***
К большой радости Свитча, грифоны – как учитель, так и подмастерье – не успели сделать с реактором ничего, что не исправлялось бы элементарным вращением регулятора в сторону метки «Мин». К большому огорчению Свитча, всё это ему пришлось проделывать, выслушивая мнение Гальвара о недопустимости нахождения посторонних на столь важном объекте. Убеждения, что Лаахд, во-первых, ничего не способен понять в реакторе, поскольку даже слова такого не знает, и во-вторых, является, возможно, единственным сотрудником «Си-Хорс», не утратившим зрение и способным помочь, на грифона не подействовали. Хотя были подкреплены аргументом «тупая ты курица». К большой радости, получившей второй порядковый номер, на связь вышел Краулинг Шейд с новостями об инциденте. Услышав, что реактор вне опасности, он направил Свитча на этаж, откуда завтра съезжала геологическая бригада профессора Айсингласса. Геолог, давший объяснение ситуации, сидел на стульчике возле входа в лабораторию и теребил в копытах провод коммуникатора, в котором сумел на ощупь разобраться. -- Мы по плану завтра уезжаем, – виноватым тоном произнёс светло-синий единорог. – У меня столько нереализованных экспериментов осталось. И когда паковали образцы, увидел самородок гиацинта. – Он попытался указать на слоистый камень с синими точками, лежавший внутри призмовидной камеры. Указал чуть левее. – Как раз обжиг самородка произвели вчера. Подумал, что было бы интересно применить к нему заклинания. Убедиться в пригодности изменённых самоцветов для магических изделий. Защитные меры применил. Но не все. Часть защитных экранов уже упаковали, а я не думал, что простое светозаклинание вызовет подобный эффект… -- С чем может быть связан этот эффект? – осведомился Свитч. – Что можно с ним сделать? Единорог старался сохранять спокойный тон голоса, хотя ему очень хотелось сорваться и окрикнуть Лаахта. Уборщик, пользуясь тем, что присутствующие специалисты-геологи поражены заклятием, слонялся по лаборатории среди запакованных и ещё открытых коробок. И слишком часто совал в последние свою морду. Свитч за короткое время знакомства составил о Лаахте представление как о не очень добросовестном, глуповатом, но жадном до денег пони. И теперь вынужден был следить, чтобы жеребец не запрятал какой-нибудь ценный рубин в карман униформы. -- Очевидно, заклинание вступило в резонанс с внутренней структурой самородка, – тем временем пояснял профессор, для важности поглаживая седые бакенбарды. – Подобные происшествия иногда случаются. И ведь что обидно, посмеиваешься над глупцами, которые начинают колдовать, не проверив объект на вкрапления жил благородных элементов… А потом сам оказываешься в подобной ситуации. Но ведь я не думал… Я тщательно отбирал образцы. Перед обжигом осмотрел ещё раз. Резонирующие вкрапления, должно быть, очень мелкие, раз я их не заметил. -- Профессор, эффект пройдёт? Скоро? – поинтересовался Свитч, останавливая топавшего мимо Лаахда. Тот как раз шёл посмотреть на василькового цвета самородок размером с дыню, на котором, предположительно, лежала вина за случившееся. -- Эффект не прекращается с момента наложения заклинания. Обычно в подобных случаях воздействие заряженной руды быстро слабеет. Но, возможно, примеси в самородке перевели магические колебания в постоянную фазу. Теперь гиацинт всегда будет провоцировать подобный эффект. А при долгом воздействии и нашем невезении может сделать слепоту неустранимой. -- Почему он действует не на всех? -- Не могу сказать, – вздохнул Айсингласс. -- Значит, единственный наш выход – избавиться от этой штуковины, – произнёс через коммуникатор Краулинг Шейд, дистанционно слушавший разговор. – Унести её достаточно далеко от базы, чтобы минимизировать воздействие. Он тяжёлый? Я его смогу поднять? -- Куда поднять? – не понял