает на обочину и всё-таки включает навигацию на телефоне. — Какие-нибудь ещё откровения, о которых мне нужно знать? — раздражённо спрашивает Антон, пока Позов вбивает адрес. — Не бесись. Надо же ему с кем-то общаться. Антон вздыхает. Да, он сам виноват, что Арс теперь шарахается от него, как от заразного, знал же, какой тот гомофоб, подыгрывал, блин, ему, а потом всё испортил. Теперь у них нет даже дружбы, и Антон понятия не имеет, как это исправить. — И что мне делать? Сказать, что я приставать к нему не буду? Так вроде сказал ещё тогда. — Может, как раз наоборот? Антон открывает рот в возражении и тут же захлопывает, хмурится, не решаясь смотреть на Диму. — Скажи, что он входит в топ три людей, с которыми бы ты переспал. Ещё лучше — что занимает первое место. — И? — спрашивает Антон, когда не следует никакого продолжения. — Что дальше? — Не знаю, что там у вас дальше: встречайтесь, трахайтесь, женитесь, как хотите. — Ты думаешь, он… — Да по-любому. Антон старается даже дышать потише, позволяя Димкиным прогнозам отпечататься в подсознании, позволяя себе поверить, что из этого может получиться что-то хорошее. Серый как-то сказал, что Позов самый умный в коллективе, и Антон с ним согласен, так почему бы не довериться самому умному человеку? «Пункт назначения находится справа», — оповещает навигатор. Антон накидывает капюшон, кивает Диме и выходит из машины. Он быстро заскакивает под крышу подъезда, набирает номер квартиры, только сейчас задумываясь о том, что Арсения может попросту не быть дома. Однако вселенная сегодня на его стороне. Пусть и с паузой, но Попов открывает, и Антон быстро поднимается на четвёртый этаж, заходит в знакомую квартиру. Арсений стоит в коридоре в синей футболке и спортивных штанах. Хмурится. — Арс, — начинает Антон и замолкает. В голове слишком много мыслей, но произнести что-то вслух Шастун не решается. Недавние робкие надежды разбиваются об острый взгляд Попова. Дима уже не кажется таким умным, зато всплывает другая цитата Серёжи: Арс красивый. Вот это Антон не станет оспаривать. Красивый, чёрт возьми. Шастун смешной. Скорее смешон. Смешон в своих нелепых выходках и попытках добиться от Арсения реакции. — Я не гомик, — Арсу надоедает ждать, пока Антон разберётся, зачем же он пришёл. — И я не боюсь, что мне понравится. Несказанные слова так и не слетают с языка. Антон большими глазами смотрит, как Арсений делает быстрый шаг вперёд, задирает голову и замирает в паре сантиметров от губ Шастуна. Тот сам сокращает оставшееся расстояние. Он воображал их поцелуй страстным и каким-то болезненным или, быть может, робким и неуверенным, но точно не таким… механическим. Арсений закрывает глаза и целует Антона так, будто он манекен, не обращая внимания на ответ парня. Он целует его технически, просто повторяет одни и те же движения из раза в раз. Ну уж нет, — думает Антон. Когда Арс вновь проникает ему в рот, Шастун несильно смыкает зубы, а потом всасывает язык мужчины глубже. Попов издаёт удивлённый звук и пытается отстраниться, но Антон ему не позволяет. Рука ложится на затылок, притягивая ещё ближе, и теперь он управляет поцелуем. Арсений, потеряв привычный ритм, уже не может игнорировать Антона. Он подстраивается, позволяет исследовать свой рот, прикусывает, посасывает в ответ и стонет. Антона трясёт от этого звука. Он разрывает поцелуй, прижимается лбом ко лбу Арсения и тяжело дышит, вслушивается в такое же тяжёлое дыхание, продолжает поглаживать затылок мужчины и ждёт. — Ну что, теперь веришь? — шепчет Попов. Антон кивает, не разбирая слов. Что угодно. Он втягивает мужчину в новый поцелуй.***
Депрессия Арсений лежит с открытыми глазами, вслушиваясь в размеренное дыхание Антона. По-хорошему, Шастуна надо разбудить и выставить вон, сменить, а лучше сжечь постель и с ней всю квартиру. Можно тогда не будить Антона, а спалить и его, как ещё одно доказательство произошедшего. И, наверное, сгореть вместе с ним. Арсений задумывается, правда ли человек может заснуть с сигаретой в руках и подпалить дом. Неужели ткань так легко горит? Он представляет, как тлеющая бумага медленно заражает огнём одеяло, как оно тихо плавится и неприятно пахнет горелым синтетик, как через открытое окно налетает порыв ветра и разжигает настоящее пламя. Интересно, а кожа раньше сгорит до углей или как пластик