Зыбучие пески

Робби игнорирует звонок и просто стучит в дверь — не слишком сильно, стараясь не побеспокоить детей, которые наверняка уже давно спят в это время. В первом часу ночи на кухне дома Кристиансенов до сих пор горит свет, за легкой занавеской подрагивает чья-то тень, и через приоткрытое окно до самого крыльца доносится запах выпечки. На коврике, лежащем перед входной дверью, красуется витая надпись «Добро пожаловать!» Робби усмехается и едва подавляет желание сплюнуть себе под ноги. Она стучит ещё раз. Изнутри дома доносятся шаги, звенит снимаемая с двери цепочка. — Мэтт? — спрашивает женский голос. — Нет, это я, Джо. Открывай. Джози выглядит уставшей и строгой. В желтовато-лимонном свете уличного фонаря видно каждую её морщинку, каждую тень на лице. Светлые волосы собраны в неряшливый пучок на затылке, и пара выбившихся из него прядей все же падают на лицо, почти касаясь пятнышка муки на щеке — у Джо даже случайные несовершенства выглядят так, будто они были старательно продуманны. Её привлекательность не ослепляет, не лишает дара речи, и всё же люди то и дело оглядываются ей вслед, когда она идет по улицам Мэйпл Бэй. На часах — почти час ночи, и Джо выглядит уставшей и строгой, но Робби всё равно сложно отвести от неё взгляд. — Хей, соседка. Джо насмешливо вскидывает брови, и лицо у неё едва заметно светлеет — даже вежливая дежурная улыбка кажется более искренней. — Здравствуй, Роберта. Чем обязана?.. — О, ничего особенного, просто ночь сегодня такая красивая, правда же?.. Луна светит, звезды сияют, твой обожаемый супруг в полной отключке лежит на заднем сидении моей машины, — Робби едко усмехается, когда Джо поджимает губы. — С ним всё в порядке? — Что ему сделается?.. Просто надрался сегодня, вот и всё. Не могла же я просто бросить его у барной стойки. Разумеется, Робби лукавит: Нэйл знаком и с ней, и с Мэттом, и добрая половина Мэйпл Бэй в курсе, как Мэтт любит выпить. Почти весь Мэйпл Бэй знает чету Кристиансен. Никто не будет вытаскивать у Мэтта бумажник, если тот напьется до потери сознания, никто не выбросит его на улицу, когда время работы бара подойдет к концу. Специально для таких завсегдатаев, как он, Нэйл держит койку в подсобке — Мэтт уже провел там столько ночей, что это почти стало традицией. Он был бы в порядке, если бы остался. Вот только сегодня Робби почему-то захотелось довезти его до дома. Не то чтобы она переживает о его комфорте. Тут есть другие причины, о которых Робби пока не слишком хочется думать. Где-то в глубине дома звенит таймер, и Джо поспешно оглядывается. — У меня там кексы… Не хочешь зайти? Робби кивает даже прежде, чем успевает подумать. — Конечно. Пусть Мэтт пока проспится. Лично у меня нет никакого желания тащить его на себе до самой гостиной. Джо сдержанно улыбается. — Сними ботинки. И тихо — дети уже спят. На кухне светло и чисто, пахнет горячей выпечкой — ваниль и шоколад, едва различимые нотки мяты. Стол припорошен мукой, у раковины стоят глубокие миски с остатками теста. Джо надевает рукавицы, наклоняется, чтобы вытащить из духовки противень, и на секунду Робби открывается шикарный вид на её задницу. Будь она кем-то другим, кем-то получше, она уж точно не стала бы так пялиться на свою соседку, жену своего — окей, допустим — лучшего друга, но позднее время и несколько шотов виски делают своё дело. Для матери четверых детей и истовой католички Джо слишком хорошо выглядит, а Робби — всего лишь человек. — Отличные брюки, — говорит она, чтобы чем-то заполнить паузу. — Новые? — Да, — Джо ставит противень на подставку, — купила на распродаже. — Сидят что надо, особенно сзади, — Робби вскидывает брови. В ответ Джо игриво шлепает её полотенцем. — Хей, полегче, — с шутливой угрозой говорит она, но не сводит с Робби взгляда. Это флирт? Это ощущается как флирт. Может, Джо просто выглядит такой невыносимо правильной, что в её случае даже долгий зрительный контакт кажется верхом разврата. Может, Робби просто выпила сегодня