Напряжение

— После такой невероятной… гм, выносливости, обычно предлагают начать встречаться. По твоему плечу лениво выводят незамысловатые круги, скорее, больше для отвлечения внимания, чем для попытки сосредоточиться на одной мысли. — Ну, давай встречаться. — довольно быстро и легко для подобного вопроса отвечает Адам, продолжая самозабвенно предаваться акту рисования невидимых узоров на твоем плече. — Так просто? — недоверчиво переспрашиваешь ты, едва щуря уже сонные глаза. — Сердечно извиняюсь, что не сделал нудную паузу длиной в жизнь, прежде чем ответить тебе, — ты лежишь к нему спиной, но по одному тону голоса определяешь, что тот расплылся в своей дебильной ухмылке. Ты в этой неординарной компании всего несколько месяцев. Чаду вдруг очень приспичило познакомить тебя со своими друзьями, даже не подозревая, что твой круг знакомых выходил далеко-о-о за пределы вашего уютного, маленького и тошнотворного городка. Но ты, как истинная «душа компании», согласилась на его предложение. И до сих пор размышляешь о том, правильно ли тогда поступила. Безусловно, ребята здесь были хорошие — но только по отдельности. Вместе они представляли такую смешанную кучу разных интересов, столько второсортных воплей и глупых споров всего за один день, что хотелось откровенно приложить руку ко лбу, чтоб не видеть мира вокруг. Каждый раз, когда ты, по мнению Адама, что-то не то говорила (хотя старалась лишь быть предельно честной) или слишком едко язвила, то этот чертов механик начинал откровенно на тебя пялиться, отчего становилось, мягко говоря, не по себе. В ответ ты незамедлительно натягивала самую что ни на есть издевательскую полуулыбку: «Что-то не так, сладкий?». Адам лишь ухмылялся одними глазами (такое вообще возможно?), и отводил взгляд, хотя напряжение между вами все равно не спадало. И не спадет никогда. Чужая рука, наконец перестав трогать твое многострадальное плечо, осторожно возвращается обратно к владельцу. Ее обладатель раскатисто зевает, даже не стараясь сделать это как-то потише. То, как Адам смотрел на Дебору, мог не заметить разве что слепой. Или, по иронии судьбы, сама Дебора. Пожалуй, он даже мог хоть горы свернуть ради нее, хладнокровно и бездумно убить любого, кто встанет на его пути, и умереть со счастливой улыбкой на губах, думая о ней. На тебя так никто не глядел. И не был готов совершать такие подвиги, словно прямиком из бредовых, глупых детских сказок про прекрасных принцесс, которых спасали храбрые рыцари. Адам смотрел на Дебору и видел миллиарды звезд, кометы и бескрайние просторы вселенной — душу. На тебя смотрели другие и видели лишь изящные изгибы красивого тела, милое лицо и откровенные наряды — внешность. — Ты ведь её любишь, — неожиданно даже для тебя самой срывается с языка, о чем ты сразу жалеешь, но сказанного уже не воротишь. На несколько секунд повисло молчание. Кажется, вот и обещанная, долгожданная «нудная пауза длиной в жизнь». — Люблю, — осторожно последовал закономерный и весьма очевидный ответ. — Но сейчас ты здесь. В одной кровати со мной, если до сих пор не заметил. — чего у тебя точно не отнимешь, так это сарказма в самых неподходящих ситуациях. — Как будто ты сопротивлялась, — Адам усмехается, но выходит у него это слишком вяло. — Мы нажрались, как свиньи, милый, давай будем честны. У меня не было желания сопротивляться, а у тебя — мозгов, чтоб остановиться. Снова возникла пауза, но она не отличалась особо большой длительностью, в отличие от предыдущей. — И давно ты её… — хочешь начать, но почему-то осекаешься на полуслове. — С самой первой секунды, как мы впервые встретились, — вдруг решает ответить Адам, чуть приподнимаясь, чтоб принять более-менее сидячее положение, — Нам было по семь лет. Все росли, менялись и меняли ход истории. Я продолжал её любить, а она меня считать лишь за хорошего друга. — А потом решил, что самое время поебаться и замутить с кем-нибудь по пьяни, в то же время продолжая страдать по другой? Отличная идея, очень надежная. — Я… — ты продолжаешь лежать к нему спиной, но ясно видишь, как вечно похуистичный Адам сейчас виновато опускает взгляд куда-то в пол. — Я пытался искоренить в себе эту фанатичность, отвлечься на что-то другое, попросту забыть… но как забудешь человека, которого видишь практически каждый день. Ты бы вряд ли когда-нибудь поняла Адама. Меняла партнеров чаще, чем накладывала макияж (а красилась ты очень часто), и проблем в любви у тебя никогда не бывало. Но сейчас, слушая такой виноватый голос человека, которого невзлюбила с самого первого момента встречи, ты не ощущаешь ничего, кроме желания помочь. Сделать что угодно, лишь бы он перестал чувствовать себя куском дерьма на лопате. — Знаешь, завидую Деборе, — прерываешь ты очередное неловкое молчание, — Меня никогда в жизни так не полюбили бы, как ты её. Ты ощущаешь на затылке внимательный взгляд, но решаешь не подавать виду. — Забавно, не правда ли? Ага, очень, ухохочешься. Кажется, под конец последнего предложения твой голос предательски дрогнул: нет, пожалуйста, только не снова, ты опять раскиснешь, как размазня какая-то… Ты никогда не считала себя одной из стереотипных тупых пустышек, порой появляющихся в фильмах, которые постоянно крутятся возле богатых бизнесменов, выставляя напоказ всё своё тело; они были наглыми, стервозными, знающими толк в моде и вечно мешающими главным героям. Ладно, ты тоже немного этим грешила, но не все в этом мире идеальны! Нет, правда, тебе дарили дорогие подарки, приглашали в самые эксклюзивные места, чуть ли не на руках носили — но они считали, будто тебе не хватит мозгов понять, что это лишь для того, чтоб затащить в постель, а потом еще и в коллекцию прочих красивых кукол богатого мальчика добавить. Отвратительно, мерзостно, пошло, некрасиво, неправильно… Ты закусываешь губу, чтоб не начать очередной долгий процесс самокопания и поисков собственных недостатков, которых с каждым разом по неизвестным причинам становилось все больше и больше. Внезапно Адам, который за всё это время не подавал признаков жизни, аккуратно, словно боясь ненароком поранить, обнимает тебя, прижимая к себе. — Ты ведь любишь не меня, — стараешься держать лицо, чтоб попросту не заулыбаться, как идиотка. — Может быть, — тихо, чуть ли не шепотом, отвечает тот; целует в скулу, в щёку, осторожно касается губами уголков твоих губ, — Но это не мешает мне, цитирую, «замутить с кем-нибудь по пьяни», — уже громче добавляет он и зарывается носом в твои волосы. От Адама несет перегаром (наверняка ровно как и от тебя), сигаретным дымом, машинным маслом и слабо пахнущим одеколоном. И, кажется, впервые ты не хочешь картинно закрывать нос руками, едва учуяв подобные ароматы.