***
Сноудин.
***
Расхаживая по недоброму городку, Фриск успевала рассматривать злые гримасы жителей, которые зловеще смотрели на девушку. Но и шума было немало: в самых тёмных уголках города было насилие, да мясо. Разборки, драки, бунты. Лучше убежать. Дома и общественные места были полуразрушенными, в каких-то местах крыши прогоревшие, где-то стены были руинами, да и практически везде были разбитые окна, или они были забиты досками. Да чего удивляться: в данной вселенной царит анархия. И лишь в конце этого веселья был более-менее нормальный дом: двухэтажный, вроде даже и не старый. Но вот рядом стояло два почтовых ящика. Одна пустая, вторая - была напихана письмами. Казалось: надо туда засунуть ещё одно, и ящик бы взорвался. Чуть дальше виднелось крыльцо, и знакомая фигура, которая опираясь на изгородь крыльца, задумчиво смотрела на небо. И эта фигура через пару секунд, услышав глухие шажки по пеплу, обратила внимание на девушку. — Ньех-хе-хе! Кого я вижу! — Папирус развёл руками, а его вполне задорный голос говорил о том, что у него улучшенное настроение, — Всё же тебе повезло, что мой тупой брат меня вновь огородил от тебя! Кстати, — Папирус сменил лад на более задумчивый, — Ты моего брата не видела? Этот ленивый мешок костей снова не пришёл на свой пост… — голос менялся на рык. Теперь пропало хорошее настроение. — Нет. — сказала Фриск, пытаясь наполняться решимостью. — Он как бы с тобой был, когда я в очередной раз был в агрессивном состоянии. — проворчал Папирус, скрестив руки. — Он ушёл сразу же. — Врёшь! — Папирус топнул ногой, а его кисти рук преобразовались в кулаки. — Я серьёзно! — Фриск взмыла руки вверх, топнув ногой в ответ. — Хей, Папирус, где манеры? — неожиданно справа от девушки появился комик. Тоже скрещены руки, та самая злоебучая улыбка, до боли бесящая Папируса. — Санс… — процедил сквозь зубы Папирус, тот начинал вновь обретать гневное настроение. — Прости уж ты брата, он эгоцентричный. — подкалывал всё раз за разом Санс, а Папайрус, словно чайник, уже весь краснел, и готов был на ровном месте убить Санса. — ХВАТИТ. — уже шипел Папирус. Руки начинали трястись, в то же время они опускались из скрещенного положения в обычное, но кисти рук скелета всё ещё были в форме кулаков. Фриск опять ничего не оставалось, как наблюдать за эдакой картиной. Папирус бесился с каждой секундой, даже Санс заметил грань. Но ему уже было всё равно, ведь не впервые ему приходится терпеть насилие от брата. Чувство самоуверенности и в какой-то степени чувство апатии Санса оберегали от страха смерти, хотя, Папирус навряд ли дошёл бы до таких мыслей. А вот с Фриск возможно. Фриск опять ничего не оставалось, как наблюдать за эдакой картиной. Братья ссорились, из уст высокого скелета доносился всё более громкий голос, нецензурщина так и лилась на ширококостного, а тот лишь продолжал устраивать, будто до боли, жутко раздражающие подъёбы. Но и подъёбы Санса длились недолго. Папирус стремительно выйдя из себя, резко берёт скелета за шиворот куртки. Санс понял, что сейчас будет, и ему всё равно. Не впервые это он терпит. И даже если это обозначает смерть - то для него это тоже ничего бы не значило. Ведь Санс знал одно - Папирус ещё об этом пожалеет, если такое произойдёт, но будет уже поздно. Комик был уверен в этом. Папирус рычит, словно его же злая собака, после чего наносит сильный удар правым кулаком, давая подзатыльник Сансу, отпуская шиворот. Тот падает и теряет сознание. Удар и вправду был силён. Папирус усмехается, а Фриск чуть ли не падает в обморок от душераздирающей и жестокой для неё картины. Позабыв о своей человеческой жертве, Папирус берёт на руки Санса, и скрывается у себя дома, предварительно закрыв дверь на ключ. Затем закрываются и шторы внутри дома, а дальше ничего не известно. Ни духу, ни звуку. Кто знает, что там будет дальше… Фриск чуть ли не в слезах была от ужаса, её руки, ноги, да и вообще всё тело тряслось от ужаса. Даже её душа ныла, словно говоря ей, что нужно было этот беспредел остановить. Но решительность - как удача, её нужно уметь ловить, а не верить в неё. В любом случае, та выиграла время, чтобы сбежать, в более дальние земли, поэтому пройдя мимо дома скелебратьев, Фриск спешкой уходила в Ватерфолл, моля бога о том, чтобы Санс там выжил, и чтобы она больше с Папирусом не виделась.***
Ватерфолл.
