Сине-фиолетовые

      Лэнс не любил попадать в неприятности, но такое происходило постоянно, даже когда он искренне пытался этого избежать.       Чего говорить, он здесь, на имперском корабле, его руки скованы наручниками, ноги еле плетутся, и он окружен десятью крепкими солдатами галра, которые точно не дадут ему сбежать.       Ничего, думает Лэнс, команда его вытащит. Он чувствует, как болят синяки по всему телу, от которых не смогла защитить форма. Их так много, что Лэнс сомневается, осталось ли хоть одно живое место под костюмом. Он косится на идущих вокруг него галра; незаметно вздыхает, понимая, что у него никаких шансов.       Его вытащат. Всегда вытаскивали.       Он знает, кого увидит, раньше, чем они даже подходят к нужному залу. Это чувствуется в воздухе: чужой страх, кровь и мрак. Лэнс думает, что у темноты есть свой особенный запах. Не сырой и не гнилой — мертвый. Такой, что тебе больше не хочется дышать, но ты понимаешь, что ничего не можешь с этим поделать. Мертвый воздух все равно проникнет в твои легкие и продолжит мучения.       Хаггар не изменилась с прошлой встречи. Ее помощники-друиды стоят вдоль стен, чем-то недовольные, об этом говорило их дыхание, они дышали нечасто и сдержанно. Лэнс посмотрел прямо на Хаггар и заметил, что она тоже не рада. Нет злорадного смеха, зловещей ухмылки или какого-то оскала. Она раздражена, но не из-за Лэнса. Верней, не только из-за него.       Она зло выплевывает что-то одному из солдат, стоящему впереди Лэнса. Паладин подозревает, что это не рядовой галра, а какой-то командир. Командир не тушуется перед Хаггар, а она не стесняется в выражениях, угрожает, но не спешит воплотить свои угрозы в жизнь. У Командира имеется разрешение от Заркона. Лэнсу приходится выслушивать их спор, ведь от этого зависит его жизнь. И он не знает, радоваться или нет причине, по которой у Хаггар нет «прямого доступа» к его тушке.       — Он все еще синий паладин, — говорит Командир. — Его признает лев. Твое вмешательство может это изменить. Здесь нужен старый метод.       Хаггар скрипит зубами, метает глазами молнии, но слушается, определенно продумывая свою будущую месть.       Когда Лэнса прикрепляют к столу, он начинает догадываться о старых методах. К его удивлению, галра все же сначала пытается с ним поговорить.       Его спрашивают об оставшихся паладинах, о Вольтроне. Говорят сказать о планах на будущие нападения команды на Империю. Говорят, говорят, говорят. Тяжело вздыхают и бьют.       Лэнс гордится тем, что не закричал. Он даже попытаться увернуться от удара не успел, настолько быстро все произошло. Щека нагрелась и начала опухать, от резкого движения голова закружилась. Ему потребовалось время, чтобы сфокусировать взгляд на стоящем перед ним.       С улыбкой на лице Командир повторяет все вопросы, озвученные ранее, не получает ответы и вновь бьет. В то же место. Лэнс шипит, находит взглядом хмурую Хаггар. Лэнс догадывается, что она недовольна такой работой. Грубо, грязно и без результата.       Командир проделывает этот трюк еще несколько раз, прежде чем Лэнс просто отрубается. Он устал и изможден, не чувствует голода и нуждается в еде, все его существо мечтает оказаться где-нибудь далеко отсюда, чтобы спокойно перенести боль и прийти в сознание.       Когда он открывает глаза, в первый раз видит эту странную комнату. Ее стены полностью покрыты зеркалами, а причудливая форма самого помещения создает эффект множественного повторения изображения. Что настораживает Лэнса еще больше — странный тяжелый воздух, напоминающий ему о чем-то. Не мертвый, как в пыточной, и не свободный, как на Корабле. Лэнс не может понять, откуда он знает этот запах.       Он оборачивается, чтобы убедиться, что стена позади него тоже зеркальная. Лэнс замечает, что синяк на щеке почти прошел, и не понимает этого. Он не мог пробыть в отключке так долго. Голода он тоже не чувствовал, но решил, что ему точно что-то вкололи.       