Марк перестал улыбаться ровно 4 слова назад.
Марк перестал чувствовать землю под ногами ровно один вопрос "да?" назад.
Марк забыл, как дышать ровно один серьезно-холодный взгляд в его сторону назад.
– Я больше не люблю тебя, – шатен смотрит колко, с кусочками льда и без четвертинки сожаления в голосе, - прости. - добавляет он из уважения и угрызений совести.
Марк открывает рот, но тут же закрывает, потому что вдруг осознает, что и сказать ему нечего, да и если бы и было что-то, он бы не смог. Он с секунду не верит, хочет засмеяться и стукнуть за ужасную шутку, хоть сегодня и не 'день дурака', но нет,
он не шутит. А голос просто
исчез. Как и Джексон из его жизни ровно один стук секундной стрелки назад. Он тянет руки вслед уходящему Кайе, но ловит лишь пустоту в своих объятиях, хватается за едва осязаемый горький одеколон шатена в воздухе. Он не моргает, он не дышит, пятится назад, обхватывая себя руками и больно царапает покрытую мурашками кожу. Он точит взгляд об одну точку на полу около минуты, поджав под себя колени.
И кто бы знал сколько времени он провел в такой позе.
И никто не имеет понятия плакал в тот день Марк или нет.
Больше никто не обнимет его и не прошепчет, что любит.
Больше никто не успокоит и не прижмет к себе, мягко поглаживая по волосам.
И вряд ли еще хоть кто-то когда-нибудь признается ему, что Марк Туан - это целая вселенная.
Никто не заметит его пропажи, никто не станет заглядывать в некогда общую комнату Туана и Вана, никто не спросит "где Марк?", потому что: "Люди всегда говорят: Джексон там, где Марк, а Марк всегда там, где Джексон", а Кайе еще 5 слов назад покинул общежитие.
« – Наверное, пошли развлекаться с Марк-хёном. »
« – Хён? Как обычно, где-то с Джексоном. »
На самом деле, ничего не изменилось с тех пор, того диалога будто и не было.
Может, это дурной сон?
Туан
не верит.
Ван
не врет.
Блондин в очередной раз всхлипывает в темной пустой комнате на чужой кровати.
Шатен звонко смеется, кладя руку на 'чужую' талию.
Иен закрывает рот рукой, давясь лживыми надеждами и собственными слезами.
Кайе шепчет что-то на ухо Ёндже, а затем обнимает со спины, кладя свою голову на плечо.
Как когда-то Туану.
Больше он не смеет прикасаться к Джексону. Теперь, эти алые губы, что вечно искривлены в довольной улыбке, не его. Теперь, эти карие глаза-бусинки, что отражают яркий свет даже в смольной темноте, больше не блистают для Марка.
Он есть, когда нужно. На работе Кайе даже может одарить Иена, "настоящей" заботливой улыбкой, он по-прежнему разговаривает с ним, улыбается.
Все было, как обычно, изменился лишь Марк и его личная жизнь.
Кто бы мог подумать, что самый старший хён, который всегда непоколебим, равнодушен и холоден во взгляде, на самом деле тоже может быть разбитым, сломанным и тоже умеет плакать. Умеет искренне любить.
Конечно, другие догадывались, но они никогда не видели Марка плачущим, потому что он попросту не позволял видеть его слабым.
но Джексон знал.
Самое обидное в этом, пожалуй, то, что Марк не знает почему. Чего он не смог дать того, что дает Джексону сейчас кто-то другой? Почему Ван остыл?
Блондин бы рад спросить, добиться хоть каких-то объяснений, но он не может. Он боится, то ли правды, то ли самого шатена.
Иен сейчас как никогда нуждался в той самой заботе, во внимании, в простых объятиях. Да вот только он слишком потерян и слишком никому не нужен.
***
В самом деле, Марк продолжал существовать, как и раньше, не подавая виду, оставался молчаливым, замкнутым, стоящим где-то там, на работе, за стойкой, делающим очередной клубничный десерт. Продолжал улыбаться и смеяться, гулять с друзьями. Он все также усердно учился в университете, но к сожалению, он существовал. Просто существовал, не жил. Марк забыл, что такое жизнь, когда последний раз улыбнулся
своему Джексону. Как перестал ощущать его присутствие в своей жизни; когда тот съехал от него. Все к чертям рухнуло. Но Туан искренне радовался за Джексона, если теперь он счастлив.
Может, оно и к лучшему, Туан не знал. Может, просто так надо. Перелюбить и остыть, найти и потерять, чтобы потом было лучше? Он верил в судьбу.