Свитч. – Зачем? -- Возьму кусок минерала с собой. Покину «Си-Хорс» через верхний люк. У меня есть крылья, у меня есть навык эхолокации. Так что я унесу гиацинт подальше от базы. Свитч наконец-то понял, почему Шейд после потери зрения так активно шевелил ушами. И склонен был согласиться, что таланты ночного охотника в обстоятельствах полной слепоты весьма полезны. Но вынужден был огорчить начальника. -- Я помню метеосводку с утра. В нашей части моря шторм. Погода нелётная. Даже для такого бэт-пони, как вы. – Свитч попытался предложить альтернативу быстрее, чем из динамика прозвучат протестные возгласы. – Можно взять водоходную сферу. Под водой ветер и волнение моря нам никак не помешают вывезти минерал и выкинуть его, отстегнув лебёдку. Пауза, нарушаемая только шипением статики, говорила о том, что Краулинг Шейд обстоятельно взвешивает риски и возможности. Наверное, он хотел предпринять попытку личного спасения «Си-Хорс» – после излечения у бэт-пони нет-нет, да и проскакивало стремление к героизму. Но также Шейд старался сделать как можно больше сородичей счастливыми. Ради чего фактически раздал увольняемым учёным все их – местами секретные – наработки и растратил остатки фондов на выходные пособия. А может, Шейд решил поддержать предложение Свитча из-за того, что ранее отказал ему в решении проблемы с «демоном». -- Я встречу тебя у третьего дока, – произнёс бэт-пони. Скриптед Свитч кивнул и отключил коммуникатор. После чего, подталкивая, повёл скучающего уборщика к призмовидной камере с куском руды внутри. По счастью, рядом с ней обнаружилась тележка на колёсиках, которую ещё не успели разобрать. -- Лаахд, сейчас ты берёшься за эту штуку с той стороны и поднимаешь одновременно со мной, – как можно более детально указал Свитч, магией придвигая тележку к столу. После чего дополнительно поинтересовался: – Понял, что нужно сделать? -- Ты не дурак разгавариваышь! Тут тяни, тут талкай. Это я понимай. При транспортировке злосчастного минерала Свитч смог убедиться, что в примитивной работе, касающейся физических манипуляций с громоздкими и тяжёлыми объектами, Лаахд-ат-Хабдан действительно мастер. В болтовне тоже: за время пути с этажа геологов до станции с водоходными сферами единорог узнал о том, сколько работ сменил мэйританец, от каких религиозных беспорядков он сбежал, как много пыли способно набиться в ковёр внутри дома и какую форму усов любил некий «дядя Тахгир». Причём всё это логически увязывалось в единый, с трудом продирающийся через акцент, рассказ. Спастись от нескончаемого потока историй про родню и знакомых единорог смог, лишь когда присоединил магнитный зажим лебёдки к железному ободу пневматической камеры и залез внутрь водоходной сферы, задраив за собой люк. Здесь, внутри бочкообразного транспортного средства, Свитч мог насладиться тишиной и одиночеством, а также сконцентрироваться на приборной панели. Приходилось срочно вспоминать предписанную инструкцией последовательность действий, игнорируя багровые всполохи, возникающие перед глазами. Ему приходилось управлять сферой, чтобы сделать пару витков вокруг базы, но всё равно каждый раз, когда док заполняла вода и он оказывался внутри хрупкой скорлупки, целостность которой зависела исключительно от правильности его действий, Свитч не скрывал, что готов от волнения кусать копыто. -- Двигатели запущены. – Он активировал переговорную станцию, крепившуюся справа над его сидением. – Можно открывать шлюз. -- Понял тебя, Свитч. Чёрную рукоятку вниз. Именно чёрную. Под ней буквы должны быть, «Ш-Л-Ю-З» – говорил Шейд Лаахду, которого пришлось посадить в диспетчерской за контрольную панель. Эхолокация, конечно, позволяла Шейду ходить по коридорам, не врезаясь в стены, но прочитать надписи на пульте управления или разобраться в цвете нажимаемых кнопок он не мог. Так