A Saint Made of Gold

Больно ли превозносить человека намного выше всего земного? Да, если он это даже не замечает. Больно ли слышать от окружающих, что он приносит несчастья всем, кто с ним сблизится? Безусловно. Особенно когда эти рассказы слишком похожи на правду, и ты пытаешься разобраться, чему же верить, — звучащим повсюду обвинениям или прекрасному невинному лицу, не тронутому пороком, — увязая в собственных сомнениях и повторяя, как мантру: «Он не может быть таким», — не зная, кого же ты хочешь в этом убедить в первую очередь. Больно ли видеть, как он с каждым днём всё больше отдаляется, ослеплённый другим человеком, который слишком не так смотрит на мир, чтобы можно было смириться с возможностью его влияния на Него? Пожалуй, ответ очевиден. Но ничто из вышеперечисленного не может сравниться с тем моментом, когда ты осознаёшь, что душа, в кристальную чистоту которой ты старался верить так же усердно, как в Бога, на самом деле уже давно сбилась с дороги морали и лежит, погружённая в грязь сильнее, чем худшие трущобы Лондона. Когда идеал, на который раньше был готов молиться, изуродован. И дело не в картине — хотя сложно пережить чудовищные мистические изменения в лучшем своём творении, рождённом не только рукой, но и сердцем. Проблема в том, что настолько же испорчен и оригинал, пусть по-прежнему и ласкает взгляд неповторимыми достоинствами внешности. Красота! Вам, Дориан, следует понять, что она должна исходить изнутри, а не висеть привлекательной маской. Вы слишком сильно тонете в удовлетворении своего Эго. Теперь я вижу это невыносимо отчётливо. Да и как иначе, если это можно проследить во всех линиях портрета, находящегося прямо передо мной? И я уверен, что ещё есть шанс. Шанс вернуть того юношу, ради которого я был готов на всё. Готов и сейчас, лишь бы Вы перестали напоминать бездушного самовлюблённого дьявола. Ведь Вы не он. Вы просто катастрофически заблудились в том, что считаете правильным. Покайтесь же, Дориан! Опуститесь на колени, прочтите со мной молитву. Позвольте помочь, раз сами не смогли справиться с искушением. Почему Вы отказываетесь? Вероятно, причина в том — с каждым словом понимаю это всё отчётливее, — насколько Вы изменились. Если бы я повторил то давнее признание, скорее всего, мои чувства были бы не просто не поняты — растоптаны уже самой жестокой реальностью. И всё-таки есть надежда. Пожалуйста, хотя бы попытайтесь прислушаться к моей просьбе. Но, похоже, если это и произойдёт, то не при мне. Чувствую удары чем-то за ухом. Рот заполнен кровью, а голова — хаотичными, но в то же время неожиданно вялотекущими мыслями. Конец? От Вашей руки? Сейчас это не кажется чем-то странным. Лишь таким же неправильным, как всё, что происходило этой ночью. И годы до неё. Всё же я желал умереть за Вас, а не из-за. Однако уже поздно придираться к предлогам. Извините, что поучаствовал в этом жутком падении. Пусть Бог или кто-либо другой поднимет Вас хотя бы немного ближе к незамутнённой душе, что была у Вас при нашей первой встрече. Примите же это моё безмолвное благословение, Дориан, раз выговорить его я не способен. И прощайте.