чуть больше, чем нужно, и теперь отчаянно ищет во всем скрытые смыслы. Из-за разогретой духовки на кухне так жарко, что на лбу выступает испарина. Джо облизывает губы. — Кофе? — буднично предлагает она. — Давай, — соглашается Робби, занимая один из стульев. Этим вечером ей некуда торопиться — как и обычно. В последние месяцы её собственный дом полон тишины и беспорядка, и буквально всё в нём напоминает об ошибках прошлого. По вечерам пустота комнат порой становится настолько ощутимой, что Робби приходится сбегать в ближайший бар, лишь бы только избавить себя от мерзкого чувства, что её сослали в резервацию на другой конец света. Она подумывает о том, чтобы завести собаку: так хоть будет, к кому возвращаться. С другой стороны, можно ли ей доверить заботу о другом живом существе — открытый вопрос. Сейчас же, сидя посреди ночи на кухне Кристиансенов и ковыряя вилкой шоколадный кекс, Робби ощущает себя на удивление гармонично. Ей не хочется торопиться, не хочется уходить. Странно, пожалуй, относиться так к дому, где дети любят разыгрывать гостей, цитируя Кинга, а на стене кухни корабельный якорь соседствует с распятием. — Спасибо, что привезла Мэтта, — говорит Джо, наливая кофе и себе тоже. — Нет проблем, — отзывается Робби. — Как у вас… ну, дела? Она ненавидит глупые разговоры о жизни, но это другое: Мэтт часто пьет, но редко напивается до того, что его приходится выносить из бара. Сегодня он был чем-то расстроен. Хочется узнать об этом больше. — А как у тебя дела с Вэл? — мстительно спрашивает Джо. Робби передергивает. — Иди к черту, — ощетинившись, говорит она. — Ладно-ладно, прости, — голос звучит покорно, но во взгляде у неё нет ни капли раскаяния. — Мы с Мэттом… немного повздорили. Ничего страшного, просто досадная мелочь. Уже завтра всё будет, как и обычно, уверяю тебя. Улыбка — приятная и насквозь фальшивая. Отрепетированная речь, ничего не значащие слова. Все прекрасно знают, что брак Джози и Мэтта уже который год медленно расходится по шву. Время идет, а стадия отрицания всё длится и длится, два человека медленно загоняют друг друга в могилу, и всем друзьям семьи приходится быть невольными свидетелями катастрофы. Мэтт и Джо ругаются, мирятся, разъезжаются и сходятся снова — всё очень запутанно, безысходно, мучительно. Робби нравится Мэтт. Она искренне желает ему счастья — такого, какое он сам представляет для себя. Вот только в этом, похоже, кроется проблема: он и сам не понимает, чего хочет. Не слишком торопится понять. Робби нравится Джо — совсем по-другому: это более тёмный, опасный интерес, больше похожий на голод. Они знают друг друга давно, но никогда не были особо близки; они не стремятся к душевной близости и сейчас, однако, иногда Робби ловит на себе чужой взгляд, пристальный и оценивающий, намного более красноречивый, чем любые действия или слова. Это не дает ей права глазеть в ответ — хоть она и не верит в священные узы брака, Мэтт всё-таки её друг, — и всё же… В Джо есть что-то неуловимое и холодное, какое-то двойное донце. Подобное притягивает подобное: Робби — мастер проёбов, королева плохих решений, а потому и чужую червоточину она всегда чувствует за версту. За ролью идеальной жены, любящей матери и добропорядочной прихожанки в Джо Кристиансен прячутся неразгаданные загадки. Робби любит загадки. И потому её влечение к Джо — неумолимое и смертоносное, как леска, которая тянет брыкающуюся рыбу на берег. — Наверное, мы с Мэттом устроим барбекю на следующей неделе. Ты придёшь? — Посмотрим, — скучающе говорит Робби. Конечно же, она придёт. В последний раз Эрнест умудрился сорвать шланг на лужайке, и тот окатил водой всех гостей. Пока мисс Вега долго отчитывала сына — настоящая училка, — все остальные фыркали и выжимали мокрую одежду. Робби с Мэттом хохотали, под шумок стянув со стола бутылку вина, но потом стало совсем не до смеха — розовая рубашка-поло у Джо прилипла к груди, ткань обтянула талию, отброшенная в сторону мокрая челка обнажила