что вынужден был перенять эстафету «слушателя дивных южных историй». -- Удачи, Свитч! – произнёс бэт-пони. – Не отключай связь. Когда мы прозреем, то сообщим, чтобы ты избавился от булыжника. -- Да, эй! Ты там сделай харащо всем, ладно? – прозвучало в тот же микрофон с чуть большей дистанции. Скриптед Свитч, созерцавший темноту моря по ту сторону массивных дверей, улыбнулся. Ранее он считал уборщика каким-то злобным, вечно недовольным и вообще не приспособленным к сотрудничеству пони. Видимо, нужно было ослепить всех в комплексе, чтобы нашёлся интересный, пусть и малопонятный, собеседник, способный поднять настроение. Водоходная сфера почти бесшумно двигалась сквозь толщу воды, над которой яростно вздымались и опадали волны. Здесь, в обители косяков рыб и мелких фосфоресцирующих рачков, не было никаких признаков непогоды – плыви, сколько хватит энергии, в любую сторону. Впрочем, плыть долго не потребовалось. Уже огибая третью подводную скалу, Свитч услышал по рации слабый сигнал. -- Свитч, Свитч, приём! Это Шейд. Всё, зрение нормализовалось. Как слышишь? Зрение нормализовалось… А ну, уйди отсюда. – Бэт-пони, по всей видимости, согнал уборщика из-за пульта управления шлюзом. -- Слышу хорошо. Отстёгиваю груз и возвращаюсь, – произнёс Свитч. Копыто потянулось к тумблеру, на который единорог периодически посматривал. Опасный минерал отправился в непроглядно-чёрные морские глубины, слепым обитателям которых его резонирующие свойства не могли никак навредить. -- Жду тебя на базе, – добавил Шейд и, судя по щелчку, перешёл на другую линию связи. Скорее всего, передавал сообщение, что неприятности закончились и оставшиеся на «Си-Хорс» сотрудники могут вернуться к своим обязанностям. Собирался вернуться к ним и Скриптед Свитч. Но с тем условием, что сперва обсудит с профессором Айсинглассом, почему заурядный светло-каштановый единорог оказался столь стойким к заключённой внутри минерала магии. «Неужели ты ещё не догадался, что защитило тебя от этих кристаллов?» – насмешливо поинтересовался голос, возникший из ниоткуда внутри его головы. До боли знакомый голос. Ненавистный голос, наполненный нотками притворной материнской ласки. Голос, от которого Свитч избавился, как он думал, навсегда. Голос отвратительного в своей безжалостности и коварстве создания, которое называло себя Ламией. Единорог отшатнулся от рычагов управления и вжался в кресло. -- Нет! Нет! Тебя нет! Ты прекратила существовать! Ты уничтожена! Исчезла! «Я бы тоже предпочла исчезнуть, нежели оказаться запертой в голове такого ничтожества, как ты. Но мне не предоставили выбора» -- Нет! – Свитч отчаянно сдавил копытами виски. – Не говори со мной! Уходи! Прочь уходи из моей головы! Сейчас же! «Ты не сможешь изгнать меня», – насмехался голос гигантской змеи. – «Ещё вчера я боялась, что сможешь. Но когда заклинание, исцелявшее и воскрешавшее меня в прошлом, ответило на магическое излучение тех кристаллов, когда древние чары защитили твои глаза... Я поняла, что теперь магия Старсвирла считает твоё тело моим, частью моей личности. Поэтому тебе не изгнать меня. И мне больше незачем скрывать своё присутствие» Скриптед Свитч обречённо опустил копыта. Можно было до бесконечности орать «нет-нет-нет», но голос змеи эти вопли не заглушали. Больше года назад он столкнулся с огромной рептилией, которая решила – просто по своему желанию – не убивать единорога, но сделать его своим помощником. Теперь эта кара за трусость и желание выжить, сотрудничая с монстром, вернулась к Свитчу. И, как подумалось единорогу, вообще его не покидала. Периоды ужаса и трепета, которые начали понемногу забываться в лабораториях «Си-Хорс», теперь вернулись. Вернулись вместе с ненавистным голосом и мыслями, преисполненными непроглядной злобы. Но при первой встрече с Ламией единорог был