***
— Луи, ты спал вообще сегодня? — Малик вздыхает, рассматривая фиолетовые круги под глазами друга. Он стоит около окна, крутит в руках сигарету и точно знает, что произошло нечто не совсем приятное. Они знакомы почти десять лет, и за это время Зейн уже выучил все привычки и повадки мужчины, познакомился с его демонами, но, вместе с тем, самыми светлыми сторонами души. — Да, немного, — Луи подходит и становится рядом, плечом к плечу. Смотрит на небо — тучи затягивают синий купол, превращая его в серую массу. — У нас все идет хорошо, так что проблема, видимо, не в работе, — констатирует Зейн и вздыхает. Причин, кроме работы, не так уж и много. — Гарри? — Не отвечает на звонки два дня, — Луи тоже хочется курить, но он старается побороть вредную привычку. Стайлс постоянно морщит нос и просит не курить рядом с ним. — Хотел попросить тебя об услуге. — Съездить к нему домой? — Малик всегда готов подставить свое плечо, приехать в час ночи, распить бутылку виски, просто поговорить, чтобы Луи не сошел с ума ото всех своих проблем и давления, которое оказывают на него конкуренты и вся ситуация в целом. Не потому, что он - личный помощник, а потому, что друг. — Если тебе не трудно, — просит мужчина, всматриваясь в тяжелые тучи, нависшие над городом, как и над его головой. Предчувствие чего-то плохого свернулось внутри клубком и шипит каждый раз, когда перед глазами всплывает образ зеленоглазого парня, что щурится по утрам от солнечного света и подбирает за Луи разбросанные по квартире носки. — Томлинсон, ты меня просишь не горы свернуть и даже не торт испечь — пустяковое дело, — Малик рад видеть, что губы друга растягиваются в искренней улыбке. — Спасибо, бро, — мужчина кладет руку на плечо Зейна и смотрит в его карие глаза, наполненные решительностью и поддержкой. Он всегда таким был. Поддерживал всех, заставлял смеяться, хотя у самого в душе разливалась чернь. Парень, потерявший когда-то почти всю семью в автокатастрофе, после года алкогольного и наркотического угара смог взять себя в руки и реабилитироваться. Сложно представить, что чувствовал бы и как себя вел сам Луи, если не дай Бог столкнулся с такой трагедией. Он восхищался стойкостью Малика, не сломавшегося под гнетом утраты и соблазнов, доступных для него — только бери. — С вас потом отчет о жаркой ночи, как в прошлом месяце, — не сдерживается от подкола Зейн. — Эй, никто не просил тебя смотреть в мой телефон! — возмущается мужчина и почти хохочет. Все будет хорошо. Его Гарри найдется, он жив и здоров, просто решил отдохнуть, такое уже бывало, правда, всего на сутки и он предупреждал, что порой ему нужно одиночество. — Все будет хорошо, Луи, ты этого заслуживаешь, — Малик приобнимает друга и они вместе наблюдают за Лондоном, искаженным косыми линиями начинающегося дождя.***
Зейн находит Гарри в спальне. Дверь в квартиру оказывается не запертой, от чего сердце Малика подпрыгивает в груди. Но затем мужчина с облегчением выдыхает, когда входит в комнату. Парень сидит около кровати, а вокруг него — несколько бутылок, где еще недавно плескался алкоголь. С десяток скомканных полароидных фотографий валяется около ног кудрявого недоразумения, как его называет сам Малик. Стайлс наконец-то замечает, что в спальне кто-то присутствует помимо него и поднимает голову. В его взгляде дрожит яркими искрами боль, сменяющаяся удивлением, а затем и вовсе — злостью. Удивительно, но этот, казалось бы хрупкий мальчик способен так же сильно испытывать негатив, как и излучать вокруг себя доброту и радость. Вперился в Зейна своими зелеными глазищами, помутневшими от смеси отнюдь не самых светлых эмоций, въелся взглядом под самую кожу. — Привет, малыш, — Малик старается говорить как можно мягче, чтобы не спугнуть, расположить к беседе. Подходит, садится рядом и осторожно забирает из рук Гарри бутылку, на дне которой плещется пиво. — Можно поговорить с тобой? — Попробуй, — язык Стайлса заплетается. Парнишка