Just one more night

Суббота… Я люблю субботы. В этот день я работаю на час меньше. А ещё в последнее время я не провожу субботние вечера в одиночестве, так, как я провожу все остальные вечера. И от одной этой мысли я сижу на своей микроскопической замызганной кухне в своей далёкой от роскошной съемной квартирке и как идиот улыбаюсь сам себе. Мои мысли прерывает робкий едва различимый стук в дверь. Улыбка на моем лице становится ещё шире, и я торопливо чуть ли не бегом иду открывать дверь. И как я и ожидал, на пороге стоит он — худенький паренёк со спутанными длинными чёрными волосами, белоснежной кожей, впалыми щеками, милым вздернутым носиком, огромными зелёными глазами, обрамлёнными темными синяками, свидетельствующими о хроническом недосыпе их обладателя, и ссадинами на лице. Паренек как всегда одет в огромный старый темно-зелёный свитер с дырками то тут, то там и темно-синие такие же старые джинсы, едва ли не спадающие с хрупких бёдер паренька, но сдерживаемые старым потрепанным коричневым ремнём. На ногах его надеты сбитые чуть ли не в труху чёрные кеды. Паренёк нервно покусывает заусеницу на большом пальце и смущенно отводит глаза, каждый раз, когда мы с ним встречаемся взглядами. - Здравствуйте, мистер Айеро… — тихо чуть ли не шепотом говорит мальчик, шмыгая носом. - Привет, Джи! Проходи. — Я отхожу в сторону, чтобы дать мальчику пройти в мое скромное жилище. Он, ссутулившись, и как будто бы желая стать невидимкой, бесшумно прошмыгивает в квартиру и, быстро сняв кеды, выжидающе встает, опустив голову. - Проходи на кухню. Не стесняйся. — C этими словами я иду ставить чайник, Джи следует за мной. - Присаживайся. Я сейчас заварю чай. Или может быть ты хочешь кофе? -Я буду чай. Спасибо. — Лаконично отвечает мой гость. Я сажусь напротив паренька, ожидая, пока вскипит вода, чтобы провести наш еженедельный ритуал: мы перекусываем, обмениваясь парой ничего не значащих фраз, а затем идём в спальню, где он помогает мне «снять стресс». Наверное это кажется чем-то ужасным и аморальным. Ему всего 18, а я — 25-летний озабоченный извращенец. Но на самом деле именно Джи стал инициатором таких отношений. Однажды, когда я в легком подпитии возвращался субботним вечером домой, он подошёл ко мне и робко, но в то же время как-то обречённо предложил мне свои услуги: отсосать за 20 баксов. Возможно в трезвом состоянии я бы и отказался, но длительное воздержание, пять кружек пива и притягивающие как магнит зеленые глаза паренька не позволили мне сказать ему «нет». В тот раз мы пришли ко мне домой, Джи достаточно неумело сделал мне минет, но тем не менее проглотил, когда я кончил. Я дал ему обещанную двадцатку и предложил кофе. Он робко согласился. Я сделал ему ещё и сэндвич, и он его моментально съел, практически не жуя. Так и завязалось наше своеобразное знакомство. Нетрудно было догадаться, что мальчик явно не от хорошей жизни предлагал себя первому встречному. Да и по выпирающим ключицам и обтянутым кожей костлявым запястьям, а также зверскому аппетиту я понял, что он голодает. Поэтому я стал сперва подкармливать его, а затем уже получать плотские удовольствия. И вот мы «вместе» по субботним вечерам уже в течение двух месяцев. За это время он узнал, что меня зовут Фрэнк Айеро, но паренек неизменно продолжает называть меня мистером Айеро. Думаю, он делает это для того, чтобы не переходить некую границу. Я — клиент, он — шлюха, как бы грубо это ни звучало, но это так. Я же узнал, что его зовут Джерардом, но «клиентов» он просит называть его Джи. Видимо, тоже чтобы разграничить свою «жизнь» (если те условия, в которых он живет, вообще можно назвать жизнью, скорее существование) и «работу». Как выяснилось, Джерард — сирота. Его родители погибли, когда он был совсем маленьким. Все детство он провёл в детдоме, пока ему не исполнилось 18 лет и ему не пришлось зарабатывать себе