Простуда

Микаса всегда просыпалась рано, раньше Жана. Кирштайн уже привык, что обычно просыпается в пустой постели, в то время как его девушка хлопочет на кухне или сидит за компьютером. Он привык возвращаться из сна в реальность то под звон посуды, то под стук клавиш, но сегодня, в законный для них обоих выходной, Жан проснулся в полной, и, можно сказать, гнетущей тишине — гнетущей, потому что непривычно. Микаса лежала рядом, спиной к нему. Решила выспаться, — сначала подумал Жан, а потом, прислушавшись, понял, что Аккерман дышит совсем не так, как сладко спящий с утра человек. А еще она как-то странно свернулась клубочком, хотя обычно спала на спине. Жан потянулся к ней, чтобы обнять, но Микаса оттолкнула его. Это как раз было неудивительно и далеко не ново, учитывая, что Жан добился расположения Аккерман всего неполных два месяца тому назад. И все же Кирштайн чувствовал, что с ней что-то не так. Обычно Микаса реагировала на его прикосновения иначе — если не хотела, то непременно сообщала, а тут — просто молча оттолкнула его руку. Машинально Жан коснулся виска Микасы, а потом, заподозрив неладное, без лишних церемоний прижал ладонь к ее лбу. — Да ты же вся горишь! — ахнул Жан. Он совершенно растерялся, не зная, что делать. Сам Жан болел редко, а если болел — за ним ухаживала либо мама, либо лучший друг — Марко, либо Микаса. А вот Жан ни разу не помогал больному человеку выздороветь. Некстати вспомнилось, как в детстве он пытался лечить своего хомячка, а потом мама долго объясняла рыдающему сыну, что его любимец ушел на радугу. Впрочем, сейчас все будет иначе! Жан даже почувствовал гордость, потому что обычно его любимая девушка в нем не нуждалась и со всем справлялась сама. Микаса была не из тех людей, которые боятся насекомых, темноты и высоты. Она самостоятельно расправлялась со всеми встреченными на ее пути пауками, спокойно гуляла по темным улицам, потому что, благодаря черному поясу по карате, могла свернуть в бараний рог, кого угодно (прецеденты были), и вообще, Микаса была настолько сильной и самодостаточной личностью, что иногда Жан задумывался, зачем он ей вообще нужен. Но теперь Микаса заболела. Ее темные глаза блестели от температуры, на бледных щеках выступил лихорадочный румянец, а губы запеклись. Жан почувствовал себя скотиной. Конечно, он не знал, но, в то время, как его возлюбленной было плохо, он бессовестно дрых. И все же — что делать в таких случаях? Вспомнив, как его лечила мама, Жан решил для начала измерить Микасе температуру. Он встал с постели, натянул штаны и пошел к шкафчику, где хранились всякие нужные вещи (а попросту говоря, всякий хлам), но градусника там не было. Ни на полках, ни в ящиках. Не в холодильник же они запихнули такую важную вещь, и не в одежный же шкаф! На всякий случай Жан поискал и там, но тщетно. А есть ли вообще в их съемной квартирке этот чертов градусник?! — Жан, — прохрипела Микаса, — нет у нас градусника! Кажется, Кирштайн озвучил свои мысли вслух. — Ладно, — юноша замер посреди комнаты, подняв руки, — допустим, температура у тебя очень высокая. Ты не знаешь, что надо делать? — признался он в своей беспомощности. — Нас с Эреном лечила Карла, — каждое слово давалось Микасе с трудом, — я помню, однажды мы простудились, и она обтирала нас спиртом… кажется, тогда помогло… — Так, все, молчи. Тебе лучше не говорить, — Жан нервно обернулся и прямо босиком отправился на кухню, где в холодильнике стояла едва початая бутылка водки. Кажется, ее принес Конни, они выпили по сто грамм, а потом, поскольку ни Спрингер, ни Кирштайн не были алкоголиками, водка была благополучно забыта, так сказать, для лучших времен. Достав бутылку, Жан взял одну из чистых тряпок, на которые Микаса пустила его старую футболку, и вернулся в спальню во всеоружии. — Раздевайся, я сейчас тебя оботру! — гордо скомандовал Кирштайн. Микаса явно не пребывала от этого в восторге, но села, кое-как стащив с себя майку, и Жан, обильно смочив тряпочку водкой, устроился у нее за спиной. Он совершенно не знал, где и как нужно начинать обтирание, стоит ли ограничиваться только туловищем, или еще нужно обтереть и ноги, но решил начать со спины. Немного поколебавшись, он прижал холодную, едко пахнущую тряпку к плечу Микасы, и она коротко вскрикнула от неприятных ощущений. Жан виновато поцеловал ее в макушку и повел тряпкой вниз, к лопаткам, а потом — к пояснице. Микаса щурилась, но терпела. Впрочем, когда Жан решил, что спину обтер достаточно и приступил к груди, девушка не выдержала: — Кирштайн, это не эротический массаж! Обтирай, а не гладь, придурок! — Да не умею я, — раздосадованно пробормотал Жан, снова расписываясь в своей некомпетентности. Вот бросит его Микаса, такого бесполезного, и что тогда делать? — Я лучше за таблетками сбегаю! — осенило юношу. В самом деле, как он мог забыть о таком простом способе лечения? Спросит в аптеке жаропонижающее, ему посоветуют хорошее, и Микасе обязательно станет лучше! — Не уходи, — внезапно попросила Аккерман, — я не хочу быть одна. У меня перед глазами все кружится и ужасно голова болит, я одна с ума сойду. Давно не болела, — теперь уже она говорила виновато и впервые не выглядела самоуверенной. — Тогда я позвоню Эрену, — решил Жан. Не то чтобы Жан был в восторге от брата Микасы. Наоборот — они никогда не ладили, но ради любимой девушки Кирштайн был готов проглотить свою гордость и позвать проклятого Йегера посидеть с сестрой, пока сам Жан будет героически бегать по аптекам. Но, к счастью Жана, в выходной Эрен по каким-то причинам был на работе (так ему и надо — злорадно подумал Кирштайн), и трубку домашнего телефона сняла Криста. Услышав, что Микаса больна, девушка рассыпалась в сочувствиях, а потом сказала, что немедленно выезжает и поможет ее лечить. Жану совершенно не хотелось срывать беременную госпожу Йегер с места и позволять ей хозяйничать в своем съемном, но все-таки собственном доме, однако ситуация была критическая — Микаса начала кашлять, сильно, сухо и как-то лающе. И Жан попросил, чтобы Криста приезжала — по крайней мере, у нее было высшее медицинское образование.