выглядит так, словно жизнь схватила его в свои цепкие лапы и с огромной силой швырнула об скалы. — Почему ты не отвечаешь на звонки? Мы волнуемся, — искренне говорит мужчина. Он знает, что у Гарри не самые лучшие отношения с отцом, постоянно пропадающим на работе и в барах, а на сына ему совершенно плевать. Но в моменты, когда Ричард своим поведением доводит парня до истерик, Гарри всегда может найти убежище у Луи. Да и сам Зейн его как-то забирал к себе на несколько дней, пока премьер-министр был в отъезде. И Малик чувствовал особенное тепло, когда в его огромной, холодной квартире витал аромат свежих булочек, которые Стайлс покупал с самого утра и готовил завтрак. Домой возвращаться после тяжелого рабочего дня было гораздо легче, ведь там всегда ожидали уют и тепло в те дни. Зейн предлагает разобраться с Ричардом, но Гарри просит не вмешиваться, по крайней мере, пока. — Хотел одиночества, — бормочет Гарри. Его губы искусаны в кровь, а на руках виднеются свежие синяки. — Но ты ведь мог предупредить, что хочешь этого. Луи места себе не находит сегодня, — Зейн едва не вздрагивает сам, когда плечи Гарри резко дергаются, а голос срывается. — Не хочу мешать ему, — парень всхлипывает, закрывает на несколько секунд лицо ладонями, а затем вскрикивает: — Ему будет лучше без меня! — С чего ты это взял, глупыш? — Малик ласково проводит рукой по спутанным кудрям Гарри. Ему неприятно видеть такое состояние мальчика, его влажные глаза и трясущиеся руки. — Папа сказал, что меня никто не полюбит, никогда. По-настоящему. А если узнают? Премьер-министр и глупый мальчишка, который не дорос до отношений, а только так… на временное развлечение годится, — голос Гарри глубокий, в нем слышится совсем не детский опыт. Внутри этого парня — целый мир, который гораздо красочнее, чем у многих взрослых. — Иногда я думаю, что наши отношения слишком похожи на сказку, так не бывает, понимаешь? — Брось, Гарри, ты взрослее, чем некоторые люди, которых я знаю. А они, на заметку, уже достигли тридцати лет. Ты сочетаешь в себе качества, которые заставляют тебя любить, даже не станешь задумываться — за что именно. Просто потому, что ты есть. Поверь, Луи ограничился бы только парочкой свиданий, если бы ты по-настоящему не понравился ему. За это время ты принес в его жизнь то, чего никто прежде ему не давал. Он тебя любит, я это вижу. Вижу изменения в его поведении, во взгляде и улыбках. Ты бы только знал, как он плохо выглядит сегодня, какое грязное болото в его глазах. Не море, а болото! Если бы ты был просто мимолетным увлечением, либо развлечением — стал бы он так вести себя? Так переживать и готовиться к тому, чтобы перевернуть вверх дном всю планету? Черт подери, да Томлинсон улыбался за последние месяцы чаще, чем за десять лет, что я его знаю! Интересно… кто же послужил причиной? Ах да, один мальчишка, который сейчас сидит и льет напрасно слезы из-за надуманной ненужности, которую ему кто-то пытался вбить в голову, — Малик закатывает глаза. Он бы с удовольствием отвесил затрещину Стайлсу, без причины корившему себя за большое сердце и индивидуальность. — Зе-е-ейн, — тянет Гарри и… смеется. Вот оно! Проблеск настоящего Стайлса, а не жалкого подобия, находящегося в окружении пустых бутылок и дурацких мыслей о своей никчемности. — Га-а-а-рри! — в тон ему отвечает мужчина и не сдерживает порыва обнять это чудо. Парень утыкается ему в плечо и долго молчит. Да и говорить особо ничего не нужно в такие моменты. — Обещай, что сейчас ляжешь спать, а затем я отвезу тебя к Луи, ладно? — Он будет ругаться, — Гарри отстраняется и надувает губы. Выглядит совсем беззащитным ребенком. — Ну, а ты что хотел? — скептично замечает Зейн. Луи может быть строгим, не делает больше поблажек, если человек слишком часто пользуется правом на ошибку. Но это не та ситуация, когда он может выйти из-под контроля. — Не стоило пропадать без предупреждения. Не убьет, не волнуйся. Побурчит и перестанет, лишь