***
Пройдя немного вперёд от Сноудина, девушка уже оказалась в месте, где древние надписи и рисунки на странном и неизвестном языке украшают стены во всём Ватерфолле. Основные цвета этой территории - красный и бордовый. Удивительные грибы, эхо-цветы и кристаллы на стенах, под водой и на потолках в некоторых местах, светят кровавыми оттенками цветов. В некоторых местах с потолка капает, и может казаться, что это ливни. А на поверхности был уже не пепел, а гравий с элементами тёмного гранита и в некоторых местах обсидиана. Но где-то пепел всё же был. Вместо снега была трава - сухая, да мёртвая. Оттенок был зелёно-красный, гнилого такого оттенка, что и давало понять, что трава тут неживая. Идя вперёд по самому красивому месту на данный момент в подземелье Андерфелла, Фриск нередко останавливалась и рассматривала кристаллы. Они нежно переливались в красных оттенках. И не смотря на то, что Фриск практически полностью одета в основном в голубую одежду, издалека казалось, что она одета в красную одежду, словно Фелл Фриск. Продолжая ходить где-то около часа, Фриск начинает слышать звуки водопада, да и впереди был какой-то яркий свет, который так и манил Фриск. Та даже ради интереса ускорила шаги, преобразовывая его в бег, дабы посмотреть, что же там. Прибежав, Фриск повернула голову направо, и увидела завораживающую картину. Был светло-красный водопад, который падал в один светящийся таким же цветом ручей, который быстро бежал в даль. вокруг было много той самой сухой травы, хоть тут и была поблизости вода. Стояло пару эхо-цветков, грибов, и немалое количество кристаллов. В самом огромном количестве кристаллы были в воде, и они были почему-то более белые. Фриск наполнялась решимостью. Атмосфера хотя бы сейчас улучшилась. Подойдя к ручейку, Фриск села на камень, который стоял прям перед водоёмом, и начала смотреть в воду. Она видела своё отражение, и только в воде она хорошо видела, что одежда у неё голубого цвета, и две полоски — розового. Блаженство длилось недолго. Фриск просидела минут двадцать, отдыхая от сегодняшнего напряжения. Как уже можно было догадаться: пришёл Папирус. — Человек. — пронзался грубый голос. — А-а? — Фриск повернулась, и увидела своего «фаната». — Куда же ты собралась? — усмехнулся Папирус, сделав фальшивую улыбку, — Разве можно так просто уходить от Великого и Ужасного Папируса? — П-пожалуйста, не трогай меня… — прошептала Фриск, вновь забоявшись. — Ну уж нет! — сказал Папирус, а через мгновение его глаз вспыхнул, и тот одним взмахом правой руки ударил Фриск в стену возле тропинки с помощью телекинеза, — Я — Великий и Ужасный Папирус, я должен поймать тебя! Фриск почувствовала острую боль в области спины и затылка. Было даже ощущение, что её позвоночник хрустнул. Девушка нехотя прокашляла, и из-за кашля изо рта вылетели капли крови, затем она почувствовала этот самый привкус крови. Засунув два пальца в рот, и прикоснувшись к языку, та почувствовала действительно какую-то жидкую массу. Не столь густую, как слюна. Вынув изо рта пальцы, та увидела, что два пальца в бордовой крови. Удар Папируса действительно был сильным, было страшно представить, настолько был силён удар, когда Папирус ударил Санса. Тот вырубился даже. Скелет подходит к девушке, берёт её за шиворот свитера, и подтаскивает к своему лицу. — Ты уже сдаёшься?! О-о-о, человек, а я думал, что я повеселюсь с тобой! Но у меня есть ещё вариант для дальнейшего веселья перед ТВОЕЙ СМЕРТЬЮ. — радовался Папирус, издевательски усмехаясь над беспомощной Фриск. Фриск промолчала, а Папирус немного отошёл от стены, и бросил её на траву. Прям по середине поляны. Трава глухо шуршала. Фриск смотрит в грозные очи скелета, а тот используя очередную технику, создал тентакли, которые начали обвивать по рукам и ногам Фриск, раздвигая её ноги. Всё только начиналось, а та уже не понимала, что происходит, она лишь томно смотрела на Папируса, на его злую ухмылку, на его вновь развивающийся плащ, на его… Бугорок в штанах? — Н-нет… — молила Фриск, — Нет-нет-нет-НЕТ!!! П-пожалуйста! — Ты уже поняла, что сейчас будет, не так ли? — спросил Папирус, разрезая одной красной костью шорты и свитер девушки напополам, полностью оголив её. Румянец красного цвета резко перекрасил её лицо, та лишь начала пытаться как-то закрыться, но тентакли слишком крепко держали её, та лишь могла кричать о помощи. Высокий скелет снимает с себя ремень, а затем и штаны, так же оголив его красный, толстый, немалый, неоновый член. Ремень он использовал в качестве ошейника для девушки — он нацепил на её шею ремень, дабы в случай чего — можно было её резко заглушить.Всё кончено для Фриск — решимость тут не поможет.
