Fetish

Солнце садится за горизонт, вечернее небо не оставляет никого из сидящих в этом вагоне поезда равнодушным. Ближе к выходу сидит парень лет 22 и делает зарисовки в своем блокноте в кожаной обложке, изредка поглядывая в окно, чтобы не потерять вдохновения. Девушка лет 20 идет по вагону, пошатываясь от того, что едет поезд, и ищет место, где можно присесть. Предыдущие ее соседи оказались весьма наглыми, что вызвало недовольство у шатенки, и поэтому девушка решила уйти оттуда и найти себе другое место. — Свободно? — спрашивает она, остановившись возле парня, который был увлечен до этого своим блокнотом и карандашом в его руке. Держась рукой за сиденье, девушка ожидает ответа, но брюнет не спешит давать его. — Да, — говорит он, слегка кивнув, и шатенка садится напротив загадочного парня, ближе к окну. В его руках карандаш выглядит, как орудие для творения чего-нибудь прекрасного. В его руках блокнот в черной кожаной обложке выглядит не как записная книжка делового человека, а как полотно для написания картин. Она следит за каждым его движением, и пусть даже не видит, что этот загадочный брюнет рисует, уверена, что это что-то прекрасное. Ведь картину, лежащую рядом с ним, она с уверенностью может назвать одной из самых прекрасных вещей, которые она когда-либо видела. Казалось, что она смотрит просто в окно, а не на картину, ведь то, что было изображено на ней, было так похоже на то, что может увидеть каждый за окном в данную минуту. — Невероятно, — вдруг произносит девушка, продолжая с восторгом смотреть на произведение искусства. Картины — ее фетиш. Парень отвлекается от рисования и переводит свой взгляд на юную поклонницу его работ. Та смотрит на картину, лежащую рядом с ним, восхищенно приоткрыв рот и изредка хмуря брови. — Очередной провал, — отвечает он, указав взглядом на работу. Парень никогда не называл то, что он рисует шедеврами или просто хорошими картинами; всегда считал, что им чего-то не хватает. — Провал? — в недоумении спрашивает шатенка, нахмурившись. Эта девушка частенько хмурит брови по поводу и без. — Не считаю эту работу своей лучшей, — спокойно отвечает брюнет и продолжает выводить грифелем карандаша линии по белоснежному слегка скомканному листу бумаги в блокноте. — Если не эта картина лучшая, то какая? Из всех современных произведений искусства, это самое лучшее, что я видела за последнее время. Это шедевр, как мне кажется, — говорит она, и парень заинтересованно смотрит на нее, улыбнувшись уголками губ. Искусство — его фетиш. — Держи, — он кладет картину рядом с девушкой, после чего закрывает блокнот и бросает его в рюкзак. — Тебе она нравится куда больше, чем мне. — Но ведь… Эта картина… Мы ведь даже не знакомы, — сейчас мысли этой хрупкой девушки просто перемешались в голове, и она не знает, что сказать: «Спасибо» или «Не стоит». — Зейн Малик, — он протягивает руку для знакомства. — Кэти Холмс, — она пожимает его руку. Все так официально, что от этого девушке становится неловко. — Теперь прими эту картину в качестве подарка от меня, Кэти Холмс, — Зейн слабо улыбается и облокачивается на спинку сиденья. — Она все равно для меня ничего не значит, — тяжело выдохнув, добавляет он, и только слепой или тупой не заметит, что его явно что-то беспокоит. — Я не могу, Зейн, — говорит Холмс, покачивая головой. Пора выходить. Остановка Кэти казалась такой далекой в том вагоне и оказалась такой близкой в этом. Она вешает рюкзак на одно плечо и идет в сторону выхода. Но этот загадочный брюнет с невероятно красивыми глазами и длинными пальцами, эта картина, которую Кэти назвала для себя шедевром, не отпускают ее. Она просто не хочет терять связь с Зейном. Она чувствует в нем свою родственную душу, человека, с которым она может говорить часами о живописи. И пусть они знакомы не больше пяти минут, у Кэти возникает такое ощущение, будто она знакома с ним вечность. — Оставишь свой номер? — на плече чувствуется чья-то рука, и Холмс вздрагивает прежде, чем повернуть голову и увидеть Зейна, чья прядка волос небрежно спала на лоб и на лице которого красуется очаровательная улыбка.