Его костюма на нем уже не было, только плотная черная одежда, не стеснявшая движений. Поднявшись, Лэнс решил обследовать комнату.       Найти дверь не представлялось возможным. Он обошел помещение по периметру несколько раз и не заметил никаких отличий от других участков стены. Лэнс попробовал разбить зеркало, но разбил только костяшки пальцев. Единственная обнаруженная вещь — кровь со стекла тут же впиталась, не оставив и следа. Что бы то ни было, эта камера, в которую его засунули, — единственный способ Хаггар добраться до него.       В течение нескольких дней — Лэнс не был уверен, он пытался отсчитывать время, но свет в комнате никогда не выключался — его вытаскивали в пыточную, где били и задавали вопросы. В таком порядке.       Терпеть удары приходилось не только по лицу, но и по рукам, груди, животу. Напоследок его хорошенько прикладывали спиной о какой-нибудь выступ, что появлялись звезды в глазах. Еще через неделю появились ножи.       Тогда же Лэнс осознал, откуда ему знаком странный запах из его камеры. Точно таким же он дышал, когда находился в криоподе. Этот воздух лечил его, поддерживал в нем жизнь и своим неизвестным образом кормил — Лэнс не ел ничего с тех пор, как оказался здесь.       Его били чаще, больнее. Разговоры становились короче, порезов и синяков — больше. В один день он остался без пальца. После Лэнс бился в агонии от того, что тот отрастал в его камере. Эксперименты Командира продолжались.       Лэнс больше не говорил себе, что за ним вернутся. Он не хотел этого. Чтобы остальные рискнули оказаться на его месте? Лэнс не был уверен, что выживет, несмотря на целебный воздух.       Однажды Хаггар подошла к нему. Командир лишил его уха, несколько пальцев на руках и ногах были без ногтей, несколько ребер сломаны. Хаггар обошла его, оглядела, сказала что-то остальным, Командир ей не мешал.       Хаггар встала перед Лэнсом и обратила на себя его внимание, двумя пальцами развернув его голову. Лэнс не мог больше стонать от боли, его взгляд был не сфокусирован, и он не мог сосредоточиться на чем-то определенном. Тем не менее Хаггар встретилась с ним взглядом. Кровь паладина уже коснулась ее пальцев, но она не убирала руки.       — Они не вернутся, — тихо и равнодушно произнесла она, глядя на лицо Лэнса без интереса, сочувствия и каких-либо других эмоций. — Они не вернутся, — повторила и отстранилась. — И ты вновь бесполезен.       Лэнс отключился почти сразу и пробыл без сознания долгое время, потому что когда он очнулся, новое ухо было при нем.       Он осторожно коснулся его, задумываясь. Не было ли это кошмарным сном? Впрочем видеть сны он мог лишь после встреч с Командиром, когда бессознательное состояние сменялось спящим.       Лэнс обернулся, чтобы увидеть свое отражение. Он мог видеть свое лицо в каждом из тысячи зеркал, покрывающих стены, пол и потолок, но постоянно оглядывался.       Кажется, ему сломали нос, пока тащили в камеру, потому что удара в лицо он не помнил.       Нос немного опух, сказывалось действие местного воздуха, а поперек носа пролегла кривая линия шрама. От него тоже скоро не останется и следа. Командир однажды сказал ему, что, чем хуже травма, тем быстрее и больнее она устраняется. Лэнс внимательно посмотрел в зеркало, вглядываясь в свое лицо, о чем-то напоминавшее ему.       Наверное, о чем-то важном, раз он чувствовал это.       Лэнс отстранился. Он дышал ровно, сидел прямо, сине-фиолетовые отметины на его руках ярко выделялись на фоне бледной кожи.       Он вспомнил голос женщины, но не мог вспомнить, о чем она говорила.       Кто такие «они»?       Лэнса больше не вытаскивали в пыточную, к нему не приходили и, кажется, не торопились убить. Зачем его здесь держали? Он ничего не знал, ничего не помнил, сидел взаперти без сна и еды, не чувствуя, что нуждается в чем-то из этого.       Он сидел. Ходил. Пытался допрыгнуть до потолка, но взлететь на три метра у него не получалось.       