В нём всё было манящим, необъяснимо притягательным, но в тоже время отталкивающим и слишком опасным. И что именно цепляло - до сих пор оставалось большим вопросом: то ли острые скулы, готовые разорвать кожу в любой момент, то ли самодовольство, остро пышущее в тягучем блеске глаз, то ли ярко выраженное презрение к окружающим, то ли ворох тайн, которые хотелось непременно вытащить на поверхность. В нём всё больше разжигалось неподвластное желание выяснить хоть что-то, зацепиться за самую тонкую ниточку и победно распутать клубок под названием «Джон Мёрфи». Доказать себе, в конце концов, что всё происходящее сейчас — имеет смысл. Стоит заметить, что каждый день в их небольшом, едва осязаемо-существующем мирке начинается одинаково: лисий взгляд по обыкновению находит в толпе суетящихся школьников, прожигает большие уродливо-болезненные дыры в районе груди, вызывая нервную дрожь и ощущение чего-то неизбежного. Ему чертовски нравилось испытывать волнующую сердце любопытность, ловить на себе прошибающие насквозь серо-зелёные глаза, случайно задевать паренька плечом на большой перемене каждый четверг, едва с заметной заинтересованностью выискивать привычную ухмылку в кафетерии и наслаждаться приятным тягучим теплом по всему телу. И пусть игра продолжалась почему-то по его правилам; он слушался, отпуская всю привычную настойчивость и непоколебимость, так просто игнорируя факт безоговорочного подчинения. Все попытки возражения пресекались, стоило лишь Мёрфи сверкнуть дьявольскими глазами перед началом тяжелого учебного дня. Стайлз растворялся в бурлящем интересе и уходил слишком глубоко в омут, сам того, порой, не замечая.
Джон был отдушиной, напоминавшей о нормальности, в которой попросту Стилински не было места. В которой не было сверхъестественного мира, частых потерь, смертей дорогих сердцу людей, скорби и многочисленных глубоких ран от волчьих когтей. Точка невозврата давно стиралась из памяти, но ведь у них когда-то было так же, как у всех. Просто, обыденно, с драмой и кучей домашней работы. С бессмысленными прогулками под луной, частыми встречами на шумных вечеринках, в кругу уже давно забытых знакомых. Без трупов, светящихся красных глаз, друзей-существ, обладающих неподдающихся ни одному логическому объяснению сил. И Стайлз хочет обратно в неведение, хочет отпустить все страхи, грехи, всё то, что упорно тянет на дно. Только ничего не может сделать. Лишь продолжать играть по чужим правилам и наслаждаться наивным желанием вернуть реальность.
Первым сдался Джон: то ли из-за дикого любопытства, то ли из-за отсутствия всякого терпения, но Стилински мысленно присудил одно очко себе. «
Тебе стоит чаще улыбаться» — бумажка чудесным образом оказывается в его шкафчике на толстенном учебнике по биологии. Он безбожно перечитывает записку каждый чёртовый день, всматривается в ровные буквы и не решается написать ответ. И Мёрфи смотрит по-другому, с большим интересом и преобладающим непониманием. Сидит почти рядом на ланче и прожигает очередные дыры, выбивая из равновесия. Наверное, ждёт. Записку, колкую фразу, просьбу пойти ко всем херам собачьим, хоть что-нибудь, но Стайлз лишь с огромным трудом отводит глаза, впивается зубами в безвкусный бутерброд и считает себя большим идиотом. Касания в коридоре превращаются в грубые толчки и ехидные смешки, когда сын шерифа потирает ушибленное места и пытается остановить Скотта, буквально хватая того за шкирку. Злится сам, но в конечном итоге пишет ответное послание «
Тебе стоит перестать быть таким мудаком. Мудак» и кидает его прямо в лицо Мёрфи на парковке у школы.
Потом всё опять меняется. Как-то быстро и незаметно. Но факт остаётся фактом — возвращаются привычные «гляделки», уже без ядовитого презрения и недовольства. Толчки больше не оставляют синяков, и Скотт, кажется, выдыхает, отпуская желание разорвать лису глотку. «
Тебе стоит научиться разговаривать с людьми, грубиян». И Стилински уже не просто злится, а ощутимо так бесится, и хочет прибить этого мудака, потому что это всё не честно. Вообще ни с какой стороны. Грубиян? Серьёзно? И это говорить местному заводиле Джону Мёрфи? Ответ отправляется отправителю почти сразу. «
Думаешь? Мистер-я-побил-вчера-Монти-и-опозорил-его-перед-всей-школой».
«
О, ты видел! Мне так жаль. Я тебя огорчил?)». На следующий день он отдаёт записку Стилински лично, подходя при этом неприлично близко. От него пахнет сигаретами и ментолом, и голова начинает кружиться от горячего дыхания в самое лицо. Они стоят так несколько минут, а потом расходятся, словно ничего и не было. Никаких записок, никаких взглядов. Никакого запаха крепких сигарет и такого жгучего ментола.
