Асгер.

- Ты уверен, что стоит идти сегодня? Ты и без этого работаешь сутками напролёт. Зачем вдобавок изматывать себя столь печальными мероприятиями? - Асгер стоит перед зеркалом, в очередной раз перевязывая галстук, узел которого все никак не удавался идеально. Мужчина, как и всегда, выглядел равнодушно спокойным, но куриные причитания обыкновенно молчаливой женушки заставляли раздраженно хмурить брови. Впрочем, Ингеборг делала вид, что недовольство супруга вовсе не замечает и продолжала гнуть свою линию, нарезая по комнате круги аки загнанная в угол лисица. Асгер молча сетовал на то, что из всех красавиц Шлезвига ему, очевидно, досталась самая строптивая. Подчёркнуто кроткая и покорная на публике, Ингеборг, тем не менее, дома не стеснялась демонстрировать норов, и пускай все ее нападки на мужа чаще всего не давали никаких результатов, женщина своих попыток не оставляла. Упорство и дерзость ослицы. Что же касается Асгера, он все эти представления терпел по нескольким причинам. Во-первых, ему было все равно, и он предпочитал игнорировать наводимую дражайшей супругой суету, нежели проводить будни в бесконечных склоках. Во-вторых, Ингеборг Асгер никогда не любил. Она в свою очередь об этом прекрасно знала. Засим почему бы не позволить ей вершить свою ничтожную женскую месть, учитывая, что Асгер ее вполне заслужил. Чем бы дитятко не тешилось, как говорится. - Асгер! Скажи ты хоть слово! – Ингеборг толкает мужчину в грудь. Маленькие ладошки сжимаются в кулачки, но тут же бессильно опускаются на лацканы пиджака в вымученно нежном жесте. Ингеборг поджимает губы, сдерживая подступившие слезы, дрожащими пальцами начинает аккуратно перевязывать Асгеру галстук. Наконец, удаётся. Райх вздыхает и берет женщину за запястья. Любящий муж сделал бы это деликатно и осторожно, но в данном случае к Асгеру это не относится. К тому же, он был зол, и с трудом подавил желание отвесить Ингеборг звонкую пощечину. Чтобы неповадно было. Она не предпринимала попыток вырваться из железных тисков, лишавших ее возможности отстраниться. Из взгляда исчез вызов и даже намёк на сопротивление. Хоть провоцировать Райха стало чуть ли не любимым занятием Ингеборг, его реакций она боялась. В конце концов, от человека, прославившегося в своём отделе, считай, свинской жестокостью, ожидать можно было чего угодно. - Оставь это, Инге, - Асгер отпустил женщину, предварительно смерив ее уничтожающим взглядом, под которым она боязливо поежилась. Однако в следующее мгновение Райх уже снисходительно улыбался, и голос зазвучал примирительно и заигрывающе, - Фридрих сам рассказал мне о поминках, думаю, игнорировать их как минимум неучтиво. Да и потом, было бы жаль не почтить память Клауса. Мы прекрасно ладили, - теперь, когда он так удачно склеил ласты, наверняка будут ладить еще больше. На самом деле, относиться плохо Асгер к старшему сыну своего начальника попросту не мог. Клаус, золотой ребёнок, самородок семейства Зальцгер, требовал к своей персоне много внимания (возможно, убили его исключительно ради того, чтобы заключить идеальную репутацию в этакий ореол неприкасаемой славы). Посему Райх и Клаус общались радостно и охотно, но это вовсе не отменяло того факта, что в случае смерти одного, другой вздохнёт с облегчением. Асгер вздохнул. Теперь избыток отцовской любви Фридрих направлял главным образом на своего заместителя. Можно ли еще прочнее усесться на своём месте под солнцем? Берлин встретил Асгера серой хмуростью. Мужчина закурил, смешивая пропитавшийся дорожной пылью воздух с клубами табачного дыма. По правде сказать, толкать речи о душевной красоте и благородстве Клауса у Асгера не было ни малейшего желания. Он на дух не переносил весь этот фарс, но при этом умел изображать самую искреннюю заинтересованность. Так работала их система. Несладко приходилось тем, кто слишком сильно цеплялся за честность и собственные принципы. Как правило, их продолжительность жизни уступала живучести всей лицемерной сволочи. Но надо сказать, что приближающийся каламбур стоил недовольного выражения лица Оливера. Появлению Райха младший братец усопшего едва ли обрадуется, но в этом-то и заключалось веселье. Так уж сложилось, что Асгер в своей наглости постепенно приближался к апогею, и перспектива бросаться двузначными фразами сегодня, как никогда, улыбалась. - Вечер добрый, - мужчина обезоруживающе улыбается, когда дверь перед ним открывается и на пороге возникает «малыш» Олли: ни жив, ни мертв. Настолько «рад» этой встрече, - Фридрих сказал мне, что сегодня будут поминки. А где он сам? – не дожидаясь ответа, Райх проходит внутрь. По-хозяйски и нагло, ведь здесь он бывает чуть ли не чаще самого Оливера. Однако перед входом в комнату замирает, окидывая скучающим взглядом собравшихся. Чудненько. Учитывая, что уважаемый papа́ своим присутствием никого не почтил, задушевных разговоров больше ни с кем не предвиделось. Оборачивается к Олли, всем своим видом выказывая недоумение, хотя догадка, на самом деле, уже пришла в голову. - Оливер, устроил вечеринку, а меня не пригласил? – шепнул он негромко, проходя мимо Зальцгера. Руки чесались налить себе шнапса, поисками которого мужчина, собственно, и занялся. Нежелательность своего визита он ощущал кожей, но ему хватало «такта» сохранять невозмутимость. - Приветствую, верте хэррен. Как жаль, что вместе мы собрались по столь печальному случаю. Нам всем будет не хватать Клауса. Такой потенциал для всего Рейха… - конечно, вам всем жаль. Конечно, вы все скорбите. Но разве найдётся из всех присутствующих, кроме Оливера (но это не точно), хоть один, кто из-за этой смерти грустил бы по-настоящему. Наверняка, один из этих типов бедолагу и пришил, но кому интересны детали. - Оливер, не возражаешь? – поинтересовался Райх, беря со стола бутылку со шнапсом. Разумеется, не возражал. Едва ли у него был выбор. Пренебрежение окружающих – в их косых взглядах. Надменные арийские морды - идеальные в своей породистости и самолюбовании. Невысокий темноволосый гестаповец, возможно, несколько терялся среди выводка чистокровок, но внешнюю неказистость компенсировали едва умещающееся в комнате самомнение, голубые глаза цвета вселенской отрешенности и неприлично острая линия скул. Вопиющее молчание Асгер не стеснялся нарушать звоном посуды: маленькая серебряная ложечка молоточком постукивала по хрустальным нервам лучших из людей. - Вы ведь работаете на Фридриха, верно? – бархатная глубина незнакомого голоса плетью ударила Райха по лицу. Развернувшись вполоборота, мужчина наткнулся на пляшущую в уголках чужих губ добрую снисходительность. Так перед толпой людей ласкают прокаженного. Так кормят с руки исходящую желтой пеной собаку. Спокойно и даже приветливо, игнорируя звучащие местами смешки. Кто-то явно мог себе это позволить. Неприкрытая демонстрация силы.