Синяки на руках исчезали медленно. Лэнс потерялся во времени. День сейчас или ночь? Когда последняя синеватая отметина на кисти ушла, Лэнс почувствовал себя странно.       Почему синяки уходят? Они уходят вместе с воспоминаниями о том, каким образом были получены? Они забирают с собой его мысли и память? Они лишают его боли и жизни?       Дышать стало труднее. Может, он уже умер, раз не чувствует боли? Он все это время так сильно хотел умереть. Так хотел жить. Но смерть была ли выходом? Явным облегчением его существования? Хотел ли он жить?       Дрожащими руками он зацепил край черной кофты у самого локтя, чтобы закатать рукав повыше. Следов не было. Закатил второй — такая же чистая кожа. Накатывающий ужас душил, как ему понять? Лэнс прошелся руками по телу, надавливая то тут, то там, пока не зашипел от боли. У него оставался один синяк в области ребер. Он чувствует боль. Он еще живой.       Лэнс заплакал. Это было жизнью? Настоящей жизнью? Такой, которой подвержены все существа во Вселенной? Той жизнью, которой все так дорожат? Кто эти все, кто так воспевает жизнь и способность дышать, чувствовать боль, стук сердца? Остались ли бы они счастливы с тем, чтобы жить вот так?       Он был совсем один. Один в этой зеркальной комнате, выход из которой ему никак не найти. Где все, что он может видеть, это он сам. Где ему не нужно ни о чем беспокоиться, ведь камера поддерживала в нем жизнь при полной безучастности парня.       Где существует только он сам. И никого больше.       Лэнс плакал, обнимая себя руками, стараясь создать иллюзию, будто это не он, кто-то другой. Кто-то другой с ним здесь, рядом, так же сидит, плачет и обнимает, возможно, заставляет вновь чувствовать боль, но только за тем, чтобы сказать: вот, смотри, я здесь, я с тобой, тебе больно, но я помогу тебе, я позабочусь о тебе.       Он вздрогнул, снова задев синяк, и, не долго думая, надавил на него несколькими пальцами. От слез и боли кружилась голова, но Лэнс чувствовал себя мучительно счастливым во всем этом.       Это не он, это кто-то другой обнимает его и любит его. Лэнс скользнул взглядом по руке с размаху ударил ее второй, так, чтобы наверняка остались следы. Наливающиеся сине-фиолетовым, тянущие и такие приятные.       Такие приятные мысли, что это не он. Что его обнимают и о нем заботятся.       Лэнс перестал считать дни довольно давно. Костяшки его пальцев были разбиты в кровь, и он любовно смотрел на них, чувствуя умиротворение. Недавно он пытался сломать себе ногу, но сил хватило лишь вывихнуть лодыжку. Лэнс был доволен и этим.       Еще раньше он лелеял мысль, что ослеп. Корабль тогда сильно тряхнуло, отовсюду раздавался грохот, свет в его камере померк. В темноте чувствовать себя живым и счастливым было гораздо проще, но необычное происшествие не продлилось долго. Вскоре в комнате вновь стало светло, глаза приятно покалывало и приходилось щуриться.       Тогда же к нему в камеру впервые за долгое время зашли. Это была женщина с седыми волосами и другим цветом кожи, отличным от кожи Лэнса. Она зачем-то осмотрела Лэнса и ушла, оставив парня одного. Лэнсу казалось, он знал ее имя, но никак не мог его вспомнить.       Жизнь Лэнса вернулась в прежнее русло. Он продолжал разбивать костяшки в кровь, бить себя и затем бережно прикасаться к следам своих действий, воображая, будто это не он. Совсем не он. Кто-то другой.       В один день корабль вновь тряхнуло. Комната не погрузилась во тьму, и Лэнс не понимал, что происходило. Он прижал колени к груди, бездумно дрожа и дыша совсем тихо.       Дверь открылась в стене напротив. Лэнс отметил это, но взгляда не поднимал. Отчего-то ему не хотелось этого делать. Не хотелось смотреть, видеть. Не хотелось дышать или думать. Лэнс хотел, чтобы с ним кто-то был. Кто-то другой, настоящий, не он.       Они разделились. Кит должен был идти к одному предполагаемому месту, Широ — к другому. По планам, которые смогла достать Пидж, имелось несколько зон, в которых галра могли держать заключенных. В прошлый раз они проверили большую часть прежде, чем это стало слишком опасным для команды. Сейчас же осталось две попытки, одна из которых обязана была увенчаться успехом.       