бы ты больше не выкидывал подобных фортелей. В тебе достаточно света, чтобы быть любимым, запомни. Если ты еще раз посмеешь посчитать себя хуже, чем есть на деле — лично надеру задницу, Стайлс, предупреждаю. — Она у меня и так болит, — жалуется парень, хмурясь. В этот момент он выглядит так, словно у художника отобрали краски и кисти, лишив возможности творить. — Нет, избавь меня от подробностей вашей сексуальной жизни с Луи. Мне фотографий хватило один раз, — Малик выставляет руки, качая головой. — Вообще-то, я имел в виду, что перебрал с вином и упал, больно ударившись пятой точкой, — Гарри выглядит настолько серьезным, что Зейн от души смеется. Ну какое же сокровище досталось Луи!***
Луи шумно выдыхает, когда Зейн звонит, чтобы сообщить о том, что Гарри в порядке и сладко спит в своей кровати. Захотелось сразу выехать туда, забраться под одеяло и обнять своего мальчика. Но мужчина с большим трудом подавляет это желание и позволяет Стайлсу отдохнуть. Сам же бредет в ванную, где скидывает ставший уже ненавистным деловой костюм, становится под хлесткие струи воды и мечтает о футбольной тренировке, выматывающей до ломоты в суставах. Хочет сесть за руль и поехать по трассе на север страны, останавливаясь на заправках, чтобы купить хот-дог с огромным количеством горчицы, ночевать в мотелях. Вновь окунуться в жизнь, где нет места политике, давлению и головной боли. Стать тем самым мишкой Бу, которого мама треплет по волосам, не забывая при этом говорить, что верит в него до самого конца. И, желательно, чтобы с ним разделил это маленькое путешествие Гарри. Гарри. Он врывается в жизнь мужчины, когда тот вообще не думает об отношениях. Они ему просто не нужны. После неудачного романа с бывшим сокурсником Луи хочет только одного — полной свободы. Не хочет отчитываться практически за каждый шаг, терпеть излишне надуманные проявления ревности, жалобы о том, что не ночует дома и вообще слишком мало уделяет времени своему парню. Черт, он знал, на что шел, да и сам мужчина предупреждал, что эти отношения будут выстраданными, но Грегори не послушал, а затем свалил всю вину на него. Расставаться для Томлинсона, на удивление, оказывается легко в сложившейся ситуации. Он дает обещание самому себе, что забудет об интрижках, романах, и не станет обращать внимания на мужчин. До тех пор, пока не видит Гарри. Его класс выступает в Букингемском дворце на королевском приеме, и Луи, кажется, забывает, что нужно дышать. Смотрит на этого парнишку, усердно поющего свои сольные строчки в песне, а в горле пересыхает. Голос мальчика довольно мощный для своих лет, хрипотца вибрацией отдается в груди, и Томлинсон сжимает бокал в руке так сильно, что тот может, как минимум, треснуть. Почему он так взволнован? Это же всего лишь красивый парень. Таких тысячи. Но нет, сердце странно сбивается с ритма, посылая в мозг опасный сигнал. SOS. Здесь что-то не так. Что-то, что заставляет после выступления подойти ко всем молодым людям и лично поблагодарить за красивое исполнение. Пожать им руки, а ладонь того самого мальчика удержать в своей чуть дольше. Зависнуть на несколько секунд, рассматривая дрожащие от смущения ресницы, обрамляющие большие зеленые глаза — в них блестит желание жить, дарить и пленять. И Луи уже шагает в адское пламя, когда спрашивает у парня о его планах на жизнь, а тот со страстью рассказывает о своем желании петь на большой сцене. Мужчина ловит слова, запирая их на замок в памяти, улыбается и, после разговора с Гарри, словно стряхивает со своих плеч всю ту грязь, в которой ему приходится вариться почти каждый день. Он даже толком не помнит, как вложил в руку парня свою личную визитку и попросил не стесняться, обращаясь за помощью. Таким дураком себя чувствовал, когда позже, на кухне за стаканчиком виски прокручивал в памяти момент знакомства, как подросток! Но его словно клещами схватили и тянули в сторону Гарри. Эта связь была запретной, но от этого