***

Криста приехала через пятнадцать минут — Жан невольно засек время, то и дело поглядывая на настенные часы, пока сидел рядом с Микасой и держал ее за руку. Аккерман то проваливалась в короткий сон, то снова кашляла. Но с Кристой поздоровалась довольно весело. Огладив свой восьмимесячный живот, и не спрашивая о причинах того, что в комнате воняет алкоголем, госпожа Йегер деловито уточнила у Кирштайна симптомы, измерила Микасе температуру настоящим градусником, заглянула ей в горло и сказала, что это не ангина, а просто простуда. Но Кирштайна все же выгнала, чтобы не вертелся под ногами, пока она делает Микасе укол. В то время, как девушки занимались лечением, Жан нервно курил на балконе. Он пытался уверить себя, что все хорошо, но в голову лезли плохие мысли, в том числе и про хомячка, поэтому, когда Криста его позвала, Кирштайн почти бегом бросился к подруге. — Я сбила температуру, — сказала Криста, — на всякий случай оставила тебе градусник. Делай Микасе как можно чаще горячий чай с малиной, я видела у вас в холодильнике, и давай таблетки, я их привезла, на тумбочке стоят. Если что — звони, мне без работы ужасно скучно! Жан благодарно пожал руку Кристе, проводил ее до дверей и даже передал привет Эрену. А потом вернулся к Микасе. Лихорадочный румянец пропал с ее щек, однако она все еще была очень бледной. На лбу Аккерман лежала мокрая тряпка. Ее шея была закутана в красный шарф, который когда-то подарил ей брат — Жан поморщился, ему было неприятно, что Микаса так сильно дорожит этой штуковиной, он, Жан, мог ей в сто раз лучше шарф купить. Впрочем, сейчас шарф помогал от боли в горле, так что Кирштайн проглотил и это. Не время для глупой ревности; как ни крути, а Эрен — очень важен для Микасы, потому что после смерти родителей они всегда были вместе. Жан сел рядом с Микасой и взял ее за руку. Рука Аккерман была теплой, и она легонько сжала пальцы юноши. — Прости, — сказал Жан, — от меня никакого толку. — Правда? — лукаво спросила Микаса, — а кто Кристе позвонил? Я даже не думала, что ты такой надежный. Кирштайн отвернулся, потому что настоящие мужчины не краснеют от смущения. — Пойду, сделаю тебе чаю с малиной. Он встал и направился к дверям. И, уже на выходе из спальни, услышал, как Микаса шепчет: — Спасибо.