Чёрное на чёрном

Воспоминания обрушились без предупреждения, словно снежная лавина, сметающая всё на своём пути, и потому, проснувшись, Дана продолжала тихо лежать, боясь пошевелиться и открыть глаза. Сердце в груди тревожно отсчитывало удары. Досчитав до десяти и набравшись смелости, девушка всё же бросила осторожный взгляд сквозь опущенные ресницы. Постель рядом оказалась пуста. Иного Дана не ожидала, и всё же непрошеная обида острым коготком предательски царапнула душу. А если всё это сон?.. Дана открыла глаза и резко села на постели. Смятые простыни, её ночная рубашка на них, непривычные ощущения в теле — всё напоминало о минувшей ночи, развеивая призрачные надежды. Сгорая от стыда, Риченда закрыла лицо руками. Создатель! Что она наделала?! Отняв ладони от пылающих щёк, девушка быстро натянула сорочку, выбралась из постели, босиком пересекла комнату и рухнула на пуфик перед туалетным столиком. С минуту сидела перед зеркалом и, нервно перебирая тонкими пальцами пряди волос, рассматривала своё отражение. Растрёпанные волосы, бледные щёки, припухшие от поцелуев губы и… яркие, сияющие глаза. Она не хотела думать о том, что произошло, но воспоминания помимо воли захлестывали её. С новой волной стыда и отвращения к самой себе, она вспоминала о том, как пылают её губы, и она жаждет его поцелуев и ласк, как податливо выгибается её тело под его руками, и она прижимается к нему всё теснее, в одно мгновение превращаясь в стонущую распутницу, до безумия желающую человека, которого годами считала виновным во всех своих несчастьях. Как она могла позволить себе забыть об этом? И самое ужасное, что она сама предложила ему себя. Дана безуспешно пыталась разобраться в своих запутанных чувствах. Можно было негодовать на Алву за то, что он воспользовался её необдуманным, импульсивным предложением, но при этом невозможно было отрицать и тот факт, что благодаря Рокэ ей удалось лучше разобраться в себе и узнать то, о чём она и не предполагала. Оказывается, она натура страстная, желания дремали в ней, до сих пор никем не разбуженные. Но больше всего Дану тревожило, даже пугало, осознание того, что она находила Алву не просто привлекательным — её влекло к нему. А мысли о том, что было этой ночью, до сих пор лёгкой дрожью отзывались в её теле, заставляя сердце биться чаще и трепетать, словно она заново переживала эти ни с чем не сравнимые ощущения. Шорох гравия под окном и голоса кэналлийцев вывели девушку из раздумья, оставив в той же растерянности, что и раньше. Дана так и не решила, как относиться к произошедшему, и что делать дальше. Как теперь показаться на глаза Алве? Ей хотелось закрыться в этой комнате и никуда не выходить, но она понимала, что это глупо и не может продолжаться долго. И потому, глубоко вдохнув и стараясь унять рвано колотящееся сердце, Дана подошла к кровати и дёрнула витой шнур, вызывая прислугу. Розита практически с порога сообщила, что срочные дела вынудили соберано рано утром вернуться в Олларию. Кроме того, за дорой прибыла карета, которая отвезёт её в город, когда она пожелает. Риченду переполняли двоякие чувства: он предпочёл уехать, даже не объяснившись, но при этом о том, что сесть в седло она вряд ли сможет, подумал. Чем ближе экипаж приближался к городу, тем страшнее становилось Риченде. Она так и не решила, как вести себя с Алвой. Когда карета остановилась перед особняком, и герцогиня поднялась на ступени крыльца, вышедший ей навстречу Хуан сообщил, что соберано уехал по делам и вернётся через пару дней. Риченда облегчённо выдохнула: у неё появилось время прийти в себя. Весь оставшийся день она провела в саду с книгой. Чтение помогало отвлечься и не думать о своём падении. Но, если днём ей ещё как-то удавалось отделаться от навязчивых мыслей, то с наступлением сумерек они с удивительной прытью вновь оказывались у неё в голове. Дана закрывала глаза и будто вновь ощущала чужие губы на своих губах, прикосновения тонких пальцев к разгоряченной коже… «Хватит! — приказала себе девушка. — Не смей думать об этом!» Риченда перекатилась на другой бок, но ещё долго ворочалась в постели, пытаясь найти удобное положение и уснуть. Следующий день прошёл как предыдущий, но вечером, поднимаясь в библиотеку, Риченда встретила на лестнице хмурого Суавеса. — Добрый вечер, дора, — пробормотал он с мрачным видом и посторонился, уступая дорогу. Во взгляде управляющего было что-то такое, что заставило Дану поёжиться. Этот человек всегда её пугал, а учитывая то, что она о нём слышала… Эр Август говорил, что Суавес — бывший работорговец, который поставлял женщин в Багряные земли. Ему грозила казнь, но Алваро Алва помог ему укрыться в