еще более желанной и, спустя неделю Томлинсон услышал в трубке робкий голос, попросивший помочь с организацией выступления на городском празднике. Это был момент, когда Луи обеими ногами шагнул в адское пламя, позволяя охватить себя с головы до пят. Первое время Гарри можно назвать тихим и робким, но с каждым разом он открывается все больше, хотя видно, что все еще с небольшой опаской относится к тому, что взрослый мужчина, занимающий высокое положение, проявляет к нему интерес. Им приходится скрывать личные встречи, но такова цена, которую оба готовы платить за эти отношения, довольно плавно превратившиеся в нечто большее, чем просто разговоры и поцелуи. Луи чувствует, как лед, искусственно наращенный на сердце, тает с особой быстротой, когда Гарри готовит по утрам завтрак, рассказывает о любимом фильме или просто целует в шею, бормоча ерунду. И может назвать себя счастливым. Может знать, что ему доверяются и находятся рядом отнюдь не из-за высокого статуса и денег. Не просто из-за острых ощущений, подаренных на время. А потому, что в глазах, словах и поступках парня сквозит неприкрытая искренность, непосредственность и желание любить. И так продолжается полгода, пока Стайлс не исчезает без предупреждения.***
— Луи? — парень топчется на пороге, не решаясь войти. В квартире темно и тихо. Сглотнув, Гарри кладет свой дубликат ключей на тумбочку, скидывает обувь и сразу направляется в спальню. Тихо ступая по паркету, он почти не дышит, а сердце бьется так сильно, что его удары ощущаются в горле. С каждым шагом все больше хочется развернуться и убежать, но это будет некрасиво по отношению к Томлинсону. Гарри и так заставил его волноваться из-за своей мнимости и глупости. Поступил, как самый настоящий ребенок, подстегнутый словами отца и гнусного червячка, который жил где-то внутри. Парень открывает дверь в спальню и замирает на пороге. Луи лежит в кровати в одной рубашке и трусах, задумчиво смотрит в потолок, а рядом, на прикроватной тумбочке — пепельница, полная окурков. — Из-за меня снова куришь, — выдавливает из себя Стайлс. Мужчина поворачивает голову и смотрит на него… вымучено. Лицо бледное, скулы стали, кажется, еще острее, но больнее всего видеть взгляд: мутные серые глаза, потухшие, со смесью упрека и тревоги, смотрят в душу и хочется исчезнуть. Но еще больше — подойти и прикоснуться. — Может, пройдешь наконец-то? — мужчина безумно волновался, скучал, но старается выдержать необходимую паузу, чтобы парень показал готовность к тому, чтобы осознать свою неправоту в отношении значимости в жизни Луи. — Да, — Гарри подходит к кровати и опускается на краешек. Прочищает горло и сцепляет руки на коленях. Как нашкодивший школьник на ковре у директора. — Прости меня. — За что? — воспитательный момент продолжается. Мужчина хочет слышать все из уст парня, чтобы он полностью осознал свою ошибку. — За то, что не предупредил, что пропаду, — Гарри прочищает горло и облизывает губы. Он почти дрожит под пристальным взглядом мужчины, заползающим под кожу. — И что считаю себя… недостойным тебя. Мне бывает сложно поверить, что взрослый человек заинтересовался мной по-настоящему, на длительное время. Наше знакомство, свидания, ключи, которые ты мне дал от квартиры… Похоже на сказку, но в жизни далеко не всегда бывает счастливый конец. Вот я и испугался, что скоро это закончится. — И поэтому решил просто исчезнуть, — Томлинсон вздыхает. Качает головой и на несколько секунд жмурится. Потирает переносицу кончиками пальцев, старается выхватить нужную мысль из хоровода кружащихся в голове. — Гарри, я волновался по-настоящему. Даже опасался, что услышу однажды в трубке самые ужасные слова, какие только могут быть. Черт, я почувствовал себя подростком, без памяти влюбленным, готовым броситься в омут с головой, не думая о последствиях. Хотя, по большому счету, так оно и есть. — Броситься? — переспрашивает парень. Смотрит на Луи не верящим взглядом, но мужчина