стечёт в огонь? Арсению нечасто заходят в голову подобные бредовые мысли, даже в пресловутые часы бессонницы. Он встаёт, натягивает бельё и штаны, поднимает байку Антона и идёт на кухню, попутно выуживая из мягкого кармана чужие сигареты и не находя зажигалки. Странно, что Антон не курит после секса, а отрубается без задних ног. Странно, что Попов будет теперь жить с этой информацией. Арсений вообще-то не курит с десятого класса. Он спичкой поджигает сигарету и сразу же кашляет от первого вдоха. Попов закрывает дверь, распахивает настежь окно и ловит капли так и не стихшего дождя. Лучше бы он оттарабанил ливнем и успокоился, а не сцеживал воду крошечными мазками всю ночь. Арсений снова затягивается, на этот раз сдерживая позыв очистить лёгкие от смолы и никотина. Медленно выдыхает. Он не знает, когда всё пошло наперекосяк. Когда он поцеловал Антона? Или когда тот вошёл в квартиру? Когда Серый затеял игру? Когда они запустили проект? Когда Арсений решил стать актёром? А может ещё до его рождения? Пофиг. Арсений зябко передёргивает плечами и отходит от окна, садится за стол, подыскивая хоть что-то на роль пепельницы. Тарелка с недоеденными пельменями кажется неплохой кандидатурой. Он не фанат дурацкого полуфабриката и непонятно, зачем они вообще у него в доме. Антон как-то сказал, что это скорая помощь голодному желудку. Арсений в таких случаях обычно заказывает пиццу, но отчего-то сегодня решил в пользу пельменей. Как и ожидалось, вкус они не поменяли. Сейчас Арсению кажется отвратительным сам вид холодного теста и подсохшей сметаны. Арсений закуривает вторую сигарету. Во рту сухо, язык неприятно шершавит по нёбу, но вставать за водой нет сил. Он вспоминает ссору с Серёгой и думает, что сейчас он точно как баба, сидит, блин, под окном и корит себя за то, что так среагировал. У него вообще проблемы с реакцией: на стёб Серёги, на провокации Шастуна. Ему вроде за тридцать, а адекватность до сих пор не перевешивает секундные порывы. Интересно, что бы сделал Серый, если бы узнал, что они с Антоном… Арсению представляется, как он объясняет, что всё это было доказательством, что он не. А Серый отвечает, что походу он очень даже да. Арсений уже не думает, что виноват во всём Шастун, или Макаров, или Серёга, или эта игра. Он тушит недокуренную сигарету, закрывает окно и идёт в комнату. Ему надо выспаться. Одному. Антон подскакивает и непонимающе щурится, когда резко зажигается свет. В плечо ударяется брошенная пачка сигарет, которую спросонья парень даже не пытается словить. — Тебе пора. Шастун пару раз моргает на открывающего окно Арсения, пока в сознании вспышкой проносится последний час. Не сон. Он действительно пришёл к Арсу в попытках вернуть хотя бы дружбу, тот по следам выдуманного квеста поцеловал его, доказывая, что он не гомик. Следующее доказательство было более основательным. А потом Антон заснул, потому что всегда засыпает после. Чёртов организм. Антон пялится на Арсения, и тот не выдерживает затянувшейся паузы, обходит Шастуна, дёргает на себя одеяло и начинает стягивать пододеяльник. Сердце Антона делает кульбит, приземляясь в желудок. — Арс, — сипло начинает он, прочищает горло и больше не находит слов. Арсений тянет за простынь, вынуждая парня встать с кровати. Антон собирается предпринять ещё одну попытку начать разговор, но Арс выходит из комнаты с бельём в руках. Антон медленно наклоняется, надевает трусы, джинсы, просовывает руки в футболку и приглаживает пятернёй волосы. Из глубины квартиры слышится пиканье стиральной машины: Попов как будто не может выбрать нужный режим. Антон сжимает зубы, подбирает пачку сигарет, идёт в коридор и всовывает ноги в кеды, приминая задники. Арсений не хочет его видеть — пожалуйста, он не пробудет в этой квартире и лишней секунды. Шастун подхватывает за лямку рюкзак и хлопает дверью.***
