Последний Двемер

      Замахнуться, ударить, если откололся кусок, то положить его в мешок и продолжать работу. Разойтись тут особо негде, но приходится изворачиваться чтобы удар получился посильнее, иначе хрен что отколется. Постоянное чувство опасности притупилось за последние несколько дней, но никуда не делось: обвал может случиться в любой момент и в любом месте, а откапывать меня никто не будет — при обвале самому бы спастись. Стерев рукавом пот с лица, я снова ударил. Свою одежду я не снимал и не стирал за последние восемь дней, да и не мылся — водными процедурами нас не балуют, от чего чувствую я себя крайне отвратительно. Нам купание не положено. В первый же день нас посвятили в то, что здесь вообще происходит. Те трое, что находятся здесь уже второй месяц, а именно Йован, Брилли и Сверстен, рассказали нам об о всем. Мы попали в шахту, подконтрольную банде некоего Освальда, дохрена умного ублюдка, который сколотил прям таки огромную банду и додумался начать разрабатывать железные залежи и сбывать руду в Фолкрит. Ярл же платит ему за железо неплохие деньги и закрывает глаза на то, что его банда совершает налеты на соседние регионы. Мы же, то есть шахтеры, не более чем расходный материал. Если ты выжил тут на протяжении двух-трёх месяцев, то тебе еще считай повезло. Кормят нас тут за руду. Кто не работает, тот не ест, все просто. Делиться с тобой никто не будет — самому бы с голоду не сдохнуть, ибо из еды нам дают кусок хлеба да воду. Солнечный свет мы видим в короткие промежутки времени, когда выносим руду. И тот нас уже слепит — тусклое факельное освещение не дает много света и тьма уже привычнее света. В шахте постоянно дежурит около десятка человек. И судя по моим ощущениям, на дежурство ставят самых гнусных ублюдков что есть в лагере. Они с радостью могут отдубасить тебя дубинкой, сильно, но аккуратно. Больше всех из нас пока огребал Олдрик, тот самый норд, который кричал на меня, сражайся мол как норд. Я попал им в немилость всего раз, но мне этого хватило чтобы уяснить, что с ними шутки плохи. А я ведь всего лишь задел охранника когда тащил мешок. Побои до сих пор не сошли. Очередной крупный кусок породы откололся, падая мне под ноги. Наклонившись и взяв его в свои грязные, замозоленные, исцарапанные руки, я положил его в мешок, тем самым загружая его под завязку. С трудом перекинув его через плечо, я двинулся в сторону выхода. Тележек или тачек здесь нет, поэтому приходится таскать все на своем горбу. Выйдя в «центр» шахты я остановился отдохнуть. Местный «центр» отличался от остального пространства лишь тем, что здесь была высота и площадь побольше, нежели в других частях шахты. Ну и еще здесь есть деревянные подпорки. Присев на камушек перевести дух, я заметил еле плетущегося Йована. Тот еле двигал ногами, а его худое лицо со впалыми щеками, которые подчеркивали факела, выражало усталость и апатию. Тут ему под ногу попал какой-то камешек, о который он споткнулся и упал. В его сторону тут же направился стоящий неподалеку охранник.  — Я больше не могу… — Прохрипел средних лет обросший бретонец, лежа на животе и сжимая в руке горсть земли. Кажется я заметил как у него что-то блеснуло на лице. Подошедший охранник критично осмотрел лежащего на земле человека, после чего снял с пояса дубинку.  — Все ты сука можешь! — ублюдок ударил его по лопатке, от чего Йован издал слабый стон. Решив не видеть и не слышать то, что будет здесь дальше, я поспешно схватил мешок и отправился к выходу.  — А ну стой! Стой и смотри, что у нас делают с теми, кто «больше не может»! — Крикнул на меня охранник. Бросив мешок, я послушно повернулся к своему тюремщику. Тот же, убедившись что я смотрю, продолжил избивать Йована. Он бил его долго. По рукам. По ногам. Под конец начал бить и в живот. Йован же пытался закрыться, защититься, но его ослабленное несколькими месяцами работы тело уже не могло ни сопротивляться, ни кричать. Боги, неужели и меня ждёт такой конец?! В этой богами забытой пещере от рук какого-то ублюдка?! Глаза увлажнились, а по щекам потекли слезы. Боги…