выглядит серьезным, без шутки в голосе. — Да, ты не ослышался. Если бы ты был просто развлечением, то у нас все сложилось бы совсем иначе, — Луи изо всех сил сдерживается, чтобы не зажать мальчишку в крепкие объятья, не зацеловать до смерти. Осталось чуть-чуть потерпеть. — Не слушай никого, прошу тебя. Да, сначала я думал, что ты — страница. Открою, заинтересуюсь первым абзацем, с жадностью прочитаю до конца и сожгу в камине. Но с течением времени осознал, что это целая книга, последующие страницы которой мы пишем вместе. И неважно каким будет конец — важно как писалась история, с какими эмоциями и подачей. Не собираюсь сжигать недописанный том и не хочу, чтобы ты тянулся за спичками тоже. Воцарилась тишина. Тонкая, осязаемая на кончиках пальцев, она облепила все тело Гарри. Он может чувствовать каждое слово, произнесенное Луи, там — внутри. Речь мужчины оседает пыльцой где-то внизу живота, и на нее начинают слетаться бабочки, пережидавшие бурю в укрытии. Щекочут лапками внутренности, заставляя дрожать от осознания, что действительно нужен кому-то. Нужен не потому, что являешься игрушкой или новым ощущением, а потому, что тебя принимают таким, какой ты есть, не требуя ничего взамен. Только звонить и предупреждать, что с тобой все в порядке. — Луи! — парень почти вскакивает, подается вперед и ныряет в уже раскрытые руки мужчины. — Не делай так больше, — мужчина гладит своего мальчика по волосам, утопая в любимом аромате его мятно-лаймового шампуня. Чувствует, как колотятся сердца сквозь собственную рубашку и мягкий свитер Гарри. Тот самый, в котором он был на первом свидании. — Не буду, — Стайлс поднимает голову и смотрит в глаза, из которых ушел весь тяжелый сизый туман, осталось лишь лазурное море. Такое, каким он привык его видеть. Больше никто и ничего не говорит. Все недосказанное само вырывается наружу, когда Луи в нетерпении тянет за край свитера своего мальчишки, а тот выгибает спину, чтобы было удобнее избавиться от одежды. Мужчина хмурится, когда его взору предстают фиолетовые синяки на руках, но решает ничего не говорить. Сползает на подушке так, что Гарри оказывается лежащим на нем сверху. Раздвигает ноги, чтобы было удобнее и чувствует, как мурашки рассыпаются по спине — парень ерзает и мажет губами по подбородку Луи. — Прости, — извиняется мальчишка, замирая. — Не за что извиняться. Мужчина улыбается и тянется рукой к румяной щеке Гарри. Проводит пальцами по мягкой коже, слегка давит на подбородок. Сочные губы приоткрываются и Луи пользуется этим сполна — слегка тянет зубами нижнюю, отпускает, а потом целует. Сначала в уголок рта, почти невесомо, а затем более настойчиво, вкладывая все свое нетерпение. Гарри превращается в пластилин, позволяет делать с собой все, что угодно. Тихо стонет, запрокидывает голову, подставляя шею под жаркие поцелуи, рассыпающие по телу острое желание отдаваться без остатка. Пытается расстегнуть пуговицы на рубашке мужчины так быстро, что сопит, борясь с этими перламутровыми засранцами, как назло мертво сидящими в своих петлях. Луи улыбается, а затем помогает избавиться от одежды, снимает ее и с Гарри. Она оседает разноцветным облаком на полу, а следом летит нижнее белье. — Я так скучал, — Луи сам вздрагивает от соприкосновения кожи к коже, сжимает плечи мальчика, но старается быть нежным, по крайней мере, в самом начале. — Я тоже, — Гарри забирается на колени мужчины и обхватывает его шею руками так сильно, что дышать практически невозможно. Несколько минут они сидят молча, тишину прерывает лишь тихое дыхание, которое постепенно превращается в стоны, когда руки Луи перемещаются на спину парня, выводят на ней круги, а затем мужчина скользит ладонью между телами и обхватывает его член. Гарри толкается в кулак, обрушивает губы на лицо Луи, целуя его куда попало. В знак благодарности за то, что тот не отталкивает, заботится и… любит. Просто потому, что хочет. Сам дорожит, не желает отпускать и тоже