на жизнь самостоятельно. Поначалу мальчик пытался рисовать портреты туристов в центральном парке, но местные художники его быстро выпроводили, показали его место, хорошенько избив и отобрав все его карандаши и блокноты. И тогда паренек, поголодав изрядное количество дней, пришел в злачный район и наткнулся на меня. Так и началась его «карьера» шлюхи. Не могу отрицать, что мне было приятно осознавать тот факт, что я был его первым клиентом, как бы не в тему сопливо это ни звучало. Чайник издаёт щелчок, давая понять, что вода вскипела. Я ставлю на стол две кружки, кладу в них по пакетику любимого зеленого чая Джи и заливаю кипятком. Нарезая хлеб для тостов и мастеря сэндвичи, намазывая на хлеб арахисовую пасту и укладывая сверху по кусочку бекона, как любит Джи, я все же решаюсь разузнать ещё что-нибудь о его жизни. - Угощайся. Знаешь, мне всегда было интересно, где ты живёшь, — бросаю я фразу, ставя перед худым пареньком тарелку с едой. Джи, тихо прошептав «спасибо», неуверенно, но аккуратно берет один сэндвич и осторожно откусывает маленький кусочек. - Я… я живу тут неподалёку. В одном доме… - Что за дом? Достался тебе от родственников? — Не отстаю я. - Нет… Просто дом… Ничейный дом. - То есть как это ничейный? Заброшенный? - Ну да… — невозмутимо пожимает острыми худенькими плечиками Джи. Меня даже передергивает от мысли о том, что этот хрупкий мальчонка живет один в каком-то полуразрушенном заброшенном неотапливаемом доме. Попытавшись отогнать грустные мысли подальше, я беру пару сэндвичей и аккуратно заворачиваю их в несколько салфеток. - Это для Майки. Я оставлю их на столе, заберёшь…потом. — Я хочу добавить «после секса», но не решаюсь. У Джерарда есть младший брат Майки, который пока еще находится в детдоме, но Джи навещает его каждый день, а по воскресеньям, после наших «встреч» приносит ему небольшие вкусняшки типа сегодняшних сэндвичей. - Спасибо… — смущенно отвечает Джи, пряча раскрасневшееся от смущения лицо за керамической кружкой, и маленькими глоточками попивая чай. Я вижу, как постепенно отогреваются его руки, как он прищуривает от удовольствия глаза, когда горячий чай обволакивает его замерзшее горло. - Ты наелся? — Сам удивляясь своей откуда-то взявшейся заботе, спрашиваю я, когда мальчик отправляет в рот последний кусочек белого хлеба и допивает чай. - Да. Спасибо Вам большое… — глядя на хлебные крошки на столе, отвечает Джи. Я отмахиваюсь, давая этим жестом понять, что меня благодарить не стоит. - Тогда… если ты больше не хочешь есть… мы могли бы… Джи резко вскакивает: - Да, конечно. Я иду переодеваться, да? Я киваю, но, по правде говоря, меня немного расстраивает такая реакция мальчика. Как будто он на работу пришёл и идёт переодеваться в рабочую униформу, чтобы поскорее отсидеть свою смену, отбыть повинность и поскорее свалить домой. Хотя… ведь по сути так оно и есть. Он на работе… Но я почему-то сегодня принимаю все слишком близко к сердцу. Пока я убираю со стола, Джерард готовится в моей спальне. Закончив с вытиранием хлебных крошек со стола и мытьем кружек, я подхожу к прикрытой двери спальни и вижу, что паренёк готов: он сидит на краешке кровати, на нем надета наполовину расстегнутая на груди белая рубашка от моей старой школьной формы и приспущенный галстук в черно-белую полоску. Ниже виднеется подол коротенькой серой клетчатой юбочки в складку, а ровные голени обтягивают белые гольфы до колен. Аккуратно причёсанные чёрные волосы красиво обрамляют белоснежное личико. Джерард смотрит на меня невинным взглядом. И это не игра, он действительно невинен. Да-да, несмотря на то, что он спит с мужчинами за деньги, его мысли и намерения абсолютно чисты. Он просто пытается выжить в этом грязном и развратном мире и заработать хоть немного, чтобы впоследствии иметь возможность содержать младшего братика, который уже через пару лет должен будет