Кэналлоа и с тех пор Суавес преданно служил семье соберано. Сейчас он был правой рукой Рокэ. Для Риченды оставалось загадкой: как Алва мог связаться с преступником, да ещё и безгранично доверять ему?.. Герцогиня молча кивнула, стараясь поскорее пройти мимо этого ужасного человека. Завернув за угол и уже взявшись за ручку двери библиотеки, Дана услышала гитарный перебор в самом конце коридора. Удивившись, девушка пошла на звук. Дверь была приоткрыта, а гитара звенела так, словно кто-то пытался выместить на инструменте всю свою злость. Казалось — ещё немного и лопнут струны, а сердце разорвётся от раздирающего, безотчётного отчаяния. Но в следующее мгновение музыка вдруг смолкла. Последний звук оборвался резко, как выстрел и оборванная жизнь. Риченда распахнула дверь и застыла на пороге. Опущенные шторы, зажжённый камин, повсюду разбросаны пустые бутылки. Рокэ сидел на полу, прислонившись спиной к креслу. В комнате стояла оглушающая тишина, посреди которой его неподвижная фигура выглядела странно и… страшно. Синие глаза смотрели будто бы в никуда, пальцы сжимали гитарный гриф и крепко удерживали струны, словно те были живыми и могли вырваться. Багровые всполохи пламени плясали по тёмной комнате, и на мгновение Риченде показалось, что пальцы Рокэ в крови. Девушка моргнула, отгоняя наваждение, и вновь посмотрела в лицо Алвы. Неестественная бледность вкупе с впалыми щеками, на которых проступила двухдневная щетина, свидетельствовала о бессонной ночи. Риченда поняла, что Хуан ей солгал — герцог никуда не уехал, он просто сидел здесь и напивался вторые сутки. — Что всё это значит? — спросила Риченда, решительно шагнув в комнату. Рокэ оставил инструмент, медленно поднял голову. Губы скривились в злой, ядовитой ухмылке, которая в полумраке комнаты показалась Риченде почти демонической. В лихорадочно блестящих глазах будто бы полыхал Закат. Создатель! Да он пьян, как … — Если вы пришли сожалеть о своей… утраченной добродетели, то можете сразу уходить. Она не сразу поняла, о чём он говорит, а когда поняла, её буквально задушил гнев. Риченда изумлённо распахнула глаза и открыла рот, готовая высказать ему всё, что о нём думает, но спустя пару секунд опомнилась и, не желая терять достоинства, горделиво вскинула подбородок. — Я ни о чём не сожалею, — сказала она, приблизившись. Рокэ приподнял бровь, очевидно, не ожидая такого ответа. — В отличие от вас, — смерив его выразительным взглядом, припечатала Риченда. — Я так понимаю, в этом причина вашей двухдневной попойки? Вопрос прозвучал как утверждение, и, не дожидаясь ответа, девушка отвернулась и, колыхая юбками, направилась к двери, с трудом сдержав желание пнуть валявшуюся на пути бутылку. Но выйти она не успела, на пороге возник юноша, судя по королевскому гербу на плече — посланник из дворца. — Госпожа герцогиня, прошу простить за беспокойство, — затараторил то ли от быстрого подъёма по ступеням, то ли от волнения молодой человек, — но господин Первый маршал уже полчаса как должен быть во дворце. — Я никому ничего не должен, — подал голос Рокэ, допивая содержимое бокала. — Но вас ожидает король, — напомнила ему Риченда. — Пусть ожидает, если ему так хочется, — фыркнул Алва. — Я никуда не пойду. Первый маршал Талига сегодня намерен пить и петь. — Так и передать Его Величеству? — растерялся посланец. — Именно. Ну или соврите что-нибудь. Юноша озадаченно покосился на Риченду. — Можете сказать, что у нас семейный вечер, — подсказал ему Алва. Молодой человек закивал и поспешил убраться. — Что вы делаете? — изумлённо спросила Дана. — Вы только что отказали в аудиенции королю, который вам её и назначил. — О, только не начинайте, — скривился Рокэ, потянувшись к ближайшей бутылке, которая оказалась пуста. — Завтра весь двор будет говорить о том, что вы пренебрегли королём… — Ради своей жены, — закончил за неё Алва. — Мне должно это льстить? — не без сарказма осведомилась Риченда. Алва пожал плечами. — Будьте так любезны, сударыня, подайте мне бутылку со стола. — Вам уже хватит. — А это не вам решать, — огрызнулся маршал. Риченда вздохнула и покачал головой: пока он в таком состоянии, разговаривать с ним бесполезно. — Давайте я позову Хуана, и он поможет вам добраться до спальни. Вам нужно проспаться. — Знаете, Дана, порой вы бываете такой занудной, — признался герцог, пытаясь подняться. — Что?! — опешила от такой наглости девушка. — Простите, я хотел сказать… утомительной, — с трудом подобрав слово, поправился Алва и, качнувшись, всё же направился к столу. — Пьяный дурак! — не сдерживая эмоций, выругалась Дана и, развернувшись, вихрем вылетела из комнаты, не забыв при этом оглушительно хлопнуть дверью.