Блондин мог утешать себя сколько угодно, но он не мог перестать любить парня, это казалось чем-то нереальным, потому что его чувства не были чем-то мимолетным. Ему щипало нос, и накрывало соленой пеленой слез глаза, когда влюбленный Ван касался щеки, руки, талии, плеч, затылка, волос, коленки Чхвэ.
Он тоскует.
Он скулит, как брошенный щенок.
Но он правда был рад, он делал все, чтобы действительно быть счастливым за Вана.
Он любил так, как не любил никогда. Возможно.
Ему всего за двадцать, но он уверен, что больше никогда не полюбит.
Кончится ли это?
***
Неделя за неделей.
Месяц за месяцем.
Год.
Время лечит?
***
Выдыхая горячий пар на замерзшие руки, он закидывает голову и смотрит на звезды, тянется рукой в карман куртки, достает пачку и опуская голову вниз, зажимает сигарету губами и тянется за зажигалкой.
– Легкие прокуришь, хён, нельзя же так, - два тонких пальца зажимают сигарету и резко выхватывают из плена губ.
Брюнет встряхивает челку и тут же прикуривает украденную сигарету.
– Югём. - выдыхает Марк как-то более, чем спокойно и ловит улыбку темного силуэта рядом.
– Кто бы говорил, - блондин усмехается и прежде, чем младший успевает затянуться, выхватывает сигарету из его рук и кидает в снег. Оба молчат. Парень рядом как-то по-глупому улыбается, хмыкая.
– Странный ты, Марк.
Он подходит ближе к старшему, прячет руки в карманах своего черного пальто и слегка ежится от холода.
– Пойдем домой, хён. - Не дожидаясь какой-либо реакции, больше утверждает, чем спрашивает Ким.
А Туан все смотрит на эту сигарету, видит, как медленно она тлеет, огонек уже давно погас, остался только дым и пепел. Молчит, думает о своем.
– Что такое дом, Гём? - вбрасывает вопрос он, разворачиваясь и убирая руки в карманы, делая шаг вперед.
Ким молчит с секунду, может, даже меньше, вытянув губы, задумчиво мычит, тут же находя ответ. Он хватает старшего за локоть, прижимая к себе и улыбаясь. Заглядывает в глаза Марку, который смотрит себе под ноги, затем замечает на себе взгляд, чуть удивляется и поднимает голову, выжидая ответа.
– Тебе... как меня учили на философском или, как Конпимук ответить? - смеется тот, видя едва заметную улыбку на лице Туана.
– Просто ответь.
– Ну...
– Ну? - слегка пихает Иен вбок наглого младшего, который никогда не спрашивает разрешения для прикосновений.
– Это то место, куда всегда приятно и хочется возвращаться, - пожимает плечами брюнет, заворачивая на следующую улицу, - там ты чувствуешь себя уютно, то место, где тебе хотелось бы находиться всегда, думаю… то место, куда ты можешь прийти, расслабленно сесть на диван и с улыбкой на лице сказать: ‘я дома’.
Марк ничего не отвечает, снова опуская голову. Младший был довольно умным и смышленым, хоть и выглядел глупым ребенком с виду, которому только сладости и развлечения.
– Поэтому ты пропустил мою улицу и ведешь к себе домой? – наконец выдавливает из себя усмешку старший.
Чувствуя, как холод прокрался под тоненькую ткань курточки, он прижимается к Югёму ближе. Не потому что хочется, а потому что холодно.
– Ага.
Беспечно отзывается брюнет, отпуская Марка и открывая перед ним дверь в дом.
Туан сначала удивляется, вскидывая голову и удивленно смотря на Кима, задавая немой вопрос, ведь он-то просто пошутил.
– А ты против?
И Марк замолкает, потому что брюнет знает, что Иен не против от слова совсем.
Такое уже не впервые.
Югём что-то рассказывает про дела в институте, как рад, что родители разрешили жить в квартире, а не в общежитии и, если Туан хочет, то Югём бы и ему комнату выделил, а блондин улыбается глупо, слегка смущаясь и отнекивается, ведь: 'я сейчас живу один в комнате, так что все окей', хоть Ким и знает, что каждый вечер Туан борется с одиночеством, чтобы заснуть хотя бы на четыре часа, заставить хёна он не может. Блондин все еще не может забыть, он все еще тоскует, но уже без слез и болезненного спазма где-то в груди. Он просто чувствует себя никому ненужным, пустым. Югём вторит, что Марк нужен ему, БэмБэму, а старший не верит, говорит, что слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Марк не понимает, чем он заслужил Кима в своей жизни, а тот в свою очередь просто счастлив, заваривая чай на двоих, хозяйничая на кухне и вечно улыбаясь непонятно чему. Парнишка на первом курсе факультета психологии, который вроде, как и собирается стать психологом, но еще не определился, и вообще любит петь и понятия не имеет, как его занесло на эту психологию, но пока нравится – решил остаться. Югёму нравится философия, он любит читать. А Марк с ним встретился чисто случайно, когда выбирал себе книгу на ближайший уикенд, застревая между прилавками фантастики и романов. Стандартно до жути, что так и должно было по закону жанра просто забыться после маленькой экскурсии, но Ким на следующий день подсел за столик к Туану, предварительно пододвинув его на скамье и поставив поднос с едой рядом.