покинуть детский дом по достижению совершеннолетия. Мне достаточно пару секунд посмотреть на картину передо мной, чтобы возбудиться. Возможно этот кинк появился у меня из-за того, что в школе я был лузером, и мне никто не давал. Мне оставалось лишь дрочить на общие фотографии класса. А теперь я подсознательно хочу наверстать упущенное и оттрахать это худенькое тельце, облаченное в школьную форму. Я хищно облизываю пересохшие губы и медленно подхожу ближе к кровати и сажусь в кресло, расположенное напротив неё немного под углом. Джи знает, что надо делать, знает, что и как я люблю. Он обхватывает губами два своих длинных изящных тонких пальца и усердно обсасывает их. Я внимательно наблюдаю за его проворным язычком, параллельно машинально расстёгивая ремень и ширинку на джинсах, спуская их вместе с боксерами и скидывая наконец совсем. За джинсами следует футболка. Обильно смочив слюной пальцы, Джи неотрывно смотрит мне в глаза, откидывается на кровать, облокачиваясь на локти, раздвигает ноги, и начинает вводить в себя пальцы. Сразу два. Когда пальцы оказываются внутри Джи, он громко выдыхает и откидывает голову назад. Я обхватываю рукой свой полностью возбужденный член и начинаю надрачивать себе, продолжая смотреть на парня. Я вижу, что Джи хорошо. Его тихие робкие стоны красноречиво говорят об этом. Я медленно встаю с кресла, достаю из прикроватной тумбочки большой чёрный фаллоимитатор с одноразовым пакетиком смазки. Джи, понимая, что произойдёт дальше, торопливо забирается всем телом на кровать. Я вскарабкиваюсь на него так, чтобы мой большой сочащийся смазкой член был на уровне его рта. Паренёк сразу же нетерпеливо берет головку в рот, поначалу немного помогая себе рукой, и начинает ее посасывать, выписывая на головке языком узоры, которые сводят меня с ума. Постепенно он берет все глубже, при этом сладко причмокивая и постанывая. Мне хочется верить, что он стонет не потому что «так надо», а потому что ему действительно нравится отсасывать мне. Хотя где-то на задворках здравого смысла я осознаю, что это всего лишь правдоподобная игра. В это время я раздвигаю ножки Джи пошире и, любуясь его готовой к проникновению пульсирующей дырочкой, открываю пакетик с лубрикантом и смазываю им резиновый член. Приставив конец к анусу Джи, я плавно проникаю внутрь, растягивая колечко мышц. Паренёк на время перестаёт сосать мой член, но не выпускает его изо рта, а наоборот — ещё плотнее сжимает губы вокруг моего органа. Я ввожу фаллоимитатор все глубже и глубже, а Джи начинает постанывать еще пошлее, вскоре уже откровенно и развратно громко стоная, когда чёрный огромный член оказывается целиком внутри него. Я начинаю ритмично двигать резиновым фаллосом, а бедный Джи отчаянно отсасывает мне, вбирая мой член глубоко, по самое основание, так, как я люблю. Подаваясь бёдрами вперёд, я сам начинаю грубо толкаться мальчику в рот, продолжая руками трахать его искусственным членом. По хриплым всхлипываниям и дрожи в худеньком тельце я понимаю, что паренёк близок к разрядке, да и сам я уже на пределе. Тогда я осторожно вынимаю резиновый орган из дырочки Джи, на что он полу облегченно вздыхает, полу разочарованно постанывает. В это время он переходит своим волшебным ротиком снова на головку моего члена и вновь выделывает чудеса своим не менее волшебным язычком. Я осторожно отстраняюсь от паренька, давая ему понять, что ему следует прекратить, как бы мне ни хотелось кончить ему в рот. Но на сегодня у меня другие планы. С громким причмокиванием мальчик выпускает мой член изо рта. Я встаю с него и тихо говорю (вообще между нами не принято что-либо говорить во время секса): - Повернись ко мне попкой, малыш. Джи послушно переворачивается на живот и встаёт на четвереньки. Я пододвигаю его за бёдра ближе к краю кровати и задираю его школьную клетчатую юбочку. Игриво легонько шлёпнув паренька