***

В последние две недели кардиналу постоянно казалось, что в воздухе витает какое-то напряжение — неотвратимое, даже зловещее, намекающее то ли на неоконченное дело, то ли предвещающее опасность. Но дела шли более чем неплохо, и потому Дорак никак не мог понять, что же не так. Откуда ждать удара? В Агарисе после смерти Адриана продолжалась грызня за кресло Эсперадора и магнусам по-прежнему было не до Талига. Гаунау, Дриксен тоже не в счет. Силёнок не хватит. Тогда кто? Внутренние враги?.. Сильвестр знал, что Штанцлер с Людьми Чести спят и видят, как отодвинуть его от власти, но до очередного восстания они ещё не дозрели. И не дозреют долго. Династия Раканов вместе с последним принцем канет в небытие. Зеван уже получил нужные инструкции на этот счёт, и именинный пирог с сонным камнем для Альдо и его бабки отправлен выпекаться. Немного терпения и долгожданная весть достигнет Олларии. Хотел бы он видеть лицо Штанцлера в этот момент. Весть о безвременной кончине принца безусловно внесёт смятение в ряды сторонников реставрации Раканов, и вот тогда их можно будет накрыть всех и сразу. Всё складывалось удачно, но чутье продолжало буквально вопить о надвигающейся катастрофе. И предчувствия в очередной раз не подвели. Беда пришла откуда не ждали. Со своего кардинальского кресла Дорак обвёл взглядом собравшихся на Совет Меча. Люди Чести всем своим видом выражали обеспокоенность и тревогу. Штанцлер — самый озадаченный, но Сильвестр видел хитрого дриксенского гуся насквозь. Кансилльер сделает всё, чтобы втянуть Талиг в затяжную, дорогостоящую войну, и, безусловно, захочет разыграть карту с нахлынувшими из разорённой Варасты беженцами. Нехватка продовольствия и работы, страх, злость на власть, которая не в силах защитить свой народ — к зиме всё это выльется в бунт, который придётся усмирять сталью и немалыми средствами. Плюс расходы на заграничное зерно, ведь своего в Варасте больше нет. А значит, налоги придётся поднять. Всё скверно, и всё же кансилльер просчитался, потому что никакой войны не будет. Весть о нападении бириссцев кардинал получил ещё позавчера и принял необходимые меры. Талигская армия не будет гоняться за головорезами и вступать в затяжную войну. Манифест о том, что Варасту следует оставить и укрепить западный берег Рассанны, уже готов. Бириссцы — горные племена, им не нужны пашни, и через многоводную реку они не переправятся. Да они и не станут, у них другая задача — оставить Талиг без хлеба. Продовольственная блокада страны выгодна многим соседям, но то, что барсов натравил Адгемар Кагетский ясно как день. Бириссцы давно у него на службе. Но вот кто стоит за всем этим на самом деле?.. Сама Кагета, решившая развязать войну или кто-то другой? Для Гаунау и Дриксен — дороговато, слишком много средств уходит на Бергмарк. Гайифа или Агария — ближе к истине и вот с этим придётся разбираться незамедлительно. Пробили часы, распахнулись двери Триумфального зала и появилась королевская чета. Кардинал предпочёл бы иное, но по Кодексу Франциска — Его Величество должен вести Совет Меча и поставить подпись под Манифестом. Дорак потратил вчера весь вечер, разъясняя Фердинанду что и когда говорить. Здесь проблем быть не должно, но есть ещё Катарина. Интересно, успела она обсудить ситуацию с братьями и кансилльером? Пока король и королева занимали свои места, Дорак взглянул на Рокэ. Алва был верен себе — явился на Совет одним из последних. Но хотя бы соизволил прийти, потому что после вчерашней выходки от Первого маршала можно было ожидать чего угодно. Отказать королю в аудиенции, чтобы провести вечер с женой — до такого ещё никто не додумался. Можно ни во что не ставить короля — он и есть пустое место, но заявлять об этом королевскому посланнику… Алва переходил всякие границы и об этом зарвавшемуся маршалу следовало напомнить, но подготовка к Совету не оставила времени. Значит, позже. Король произнёс заученные фразы, о причинах побудивших собрать