беспомощным запуганным юнцом, который считал, что обязан выжить любой ценой. У него не было друзей, которые что-то значили, не было метафорических ожогов от непоправимых деяний, не было груза ответственности за свои поступки. Сейчас Свитч чувствовал себя иным пони. Пони, достаточно умным, чтобы наладить работу энергосети целого комплекса. Пони, достаточно рассудительным, чтобы не подвергать риску жизнь Шейда, Эндлесса, Лаахда… даже Гальвара. Пони, понимавшего, зачем он поворачивает скобу заполнения балластных цистерн. -- Напрасно ты решила вылезти и позлорадствовать, – сообщил он, наблюдая, как сдвинулась стрелка глубиномера. Теперь пришло время Ламии кричать «Нет». Находясь в его сознании, она прекрасно понимала, что задумал Свитч. Но не могла взять его под контроль, не могла остановить. Просто заполняла разум своими воплями. -- Свитч, приём! Свитч! – проснулась рация. – Свитч, регистрирую изменение глубины погружения твоей водоходной сферы. Ты в другой док заходишь? Или что у тебя случилось? -- Простите, шеф, – произнёс единорог. – Я в комплекс не вернусь. Я слишком опасен для вас. -- Ч-чего? – поперхнулся Краулинг Шейд. Пришлось пояснять: -- Я выяснил, почему на меня не подействовало излучение гиацинта. Ламия всё ещё жива. В моём сознании. Дресседж Кьюр была права на мой счёт. Я ходячая угроза, в которой в любой момент может проявиться иная личность. Я не могу вернуться в комплекс с этой тварью. Пусть она обретёт покой. На глубине. «Это меня не остановит, идиот! Я и оттуда выберусь», – шипел в голове единорога голос Ламии. Но, как бы она ни старалась, волнение спрятать не могла. Даже бессмертная тварь не ведала, способна ли она выжить без воздуха при катастрофическом давлении на морском дне, куда медленно погружалась водоходная сфера. -- Свитч, не дури! – рявкнул по рации бэт-пони. Судя по скрипу стула, в данный момент Шейд отчаянно оглядывался по сторонам, пытаясь найти аргументы, способные вернуть единорога на базу. – Вон, Лаахд тоже не ослеп. Что, и у него в голове Ламия, что ли? -- Я тут стаять. Я не трогаль ничщего! – всполошился где-то вдалеке пони-уборщик. -- Про Лаахда не знаю, но эта тварь засела в моей голове. Я не хочу никому причинить вреда, но она... Она только на это и способна. – Свитч прислушался к жалобному скрежету металла, вызванному возросшим давлением на обшивку сферы. – Видимо, мне и Ламии предопределена общая судьба. Сгинуть вместе. – Так как Шейд не знал, что ответить на это, а время у единорога стремительно заканчивалось, он решил завершить последний сеанс связи на ироничной ноте: – Прошу вас, шеф, передайте Гальвару, что он редкостный долбо… Внезапно заполнивший отсек водоходной сферы скрежет помех заставил примолкнуть даже Ламию. А потом раздался незнакомый голос: -- Извините, что влезаю в ваш разговор, – быстро произнесла кобылка, после чего представилась: – Доктор Еудженин. Я правильно расслышала, мистер Свитч, что в вашей голове обитают две личности? -- Да, – немного неуверенно произнёс единорог. -- Отлично. Тогда мне нужно видеть вас в моей лаборатории. Возьмёте ключ пропуска у Шейда или Эндлесса. -- Вы, наверное, не поняли. Я собираюсь уничтожить себя вместе с ней. -- Да-да, конечно. Благие намерения, всё такое. В общем, ваша множественная личность нужна в моей лаборатории. Чтобы я могла завершить эксперименты с кристаллизитом. У меня есть план по воссозданию полноценного организма. Но он будет нежизнеспособен без сознания. Раз у вас нашлось одно лишнее, будьте добры, прекратите ныть и зайдите ко мне. Доктор говорила столь безапелляционным тоном, что Свитч обнаружил своё копыто возле скобы, запускавшей продувку балластных ёмкостей. Но сомнения всё ещё мучили светло-каштанового пони. -- Вы не понимаете, о каком сознании говорите. Если дать Ламии свободу, она уничтожит всё