лицо, и Робби смотрела и смотрела на это, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Мэтт решил, что она перебрала с выпивкой. Робби ушла с барбекю раньше всех, стараясь больше не вспоминать о случившемся. Но она всё равно вспоминала. Она вспоминает и теперь: розовый очень идет Джо — оттеняет цвет её волос, подчеркивает румянец на щеках. Когда она наклоняется, чтобы убрать миску с оставшимся тестом в холодильник, брюки снова обхватывают её бедра так, что хочется звонить в девять-один-один. Робби готова поспорить, что белье Джо носит скучное и уродливое — наверняка у неё целая коллекция белых хлопковых трусов, которые в Тарджете продают по три бакса за штуку. И это не должно казаться возбуждающим, не должно быть привлекательным, но… Это ошибка. Теперь Робби не может перестать думать о том, как приятно будет скользить пальцами по влажной хлопковой ткани, поглаживая Джо между ног, прямо сквозь белье. — Хочешь ещё кофе? — Конечно. Передавая ей чашку, Джо случайно (случайно ли?) соприкасается с ней руками. Робби хочет вовсе не кофе. Робби хочет прижать Джо к столу, обхватить её грудь, немного сжать пальцы, пытаясь нащупать соски прямо сквозь ткань бюстгальтера. Ей хочется расстегнуть пуговицы на её майке и лицом уткнуться в чужое декольте, жадно вдыхая запахи геля для душа, дезодоранта, кондиционера для белья. Наверняка от Джо пахнет терпко и сладко. Робби чувствует горячую тяжесть возбуждения внизу живота. Ей хочется медленно снять с неё брюки, довести до оргазма губами и языком — прямо на обеденном столе, пока её дети мирно спят наверху в своих кроватках, а пьяный в стельку супруг без сознания лежит в машине. Робби вдруг будто бы впервые за вечер осознает, что они с Джо совсем одни. Никто не нарушит их уединение, если потребуется. Никто им не помешает. Никто не удержит её от того, чтобы совершить очередную фатальную ошибку — ей нужно надеяться лишь на себя. — Кстати, на четвертое июля Мэтт вместе с детьми собирается уехать к родителям, а мне нужна будет кое-какая помощь в церкви. Могу я тебя попросить?.. Сейчас она могла бы попросить Робби вскрыть себе горло консервным ножом — та не смогла бы отказаться. — Что, опять танцы для детей? Джо усмехается, прикусывая губу. Робби тяжело сглатывает. — Нет, хотим сделать праздник для всех. В этот раз мы нашли диджея получше, так что музыка, наверное, будет что надо. Придут семьи со всего района — наш пастор хочет, чтобы мы больше общались друг с другом, заводили новые знакомства. — И какая тут выгода для меня? Наверняка там даже выпивки нормальной не будет. Кексы на противне остыли. Джо любовно перекладывает их в контейнер, закрывает крышку, а затем медленно облизывает пальцы, перепачканные шоколадом. Она делает это специально. Она должна понимать, что происходит. Робби вцепляется в пустую чашку из-под кофе так, что пальцы белеют. — Невозможно всеми вечерами сидеть либо дома, либо в баре, Роберта. Тебе полезно будет хоть немного пообщаться с людьми. А если уж никак не можешь без выпивки, то ладно, я угощу тебя после — зайдем к нам домой, Мэтта всё равно не будет, — Джо поднимает голову, встречаясь с Робби внимательным взглядом. — Составлю тебе компанию, посидим вечером вдвоем, ну, как подруги. Мне тоже иногда хочется расслабиться, знаешь ли. Робби одновременно накрывают и возбуждение, и стыд — эмоции такой силы, что от них всё будто замерзает внутри. Она понимает, что это — плохая идея. Её самоконтроль совсем не безграничен, она не сможет противостоять искушению вечно. Она не хочет соглашаться. Она говорит: — Окей. Джо немного снисходительно кивает — словно и не ожидала от неё другого ответа. Она берет нож и принимается резать фрукты для украшения выпечки. — Только не приноси ничего алкогольного с собой на праздник, пожалуйста. — И что ты мне сделаешь? Отшлепаешь кухонной лопаткой? У Робби нет инстинкта самосохранения. Мозгов, очевидно, тоже. Джо снова усмехается, и это — шутливо, и это — легко, но в то же время улыбка