Mikky Ekko - Kids
Это был Сеул. Это был сезон дождей. Это то все, что могло бы точно описать начало дня. Все было настолько предсказуемо в этом городе, но Юнги все равно бежал без зонта, промокший до нитки, перепрыгивая вездесущие лужи. Кому вообще важно то, о чем говорят в прогнозах погоды? Все стало лучше, когда звон дверного колокольчика озарил маленькую кондитерскую на юге того самого Сеула, что сейчас совсем не радостно стучал по стеклу каплями августовского дождя. Юнги было абсолютно наплевать на огромные грязные лужи, которые он оставлял за собой, проходя в свой, такой же маленький, как и все вокруг, кабинет, потому что его дурацкий друг Чимин проспорил уборку помещения ещё неделю назад и теперь это его проблема. Быстро переодевшись в чистую, белую, и, самое главное, сухую форму, Юнги прошел в зал, попутно выкрутив пару замысловатых пируэтов на мокром полу. К нёбу после этого прилипают колкие ругательства, но Мин сдерживается. Все было так же, как и каждый день. Те же книги на полках, те же странные картины на стенах, и тот же столик в дальнем углу, за которым всегда сидит один и тот же человек. Тот человек, для которого Юнги каждый день печет булочки с корицей.***
— Так, подожди, хён, что за фигню ты всегда творишь? - Чон Хосок был лучшим другом Юнги, а по совместительству еще и самым громким и странным человеком на свете. — Я тебя не понимаю, Хосок, - глупые разговоры во время того, как Мин наполняет пирожные заварным кремом были чем-то вроде ежедневного ритуала, и, если Юнги хотел бы от него раз и навсегда отказаться, то Чон совершенно точно не собирался прекращать нести всю ту чушь. — Не строй из себя идиота, Юнги, я про нашего славного малого с кроличьей улыбочкой, про Чонгуки, - услышав это имя, Юнги настолько сильно нажимает на кондитерский мешочек с кремом, что бедное пирожное просто не выдерживает и решает уйти из этого бренного мира, слегка лопнув по краям. — Черт, Хосок, при чем тут Чонгук?! Я убил пирожное из-за тебя, это на твоей совести теперь! - Юнги раздосадовано пыхтит и убирает повреждённое пирожное в сторону. — Ну-у-у, Юнги, - тянет Хосок, - я же знаю, что ты его любишь. Ты делаешь для него самые вкусные во вселенной булочки с корицей, но запихиваешь в них бумагу или "случайно", - шатен показывает пальцами кавычки в воздухе, - сыпешь в бедные булочки пол тонны перца, которого, по идее, в кондитерской вообще быть не должно. Ты что, садист, таскаешь перец в карманах? — Хо, ты не понимаешь! Мин абсолютно серьезно будет защищать себя от своего лучшего друга, который сейчас сидит на столешнице, весь в муке и осуждающе смотрит на него. Будет, но обязательно проиграет, потому что это Хосок, а Хосок не проигрывает. — Чего я не понимаю?! - Чон медленно закатывает глаза и обреченно вздыхает, - что ты настолько влюбился в этого парня, который приходит каждый день в твою дурацкую кондитерскую, - от этих слов лицо Юнги кривится, - и садится за дурацкий дальний стол, чтобы заказать твои дурацкие булки с корицей и потом так часто поворачивается в твою сторону, что создается впечатление, что он вот-вот свернет свою бедную шею, - Хосок спрыгивает со столешницы, стряхивает с себя муку и начинает посыпать сахарной пудрой только что приготовленные рисовые пирожки. И да, он выглядит настолько раздраженным и злым, что Мин реально может обжечь глаза, если будет долго смотреть на своего друга. На солнце нынче вспышки.***
