Кумир

      Этого концерта Дима ждал очень долго.       Он заранее купил билеты; потом две недели страдал, каждый вечер перед сном проверяя, не потерялись ли они, не выбросила ли случайно мама, а также мучился вопросом «А вдруг поддельные? Вдруг не пропустят?», нервничал, что не сможет найти клуб, опоздает, заблудиться, что его не пропустят, что разгадают, зачем он идёт…       Но вот настал Тот Самый День. Дима приехал за два часа до начала, на выходе из метро зацепился взглядом за кучку людей в узнаваемых шарфах, последовал за ними и, разумеется, всё это время вынужден был провести на улице, потому что запуск зрителей начинался в шесть. Таких же торопыг, как он, набралось предостаточно, все они мечтали поскорее увидеть кумира, поэтому очередь растянулась на добрую половину улицы. Дима стоял в этой толпе, ежился от холода, согревал руки дыханием и думал лишь о том, что скоро он увидит Его... Друг, который, в общем-то, и позвал его на концерт, сначала пытался разговорить Диму, но, поняв, что тот витает где-то в облаках, плюнул на это занятие и теперь весело болтал с девушкой, которая случайно оказалась рядом.       Наконец Дима попал внутрь клуба. Каким-то чудом он очень быстро сдал куртку и, окончательно потеряв из виду друга, кинулся в зал, чтобы занять себе место у самой сцены. Это оказалось непросто, но Диме повезло с телосложением: хотя он и был довольно высоким, но при этом отчаянно худым, так что он протиснулся мимо других фанатов и облегченно уперся локтями в ограждение. Сцена была прямо перед ним, если не считать неширокого прохода для охраны и папарацци.       Испытывая Димино терпение, концерт вовремя не начался, его задержали на сорок минут. Зал исступленно скандировал «Кос-тя! Кос-тя!», а Дима лишь морщился. Он не понимал, как к Нему можно обращаться просто по имени, ведь Он — бог, Он — кумир, Он выше, лучше, чище всех, что здесь собрались, Он для них безгрешный идеал, к которому надо стремиться, чтобы никогда так и не достичь…       Очередное шевеление в темноте сцены вызвало одобрительный рев, и Димино сердце забилось сильней, подпрыгнуло и застряло комом в горле. Начиналось!       Сначала выбежал барабанщик, за ним басист, оба гитариста, на своем посту за синтезатором появился клавишник. Первые же звуки музыки заставили фанатов притихнуть...       Он вышел не спеша, с улыбкой на лице, окинул взглядом зал. Изящным движением снял микрофон со стойки и запел.       Толпа словно взорвалась. Все прыгали, размахивали «козами», подпевали, хотя их вопли меньше всего походили на пение. Дима тоже не удержался, не устоял на месте, и его рука взлетела вверх в приветствии, он резким движением головы откинул упавшие на глаза волосы, чуть не задев танцующую рядом девушку с безумным взглядом, но совершенно не обратил на это внимание. Мечта сбывалась! Какое ему уже было дело до простых смертных, что только пыль под ногами Его казаков?..       Кумир стоял очень близко, казалось — перемахнуть через ограду, запрыгнуть на сцену — и Дима окажется совсем рядом, может быть, даже дотронется до руки, а если совсем повезёт, то и до тела, но хмурые охранники бдительно следили за фанатами. Они наверняка получили чёткие инструкции не подпускать никого, чтобы не помешать вершиться священнодействию.       Дима понимал: допусти он хоть одну ошибку — и больше не увидит Его никогда, выставит себя в нелучшем свете, а то и останется посмешищем в памяти самого важного человека. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как бесноваться вместе с толпой и мечтать поймать взгляд восхитительно-карих глаз, темных и глубоких, как сама бездна.       Первая песня, вторая, третья... Он смотрел поверх голов, не замечая Димы. Иногда Он закрывал глаза и разводил в сторону руки, словно бы впитывая всю энергию, которой щедро делилась публика. Иногда отходил назад, вглубь, пресытившись эмоциями. А ещё не оставался долго на одном месте, перемещался в разные места, но ни разу не замер там, где Дима жадно ловил крохи внимания.       