Пагубное воздействие

Начало 1945 года. Джеймс пытался открыть глаза. Жуткая боль расползалась по телу так, как пожар захватывает лес. Он не знал где он, что происходит вокруг и сколько времени прошло. Он даже не был уверен, что жив. Каждый вдох давался с такой тяжестью, словно огромная каменная глыба придавила его грудь. Ему холодно. Ему страшно. Джеймс плакал, словно маленький мальчик, и если бы не боль, то он бы кричал от пожирающей его безнадёги, но сейчас лишь слёзы обжигают щёки, заливаясь за уши, а горячее тело Баки растапливает рыхлый снег. Он не знает, где именно его боль, от чего он страдает и почему выжил, падая с поезда в это проклятое ущелье. Ещё один мучительный вдох, кажется, сломаны рёбра, и что-то с левой рукой…он не может понять. Вновь попытался открыть глаза куда более успешно, чем первый раз. Он увидел небо, затянутое тучами, голые деревья, железную дорогу, где-то далеко вверху. И увидел разорванную ткань своей собственной руки, которой попросту не было, лишь красное месиво. Он лежал так несколько часов, прежде чем услышал скрип солдатских сапог по снегу. — Кажется, там тело… видишь? Припорошило снегом. Баки не понимал о чём говорил тот голос. Он не знал что это за язык, и лишь надеялся, что его убьют на месте. Шаги приближались, и голос становился отчётливее. — Я уверен, что мёртв, видимо, упал в ущелье… — Определённо, никто не выживает после таких падений. Никто, кроме Баки. Он лежал, затаив дыхание, ждал, что будет дальше. Один из солдат присел около окровавленного тела Джеймса: — Американец, неуклюжий, — он захохотал, дотронулся холодными пальцами до шеи и замолк. — Я чувствую пульс, он жив! Поднялась суматоха, оба солдата старались как-то помочь Баки: приводить в сознание, старались отогреть и пережать остаток руки жгутом, хотя было уже поздно. Они вызвали подмогу и кое-как подняли Джеймса. Он же чувствовал, как медленно теряет сознание…

***

Пришёл в себя он уже в госпитале. Стоял гул, состоящий из множества голосов, стонов раненых и звона медицинской посуды. Всюду были люди: врачи и солдаты. Их было так много, что, казалось, палатка вот-вот взорвётся. Джеймс осмотрел самого себя: его грудь была туго перемотана, а остаток руки наспех заштопан и перебинтован уже ставшим красным бинтом. Рядом с ним суетилась маленькая медсестра, которая то меняла бинт, то обрабатывала ссадины. Её волосы растрепались, а щёки порозовели то ли от холода, то ли от этой беготни. Заметив, что Джеймс пришёл в себя, она нежно улыбнулась и, взяв за оставшуюся руку, прошептала по-английски: — Всё будет хорошо, — её выражение лица внушало доверие, и Джеймс ни секунды не сомневался в этом. — Вы в госпитале, вам ничего не угрожает.

***

— Учитывая, что я правша, — начал Джеймс, разглядывая, отсутствующую до середины плеча, руку. — Смогу управиться без левой. Медсестра звонко засмеялась. За тот месяц, что сержант провёл в госпитале, они очень сблизились. Джеймс рассказывал ей о жизни в Америке и о своём друге, о Стиве. Она же учила его русскому и втихаря кормила сгущёнкой. Казалось, что больше ничего и не нужно, что он прожил бы всю жизнь, пусть и инвалидом, рядом с этой женщиной. — Радует твой оптимизм, — она всё ещё улыбалась, поправила подушку и выпрямилась. — Поспи немного, а я вернусь через пару часов. Она пожала Джеймсу руку, а он не хотел её отпускать, сжимал её прохладную ладонь и надеялся на милость. Медсестра улыбнулась так, как улыбалась только ему: с нежностью и спокойствием, и высвободила свою руку. — Тебе надо отдохнуть, — настойчиво и даже строго проговорила она, собрала грязные бинты и ушла. А Джеймс остался лежать, стараясь заснуть и думая о ней.

***

Несколько месяцев назад Джеймс всё еще был в том госпитале, но его срочным образом перевезли в Москву. Узнал он это, оказавшись в тёмном душном помещении, где было много странной аппаратуры и так же много людей. Кажется учёных. Джеймс лежал на белой кушетке, а рядом с ним стояло несколько человек, которые готовили его к чему-то. Один из них уже что-то вколол Джеймсу, от чего у него кружилась голова. Они усердно изучали его левую руку, измеряли и переговаривались. Один из главных учёных взглянул на часы: — Пора начинать, скоро придёт профессор. На Джеймса надели кислородную маску и вновь сделали укол, от которого он провалился в темноту.

***

Он не знал, где он. Кто он и как тут оказался. Ему было и не важно. Жёлтый свет бил в глаза, а всё тело казалось неподвижным. Он осмотрелся: лаборатория, люди, а около кушетки сидит маленький человек с большой головой и в круглых очках. Заметив его, маленький человек наклонился ближе к нему: — Сержант Барнс, — очень тихо, почти шёпотом, произнёс он. Барнс, не обращая внимания на собеседника, опустил глаза на свои руки. Вместо живой левой руки была металлическая, которая на удивление поддавалась всем манипуляциям сержанта. — Процедура уже началась… — продолжил маленький человек. — Вы станете новым оружием ГИДРЫ. Пора вас заморозить…