«Привет, я Ким Югём, с факультета психологии. Мы вчера виделись в книжном, я хотел подойти, но ты так быстро ушел… Давай дружить? Ты мне нравишься».
С тех пор Туан забыл, что такое одиночество (в каком-то смысле), в университете его всегда окружало общество БэмБэма (он же Конпимук Бхувакуль) и Югёма. Младший не сразу сдружился с Туаном, первым его другом стал как раз-таки Конпимук, потому что они одногодки, и быстро сошлись во вкусах и тому подобное, хотя Ким ни раз говорил, что они довольно разные, однако Марк так не считал. Он видел их настоящими лучшими друзьями.
Брюнет ворвался в его жизнь так неожиданно, что тот и опомнится не успел, как привязался. Первое время он старался вести себя максимально холодно с парнем, хоть он и согласился на дружбу, он не хотел привязываться и снова испытывать боль, с него было достаточно. Но Югём даже не спрашивал, залез в душу, перевернул там все и поселился где-то рядом с сердцем, не собираясь выходить оттуда, как минимум ближайшую жизнь. А что Марк? Марк категорично против, но оставил все как есть. Нерешительный.
Ким постоянно был в черном, но это не мешало сверкать ему также ярко, как солнце и озарять плохие дни своей улыбкой. Гём стал особенным для Иена не сразу, он избегал его на протяжении всего учебного года, но чем больше он узнавал парня, тем меньше избегал и больше открывался ему. Постепенно, словно шагая по тонкому слою льда, делая паузы между шажками, чтобы сделать глубокий вдох и успокоить колотящееся от страха сердце. Делая первый шаг, зажмурив глаза, на риск подаваясь вперед. С каждым разом становясь увереннее и смелее.
Каждый раз, когда Туана накрывали теплые руки Югёма, успокаивая и стирая, раннее никому, кроме Джексона, невиданные слезы со щек, прижимая к себе и шепча на ухо, что все хорошо, и он больше не останется один, он чувствовал себя наконец счастливым, будто камень с души спадал. Марк не верит, но успокаивается, засыпая на диване в нежных руках младшего, который с легкой грустью на лице, хмурыми бровями укладывал того в своей комнате, ночуя в другой.
Туан резко вспомнил все-все, каждый момент, каждую мелочь, до деталей, застывая пустым взглядом на кухонном столе, кажется, даже перестав дышать. Он проникся этим теплом, понимая, что прошло уже больше года, а он все еще не может понять, когда именно впустил в свое сердце Югёма, как позволил ему стать ближе; довериться.
– Хён? – брюнет пододвигает чашку ближе, чуть взволнованно посмотрев на Марка, – что-то случилось?
– Ты случился. – С легкой пакостливой улыбкой, он обращает внимания на Югёма, возвращаясь в реальность.
Младший молчит, думает, что ему на это ответить, застыл с чашкой у губ и смотрит как-то жалобно. «И это плохо?», – читает Иен по его глазам. Он отводит взгляд и беря чашку с чаем в руки, легко улыбается.
– Я рад, что мы пересеклись в той библиотеке. – И чтоб не чувствовать собственное смущение и, уж тем более, не демонстрировать его младшему, делает глоток почти холодного чая.
Ким не сдерживает довольную, счастливую улыбку и мигом допивает чай, подбегая к раковине и лениво оставляя там кружку на завтрашнее утро. Он не спешит отходить от раковины, слегка медлит, ждет, когда старший допьет свой и подходит, близко, загораживая своим громадным ростом свет от кухонной лампочки. Смотрит сверху-вниз, даже не улыбается, чего-то ждет. Туан почти сразу же удивленно вскидывает голову, поправляя тем самым блондинистую, испорченную осветлителями и едкой краской, челку, убирая пустую чашку на стол.
– Ты чего? – слегка настороженно спрашивает Туан, скрещивая руки на груди, чувствуя явное напряжение и дискомфорт от такого взгляда.
– Сессия закончилась в прошлую пятницу, что ты делал у университета, хён? – Парень удивленно вскидывает брови, заметно мрачнея, – только не говори, что…
– Я не хотел идти в общежитие. – Быстро выпаливает блондин, вскакивая со стула и пытаясь убежать в гостиную, чтобы его не допрашивали, не заставляли переживать эти эмоции страха и одиночества снова, вспоминая, как его предали и оставили одного, хотя обещали вечность.