Поэтому, когда Широ вышиб дверь и увидел знакомое сжавшееся тельце, он наконец-то вздохнул с облегчением и коротко сообщил о находке остальным.       Радоваться, конечно, было рано.       Синий паладин никак не среагировал на его появление, а шлем Широ явно дал понять, что снимать его не стоит. Широ приблизился к Лэнсу, тот даже не поднял взгляд. Подумав, он развел руки парня в стороны, давая понять, что он не один. Лэнс все-таки обратил на него внимание.       Несколько секунд он смотрел расфокусировано, затем собрался. Но смотрел не в глаза Широ, а на шрам, неаккуратной линией проходящий поперек носа. Широ нахмурился, но, возможно, Лэнсу так было проще. За все время, что он пробыл в заточении, он заметно ослаб: такие тонкие, легкие и безвольные руки не могли принадлежать пилоту из академии.       Лэнс поднял одну из рук и потянулся тонкими пальцами к шлему Широ, останавливаясь прямо напротив шрама.       — Это опять произошло? — Широ вздрогнул, когда услышал сиплый голос Лэнса. Он хотел спросить, о чем паладин говорил, но его перебила Пидж, требовавшая торопиться. Вернувшийся Кит и Ханк, конечно, прикрывали его спину, но галра всегда могли использовать что-то, о чем они не знали.       Не долго думая, Широ подхватил Лэнса на руки и поторопился прочь. Лэнс не сопротивлялся и лишь плотнее прижимался к Широ, не подавая больше никаких признаков осмысленности.       На корабле Коран был сильно обеспокоен состоянием синего паладина. Они только что смогли сбежать от имперских кораблей и теперь имели право дышать спокойно. Имели бы, если бы не один парень, оказавшийся без сознания.       Коран наказал нести Лэнса к криоподу, чтобы тот проверил состояние парня и исправил то, что нужно было исправить.       Стоило поместить в криопод Лэнса, как тот закричал. Так истошно и отчаянно, что Коран не сразу сообразил, на какие кнопки нужно нажимать, чтобы вытащить его оттуда. Лэнс кричал и бился, пока не смог высвободиться. От падения его спасли несколько рук. Коран и Ханк держали его за ноги, Широ обхватил за плечи. Впрочем, оказавшись вне криопода Лэнс замолк и вновь потерял сознание.       — Какого квизнака только что было?       Первым догадался Широ. Пусть он был и единственным, кто мог догадаться. Он еще не успел рассказать остальным о том, что было с Лэнсом.       — Это воздух, — сказал Широ, посмотрев на Корана. — Там, в камере, костюм меня предупредил, чтобы я не дышал тем воздухом, однако Лэнс был совершенно без защиты. Возможно, это тот же воздух, что и в криоподе.       Коран согласно покивал.       — Да, — произнес он. — Лечение происходит изнутри. Особые вещества, распыленные, попадают в организм с воздухом и ускоряют естественные процессы, способствуя лечению. В этом есть смысл.       — В любом случае, — прервала их Аллура. — Нужно отнести Лэнса в его комнату. Если мы не можем использовать наши средства, посмотрим, что можно будет сделать, когда он придет в себя.       Лэнс пришел в себя, ничего сделать они не могли.       Он не реагировал, ничего не ел. Коран предположил, что это связано с отвыканием от традиционного приема пищи. Пришло время для особенного собрания, пока Ханк, Пидж и Кит присматривали за другом, Широ, Аллура и Коран закрылись в одной из многочисленных неиспользуемых комнат корабля.       В последнее время таких экстренных собраний было много. Одно Широ запомнил очень хорошо.       Они так же стояли втроем, обсуждая планы новой спасательной операции, потому что первая провалилась. Они смогли проникнуть на корабль, продвинуться в проверке помещений, но не нашли искомое — Лэнса. Собрание только началось, когда появилось голографическое изображение синего паладина в его повседневной одежде. В первое мгновение они испугались, потом поняли, что его послал Синий Лев. Тем не менее, Блю передавала послание именно от Лэнса, оставленное им перед исчезновением.       — Ребята, это очень важная часть информации, — прозвучал голос Лэнса. — Если вы получаете это сообщение, значит пытаться достать меня больше не имеет смысла. Я попросил Блю передать это, когда она посчитает нужным. И я полностью доверяю ее выбору момента. Он, очевидно, настал, бросьте эту затею и переходите к более важной задаче: найдите нового синего паладина, чтобы собрать Вольтрон и победить Империю.       Широ помнил, какая злость на глупого мальчишку переполняла его тогда. И все же, к его удивлению, первой не выдержала Аллура. Она выпрямилась и жестко произнесла, обращаясь то ли к Лэнсу, то ли к Львице:       — Этот момент не наступит. Свою семью мы не бросим никогда, — и развеяла проекцию несколькими движениями руки.       Теперь же с ними был Лэнс, но проблема полностью решена все еще не была.       — Будет трудно вернуть ему рассудок, — задумчиво произнес Коран. — Прежнюю сознательность и легкость, я слышал про мастеров души с планеты Оногар. Возможно, они в силах нам помочь. Сейчас Лэнс не реагирует ни на что, силой заставить его есть — еще больший удар по психике, а в криопод он ни за что не вернется.       — Он среагировал на меня, — напомнил Широ. — Все не так плохо.       Коран неопределенно посмотрел на него.       — Скорее всего, он среагировал на шрам, единственную знакомую вещь, — предположил Коран. — По твоим описаниям, камера была зеркальной, а он сам довольно побитый. Вероятно, в какой-то момент у него на лице был похожий след, и он принял тебя за очередное свое отражение, — Коран покачал головой и вздохнул. — Бедный мальчик, что он пережил?       Широ молча согласился, не понаслышке зная о том, какими жестокими могут быть галра.       — Нужно торопиться, — закончила Аллура. — Я составлю план маршрута до Оногар.       С Китом Широ сталкивается в ангаре. Парень был в смятении и, не заметив перед собой Широ, врезался в него. Извинился и, чуть погодя, спросил, что будет с Лэнсом.       Широ не хотел еще больше расстраивать Кита, поэтому рассказал только то, что они направляются на планету, где ему помогут. Особенно обрадованным красный паладин не выглядел, но в его взгляде что-то изменилось, и Широ отпустил парня.       Сам он направлялся к Синему Льву, чтобы попытаться узнать, сможет ли Блю им чем-то помочь. Он уже открыл было рот, чтобы задать вопрос, когда услышал чужой голос в своей голове. Можно было подумать, что это Блю пыталась с ним говорить. В какой-то степени так и было, только способ она выбрала другой. И говорила не она.       — Лица, лица, лица, лицалицалица, лицо, — шептал голос. — Много лиц, всего одно. Я один? Нет, их много. Они все со мной, окружают. Я их не вижу. Я знаю, что они здесь. Они всегда здесь. Я чувствую их взгляды, дыхание, прикосновения. Они не уйдут, не бросят. Но они ушли, бросили, и теперь здесь только мы.       Ох, Широ помнил слова Корана, когда он спросил о состоянии Лэнса перед началом второй спасительной операции.       — Восемьдесят три дня.       — Звучит достаточно хорошо, чтобы выжить, — облегченно вздохнул Широ.       Коран косо посмотрел на него:       — Восемьдесят три общепринятых межгалактических дня, — произнес он. — Это среднее время, используемое при межгалактических переходах. Складываются длины суток с планет нескольких ближайших галактик и делятся на общее количество. Если переводить на время каждой отдельной планеты, это число меняется.       Широ не хотел спрашивать, но это произошло само собой.       — Что насчет Земли?       Коран задумался.       — Около семисот сорока, полагаю.       — Я никогда не останусь один, — продолжал голос Лэнса. — Они здесь со мной. Не дают забыть, напоминают, что я жив.       У Блю не было возможности телепатически связаться с Лэнсом раньше. И то, что происходило сейчас, — мысли парня в реальный момент времени. Широ поежился.       