***

На ночь нас запирают в той самой камере, попутно отбирая весь инструмент. Спали мы на старых, вонючих шкурах то ли волков, то ли оленей, не понять. Да и так ли это важно, когда кругом сыро, холодно и темно? В дальнем углу сейчас лежал Йован. Он умирает. Долго. Мучительно. Кажется тот охранник отбил ему какие-то внутренние органы. И ведь ему никак не помочь. Сейчас он лежит и стонет, не давая нам всем заснуть. Да тут даже камня путевого нет, чтобы добить этого несчастного! Я же сейчас сидел в дальнем углу и дрожал сжавшись в клубок, закрывая уши руками, лишь бы не слышать его. Почему дрожу? Потому что холодно? Потому что слаб? От всего, полагаю… Боги, почему я так бессилен? Почему я не могу защитить себя? Тех кто рядом? Из глаз снова брызнули слезы и я беззвучно заплакал, смотря в пустоту. Почему?.. Действительно почему? Что я такого сделал, что сейчас я лежу в грязной яме, дрожу от холода и голода? За что мне это тело? Чтобы я страдал? Боги, что я сделал чтобы со мной так поступили? Проклятье, как же холодно… Озноб стал уже привычен и не кажется чем-то особенным. Насморк и холодные, чуть ли не окоченевшие руки не дают нормально спать. А эти твари, там, снаружи, жируют, спят в теплых кроватях, едят вкусную, горячую еду… Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу… Прямо перед глазами, по стенке прополз еле заметный в окружающей тьме паук. Огромный, мерзкий, жирный паук. Не имея сил резко вскочить, я медленно от него отполз, разворачиваясь к нему ногами, после чего попытался его раздавить. Мелкая ублюдина оказалась на удивление юркой для паука, но с четвертой попытки я всё-таки смог раздавить эту погань. Более менее успокоившись, я вернулся на свою лежанку и предался воспоминаниям. Хелген… Алдуин, сжигающий людей. Та девушка, кухарка, как же ее имя… Дарлин, точно… Потайной ход. Как на нее накинулся паук, которого я смог отбросить телекинезом, как ее потом утащила та тварь… Я нахмурился. Что-то от меня ускользает… Телекинезом… Бляха муха, как же я мог забыть… Я же маг! Обрадовавшись неожиданному просветлению, я кое-как сел на колени, повернувшись при этом в угол. Взяв в руки маленький камешек и сложив ладони в чашечку, я начал концентрироваться на нем. Я много раз играл за мага в разных играх, и там основой всего и вся является концентрация. Невесть какая основа, но что есть, то есть. Сильно концентрации мешал Йован… Я его не слышу… Я его не слышу… Я его не слышу… Камень, он должен взлететь. Обязан просто. На протяжении где-то двадцати минут я безрезультатно пытал камень взглядом. Я попытался вспомнить то чувство, что овладело мной тогда, в пещере. Чувство… Силы? Как будто в руках что-то есть… Что-то, что исходит из груди… Камушек на моих ладонях задрожал и чуть-чуть поднялся.  — Да… Вот так… — Я завороженно смотрел на взлетевший камушек. Очередной стон сбил заставил меня отвлечься, из-за чего камушек упал обратно — в ладони. Так... Может стоит попробовать что-то другое? Отложив камушек в сторону я вновь сфокусировался на своих ладонях. Огонь... Маленькая искра... Греющая, дающая тепло... В руке блестнуло что-то жёлтое, что заставило меня концентрироваться еще усердней. В ладони снова появилась маленькая, трепещущая искорка, от которой так и веяло теплом. Я завороженно смотрел на нее. По щеке покатилась слеза. Такая... Теплая...

***

Я почувствовал как кто-то потрепал меня по плечу. - Валерий, вставай. Нам пора за работу - послышался сзади безжизненный голос Брилли. Веки с трудом поднялись. Это был сон? - Вставай, иначе опять бить будут, Валерий. - Снова послышался его голос. Распрямившись, я осмотрел камеру. Визуально ничего не поменялось, кроме разве что потухшего факела. И Йована. Он больше не стонал. Подойдя к нему, я приложил руку к шее, в попытке нащупать пульс. Его не было. Йован умер. - Что теперь будет с его телом? - Спросил я Сверстена - норда лет сорока. Шахта также оставила на нем след в виде впалых щек и общей худощавости. - Выбросят, за стену. Лес его поглотит. - Безэмоционально ответил тот. Я бросил мрачный взгляд на тело Йована. Надеюсь тебе повезет больше, чем мне.