Он лишь надавил рукой на грудь старшему, не давая скрыться от Югёма на диване в гостиной, аккуратно толкая его обратно на стул. Резко разговор приобрел другую атмосферу, серьезную, заставляющую нервничать сразу обоих.
– Мы с Конпимуком потеряли тебя, ты знаешь? Ты не брал трубку…
Блондин лишь поджимает губу, будто его спалили, как маленького провинившегося мальчика. Кто из них здесь старше, в конце концов?! Почему он должен себя так чувствовать? Иен хмурится, кусая губу сильнее, делая глубокий вдох.
Он опускает голову и шепчет: «Я не слышал, простите…».
Югём понимающе кивает, наклоняется и аккуратно кладет руку на грудь, двигая ее чуть левее.
– Все еще болит? – он смотрит на Марка, из-под своей смольной челки, этими своими оленьими глазищами, так по-доброму, так мягко, что Иен уже почти разрыдался от этого одного мягкого взгляда, – Конечно болит, оно ведь разбито.
Югём тяжело вздыхая, опускаясь на колени, приблизился к Марку, заставив того развести ноги, проскальзывая между, он крепко обхватил его талию руками, прижимаясь и обнимая. Туану хватает лишь секунды, чтобы проникнуться и все осознать, он кладет руки на талию брюнета и опуская голову на его макушку, сам крепко обнимает, прижавшись. Ким водит руками по спине, чувствуя легкую дрожь, он уверен, что Марк снова плачет, и он правильно все понял.
– Ты забудешь, все пройдет, ты важен, Марк-хён и нужен. Ты можешь мне доверять. Я не уйду, обещаю, никогда не уйду. – Брюнет вжимается сильнее, чувствуя, как Иен хватается за него, как беззащитный котенок, он впивается пальцами в кофту Югёма, впитывая его заботу, его тепло, его уют, пытаясь принять слова, пытаясь поверить, ухватиться за него и не позволить уйти.
–
Я люблю тебя, Марк.
Он с глупой улыбкой на лице всхлипывает, ему так страшно, так страшно отпустить, а потом увидеть, что навсегда. Ему так сильно хочется прикоснуться к такому светлому, невинному и поистине прекрасному Киму, он хочет стать ближе для Югёма, хочет перестать пачкать его сердце своим вечным однотонным нытьем, поверить в его слова о любви, забыть о прошлой боли, о прошлых страданиях. Поверить и быть счастливым. Но он не может, он боится. Он не хочет обжечься снова, хоть так нуждается в брюнете, в его объятиях, попробовать его на вкус счастливыми влюбленными поцелуями, прочувствовать всю любовь младшего и подарить, наконец, свою.
– Ты же знаешь, что я… - прервав поток слез, хрипло начинает старший.
– Знаю, но неважно. Зато я люблю. Очень люблю.
Брюнет готов хоть тысячу и миллион раз обнять Марка, готов быть с ним всегда рядом, даже если его сердце все еще занято другим, тем, кто не ценил, как считал Югём. Он любит Марка, он хочет быть рядом с ним, дарить ему свою заботу, быть причиной, по которой старший успокаивается и улыбается, искренне смеется и забывает о боли, ему достаточно. Ему достаточно того, что Туан просто может быть счастлив. Хотя бы иногда. Он знает, что Марк чувствует на самом деле, ему не нужно слов, достаточно того, что он видит своими глазами. Ким будет зализывать все раны Иена, пока тот не вылечится окончательно, не избавится от кровоточащих порезов где-то в душе. Он верит, что время лечит, верит, что Марк ему когда-нибудь обязательно поверит.
– Я тоже тебя люблю, Югём-а.. – брюнет знает, что это не то ‘люблю’, но этого достаточно, чтобы отлипнуть от тела старшего и слегка приподнявшись, смазано поцеловать куда-то в уголок губ, прикрывая глаза и на пару секунд задерживаясь губами на хрустальной бледной коже, чувствуя соленую влагу. Блондин перестал плакать еще минуту назад, он не отстраняется, не отпихивает Гёма с криками: «Что ты делаешь?», он просто застывает на месте, думая о том, что хотел бы большего, но не может. Не сегодня и, возможно, не завтра.
– Все будет хорошо, Марки-хён.
Марк не хочет новых отношений, не хочет всего, что едва ли пережито, но он абсолютно точно хочет быть рядом с Югёмом и как можно чаще ловить эти смазанные поцелуи и самые крепкие, искренние объятия.
– Я верю тебе.