Дима находился на грани отчаяния. Все его надежды таяли на глазах. Он думал, что сможет заинтересовать Его, ведь его никогда не причисляли к когорте «серых мышек», он был достаточно красив, умен, образован — и влюблен. Влюблен по самые уши, до состояния, что не мог не думать о своем кумире, засыпал с Его именем на устах и просыпался с мыслью о Нем, а во сне... То, что выдавало ему измученное за день подсознание, стыдно было бы пересказывать, но очень приятно вспоминать. Жаркие прикосновения, требовательные губы, цепкие пальцы, резкие движения и судорожные полустоны-полувсхлипы… И обязательный оргазм, накрывающий их с кумиром одновременно, чтобы они вместе зашлись в крике и упали на смятые простыни, не разрывая объятий.       Вдруг Диму кто-то толкнул, вырывая из водоворота фантазий. Тряхнув волосами, он обернулся направо — оказалось, что в него врезалась та самая девушка, которую он чуть не задел в начале концерта. Она виновато улыбнулась и что-то сказала. Возможно, она хотела с ним познакомиться, надеялась на приятный вечер в его компании. Но Диме было все равно. Он твердо знал: ему не нужен никто, кроме Него. Девушка все еще улыбалась и что-то пыталась ему втолковать. Дима вроде бы расслышал «красивый», «Аля» и «давай потом ко мне», но забыл об этом ещё до того, как эхо слов затерялось в гитарном соло. Он услышал первые аккорды своей самой любимой композиции кумира — и растворился в музыке. Девушка, впрочем, не очень огорчилась, переключившись на другого своего соседа.       Как Он пел... Дима не отводил глаз от Его губ, ловил каждое их движение. Ему казалось, что он готов лишиться сознания, так его завораживало «живое» звучание любимой песни и то, как она перерождалось в новом, никем не записанном звучании.       А потом он поднял взгляд — и действительно едва не опрокинулся в черную бездну. Кумир смотрел прямо на него, улыбался уголками губ, а в глазах плескалось что-то, от чего стало невыносимо жарко.       Счастье длилось несколько мгновений, потом Он снова вскинул голову, разрывая зрительный контакт, но Диме было достаточно и такой малости. Ему дали знак, что его заметили, ему оставили намек, что он интересен, ему продемонстрировали благосклонность, оставляя за ним право выбора дальнейших действий. И теперь Дима знал: свой шанс он не упустит.       Оставшийся концерт промелькнул мимо Димы словно в тумане. Ни разу больше Он не опускал на него взгляда, но Дима чувствовал, что сделано было это лишь для того, чтобы другие фанаты не завидовали и не могли помешать тому, что обещало стать настоящим счастьем. Теперь была очередь Димы действовать, и он лихорадочно соображал, как же прорваться сквозь кордоны охраны, чтобы попасть в гримерку и дать кумиру то, что Он, несомненно, от него хочет.       Ему помогли, не оставили без наставлений. Дима подозревал, что это Он не бросил на произвол судьбы своего избранного.       После окончания концерта Дима нерешительно двинулся в ту сторону, где, по его мнению, скрывались служебные помещения. Неожиданно рядом с ним вырос высокий рыжий парень и, усмехнувшись, спросил, не гримерку ли Дима ищет. Смущаясь, Дима признался, что да, действительно, именно гримерка ему и нужна. Не переставая улыбаться, парень взял Диму за руку и повел за собой.       Оказавшись в длинном темном коридоре, Дима едва не запаниковал, но парень его успокоил, объяснив, что он вообще-то работает здесь, после чего намекнул, что не против и стороннего заработка. Дима поспешно вытащил из кошелька пятьсот рублей и дал парню, на что тот заметил, что всегда приятно общаться с умными людьми.       Возле гримерки скучал шкафоподобный охранник. Он было попытался загородить дверь, но парень ему быстро объяснил, что привел журналиста от клуба, который должен, по договору, взять интервью. Пожав плечами, охранник расслабился и пропустил Диму.       Тот нерешительно обернулся на выручившего его парня. Парень улыбнулся и посоветовал не бояться, после чего пожелал удачи и убежал куда-то дальше по коридору.       