Ей уже ничего не поможет. Папирус встал на колени, приподнял бёдра девушки, и смочив два пальца языком, вошёл этими пальцами в неё, после чего в один миг раздаётся громкий визг. Папирус своими длинными фалангами пальцев очень просто разорвал девственную плеву, словно салфетку, причём, движения пальцами были уже достаточно грубыми. Для Фриск это уже дискомфорт, та уже боялась, что будет, когда Папирус войдёт в неё своим агрегатом. Та даже не могла увидеть свою же кровь, та просто закрыла глаза, не желая видеть всё это. Ощущений вполне себе хватало. Движения резко прекратились, и Папирус уже надумывает вместо пальцев войти в неё с помощью члена. Фриск билась в слезах и ужасе, та так надеялась, что это сон. Сердцебиение шатенки было в жёстком ритме, а слёзы, всхлипы, да крики так и вырывались из неё. Папирус долго слушать эту приятную для его садистского ума не стал, тот грубо вошёл в неё. Кровь, да не только девственная, текла из Фриск рекой, а громкость её криков только увеличивалась. Это была адская боль, её не так-то легко описать. Это надо пережить. — Кричи, шлюха! Никто тебе не поможет! Ньех-хе-хе-хе! — зловеще гоготал Папирус, всё грубее и глубже входя внутрь. — Н-Н-НЕТ! Х-ХВАТИТ!!! — кричала в сквозь пронзающий визг Фриск. — Тихо, блядь! — Папирус отпустил её бёдра, и руки скелета оказались на том самом злосчастном ремне. Тот его сделал туже, и девушка уже не то, чтобы громко орала от душераздирающей боли внутри, а та лишь кряхтела и хрипела. Фриск всячески задыхалась от криков, доступ к кислороду был слабо открыт, поэтому девушке было очень трудно глотать воздух. Её мозг постепенно отключался, та уже была в полусознании, она кроме боли ничего не понимала, и всяческие грязные и матные фразы Папируса она тоже не могла уловить. Финальные толчки, и скелет получает оргазм. Чувствуя внутри себя тёплую жидкость, Фриск в полузабытьи понимает, что всё ужасное походу кончилось. Если оно вообще кончилось. Та открывает глаза и понимает, что тентакли её отпустили, и она свободно, в напряжённом состоянии, лежит на траве. Папирус снимает с неё ремень, и сам же встав на траву, он поворачивается к ней спиной, и переодевается. Девушка, глубоко дыша, пыталась встать, но у неё не хватало сил. Да ещё она обнаружила, что крови на её ногах, бёдрах, да и вообще почти вся половина тела была в крови. Будто месячные начались, но нет, это всё повреждения в ходе таких игр Папируса. Папирус поворачивается. — Неплохо поиграли, человек. — сказал Папирус. — Но ты умрёшь. — тот поднял правую руку, и вызвав две красные кости, он направил их на Фриск. Кости попали точно по желудку и в грудину. Девушка моментально погибла, истекая кровью, на сухой да мёртвой траве.