по его охренительной хоть и тощей, но округлой попке, я вновь замираю, рассматривая его растраханную дырочку. Джи начинает медленно и соблазнительно покачивать бёдрами, я усмехаюсь, понимая, что он действительно получает удовольствие от секса со мной и требует продолжения (или я очень хочу в это верить). Я не заставляю его долго ждать и провожу своей допредела возбужденной головкой между ягодиц паренька. Он издаёт громкий вздох, и я больше не могу тянуть. Я медленно вхожу в него, наслаждаясь его теплотой и узостью. За два месяца наших «отношений» я должен бы уже привыкнуть к этому ощущению, но каждый раз я вхожу в него, как в первый раз, и те ощущения, которые я испытываю, заставляют меня чувствовать себя на пике блаженства. Я вхожу в него плавно и заботливо, выхожу на половину и снова вхожу. Он тихо и протяжно стонет. Узнав за эти два месяца Джи и его «тайные знаки» во время нашего с ним соития, я знаю, что двигаюсь именно в том темпе, который он сегодня предпочитает. Я даже замечаю, что он тянет руку к своему изнывающему от возбуждения до предела набухшему члену и хочет потрогать себя, но тут же одергивает руку, вспоминая, что он никогда не кончает во время секса с клиентами. Лишь когда клиент падает на развороченную во время сексуальных действий кровать, ошалевший от умопомрачительного оргазма, Джи тут же бежит закрываться в ванной. Он быстро доводит себя до разрядки и, ополоснувшись в душе, и надев на себя свои лохмотья именуемые одеждой, выбегает из ванной комнаты. Опустив от стыда глаза, он берет с прикроватной тумбочки заранее приготовленные для него 50 баксов и, тихо попрощавшись, покидает квартиру клиента. По крайней мере, так всегда было со мной. Думаю, с другими клиентами так же. Хотя я не люблю думать о том, что у Джи могут быть ещё клиенты, кроме меня. Но я взрослый человек и прекрасно понимаю, что на 50 баксов в неделю прокормить себя и брата Джи было бы просто невозможно. Так что… Нет, я не хочу думать о том, что этого паренька, вынужденного переносить лишения судьбы, может трахать кто-то ещё! Тем более, что сегодня все будет иначе, не как всегда. Уже то, что я решился заняться сексом со шлюхой (это звучит слишком грубо по отношению к такому невинному созданию, как Джи) без защиты, чтобы так сказать ощущения были ярче, говорит о серьезности моих намерений. Чувствуя, что Джи начинает подаваться своими хрупкими бёдрами мне навстречу, я ускоряю темп толчков. Теперь я уже вхожу и выхожу на всю длину, двигаясь порывисто и с силой. Джи выгибает спинку, запрокидывает голову назад, и я, доверившись инстинктам, оттягиваю его волосы. Паренёк в ответ на удивление громко и пошло стонет. Я продолжаю трахать его, все больше и больше наращивая темп. - Перевернись на животик, детка. — Я шепчу ему прерывающимся от тяжёлого дыхания и совершаемых толчков голосом, осторожно выхожу из него и легонько прикусываю мочку его раскрасневшегося ушка. Джи издаёт умилительный писк и на дрожащих руках неуклюже переворачивается на живот. Я снова вхожу в него и возобновляю остервенелые, но заботливые движения. Мы оба на пределе. По моей спине струится пот. Рубашка Джи также мокрая и прилипает к его худощавому тельцу. Но я намерен довести сначала паренька до оргазма. И для этого требуется всего пара резких толчков. Джи зажмуривает глаза, тщетно пытаясь сдержать нахлынывающую волну наслаждения, но в этой схватке со своими инстинктами ему не суждено победить. Вдруг он распахивает свои огромные космически-зеленые глаза, смотря мне в глаза, и с его пересохших и потрескавшихся губ срывается самый эротичный из всех возможных стон, а щуплое тельце содрогается в конвульсиях, при этом вязкая белая жидкость, бурно и толчками извергающаяся из его органа, забрызгивает впалый покрытый синяками животик паренька. Я чувствую себя невероятно счастливым, и не от накрывающего меня в этот момент