так и не добирается до глаз. В них чувствуется заботливое умиление охотника, который стремится прикончить жертву с одного выстрела, чтобы та не мучилась долго. — Отшлепаю, — тихо и напряженно обещает Джо. В это мгновение в ней не остается ничего доброго и мягкого, вся она — тщательная расставленная ловушка, капкан с острыми зубами. От неё нужно бежать. У Робби нет инстинкта самосохранения. Ей хочется податься вперед, хочется, чтобы Джо кусалась во время поцелуев, царапалась, пока Робби будет стаскивать с неё одежду. Ей хочется, чтобы Джо сжала её голову своими бёдрами, пальцами впилась ей в волосы, пока Робби будет вылизывать её между ног — медленно, влажно и непристойно, чтобы по подбородку текла перемешанная со смазкой слюна. Ей хочется послушать чужие приглушенные стоны, хочется, чтобы в какой-то момент Джо начала подаваться бедрами навстречу, тереться о её лицо, подставляясь под ласки. Робби хочется большего. Ей хочется, чтобы Джо перегнула её через стол, впечатала лицом прямо в эту рассыпанную на нём муку и отымела пальцами. У неё красивые пальцы — длинные и крепкие, ногти аккуратно подстрижены и покрыты неприметным бежевым лаком. Робби хочется облизать их, вобрать в рот, посасывать, стоя перед Джо на коленях. Хочется смотреть, как свет лампы будет отражаться на обручальном кольце. Когда у них с Мэттом в последний раз был секс?.. Вряд ли недавно — за последний месяц они очень отдалились друг от друга, Мэтт то и дело сидит вечерами в баре, заигрывая с молоденькими девушками и раскручивая их на бесплатную выпивку. Интересно, что именно нравится Джо в постели? Будет ли она зажатой, страстной, внимательной? Наверняка она будет требовательной. Наверняка она будет грубой. Робби чувствует, как горит кожа под толстовкой. — Мне пора, — говорит она, резко вставая из-за стола. Она словно в бреду — всё вокруг слишком яркое, слишком жаркое, сердце тяжело толкается между ребер. Джо подходит ближе, забыв отложить нож. — Так скоро? — Надо выспаться, — язык еле поворачивается, ложь кажется слишком очевидной даже ей самой. Робби не будет спать. Робби будет дрочить в душе, думая о белом хлопковом белье и перепачканных мукой и шоколадом пальцах. Пять минут назад ей казалось, что она выпила сегодня слишком много, но оказывается — мало. Никакого количества виски не хватит, чтобы вытравить изо рта привкус секса, которого ещё даже не случилось. Джо подходит ещё ближе, будто собираясь проводить Робби до двери, но тут их вдвоем будто стягивает каким-то невидимым жгутом, прижимая друг к другу. Гладкая дверца холодильника толкается в спину, Робби словно парализует — и волю, и тело, — её словно утягивает в зыбучие пески, из которых уже не выбраться никогда. — Спасибо, что зашла, — говорит Джо, горячим и влажным дыханием касаясь лица. Кухонная лампа светит ей в спину, отчего глаза кажутся черными и пустыми. Свободной рукой она тянется вперед, властно и цепко берет Робби за подбородок — так держат собак, заставляя их подчиниться воле хозяина, выполнить нужную команду. Другой рукой Джо всё ещё держит нож. Она медленно подается вперед и целует Робби в уголок губ — это почти целомудренно, почти невинно; не поцелуй даже, а так, просто соприкосновение губами. Оно длится буквально пару секунд, но у Робби искры летят из глаз; она чувствует себя так, будто её только что заклеймили. Это секундный порыв слабости, краткое помрачение рассудка. Она голодно тянется вслед за Джо, когда та, наконец, отстраняется. Та только качает головой, цокая языком. В прихожей хлопает дверь, слышно, как что-то падает на пол и вслед за этим пьяно чертыхается Мэтт. Джо быстро стирает с лица удивление, выглядывает в коридор. — Милый, ты очнулся? Всё в порядке? — Ради бога, Джози, — отвечает ей темнота, — отвали. Она вздыхает — раздраженно, хоть и старается скрыть это. Робби вдруг понимает, что они всё ещё стоят слишком близко друг к другу, и поспешно делает пару шагов в сторону. Ей кажется, что Мэтт поймет всё сразу, буквально