Совет Меча и желании выслушать Лучших Людей Талига. Первым поднялся Штанцлер, с проникновенным видом вещая о ситуации, сложившейся в Варасте: варварских нападениях бирисских племён, сожжёных деревнях, убитых жителях и хлынувших беженцах. — Мы желаем видеть посла Кагеты, — не дослушав кансилльера, сказал Фердинанд, и кардинал приподнял бровь. Неужели этот идиот так вчера ничего и не понял? Его дело выслушать собравшихся и поставить подпись под Манифестом. О Кагете король не должен был упоминать. Кто его надоумил? Штанцлера к нему не пускали. Неужели Катарина? Посол Адгемара явился не один, а с поддержкой в лице Маркоса Гамбрина — Гайифского посланника. Будь неладен Золотой Договор, по которому любая сторона может воспользоваться «правом присутствия» и, ведя переговоры на чужой территории, пригласить в качестве свидетеля представителя любой из стран, подписавших Договор. Дорак знал: Гайифа всегда видела лишь одно — навредить Талигу. Обида после Двадцатилетней войны у южного соседа не прошла. Предок Рокэ Алвы тогда быстро загнал имперского павлина в домашний курятник и повторений Его Величество Дивин Второй не хотел. И потому гайифский посланник здесь лишь в качестве свидетеля. Император не желал прямого столкновения и предпочёл действовать через Кагету, а те в свою очередь — призвали бириссцев. Гамбрин занял место на посольской скамье, а вот кагетскому послу Буррах-ло-Ваухсару пришлось держать ответ и объяснять, что казар Адгемар ничего не знал о нападениях бириссцев и выражает поддержку брату своему Фердинанду. — Не знал? — усомнился Фердинанд с истинно королевским величием. — Но бириссцы подданные Кагеты. Голос короля звучал твёрдо и уверенно, в глазах решительность и полная осмысленность происходящего. «Какая муха его укусила?» — удивился Дорак. Он двадцать лет отучал Фердинанда от государственных дел, но сегодня король действительно сам вёл Совет, игнорируя всё то, что накануне втолковывал ему Сильвестр. Бурраз не стал отпираться, что казария приняла на службу некоторых представителей горных народов, и за них он ручается, но за деяния прочих не отвечает. — Кроме того, — продолжал посол, — согласно Золотому Договору, Саграннские горы никому не принадлежат, и проживающие в них племена не являются ничьими подданными. Ни у кого нет права вмешиваться в их суверенные дела. А вот с этим не поспоришь. Ни одно государство не могло ввести войска в Саграннские горы, не нарушив Договор. В противном случае — это уже повод к тому, чтобы на «агрессора» ополчились все Золотые Земли. Талиг уверенно сдерживает западных и северных соседей, но вести военные действия на всех границах не сможет. Слово взял Гайифский посланник. Маркус, как и кагетский сосед, выразил озабоченность варварскими нападениями, но при этом не забыл напомнить, что причиной их могла стать жажда мести потомкам талигойских поселенцев, которые Круг назад вытеснили бириссцев в горы. — Племена, населяющие Сагранну, похожи друг друга и нет никакой уверенности, что за нападениями на Талиг стоят именно бириссцы, — заметил представитель Империи. — Его Величество Дивин Второй убеждён, что казар Адгемар Кагетский ничего не знал о том, что происходит на Талигской границе. Послы лгали убедительно, искренность их слов и взглядов лилась мягко, словно патока. — Гайифа, как и добрые наши соседи в Кагете, соблюдает Золотой Договор и может ввести в Сагранну войска лишь в случае, предусмотренном вышеупомянутым Договором: если какое-либо племя обратится к нам за защитой. Но ведь жителям Сагранны никто не угрожает? В словах посла прозвучало даже не предупреждение, а явная угроза: в случае, если хоть один талигский военный войдёт в горы, там сразу найдутся те, кто призовёт на помощь Гайифу и Кагету. Дорак понимал, что ни торговая блокада, ни война с несколькими противниками Талигу сейчас не нужна, ни сил, ни средств на это не хватит, а значит, решение оставить Варасту верное. Вопрос в том, что скажет