вокруг. -- Слышали пословицу, что бодливой корове Гармония рогов не даст? Так вот, я в состоянии оценивать опасность. Поселим вашу Ламию в самое безобидное тело из всех возможных. Если хотите, сможете лично контролировать процесс. Решайтесь уже! Указание прозвучало как нельзя вовремя и совпало с тем, что давление морской воды уничтожило один из наружных светильников сферы. Скриптед Свитч быстро повернул скобу и второй ногой запустил двигатели на малый ход с креном вверх. Может быть, в нём говорила слабая воля, а может быть, мудрость, но погибать в одиночестве на морском дне он передумал. Между делом на связь вышел временно отключённый Шейд: -- Свитч, я слышал предложение доктора Еудженин. Учитывая, что я жив только благодаря органам, которые она вырастила, я верю, что если Еудженин планирует сформировать целое тело и переместить туда сознание – она это сделает. Со своей стороны готов вложить в этот проект все оставшиеся у меня средства. В голосе бэт-пони чувствовались поддержка и забота. Учитывая, сколько времени и сил он потратил вместе с Дресседж Кьюр, чтобы взять под опеку ненавидимого аликорнами узурпатора, учитывая, что зелёной единорожки больше не было в живых – у Шейда был повод переживать. Несчастный владелец чужого сознания хотел бы ответить чем-нибудь успокаивающим. Но обстоятельства требовали иного. -- Шейд, меня нужно поместить в многоуровневый карантин, – попросил единорог, наблюдавший, как впереди вырастает подсвеченная одиночными огнями скала. – Полная изоляция, включая магический барьер. Постоянное наблюдение. Минимум взаимодействия с кем-либо. Не хочу давать этой твари никаких шансов. «Как некультурно. Надо будет заняться твоими манерами», – ответила нежелательная собеседница. -- Я распоряжусь насчёт карантина, – пообещал Шейд. – А как же твоя работа в реакторной? – неожиданно спросил он. – Ты что, доверишь энергосистему редкостному… ну, ты понял? -- Гальвар сейчас не самая крупная из моих проблем, – выдохнул Свитч. Перед водоходной сферой безмолвно раскрылись двери подводного дока.***
Лаахд-ат-Хабдан небрежно скрёб метлой по ступенькам, пока не убедился, что на лестничных пролётах больше никого нет. После чего пони вытащил из-под униформы кулон. Жеребцу не требовалось знать и исполнять какую-то мелодию, потому что серебряное украшение издавало только один вид сигнала – звук, проходящий через границу между мирами и эхом разносящийся по Тартару. Через мгновение после того, как губы пони коснулись кулона, перед ним в стене открылась прореха, за которой виднелся безжизненный мир фиолетовых гор и мутно-зелёных расселин. Требовалась серьёзная причина, чтобы переступить пространственный разрыв и навестить Тартар с его гнетущей темнотой и усыпляющим воздухом. Но для Лаахда такие визиты с недавнего времени стали нормой. Как и общение с единственным разумным обитателем Тартара, не скованным и не заточённым в клетку. Прямоходящее рогатое существо, по указанию которого детектив из Балтимэйра внедрился в комплекс «Си-Хорс», не переставало удивлять делового партнёра. На этот раз Силен играл с трёхголовым пёсиком. Для чего увеличил собственный рост примерно раза в два. Смотритель Тартара гладил Цербера, уделяя внимание каждой зубастой морде. После чего сатир достал погрызенные поленья – тоже немаленькие, толщиной с туловище пони – которые держал под мышкой. Без видимых усилий сатир отправил «палочки» в полёт, да так, что они исчезли за далёкими, изъеденными эрозией скалами. -- Принеси! – приказал Силен, и здоровенная псина, взрывая когтями фиолетовый грунт, помчалась за последним улетевшим бревном. По мере того, как Цербер уменьшался в размерах из-за растущего расстояния, его двуногий дрессировщик уменьшался под воздействием собственной магии. Лаахд-ат-Хабдан, который сатиру и его подопечным был известен