сумасшедшего оргазма (ну и от него, конечно, тоже), а от того, что мне удалось доставить удовольствие Джи и увидеть самое редкое и самое прекрасное зрелище — его личико во время оргазма. Обессилев, я падаю на кровать рядом со все ещё не пришедшим в себя пареньком. Думаю, он явно не ожидал, что кончит сегодня при клиенте, и что это произойдёт даже без стимуляции его органа руками. Я не скрою, что безмерно доволен собой. Отдышавшись, я протягиваю руку в сторону прикроватной тумбочки, не глядя нащупываю лежащую рядом с приготовленной для Джи «оплатой» пачку сигарет и зажигалку, закуриваю и, положив руки под голову, задумчиво курю, глядя в никуда впереди себя, при этом посматривая боковым зрением на Джи. Он наконец приходит в себя, подрывается с кровати, хватает предварительно повешенную на кресло одежду и, пропустив свой еженедельный ритуал с душем, быстро натягивает на себя свои старенькие не раз штопаные выцветшие боксеры с Бэтменом, берет джинсы, и в этот момент из кармана его джинсов выпадает какой-то клочок бумаги. Возможно я бы не понял, что на нем изображено, но этот клочок валялся в стопке старых бумаг, которые я все планировал выбросить, уже наверное полгода. Этот клочок — моя школьная фотография. На ней я — пухлощекий задрот в школьной форме, которая мне велика, и нелепом широком галстуке. Я всегда ненавидел это фото и вот планировал его выбросить, а кто-то (причём кто-то очень дорогой мне) решил это фото забрать себе на память. До смерти напуганный, дрожащий от страха Джи смотрит на меня своими проникновенными зелёными глазами сквозь спадающие на лицо пряди чёрных спутанных волос. Он замер и не шелохнётся. Я выбрасываю недокуренную сигарету в пепельницу, стоящую на прикроватной тумбочке, молниеносно натягиваю джинсы и медленно, чтобы не спугнуть и без того напуганного паренька, встаю с кровати и приближаюсь к нему. Паренёк хватает с пола фотографию и дрожащими руками протягивает ее мне, быстро бормоча оправдание: - Я… я просто… она лежала вместе со старыми газетами… и я решил… решил, что она Вам не нужна… и я… Ох, простите меня! — заканчивает он тараторить, завершая свою речь фразой, полной отчаяния и закрывает лицо ладонями. Я подхожу к нему, умиляясь его поведению, осторожно отвожу его руки от его милого раскрасневшегося личика, достаю из вспотевшей ладони его правой руки свою фотографию, кладу ее в карман джинсов Джи и аккуратно притягиваю его за все ещё оставшийся на нем мой школьный галстук. Наши лица оказываются рядом, и я целую паренька в его всегда манившие меня розовые губки. Поцелуй получается совсем невесомым и таким невинным. Но это наш первый поцелуй. Я вижу, что Джи не сопротивляется, а, наоборот, зажмуривает глазки, его длинные чёрные реснички подрагивают. Тогда я снова атакую его губы, на этот более настойчиво, обхватывая своими губами его верхнюю губу и чувственно ее посасывая. Джи охотно отвечает на мой поцелуй. Тогда я позволяю себе ещё больше и провожу языком по его губам, просясь внутрь. Он сразу же размыкает губы, и я врываюсь своим нетерпеливым языком в его ротик. Мы целуем друг друга, лаская языками. Наконец недостаток кислорода заставляет нас оторваться друг от друга. Джи открывает глаза и снова смущённо опускает их в пол. Я поднимаю его личико за подбородок, вынудив тем самым посмотреть мне в глаза и говорю, успокаивающе улыбаясь: - Это фото просто ужасное. Но ты можешь оставить его себе, если хочешь. Джи мило улыбается и пытается промямлить что-то типа «это фото совсем не ужасное», но я прерываю его, говоря слова, которые стоило бы сказать уже давно: - Оставайся у меня. Ты нужен мне не просто на одну ночь. Ты нужен мне навсегда. Джи недоверчиво, но с надеждой смотрит мне в глаза. Его губки дрожат, а с длинных чёрных ресниц срывается огромная градина-слеза. И мне кажется, я знаю, каким будет ответ Джи на мое предложение.