Дима тихо постучал и открыл дверь. В комнате было очень сильно накурено; единственный источник света — лампочка на потолке без плафона — едва разгонял тьму. Кумир сидел на стуле, прислонившись к стене, в его руках была бутылка с водой. Периодически он делал глоток, не открывая глаз. Напротив него, уперевшись локтями о стол, стоял барабанщик. Он курил и разговаривал по телефону, разъясняя кому-то, что не намерен ждать, и требовал явиться немедленно. Остальных членов группы в гримерке не было.       — Извините, — пробормотал Дима, привлекая к себе внимание. Барабанщик первым его увидел, поморщился. После чего покосился на Него, раздраженно захлопнул свой телефон и вышел, невежливо отодвинув Диму с прохода.       — Вам что-то надо? — спросил кумир. Наверное, в гримерке была прослушка, никуда нельзя было деться от тех, кто лез грязными лапами в чужую личную жизнь, и потому Он делал вид, что не понимает и не узнаёт того, кого сам выбрал.       — Да, — поспешно кивнул Дима, но тут же замотал головой, испугавшись, что вот-вот всё испортит. — То есть нет...       — Парень, ты уж определись. — Он наконец открыл глаза и посмотрел на Диму. — А, видел я тебя в первых рядах. Автограф? Сфотографироваться?       Дима замялся. Он ожидал несколько иного.       — Слушай, я чертовски вымотан, — сказал кумир, видя нерешительность Димы. — Говори уже, чего хочешь, или проваливай.       — Я... — начал Дима и понял, что краснеет. Неужели он всё неправильно понял? Ошибся? Он замолчал и уставился в пол.       — Принесла же нелегкая, — неодобрительно фыркнул кумир.       Он встал, подошел к столу, буквально жестом фокусника извлёк откуда-то бутылку с шампанским, налил полный стакан и протянул Диме:       — Держи. Может, смелее станешь. — Он засмеялся.       Дима взял предложенное, осторожно сделал один маленький глоток.       — Да не бойся, не отравлено, — сообщил кумир, прикладываясь к бутылке. — Хорошее шампанское, между прочим. Это тебе не «Советское».       Дима зажмурился и залпом выпил свой стакан. Кумир одобрительно кивнул, забрал пустую посуду, поставил на стол.       — Ну а теперь рассказывай, что тебе от меня надо, — сказал Он.       — Кон... Константин Евгеньевич, — запинаясь, выдал Дима. — Вы так талантливы, у вас такие замечательные песни...       — Ну-ну, знаю я все это, — хмыкнул кумир. — Лучше что-нибудь новенькое придумай.       Дима смешался. Он проклинал свое смущение, свою нерешительность и мечтал оказаться дома, подальше от Него, лишь бы не испытывать это мучительно чувство стыда, сжигающее его изнутри. Как же он позорился, не в силах поддержать Его игру! Каким недостойным оказался!       Кумир устало вздохнул и снова наполнил стакан. На этот раз Дима принял алкоголь с благодарностью, понимая, что лучшего способа прогнать излишнюю нервозность просто нет.       — А ты красивый малый, — заметил кумир где-то после шестой налитой порции. Допивалась уже третья бутылка, а разговор все не клеился. Кумир задумчиво смотрел на Диму, словно что-то подсчитывая.       — Я настолько восхищен вами, что готов отдать вам всего себя! — наконец выпалил Дима на одном дыхании то, что давно хотел сказать.       — Всего себя? — удивился кумир.       В этот момент дверь открылась и в комнату заглянул барабанщик.       — Машина подана, — сообщил он. — Поехали из этого гадюшника.       — Сейчас подойду, — кивнул кумир.       Дима загрустил. От осознания, что сейчас Он уедет, а то, о чем мечталось, так никогда и не произойдет, хотя уже все шло к этому, стало так тоскливо, что хоть вой. А все из-за чертова барабанщика!       Ударник снова ушел, а кумир повернулся к Диме:       — Поедешь с нами, а, даритель?       Сказанные слова не сразу достигли сознания, но как только Дима смог их осмыслить, ему показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от всеобъемлющего счастья. Он закивал, боясь, что если помедлит хоть секунду с решением, то кумир передумает и выставит его вон.       