как Бладхаунд, уже неоднократно убеждался в невероятных магических возможностях Силена. В пределах Тартара он оставался всесильным существом, свободно меняющим суть материи и пространства. Зато на внешний мир у Силена влияния не было никакого – если не брать в расчёт составленные им музыкальные композиции, действовавшие на умы существ с полностью изученной биографией. -- Четыреста лет! – произнёс сатир, уменьшившись до размеров, при которых холка Бладхаунда доходила ему до пояса. – Четыреста лет я пытаюсь научить его приносить три палки обратно. Но до сих пор он ни разу не приносил больше двух. И то, если те падали примерно в одном месте. Этот Цербер просто необучаем. – За жалобами без перехода последовал деловой вопрос: – Что вы хотели, мистер детектив? -- Спиешу доложить, что моя теория полностью подтв’ердилась. Внутри литшности Скриптеда Свитча скрывается его давняя спутница, – ответил Бладхаунд. В его обычной речи проскакивал акцент уроженца южных земель, который он категорически отказывался исправлять, хотя Силен предлагал некоторые методы коррекции речи. Отказ детектив обосновал тем, что маскировке и внедрению корявость речи нисколько не мешает – более того, Бладхаунд, отыгрывая роль Лаахда или иного персонажа, любил её усиливать. В дикции Силена, при желании, тоже можно было найти искажения. То же обращение «мистер детектив» он выговаривал с нарочито жёсткими согласными. Эквестрийская речь не была для сатира чем-то привычным, так как он родился гораздо раньше, чем она впервые зазвучала. И после этого вынужден был каждое тысячелетие подстраивать свой говор под изменившиеся фонетические нормы. -- У меня в голове присутствовали аналогичные догадки, мистер детектив. Ламия в сознании Свитча – единственное логичное объяснение тому факту, что он дважды не подчинился чарующим украшениям и зову моих нимфериад. Бладхаунд огляделся в поисках двух упомянутых сатиром кобылок. Лотус и Алоэ поблизости не было – следовательно, они могли находиться в любой возможной точке внешнего мира. Но, скорее всего, были заняты своим любимым спа-салоном в Понивилле. -- Слутшай с кристаллами гиацинта всё доказал, – кивнул пони. Сатир, наблюдающий, как трёхголовая собака, добывшая одно бревно, пытается обогнуть крутой холм, позволил себе лёгкую улыбку. Улыбку, относившуюся отнюдь не к питомцу. -- Вы правда поверили, что пустяковое заклинание, наложенное на кусок руды, способно дать подобный эффект? – произнёс Силен. Не дожидаясь ответа, он выставил вперёд руку, будто бы держа какой-то предмет. Предмет тут же проявился из пустоты – окованная воронёным железом лампада с красными стёклами и узорами, отдалённо напоминающими выпученные глаза. Внутри светильника трепетало некое свечение, слишком подвижное и слишком хаотичное для неодушевлённого явления. -- Фонарь Кровавой Мглы, – пояснил сатир, любуясь на танец энергии внутри лампы. – Попал сюда с одним из постояльцев. Во-о-он с тем красавцем… По воле Силена пространство Тартара в той стороне, куда он указывал, буквально скомкалось, и дальний горизонт стал ближним. Бладхаунд смог вблизи – слишком близко, по его мнению, – рассмотреть нечто, обладавшее значительным количеством погружённых в беспробудный сон глаз и вереницей слегка подёргивающихся щупалец. Пони-детектив сделал себе одолжение и отвернулся. -- А что же тогда произошло с кристаллом гиацинта? – поинтересовался он. -- Ничего, – ответил Силен. – Я просто отправил Лотус ещё раз проверить чарующее ожерелье. Кстати, на профессоре-геологе оно прекрасно сработало. Я этим воспользовался и внушил единорогу, будто он заколдовал кусок руды. Алоэ в это время спрятала фонарь в лабораториях «Си-Хорс». На всех сотрудников действовал именно он, а Скриптед Свитч лишь героически избавился от безвредного геологического образца. -- Почему вы не