Фердинанд? Король не повторял заученный текст, и это не могло не беспокоить Дорака. Будь проклят первый Оллар, уготовивший любому кардиналу Талига роль безмолвного наблюдателя на Совете Меча. К облегчению Сильвестра, Фердинанд не стал открыто рвать ни с Кагетой, ни с Гайифой. Он позволил послам удалиться и обвёл серьёзным взглядом зал. — Мы желаем услышать мнение о сложившейся ситуации Лучших Людей Талига. Маршал Ариго? Ги Ариго — командующий южной армии, и потому отправиться в Варасту пришлось бы именно ему. Но брат Катарины всегда предпочитал плести интриги в столице и вряд ли станет рваться на войну. Однако шурин Фердинанда заговорил о другом. — Ваше Величество, наш долг защитить Талиг. Армия должна быть отправлена в Варасту. Ариго говорил пылко, он рвался в бой и это могло означать лишь одно: Ги так храбр, потому что знает о том, что никакой войны не будет. Кто же рассказал ему о Манифесте? Не иначе, как сестра. Значит, Катарина встречается с Фердинандом не только во время протокольных церемоний. Вот почему король так оживился. Катарина успела не только узнать о документе и рассказать союзникам, но и ловко обработать супруга. Плохо, очень плохо. И чего бы там ни хотел Алва, но от семейства Ариго пора избавляться и начать следует с Катарины. — Кто согласен с маршалом Ариго? — спросил король. Разумеется, одним из первых был кансилльер. Он с готовностью согласился с Ги, и кардинал насторожился: вряд ли Штанцлер готов пожертвовать союзником, а Катарина — братом. — Я нисколько не уменьшаю военных талантов маршала Юга, но всё же считаю, что он не справится с этой задачей. Армию в Варасте ждёт не открытое противостояние, а партизанская война, требующая нестандартных решений. В Талиге существует лишь один человек, уже не раз доказавший, что способен на подобное. Рокэ Алва! Кансилльера тут же поддержал комендант столицы, а за ним и Катарина. — Только Первый маршал может спасти наш народ, — лепетала королева, умоляюще глядя на супруга. К счастью, нашлись и те, кто был против. В первую очередь тессорий, которому предстояло найти деньги и на войну, и на заграничное зерно. — Урон, нанесённый Талигу, уже сейчас огромен, на военные действия нет средств. Из-за нахлынувших беженцев и потерянного урожая нам и так придётся повысить налоги и пошлины. Дорак сжал гранатовые чётки. Войны не будет, но бунта не избежать. Сторонники Штанцлера разнесут по всей стране, что король и кардинал — трусы, которые не только отдали целую провинцию варварам, но и подняли налоги. Чужой их всех побери! — Позвольте, Ваше Величество? — поднимаясь со своего места, осведомился Вальтер Придд. Фердинанд утвердительно кивнул: — Говорите, герцог. — Я думаю, армию следует направить в Варасту, а герцога Алва — наделить полномочиями Проэмперадора. Похоже Вальтер так и не забыл историю со старшим сыном. Штанцлер с союзниками хорошо подготовились, ведь Проэмперадор не только получает королевские полномочия, в случае неудачи — он лишается головы. Спровадить ненавистного Ворона на войну, которая будет проиграна, — умно, Август, очень умно. В зале началось активное обсуждение, но кардинал в своих сторонниках был уверен — большинство поддерживали отступление за Рассанну. Почуяв надвигающийся провал, Штанцлер поднял руку: — Ваше Величество, прежде всего, нам следует выслушать Первого маршала Талига и узнать — сможет ли он справиться с бириссцами или это невыполнимая для него задача. Дорак ещё сильнее сжал чётки. Невыполнимая задача? Старый интриган знал куда бить: Рокэ не пропустит ни единого вызова. Фердинанд тем временем обратился к герцогу: — Рокэ Алва, готовы ли вы принять полномочия Проэмперадора и защитить наш народ? Несколько десятков глаз следили за тем, как Первый маршал, придерживая шпагу, поднимается с места. Но ещё до того, как Алва произнёс первое слово, кардинал понял — Штанцлер выиграл. — Ваше Величество, я принимаю полномочия Проэмперадора. К осени Вараста будет очищена от бириссцев.