Но Он не передумал. Потрепав Диму по плечу, он приказал ему следовать за Ним. В машине они сидели рядом, плечом к плечу, едва не касаясь бедрами, и от волнения Дима то и дело поправлял волосы, дергал застежку куртки, теребил рукав. Вокруг были все «свои»: никому из фанатов больше не повезло, их не пригласили в святая святых; и участники группы и члены сопровождения переглядывались как-то очень уж понимающе, а ещё переговаривались так негромко, что, как Дима ни напрягался, не смог ничего разобрать. Зато Он в этом участия не принимал, даже никак не реагировал, и это немножко ободряло. Просто все эти знали, что они лишние, а Дима — он уместен.       Они приехали довольно быстро. К огромному удивлению Димы, группа остановилась в отеле, хотя он был уверен, что у каждого из членов коллектива есть своя квартира в городе. Но, может быть, для такого решения была какая-то необходимость.       В лобби все разделились. Дима замешкался и едва не упустил Его из виду, но барабанщик толкнул его в спину, направив к лифтам.       Его люкс находился на последнем этаже, под самой крышей. Мягкий ковер в коридоре заглушал шаги; наконец впереди показалась заветная дверь с красивой латунной цифрой. Он провел Диму в гостиную и снова предложил выпить, но на этот раз уже не шампанского, а виски.       Дима согласился, хотя его уже порядочно вело: игристое вино оказалось коварной штукой и сильно дало в голову. Кумир заметил это его состояние, но никак не прокомментировал увиденное.       — Всего себя? — вновь спросил Он, возвращаясь к прерванному разговору.       — Да! — подтвердил Дима излишне громко. Во всяком случае, Он поморщился.       — Ну тогда идем дальше, — Он кивнул в сторону еще одной двери, за которой, по всей видимости, скрывалась спальня.       Дима поставил стакан на подлокотник кресла и послушно двинулся туда, куда ему указали. Кумир с усмешкой наблюдал за его нетвердой походкой.       Оказавшись в спальне, кумир тут же разлегся на огромной роскошной кровати, Дима же замер, не доходя до нее два шага. Картина, открывшаяся перед его взором, была так прекрасна, что сама мысль о том, чтобы нарушить её своим присутствием, казалась кощунством.       — Ну что ты встал? — нетерпеливо поинтересовался Он. — Сам же сказал, что на все готов ради меня. А я ведь так устал, работая концерт...       Дима кивнул, понимая, к чему Он клонит. В конце концов, они оба этого хотели.       Он залез на кровать и осторожно провел рукой по груди кумира, на что тот улыбнулся и закрыл глаза. Дима принял это за одобрение и приступил к выполнению своей мечты.       Рубашка под пусть неумелыми, но старательными пальцами быстро сдалась и оказалась стянутой. Дима приник губами сначала к одному соску, потом к другому, прорисовав между ними дорожку языком, проходящую через ложбинку на груди кумира. Он хотел было спросить, откуда та взялась, но понял, что сейчас не время. А если он все сделает правильно, то спросить он всегда успеет, и не только о подобной мелочи.       Кумир чуть-чуть прогнулся, отзываясь на прикосновения Димы. Поглаживая руками теплую кожу, тот поцелуями спустился к животу, задержался там чуть дольше, чтобы успеть все исследовать, не пропустить ни единого чувствительного местечка. Сам он невероятно заводился от собственных действий, джинсы ему жали, причиняя явный дискомфорт, но он боялся отвлечься на себя и тем самым обидеть Его.       С пряжкой ремня Диме пришлось немного повозиться: она никак не хотела расстегиваться. Но зато, когда он все-таки справился, то был вознагражден за труды, снимая с Него брюки и видя, что его поцелуи не оставили кумира равнодушным.       Белье было отринуто как ненужная преграда. Дима обхватил ладонью перевитый венами ствол члена кумира, отметив про себя, что тот не отличается длиной, но зато довольно толстый, массивный: член настоящего самца, чье превосходство предусмотрено самой природой. Кумир чуть двинул бедрами, намекая Диме, что он слишком задумался.       Дима поспешил тут же исправить оплошность, касаясь губами темной, налившейся кровью головки. Он игриво лизнул её, пробуя на вкус, провел языком, щекоча уздечку, перед тем как позволить кумиру скользнуть в свой рот.       Неужели в этом мире было что-то более правильное, чем ощущение твердого члена между губ?! Разве что тот бархат, который нащупали пальцы, скрывавшийся под жесткими черными волосками.       