делится своим сердцем с ним. — Луи, — парень смотрит в глаза мужчине, испытывая тот самый трепет, что и впервые. — М-м-м? — мужчина кружит большим пальцем по головке члена Гарри, наслаждаясь его хриплыми стонами. — Хватит, не то я сейчас… Ох, нет! — Стайлс вздрагивает и упирается руками в грудь мужчины. — Тебе тоже нужно. Давай, ложись. — Решил покомандовать мной сегодня? — лукаво спрашивает Луи, приподнимая брови. Ему нравится видеть своего мальчика решительным, готовым на активные действия. — Просто ложись, — парень надувает губы и мужчине требуется собрать все силы в кулак, чтобы не заткнуть этот пухлый ротик своим членом. — Ладно-ладно, — Томлинсон сдается и ложится на спину, а Гарри вновь ерзает на нем, чтобы принять максимально удобное положение. Луи почти смеется от этого зрелища. — Если тебе смешно, то могу уйти, — грозит Стайлс, но сам улыбается. Он не может покинуть эту теплую постель, ведь делит ее с самым желанным мужчиной на свете. С тем, кто перевернул его мир, научил многим вещам и пробудил неизведанные чувства, выкорчевать которые из сердца будет уже вряд ли возможно. — Замолчи и поцелуй меня! — требует Луи и получает медленный тягучий поцелуй, выскребающий из души всю боль и волнение, что испытывал Томлинсон последние сутки. Мальчишка словно вдыхает в него новый глоток жизни, наполняет лучиками света и желанием просыпаться по утрам с большей охотой. Гарри съезжает вниз, покрывая грудь и живот мужчины легкими поцелуями, а затем накрывает его член губами. Луи точно знает, что если посмотрит в глаза парня сейчас, то крышу совсем снесет, а он не хочет торопиться. Не сегодня. Заводит руки за голову, старается смотреть в потолок, на темные кудряшки, выгнутую спину Гарри, но только не в глаза. Мальчишка же ускоряет движения, помогает себе рукой, массирует яички и сладко стонет. Эти звуки проникают в самую глубину души, звучат лучше любой классической симфонии. За окном воют сирены, но на это никто не обращает внимания. Два разгоряченных тела на кровати, разбросанная одежда на полу и синхронное сердцебиение — все, что существует в мире. Луи просит парня остановиться, приподнимается, чтобы сменить положение и нависает над своим сокровищем, долго смотрит ему в глаза, но ничего не говорит. Слова превращаются в едва уловимые касания губ, скользящих по коже; в жадные синяки и нетерпеливые укусы. Луи нравится видеть, как Гарри широко расставляет ноги, раскрывая всего себя. Для него и только для него. Мужчина ловит каждый его вздох, каждый стон и немую просьбу; смазывает пальцы, растягивает так, как нравится парню, а затем медленно, прикусив зубами кожу на плече мальчика, входит до самого упора. На несколько мгновений замирает и, когда Гарри тянет еще ближе на себя, обхватывая поясницу ногами, начинает двигаться внутри. Каждый раз, когда мужчина видит с какой страстью ему отдается этот мальчик, как льнет, доверяет… он готов кричать в небо от благодарности за то, что в его жизни сейчас это есть. Есть желание делиться своим миром с кем-то еще, с кем-то особенным, не похожим ни на кого, но во многом похожим на себя. Луи, может быть, сгорит в преисподней за такую связь, но это меньше всего волнует в данный момент. Момент, когда врываешься в молодое и желанное тело резкими толчками, сцеловываешь капли пота с груди Гарри, сжимаешь его бедра до синяков, терзаешь губы почти до крови и падаешь еще глубже в чувство, которое вытащило из бурлящей черной трясины, окунув в бескрайний чистый океан. И мужчина готов сражаться, оберегать и держать парня в своих руках как можно крепче. — Я люблю тебя, — шепчет Гарри перед тем, как его накроет острый оргазм, швыряя в омут наслаждения. Он почти на ощупь, дезориентированный взрывом ощущений, тянется пальцами к губам мужчины, призывая того к молчанию. Теперь парень понимает. Понимает, что нужен по-настоящему, что здесь, в этих руках, уже бережно удерживающих в объятьях, он осознал где находится его дом.