ххх
— Какие планы на вечер? — он появляется неожиданно, и Стайлз буквально выплёвывает салат обратно в тарелку. В горле застрял огурец, и кашель неимоверно разрывает юношескую грудь. Когда взгляд, наконец, фокусируется на Мёрфи и становится легче дышать, Стилински улыбается. Просто так, от такого стандартного вопроса, пульсирующего вязко в голове.
— Ты что, проглотил язык? — собеседник устало растягивается напротив и убирает надоедливую прядь чёрных волос с лица. Джон терпеливо ждёт и смотрит, не моргая, довольствуясь такой реакцией и широко распахнутыми глазами подростка.
— Чувак, никогда, серьёзно, никогда меня так не пугай. Я чуть не умер! — выдаёт он, отодвигая как можно дальше проклятый салат. — Моё сердце бьётся очень-очень быстро и вот-вот разорвётся.
— Я вообще-то задал вопрос, — Мёрфи терял терпение, но пытался сдержаться и не повысить голос выше положенного.
— После такого появления, у меня планов могло вообще никогда больше не быть, — тот пожимает плечами, замечая про себя, что лису очень идёт чёрный.
— Господи, Стайлз, ты можешь ответить или нет?! — раздражённо бросает Джон, сжимая до хруста пальцы в кулаки.
— О, мистер Мудак, Вам определённо стоит понизить тон, — Стилински встаёт неуклюже с места и злостно хватает рюкзак с пола. — Сначала научись разговаривать, а потом зови на свидание, идиот!
Смысл сказанного доходит только в длинном коридоре под гоготание таких надоедливых подростков, когда ненависть буквально разрывает, а в голове крутится лишь одна мысль, что Джон Мёрфи — тот ещё мудак.
ххх
— На свидание? Серьёзно? Может, не будем торопить события и выпьем для начала кофе, как думаешь? — Мёрфи появляется неожиданно, бесшумно, но довольно эффектно.
— Вынужден отказаться от такого заманчивого предложения, — Стилински нарочно громко хлопает дверью шкафчика и, не удостоив лиса взглядом, направляется в сторону выхода.
— О, ты серьёзно? Да ладно тебе, — Джон грубо хватает того за руки и прижимает к ближайшей стене, не давая пошевелиться.
— Отпусти, придурок — Стайлз дышит слишком громко, пытаясь вырваться из хватки.
— Прости, но пока не получу твоё согласие, не смогу.
— Не дождёшься!
— Я могу быть очень убедительным, — в серо-зелёных глазах загораются безумные огоньки и начинают завораживать удивительным блеском.
— Да что ты? Я не знал. Продемонстрируешь? — выплёвывает Стайлз, чувствуя, как сердце стучит неестественно быстро.
Мёрфи заливисто смеётся, обнажая ряд белоснежных зубов.
— Как скажешь, — тот вмиг становится серьёзным, наклоняясь непозволительно близко. Чужие губы незамедлительно оказываются на шее сына шерифа и целуют почти невесомо до самых скул. — Видишь, я обаятельный. Даже почти не кусаюсь.
Джон неожиданно выпускает зубы и кусает куда-то за ухом, вызывая неприятное шипение мальчишки.
— Мудак, — выдыхает Стайлз и снова дёргается в попытке вырваться.
— Хэй, я же сказал «почти», — Мёрфи снова смеётся, но отпускает бедолагу. — Один вечер, прошу, дай мне шанс доказать, что не такой уж и мудак.
— Сегодня, в семь, понял? Опоздаешь, и я натравлю Скотта. Он разорвёт тебе глотку, клянусь.
И Стилински уходит с от чего-то уж блаженной улыбкой на губах.
ххх
Они болтают, кажется, пятый час подряд, и Стайлз на самом деле не может успокоить свой нескончаемый поток слов. Всё напряжение уходит, растворяется в уличной прохладе и заставляет сердце биться не так быстро, как прежде. Руки мёрзнут, но мальчишка продолжает болтать, не обращая внимания на нежную улыбку Джона Мёрфи, которая обязательно будет сниться ночью и терзать до боли в груди.
— Ты всегда так много говоришь? — спрашивает тот, немного подходя ближе.
— Да, поэтому привыкай, — просто отвечает Стайлз и останавливается напротив двери собственного дома.
— С удовольствием, — от чего-то шепчет лис и смотрит прямо в глаза. — Так что, я всё ещё мудак?
— Ещё какой!
— И когда ты поменяешь своё мнение? — Мёрфи улыбается ещё больше, заставляя переворачиваться внутренности Стилински.
— После ещё одной такой прогулки, определенно, - говорит мальчишка и скрывается за массивной дверью, подавляя в себе желание обнять того напоследок.
Стайлз, кажется, ухватился за тоненькую ниточку клубка под названием «Джон Мёрфи» и мысленно присудил себе ещё очко