Было ли правильным напоминать Лэнсу о боли своим шрамом? Широ не знал, но если это могло привести его в чувство, Широ готов рискнуть. Он развернулся, чтобы уйти, когда Блю сменила свои методы. Она послала видение последних минут Синего Паладина в той самой битве, в которой они потеряли Лэнса.       Широ знал, Пидж как-то говорила, что Львы постоянно что-то записывают, но никогда не смотрел. Этот факт постоянно ускользал из памяти и теперь с размаху ударил его по голове.       Запись велась откуда-то сбоку. Широ мог видеть экраны, панель и самого Лэнса. Запыхавшегося и отчаянного. Он держал оборону корабля с одной стороны, Широ и остальные были с другой. Резко что-то сзади взорвалось и Льва вместе с Лэнсом тряхнуло.       Лэнс выругался, прежде чем что-то включить.       — О, — многозначно произнес он. — Это плохо. Корабль лишился защиты.       Широ помнил этот момент, когда корабль лишился защитного поля. Они с ребятами отбивали атаку множества кораблей небольшого размера, когда появился Имперский, возглавляемый одним из генералов Заркона. Он появился как раз с той стороны, где находился Лэнс.       — Я не смогу один принять удар на себя, — бормотал Лэнс, набирая какую-то команду на панели. — Когда Заркон обнаружит это, он уничтожит Корабль. Вместе с последней надеждой Вселенной. Печально, — он выпрямился. — Готово. Блю, когда я подам сигнал, на всех парах гони ближе к Аллуре, продолжай защищать замок и возвращайся в ангар. Передай ребятам, что я буду ждать их на вечеринке не позднее, чем через пару часов. Мой труп не будет пахнуть лавандой.       Синий Лев приблизился максимально близко к имперцу. Лэнс вздрогнул, когда на него направили одновременно несколько орудий.       — Они не убьют меня, — тихо сказал он, убеждая себя. — Я нужен им живым, чтобы пытать, требовать выкуп, просто измываться. Надеюсь, до этого не дойдет, — Лэнс ухмыльнулся прямо в камеру. — Когда до этого дойдет, крошка, передай им, что я их бросаю, стираю их номер из записной книжки и сжигаю все мосты.       Через несколько мгновений Лэнс подал сигнал, и Блю выплюнула его вперед, чтобы он оказался ближе к вражескому кораблю. Запись прервалась, когда Лэнс оказался у одного из отсеков, а Синий Лев сменил направление.       Лэнс сидел на кровати в собственной комнате. За несколько часов, проведенных здесь, он сильно побледнел. Должно быть, организм чувствовал себя отвратно, а мозг все противился принимать эту информацию.       Широ попросил Пидж и Ханка, дежуривших в комнате друга, пойти поспать. В конце концов, они ничего не могли сделать.       Присев ближе к Лэнсу, Широ понял, что не знает, что собирался делать. Он рассчитывал стать подходящим магнитом для чужого внимания? Каким образом? Это была заведомо провальная идея.       Он позвал Лэнса. Тот не откликнулся. Тогда Широ придвинулся еще ближе и взял парня за руку. Когда-то давно от внимания мальчишки было некуда деться.       Лэнс не среагировал. Руки его были такими же тонкими, с них не сходили синяки. Широ осторожно коснулся одного.       Он огладил его по контуру, боясь сделать больно. И так глубоко ушел в свои мысли, что, когда поднял взгляд, не сразу понял, что на него смотрят.       Широ вздрогнул. Слезы неровными дорожками катились по щекам, Лэнс едва ли замечал это. Он смотрел на Широ, его взгляд на мгновение загорелся такой горькой жизнью и вновь потух.       Это хорошо или плохо?       Широ не хотел думать о том, что могло твориться в голове у парня, что несколько лет провел в одиночестве. Он надеялся, что сможет одолеть это.       Широ потянул Лэнса за руку, обнимая и прижимая к себе так крепко, чтобы до него наконец-то дошло, что он не один.       Чтобы он понял, что здесь есть кто-то еще.       Лэнс плакал бесшумно, не всхлипывая, не дыша тяжело, но Широ чувствовал, как намокает ткань на плече. Немного подождав, он отстранил парня от себя, чтобы взглянуть в чужие глаза и увидеть в них хоть что-то.       Когда чужие губы накрыли его собственные, Лэнс думал, что никогда не выберется из зеркального плена.