— Знаешь, что самое глупое в этой ситуации? - тихо спрашивает шатен, когда Мин заканчивает с кремом и пирожными. Юнги заинтересованно кивает своему другу. Но Хосок не начинает говорить, потому что тишину нарушает звон колокольчика, извещающий о приходе первого посетителя, и они оба знают кто это. — То, что не смотря на всю бумагу, перец и даже ту детальку лего, что ты запихал ему на прошлой неделе в его заказ, ничего не заставит это парня перестать ходить в эту кондитерскую, - шепчет Хосок на ухо Мину, пока Чонгук выбирает новую книгу на полке и, наконец-то, походит сделать заказ, который Юнги уже давно заучил наизусть, потому что Чонгук никогда не заказывает ничего нового. — Здравствуй Юнги-хён, как твои дела? И, ох, это легкое приветствие сопровождается настолько яркой улыбкой, что, если бы Юнги решил ее сфотографировать, то мог бы не платить за свет никогда, освещая свою жизнь лишь улыбкой Чонгука. — Привет, Чонгуки, - голос Юнги чуть было не срывается на писк малолетней девочки, но мужская выдержка делает своё дело и старший чуть тише продолжает, - неплохо, но погода сегодня просто ужасна, не находишь? - Мин готов поклясться, что Хосок сейчас изо всех сил пытается подавить свой чертов смех. — Кхм, да, ужасна, - смущенно кивает Чонгук, - я хотел бы заказать... — Две булочки с корицей, кофе с молоком и одной ложкой сахара, я помню, - быстро тараторит Юнги и поворачивается спиной к Чонгуку, чтобы не смотреть на его удивленное лицо. И вообще не смотреть на него. Просто потому что, от его красоты, его пухлых губ, с маленькой родинкой под ними, его карие глаз, наверное, можно ослепнуть. А кому нужен слепой кондитер? Юнги ещё кажется себе неимоверно глупым, потому что нутро его, когда-то тёмное и брутальное, отдающие где-то в глубине стуками баскетбольного мяча, обрастает сейчас сиренью и, о Боже, там точно бегают кролики. Когда Чонгук уходит в дальний угол кондитерской со своим готовым заказом, что пахнет так приятно и сладко, Юнги предпочитает кинуть Хосоку в лицо большой кусок слоеного теста, чтобы стереть с него эту ухмылку.***
К концу рабочего дня Юнги, весь в глазури и муке, а в его черных волосах тертый кокос. Он совершенно устал, а Хосок ушел еще в середине рабочего дня, сказав, что у него много важных незаконченных дел, но Мин прекрасно знает, что его друг бежит дергать за отросшие медовые локоны своего, невероятно похожего на один из фирменных кексов Юнги, парня Тэхёна. Брюнет вовсе не думает о мальчике с каштановыми волосами, мирно сидящем за столиком и читающем "Джейн Эйр", которую Юнги положил специально для него, и уж точно не вздыхает тяжело и грустно, когда Чонгук, попрощавшись, выходит из кондитерской. Чимин, как и обещал, приходит мыть полы, напевая себя под нос песни Рейна, и Мин, серьезно, думает о том, чтобы нанять Пака петь в его кондитерской, потому что он действительно хорош. — Юнги-я, я закончил, - Чимин показывает на труды своей работы, включающие в себя совершенно чистый пол и хихикающих девушек за столиком около окна, где он так долго "вытирал ужасно большую лужу, которую Юнги после себя оставил". Юнги лишь пожимает плечами и кивает в знак одобрения, продолжая убираться на своем рабочем месте. Чимин уходит, прихватив с собой последнее миндальное печенье и новых фанаток. Мин совсем не замечает, как его заведение пустеет и он снова остается наедине с собой и тем, чем он обычно забивает себе голову. Он никуда не спешит, потому что ему никуда не надо, и, потому что он любит садиться за дальний столик, вздыхая, читать книгу, которую ранее днём оставил для одного конкретного посетителя. Выключив свет в кабинете и на кухне, Юнги переодевается в свою огромную толстовку, подаренную когда-то Хосоком со словами: "В ней ты будешь как Санта! Такой же толстый и добрый...