Дима старался быть максимально аккуратным, тщательно следил за зубами, ладонью перехватил основание Его члена, прекрасно зная, что это тоже приятно; но Он вновь и вновь начинал двигаться, требуя допустить его глубже.       — Ну же, парень, возьми по-взрослому, ты же говорил, что на все готов, — медленно проговорил кумир, видя, что Дима не понимает, что именно Он хочет больше всего. — Ты же сюда не в детские игры приехал играться!       — Но я... — начал было Дима, но кумир лишь отмахнулся:       — Это несложно. Расслабь горло.       Дима покорно подчинился, стараясь изо всех сил угодить Ему. Ведь от этого зависело его счастье... И совершенно неважно, что такого он никогда не делал. Специально хранил себя для кумира, чтобы тот оценил его верность. Но ведь читал об этом. И, конечно, не раз и не два представлял.       Рвотный рефлекс мешался, но Диме неимоверными усилиями все же удалось его перебороть. Он убеждал себя, что так надо, хотя ощущения от члена в горле приятными быть перестали. Он двигался туда-обратно бесчувственным поршнем, а потом в длинные волосы Димы вплелись сильные пальцы, фиксируя его на одном месте. От неожиданной боли на глаза навернулись слёзы.       Зато кумир был доволен. Он тяжело дышал сквозь сжатые зубы, сдерживая стоны. Собственное возбуждение Димы спало, он теперь мечтал лишь о том, когда все закончится. Впрочем, он по-прежнему надеялся, что продолжение все-таки будет, и ему тоже перепадет доля ласки. Разве могло быть как-то иначе?       Кумир кончил ему в рот, громко застонав — и этот звук мало напоминал то, что можно было услышать в песнях. Дима рывком дернулся назад, освобождаясь из разом расслабившейся руки, надсадно закашлялся. Его едва не стошнило, но он запретил себе даже думать о таком непочтении.       Дима сел на кровати, стараясь отдышаться. Он справился! Хлюпнув носом, он как можно незаметнее вытер глаза, отвернулся. Во рту остался странный привкус — как будто молоко смешали со шпротами.       Кумир полежал немного на кровати, потом встал и отправился в душ, даже не кивнув Диме. Он ушёл один.       Дима спрятал лицо в ладонях. Что-то пошло не так. В его мечтах Он был нежным и ласковым, доставляя Диме такое удовольствие, что словами передать было нельзя, только почувствовать. Почему же в реальности же оказалось, что Он не очень-то и думал о молодом поклоннике, лишь воспользовался его желанием угодить...       Или, возможно, это был только первый акт прекрасной пьесы? Он освежится, наберется сил, совсем как на концерте, и вернется обратно, отблагодарит Диму, покажет, что такое настоящий опытный мужчина. Да, он всего лишь мальчишка, но зато в его помыслах не было ни тени неискренности. Такое не может остаться без вознаграждения.       — Ты еще здесь? — удивился кумир, появляясь из ванной.       — А? — Дима поднял на него недоуменный взгляд, не до конца еще вынырнув из своих размышлений.       — Что ты здесь делаешь? Свободен. Как там тебя...       — Дима, — зачем-то подсказал тот.       — Дмитрий, свободен, — повторил кумир. — Можешь идти. Дверь сам найдешь.       Дима медленно поднялся. Весь хмель выветрился из головы, а вместе с ним осыпались осколками розовые очки. Глаза щипало, и Дима забоялся, что расплачется от сильнейшего разочарования прямо здесь, на глазах у Него... Нет, на глазах у Кости. Толпа оказалась права.

***

      …— Костя-красавец, — зло пробормотал Дима, размашисто шагая вдоль шоссе. — Какой же ты красавец после этого... — он намеренно делал ударение на «е» в слове «красавец». — Еще и крашеный! Попользовался и выбросил...       Обида больно жгла душу. Кумир, бог, идеал... Он оказался ничем. Нет, хуже — он оказался обычным человеком, самовлюбленным, эгоистичным и беспринципным.       Дима подумал, что больше никогда не пойдет на его концерт, а все диски и плакаты обязательно выбросит, как только доберется домой.       Метро в тот час уже не работало, Дима жил на другом конце города, а денег на такси у него не осталось. Костя-красавец почему-то не заплатил своей шлюшке. Видимо, ему все-таки не очень понравилось.