Одно слово за раз

      Когда они встречаются на деревенских улицах, Хината опускает взгляд и кротко здоровается:       — Добрый день, Анко-сан.       Анко машет в ответ, или просто кивает, или вообще проходит мимо, не обращая внимания на младшую куноичи.       Когда они попадают на миссии в одну команду, Хината большую часть времени молчит и лишь на приказы негромко выдаёт заученное:       — Есть, капитан.       Когда они сталкиваются на горячих источниках, Хината стыдливо отворачивается и прячет ото всех грудь, заливаясь краской от шуток подруг. Анко на это обычно реагирует насмешливым хмыканьем и свободно устраивается в горячей воде, не заботясь, сколько взглядов направлено на неё.       Смешно. Они члены одной системы под названием Коноха, но как будто из разных миров. Во всём существе Анко нет и тени смущения, скованности, боязни идти на контакт — она может отыграть их на миссии, не почувствовать. Хината вся состоит из того, чего лишена Анко: кротости, мягкости, нежности. Как может избегает прикосновений и внимания к себе.       «Ханжа», — думает Анко поначалу, наблюдая за робкими переминаниями Хьюги.       Хината мнётся и отводит глаза, в которых мелькает печаль.       «Недолюбленный ребёнок», — её мать умерла, а отец тиранит её и сестру.       Хината не принимает похвалу в свой адрес, а её улыбка — маска, за которой пустота.       «Она сломлена», — понимает Анко, когда видит главную семью Хьюга на торжественном приёме. Младшая девочка воспитана, но ярка и подвижна. Старшая — красивая кукла, из которой выбили почти до конца собственное «Я».       Клан довлеет, порабощает, требует. Хината не сопротивляется и покорно склоняет голову перед родом, старейшинами, отцом. Она не Анко — в ней нет и капли бунта.       «Погребённая заживо».       Но иногда она приходит. Стучится в дверь неуютной квартиры Анко, принося с собой сладости, вкусные самодельные данго. Пьёт вместе с ней зелёный чай и слушает рассказы Анко об увиденном на миссиях, о происходящем в деревне, об отношениях. В такие моменты Хината оживает, расцветает любопытством, а в серых глазах — почти жадность.       У Анко есть то, чего так не хватает ей. У Анко есть жизнь.       — Анко-сан, — шепчет Хината, когда сладости доедены, — вы не могли бы?..       Анко усмехается и берёт её за руку, поднимает из-за стола. В соседней комнате стоит кровать, и к ней Анко подводит Хинату. Не заваливает, как делает с Куренай, не тянет на себя, как с другими — обнимает и гладит по спине, прижимая к себе трясущуюся девочку. А та обвивает руки вокруг её шеи, и утыкается в основание шеи лицом, и дрожит.       — Тише, тише, — приговаривает Анко, водя пальцами по её волосам. — Тише, моя хорошая…       Поцелуй в висок, щёку, а под губами — слёзы. Наследники великих кланов не жалуются и не плачут — но здесь и сейчас Хината будет рыдать. В руках Анко она позволяет это себе.       Хината никогда не рассказывает, что случилось, из-за чего срыв — и всё равно каждый раз приходит, когда ей особенно плохо, и нет больше сил терпеть. Анко ничего не спрашивает, уважая право девушки хранить молчание — и всегда готова приласкать её, прижать к себе, успокоить.       Хината как зайчонок: мягкая, безобидная, беззащитная. Змея-Анко исходит ядом, растит зуб на тех, у кого хватает скотства её забивать. Ненавидит клан Хьюга за девочку, в которой нет ненависти.       — Я бы их всех… — шипит Анко, напряжённая и злая.       Хината чуть отстраняется, чтобы заглянуть ей в глаза.       — Не нужно так говорить, — через слёзы безлико улыбается она. — Со мной всё будет в порядке.       — Как долго? — ворчит Анко, у которой сосёт под ложечкой от этой улыбки мертвеца.       — Сколько будет необходимо клану, — даёт Хината всегда один и тот же ответ.       — Это не жизнь.       — Это мой долг.       Анко бесится и шипит, но Хината осторожно тянется к её губам, и ярость быстро отходит на второй план. Куда важнее, чем строить несбыточные планы мести, вдохнуть в Хинату хотя бы немного жизни и сил на борьбу.