и со сладостями". Юнги Санта вообще-то не нравится, но отказываться от подарка не стал. — Ты всегда так медленно собираешься? Буквально голос из неоткуда. Юнги вскрикивает от неожиданности так громко и высоко, что Полная Дама из Гарри Поттера абсолютно точно сопьется от зависти. Голос лишь серебристо смеется, и, если бы Мин не узнавал бы этот переливистый смех из миллиона других, то давно бы в панике пытался вызвать полицию или Хосока. — Чонгук? - брюнет спрашивает. Он уверен, что получит положительный ответ, так как это не то, в чем бы он ошибся. — Прости, что напугал тебя, хён, - Чонгук выходит из тени, - я, честно, не хотел, но за тобой так интересно наблюдать. Он снова хихикает, а Юнги вновь и вновь чувствует, как утопает в этой невероятной любви к Чон Чонгуку и его симпатии к булочкам с корицей. — Но ты ведь ушел, - Мин удивленно смотрит на шатена, - я видел. То есть, - он запинается, - не то, чтобы я за тобой наблюдал, просто случайно заметил и... Юнги не договаривает. Он просто чувствует, как тепло чужих губ накрывает его собственные и сладкий вкус корицы невероятно быстро и беспредельно медленно сводит его с ума. И это совсем не то, о чем он мечтал - это лучше. — Ох, прости, - Чонгук отстраняется от Мина, не понимая, что сводит его с ума еще больше, - я вообще хотел спеть тебе песню, знаешь, это то, что я так долго продумывал, кхм. Шатен запинается, но все так же смотрит в лисьи глаза Юнги, так мило переминаясь с ноги на ногу и робко улыбаясь, что щеки старшего, кажется, краснеют. Мин не сразу замечает гитару за спиной парня, но ему хватает одного мгновения, чтобы представить, как они сидят под звездами и бархатистый, Юнги просто уверен, что он бархатистый, голос Чонгука заполняет каждый миллиметр тишины вокруг какой-нибудь трот песней. — А я думал, что тебе нужны от меня только булочки с корицей, - смеется Юнги, замечая, как уголки губ Чонгука медленно приподнимаются, перерастая в ослепительную улыбку. — Мне нужен был только ты, хён, с тех самых пор, как я случайно забрел сюда, в поисках укрытия от дождя, - Мин уверен, что сейчас его скулы треснут от улыбки, а ноги подкосятся. Он чувствует себя героем мыльной оперы. Неприлично счастливо. — Даже, когда я твои любимые булочки с корицей были наполнены бумагой? - вообще-то это не было тем, что хотел бы спросить Юнги, но это был вопрос не последней важности. — Знаешь, - пожимая плечами, отвечает Чонгук, - особенно, когда они были наполнены бумагой, - делая ударение на первое слово, шатен наклоняет голову вперед, наблюдая за реакцией Юнги, - или перцем, или землей из под цветка, что стоит рядом с кассой, или, даже, коровой из Лего, после которой мне, серьезно, пришлось обратится к дантисту. Неважно. Мне сразу показалось, что ты тот, для кого бы я написал песни, стихи, книгу или нарисовал картину. Понимаешь? И Юнги понимает. Потому у самого стол, в маленькой квартирке на окраине, завален сотнями текстов и все, банально, про любовь. Понимает, все так ярко и отчетливо, представляя всю прелесть этих взаимных чувств, медленно затягивающих его в водоворот эмоций и любви. Понимает, что готов печь Чонгуку булочки с корицей вечно, только, если тот будет улыбаться ему до морщинок на глазах. Понимает, что Чонгук словно вязкая патока проник в каждую клеточку души и уже вряд ли уйдет. Он понимает. — Понимаю, - шепчет Юнги и берет Чонгука за руку, - я понимаю, что теперь ты от меня и моих булочек не отвертишься. Шатен хихикает куда-то в плечо Юнги и говорит о том, какая на самом деле глупая и двусмысленная фраза, но Мину все равно. Теперь его сердце волнует только послевкусие корицы на губах.***
На следующий день в Сеуле снова идет дождь, но маленькая кондитерская в этот день не открывается. Люди бегут по лужам к дверям, но встречает их лишь табличка: "Закрыто". Хосок широко и как-то глупо улыбается, когда ловит из телефона отрывистые гудки, вместо ответа Юнги. Мир не знает, что крохотный кондитер сейчас печет глупые булочки с корицей и нежится в объятиях своего личного солнца по имени Чонгук.