***
Они сидели на полу и уплетали пиццу за обе щеки. —Твоя мама очень вкусно готовит, Бен. —Пироги твоей тетушки ничто не сможет превзойти, очкарик. Хакс пихнул друга локтем в бок. —Будешь много болтать—не услышишь трындеж главного героя. Скоро уже фильм закончится, вот он уже стал в героическую позу, сейчас будет пихать речь. Бен,—Армитидж привстал, вытер руку об штаны и положил ее на плечо удивленного Бена.—Пообещай, что этой чепухи не будет. Я знаю, что ты будешь джедаем. Я знаю, что ты будешь вечно влезать в истории. Пообещай, что не дашь врагу ни секунды на передышку. Соло взглянул на взволнованного и взъерошенного парня, чувствуя, как что-то теплое лениво ворочается внутри. Он притянул очкастика к себе и обнял. Тот замер. Сколько минут прошло? Сколько часов? Прошла целая вечность, но ее было мало. Они все так же сидели на полу, обнявшись. Армитидж слушал сердце Бена, проводя рукой по спине. —Когда спина закрыта, человек чувствует себя в безопасности. Это так естественно, что на это все забивают. А на деле руки придуманы для того, чтобы закрывать ими спину того, кого любишь. —Малыш в очках чувствует ко мне любовь? —Я сломаю тебе нос. Соло усмехнулся и прижался губами к шее друга. Или не друга...***
Ночь. Ночью положено спать. Тогда почему ты не спишь? Переворачиваешься с боку на бок. Вытягиваешь руку и смотришь на длинные тонкие пальцы. Раньше ты их ненавидел, но он сказал, что это выглядит красиво, и теперь ты не можешь заснуть. Вспоминаешь, когда и как сильно он тебя обнимал. Вспоминаешь, как почти сломал ему руку за вечные подколы, и тихо смеешься, зажимая рот рукой. Как же хорошо...***
Бен в последнее время стал каким-то нервным, замкнутым. Всякий раз, когда Хакс спрашивал, все ли в порядке, ответ был неизменным. Все нормально. Но внутри Армитиджа стало сначала немного темно. Потом, когда Бен стал избегать его, образовалась маленькая пустота. Что-то происходило. Хорошее или плохое? Ответа на вопросы не было. Хакс хотел позвонить, но не знал, что сказать. Он посылал сообщения, писал, что Бен дорог ему, в ответ получая смайлики. Что происходит, Бен? Ему хотелось открыть все окна в доме, лечь на пол и кричать эти слова до полной потери голоса. Что происходит?***
Генерал Хакс шагал по огромному крейсеру. Эхо бросало звуки его шагов во все стороны, и это раздражало. Раздражает. Рен его раздражает. Каждое его слово. Каждое движение. Каждый взгляд. Каждая из встреча—пытка. Армитидж не знал, когда это произошло и почему. Он же любит его. Незачем прятать очевидное. Любит. Любит, задыхаясь ночью от непреодолимого желания вдавить в свою постель эту сволочь, сорвать эту идиотскую маску. Провести языком по теплым губам. Искусать шею до крови, до криков боли. Оставить метки по всему телу. Оставить синяки на тонких, ужасно изящных бедрах. Насладиться теплом такого близкого и желанного тела. Видеть, как он прикусывает губы, чтобы не кричать. А потом утром насмотреться на любимые черты. Обнять так, чтобы сломать пару ребер. И не отпускать. Никогда больше не отпускать.***
Эвакуация. Все будто слетели с катушек. Бегут, кричат. Его волнует не это. Генерал всматривается в списки покинувших базу и не видит там того самого имени. Должен отметится каждый. Значит, он все еще не вернулся. Отказано. Автоматические системы заблокировали все двери. Путь на поверхность планеты закрыт. Оставаться бессмысленно. Возможно, он все-таки забыл отметится. Он не умрет.***
Холодно. В космосе царит холод, но даже он не настолько остывший, как генерал Хакс. Он смотрит на светящиеся точки и молчит. Он их не видит. Пустота, все эти годы подталкивающая его к пропасти, теперь мягко и бережно обнимала его, не давая выпустить свою боль. Свою печаль... Кайло Рен. Бен. Что только что произошло?***
—Бен... Перед ним стоит человек, весь в черном. Без маски. Он улыбается. Упрямо смотрит вперед, будто мимо малыша Арми. Армитидж отшвыривает оружие и кидается навстречу. Все закончилось. Наконец-то все будет хорошо. Только вот сейчас он сломает ему нос, и все будет хорошо.***
Последнее, что почувствовал Армитидж—теплые объятия. Как тогда, летом. Стало так уютно. Целых три месяца каждый год... Тепло... Кайло Рен отпустил уже бездыханное тело генерала. Ужасный холод разорвал что-то внутри. Что только что произошло?.. —Ты верен мне, я вижу это теперь,—голос Сноука звучал уверенно.—Я вижу твою преданность мне и Ордену. Кайло Рен пытался прогнать этот голос из головы. "Верность". Нет. Не так. Это не то, что он чувствует сейчас. Он помнил, как Армитидж рассказывал ему про картины. Особенно он любил Ван Гога. Когда он показывал фотографии его картин, Бен любовался мягким светом, исходящим от счастливой улыбки Хакса. Перед смертью Винсент Ван Гог произнес одну фразу, так глубоко запавшую в сердце Бена. "Печаль будет длиться вечно". Вечно. У нас впереди целая вечность, генерал. Целая вечность и целое море печали...