сообщили мне об этом? -- Я решил, что искренность вашей реакции сблизит вас со Свитчем. -- Сработало, – нехотя признал Бладхаунд. – Но откуда, мистер сатир, вы узнали, что фонарь не под’ействует на меня? Силен повернулся так, что зачарованный и отталкивающий на вид светильник оказался перед самым носом земнопони. Через секунду лампада утратила материальность и растворилась в воздухе. -- Мистер детектив, вы носите при себе амулет, который защищает ваше сознание от воздействия Тартара. И даже я своими заклинаниями неспособен пробиться через его защиту. Так каким образом эта ничтожная реликвия из древней эпохи могла бы на вас повлиять? Бладхаунд поднял ногу и с некоторым почтением и благодарностью коснулся серебряного кулона. Одна простая вещица полностью выполняла пункт в контракте по найму детектива, касающийся обеспечения безопасности исполнителя. -- Итак, ключевая задача выполнена, – сообщил Силен. – Мы знаем, где прячется Ламия. Теперь остаётся лишь привести Скриптеда Свитча в Тартар, чтобы навсегда избавить мир от этой зажившейся угрозы. -- Нет, – резко произнёс земнопони. – Я прот’ив. Это лишено смысла. Ламию нужно поместить в Тартар. Но наказывать Скриптеда Свитча за то, в чём он не виноват… это ниэправильно. Сатир не повернулся к Бладхаунду. Но даже со спины читалось – по мелким знакам, которые пони-детектив прежде всего высматривал в собеседниках – обитатель Тартара не привык к столь прямым отказам. Не привык никого убеждать в своей правоте и мириться с чьей-то независимой точкой зрения. Для того, кто держал нимфериад в подчинении и установил над пленниками Тартара полный контроль, пони-детектив превратился в постоянный и неприкосновенный источник раздражения, отзвуки которого появились в голосе Силена. -- Я не понимаю, в чём смысл откладывать неизбежное. С каждой минутой, которую Ламия находится в вашем мире, мистер детектив, возрастает угроза для всего, что вам дорого. Нерационально подвергать миллионы жизней риску исчезновения из-за личных сантиментов к одному единорогу. -- Во-первых, – не отступал Бладхаунд, – Ламия в данный мом’ент под контролем сознания Скриптеда Свитча и администрации «Си-Хорс». Ей не позволят натшать какую-либо вредоносную деятельность. Во-вторых, руководство «Си-Хорс» планирует перемиэщение литшности Ламии в новое тело. Которое вы сможете завл’ечь в Тартар без какого-либо вреда для невинных пони. В-третьих, а что, вы уже успели сотшинить мелодию, которая подействует на Свитча? Высокая фигура сатира дёрнулась. Очевидно, слова детектива ударили в больное место – в отсутствие организации и подготовки, что было нехарактерно для сатира. -- Я работаю над мелодией для Свитча, – процедил Силен. -- Вот и продолжайте работать, – примирительным тоном предложил земнопони. – На слутшай, если нам понадобятся чрезвычайные меры, буд’ем действовать по вашему плану. А до тех пор согласимся придиэрживаться моего. Наверняка обитатель Тартара считал своё мнение абсолютной истиной. У него за плечами были тысячи прожитых лет, позволяющих сформировать такое отношение к каждому собственному поступку, к каждой индивидуальной мысли, каждой личной эмоции. Но Силен решил играть по правилам внешнего мира, ведь он собственноручно заверил контракт, один из пунктов которого предусматривал обязательство совместной и согласованной выработки стратегий. С начала расследования, целью которого был поиск Ламии, пони-детектив предлагал лучшие варианты и грамотнее оценивал перспективы. Что вынуждало бессмертную, магически всесильную личность стиснуть зубы и принять предложение ограниченного годами жизни и неспособного к колдовству существа. -- Безусловно. Вы правы. Так и следует поступить. Продолжайте наблюдение за объектом, мистер детектив, – сказал Силен, кончиками пальцев инициируя открытие обратного портала.