как только увидит их: наверняка её тяжелое дыхание, раскрасневшееся лицо и бегающий взгляд без особого труда складываются в картину «я фантазировала о том, чтобы трахнуть твою жену, а потом мы поцеловались». Но Мэтт тяжело вваливается в комнату, подслеповато щурясь от яркого света, и говорит: — Дайте мне кто-нибудь аспирин, а то я сейчас сдохну, — только потом он замечает Робби: — О, салют, Смолл. Та молча кивает. — Роберта была очень добра, подбросив тебя до дома, — вкрадчивым голосом говорит Джо, подавая мужу таблетку и стакан с водой. Мэтт морщится. — Если бы она действительно была добра, то не оставила бы меня ночью в машине, на своём проклятом сидении, от которого у меня синяки по всему телу. Он залпом выпивает воду, с грохотом ставит на стол пустой стакан, потирает лоб. Джо кладет руку ему на плечо — скорее властный, чем заботливый жест. Она смотрит на мужа холодно и бесстрастно, как на экспонат в музее, как на тушу, лежащую на разделочном столе — и в этом намного больше настоящего, чем во всех её белозубых улыбках. — Иди спать, дорогой. Я только провожу нашу гостью — и тут же приду к тебе. — Да, да, — скучающим тоном говорит Мэтт, закатывая глаза. — Надеюсь, я засну раньше. Прибереги свою осуждающую проповедь до утра, пожалуйста. Он уходит неровной походкой, задевая плечом дверной косяк. Робби тяжело сглатывает, переводя взгляд на Джо. Они снова одни. Нож поблескивает лезвием, лежа на равном расстоянии от каждой из них. Но в нём больше нет необходимости — Джо уже вновь соскользнула в привычную роль идеальной жены. Другое выражение на лице, чуть изменившаяся осанка, тон голоса становится выше и мягче — и вот уже Джози Кристиансен не представляет никакой опасности, не вызывает никаких плохих подозрений. Сошедшая со страниц рекламных проспектов идеальная домохозяйка, воплощение американской мечты. Это должно выглядеть привлекательно. Это выглядит насквозь фальшиво. — Пойдём?.. — учтиво говорит она, делая приглашающий жест в сторону коридора. К входной двери Робби пробирается по полной темноте, слыша дыхание Джо у себя за спиной. Она лихорадочно пытается вспомнить, остался ли кухонный нож на столе. Её собственный перочинный нож, которым она вырезает по дереву, лежит в бардачке машины – сейчас Робби нечем себя защитить. Щелчок замка, лежащий на крыльце коврик с витой надписью, тихая и звездная ночь, укутавшая Мэйпл Бэй. — Барбекю на следующей неделе, — напоминает Джо, стоя в дверях. На фоне темноты её светлые волосы и кожа словно сияют. — Буду ждать тебя. У Робби нет инстинкта самосохранения. Она говорит: — Я приду. Джо мимолетно улыбается ей, на этот раз по-настоящему: сыто, немного снисходительно, обольстительно, — а затем едва ощутимо касается пальцами того места, куда пришёлся её поцелуй. Всё происходит быстро — Робби не уверена, что успела бы отстраниться. Она не уверена, что захотела бы. Закрывается дверь. Робби долго ищет сигареты в кармане куртки, потом раз пять щелкает колесиком зажигалки, прежде чем ей удается закурить. Тёплый дым наполняет рот, лёгкие, голову и мысли. Тишину вокруг нарушают только пение кузнечиков и едва различимый гул трансформаторной будки за углом. Тёмные окна соседних домов слепо глядят перед собой, дожидаясь утра. Никто не выбегает на улицу с факелами и вилами, никто не набрасывается на Робби с кулаками и не обвиняет в разрушении чужой семьи. Всё спокойно. Мир не летит в ад, Земля не сходит с орбиты, в доме Кристиансенов гаснет свет. Дети сладко спят в своих кроватях, глава семьи спит в своей кровати. Его жена сейчас наверняка снимает с себя белые хлопковые трусики, готовясь идти в душ. «Да пошло оно всё», — мысленно чертыхается Робби, бросая окурок прямо на коврик, украшающий крыльцо. Она уже идет к машине, но напоследок зачем-то оборачивается, и видит чей-то размытый силуэт в окне второго этажа. Она поднимает вверх руку, прощаясь. Силуэт поднимает руку в ответ. Робби усмехается и едет домой. Той ночью ей ничего не снится.