Принятие — Да что ты такое несёшь? — Ты совсем оглох? — Нет, но ты походу совсем отупел. Как можно было ещё сильнее испортить ситуацию? — У Попова своего спроси как, он же тебе теперь всё рассказывает. Дима концентрируется на дороге и считает до десяти. Он больше не сядет в машину с Антоном, ну нахер ему с утра такие нервы, так и в аварию недолго попасть. — Мы переспали, — наконец говорит Шастун. Дима молчит, ожидая продолжения. — Ему, видимо, не понравилось. Разбудил, не дожидаясь утра, выставил меня вон и походу скурил сигарету, — Антон шумно выдыхает. — С тем, что он не курит, уровень стресса двенадцать из десяти. Они едут в тишине, Дима пытается нащупать правильные слова, но пока он до конца не поймёт ситуацию, любые попытки тщетны. — Если я не попрошу, чтобы мы работали раздельно, попросит он, — беспомощно говорит Шастун. — Тогда ему скажут не устраивать детский сад. Ни ты, ни он не сможете объяснить суть конфликта, а выполнять подобное из прихоти никто не станет, — Дима пытается рассуждать трезво и отстранённо. — Как вы вообще переспали, если Арс был против? — Тогда он не был против. Хотел доказать, что он не гей. — Переспав с парнем. — Переспали мы случайно. — В это трудно поверить. — Я взял его на слабо, — Антон не обращает внимания на пропитанные сарказмом ответы друга. — Ещё в баре сказал что-то типа того, что он боится даже поцеловаться, потому что ему может понравиться. Он меня поцеловал, ну и... Дима смутно припоминает брошенные Шастуном слова. — Давай-ка ещё раз. Он тебя поцеловал, вы переспали, потом он тебя выставил за дверь, а теперь ты не хочешь с ним работать. Мне кажется, в этой цепочке отсутствует довольно важный элемент, — у Димы в кармане вибрирует телефон. — Секунду, Тох, — он подносит аппарат к уху. — Да, Серый, — Антон затихает. — Со мной, подъезжаем уже. Арсений там? … Вкратце. Только не говори, что он просит не ставить его вместе с Антоном, — Шастун как ни пытается, не может разобрать, что говорит Матвиенко. — Угу, жди от них, как же, — Серёжа, очевидно, отвечает что-то забавное, и Дима тихо смеётся. — Давай, — Позов отсоединяется и теперь обращается к Антону: — Говорит, Арсений в норме, они снова общаются и про раздельную работу речи не идёт. — Зашибись, рад за них. Ради этого всё и делал, — бурчит Антон. Дима сворачивает на знакомую парковку. — Ты мысль не закончил. Что-то про важный элемент. — А, да. Поговорите. Может, всё совсем не так, как ты думаешь, и Арсу просто нужно время, чтобы переварить происходящее. Шастун морщится, зная, что Дима не видит всей картины целиком. Перед глазами Арсений сдёргивает постельное бельё, не дожидаясь ухода Антона. — Покурим? — спрашивает Шастун, выйдя из машины. Позов отрицательно качает головой и блокирует двери. — Ты тоже не задерживайся, если через десять минут на тебе не будет грима, Марина начнёт орать. Шастун направляется к курилке, на ходу щёлкая зажигалкой. Через пятнадцать минут ему только начнут спешно накладывать грим, и у Марины не будет времени на крики. Антон не собирается сидеть и ждать начала съёмок, разделяя пространство с человеком, который не захочет его видеть ещё слишком долго. Лучше опоздать и сходу выйти на сцену, не оставляя времени на тягучее молчание и неуклюжие попытки диалога. Нахер. Антон заворачивает за угол и замирает, натыкаясь на Арсения. Развернуться и уйти теперь вроде как очень глупо, поэтому он остаётся на месте, затягивается и взглядом сканирует мужчину. — Шаст, — Арсений встаёт со скамейки и делает пару шагов вперёд, видя, что Антон двигаться не собирается. — Ты теперь куришь? — спрашивает Шастун. — Нет, тебя жду. Или так. Даже лучше: встретиться в курилке и выяснить все правила сразу. — Я слушаю. Арсений не выглядит слишком уверенным, и это удивляет Антона. Он рассчитывал на что-то в духе Больше не подходи ко мне, Держись от меня подальше или подобное дерьмо. Он готов по-царски кивнуть, дождаться, когда Арс свалит, и скурить остатки пачки. — Ты забыл у меня байку. Ну, это не совсем по сценарию. — Возьмёшь её в заложники в обмен на молчание? Антон отвечает бездумно и почти ненавидит, как легко у него получается заигрывать. Почти, потому что Арсений расслабляется и едва заметно улыбается. — Заберёшь вечером? — осторожно спрашивает он. Шастун впервые за пять лет давится дымом, откашливается и недоверчиво всматривается в решительное лицо. — А ты пустишь меня в дом? — Если хочешь, оставлю под дверью. Антон мотает головой, проглатывая очевидное Мог бы привезти сюда. — Знаешь, походу ты был прав, — осмелевший Арсений подходит ещё ближе, — кажется, я гомик, — заканчивает он доверительным шёпотом. Антон бы посмеялся дурацкой карикатурности ситуации, если бы сердце не вернулось на место и не забилось в два раза чаще. Я так давно по тебе сохну. — Я, кажется, тоже.