***
Помимо ключиц, выглядывающих из-под ворота рубашки (она Карвиру всегда слишком велика и висит мешком), Мелькор ведётся на полурасстёгнутые джинсы. Его притягивает недосказанность. Всё скрытое должно быть явлено миру, всё спрятанное – найдено, всё зашифрованное – разгадано. И он, затаив дыхание, тянет вниз язычок молнии, а тайна всякий раз стремится ему навстречу из своей тесной обители. – Да что ты там не видел… – бурчит Гор, но его глаза сами собой довольно прикрываются. – Каждый раз как первый, – с усмешкой отвечает Мелькор. Это сложно объяснить, но как-то так он и чувствует. Ему никогда не надоедает раскрывать тайны. Кроме приспущенных, полурасстёгнутых, сползающих вещей, Мелькор любит мокрые вещи. Вещи сотканные и сотворённые принадлежат Вайрэ, вода принадлежит Ульмо, но мокрая одежда, облепляющая тело вашего возлюбленного, принадлежит Мелькору. Намо знал, о чём говорил, упоминая всепроникающую силу Тёмного Валы. Мелькор всё может сделать своим, если захочет. И Мелькор каждый раз хочет сделать своим Манвэ, отжимающего волосы после душа, и Гортхаура, попавшего под дождь, и Хэннера, сидящего в кресле завернувшись в большое полотенце. Всё это и так принадлежит ему, но – каждый раз как первый, и неутолима страсть получить ещё больше. То, что он хочет, должно принадлежать ему целиком. Ещё Мелькор не может устоять перед болью. Боль для развлечения – кто ещё из его родни мог придумать такое. Мучающийся враг, враг раненый, враг, истекающий кровью, – вот что превращает Мелькора в безумное алчущее божество. Чужая боль заставляет его силу клокотать. Собственная боль обостряет его чувства. Мелькор любит боль, но не любит убивать. Мёртвый враг ему неинтересен. Мёртвый враг больше ничего не чувствует. С ним ничего нельзя сделать. Намеренно причинять боль тем, кто ухитрился не стать его врагом, Мелькор не хочет. Но не может и жить без боли – его чувства теряют остроту. В короткие мирные периоды он ставил над собой эксперименты. Одно время на его теле было сложно найти место, свободное от пирсинга. Он рисовал на себе узоры калёным железом и вживлял под кожу куски металла. Но в очередном приступе безумия Манвэ вырвал из него всё, что смог. Мирные времена кончились, и необходимость причинять себе боль самостоятельно отпала. Теперь Мелькор мог себе признаться, что ему по вкусу лёгкая боль. Во времена молодости они с Тулкасом отрывали друг другу конечности и выпускали кишки. Теперь самым изысканным удовольствием ему казалось прокусить кожу и слизывать кровь. Это будоражило и возбуждало его чувства, но при этом было совершенно безопасно. Он успел полюбить безопасность. По крайней мере, безопасность тех, кого опекал.***
Хэннер любит улыбку Мелькора. Когда его Вала широко и весело улыбается, майа хочется улыбнуться тоже, и радость так и бурлит у него в груди. Он чувствует себя лёгким и беззаботным, когда Мелькор смотрит на него с улыбкой. Хэннер не любит разговаривать о том, как сила Валар подчиняет себе безвольных майар. Он – за свободу личности. Но, улыбаясь вместе с Мелькором, он рад, что их радость общая. Хэннеру нравится грудь Валы. Проводя ладонями по могучим мышцам, ощущая биение сердца, он заводится ещё сильнее. Сердце Мелькора в моменты их близости бьётся часто и мощно, и слушать этот звук можно вечно. Он обожает, когда Мелькор наваливается на него и светлые волосы падают ему на лицо. Ему нравится быть прижатым, беспомощным, ведомым. Он всегда делает вид, что сопротивляется, – это игра доставляет большое удовольствие им обоим. Видя, как распаляет Мелькора его шуточная борьба, он иногда пугается и начинает сопротивляться всерьёз. Вала всегда замечает смену его настроения, и Хэннер, запыхавшийся и вольный подняться и убежать, снова обнимает его за шею и чувствует всепоглощающее спокойствие. Рассматривать чужие задницы – ещё один большой интерес, не совсем сексуальный, скорее связанный с банальным любопытством. Иногда Хэннер исподтишка пялится даже на Гортхаура и быстро отводит глаза, надеясь, что сумел остаться незамеченным. Гортхаур что угодно может понять не так, и Хэннер не хочет, чтобы этот псих его неправильно понял. Просто его задница самая рельефная, и на неё приятно смотреть. Но трогать лучше Мелькорову – при сходной рельефности она более округлая и, наверное, помягче наощупь (хотя это только догадки). Поглаживать её во время секса Хэннер готов бесконечно. Порой Хэннер даже сомневается, что нравится ему больше – чувствовать член Мелькора в себе или в это время вволю трогать его ягодицы. Рассматривать члены Хэннеру тоже нравится, но такая возможность выпадает нечасто. Само собой, Манвэ перед тобой не разденется, если попросишь посмотреть. Хэннеру интересно узнать, какие они бывают, хотя он и стесняется пристально рассматривать. Иногда он тихонько прикасается к снам Мелькора и, если среди сумбурных видений и обрывков воспоминаний обнаруживается что-нибудь интересное, он жадно вглядывается в расплывчатые образы. Его щёки вспыхивают от стыда и возбуждения, но очень хочется смотреть ещё. Иногда Мелькор просыпается и, по-своему поняв его внимательный взгляд, прижимает его к себе и начинает целовать. Но здесь Хэннер уже всё видел (хотя всегда готов посмотреть ещё).***
Манвэ любит смотреть, как Мелькор пьёт. Это восхитительное зрелище, самое чувственное, что он видел. Смотреть, как он набирает воду в ладони и жадно глотает, или закидывает голову, чтобы заполучить последние капли со дна чашки. Манвэ никогда не надоедает этим любоваться. Больше всего он любит кончать Мелькору в рот. Намо всё врёт – в оральном сексе он Тёмному в подмётки не годится. Все его фокусы с клыками – жалкая чушь в сравнении с тем, как горло Мелькора сжимает головку члена. При одной мысли об этом у Манвэ становится тесно в груди и в штанах. Он знает Мелькора всю свою жизнь, и до сих пор не пресытился. Он весь горит, стоит старшему что-нибудь при нём проглотить. Ещё он любит делать Мелькору немножко больно. Он давно не безумен, но привычка осталась. Когда они трахаются, Тёмный Вала всякий раз оказывается исцарапанным, искусанным и иногда слегка побитым. Наедине, когда никто не видит, Манвэ любит брать его за волосы и прижимать лицом к своему животу, заставляя себя целовать. И тянуть ниже. Его сводит с ума, как Мелькор облизывает его член сквозь одежду. И больше всего он заводится от мысли, что Мелькор гораздо сильнее. Мелькору ничего не стоит ударить младшего лицом о стену или просто отшвырнуть. В безумии они творили и не такое. Манвэ знает, как легко задеть гордость и самолюбие брата, и никогда не переступает черту. Его заводят танцы на самой грани, но он до крайности осторожен. Кроме прочего, Манвэ обожает оковы. Он еле сдерживался каждый раз, когда Мелькора заковывали. Он связывал своих майар во время секса (иногда оставляя снаружи только лицо). Он и Варду пытался связать, но она посмотрела на него как на опасного сумасшедшего, и на этом их сексуальная жизнь кончилась, не успев толком начаться. Мелькор в мирной жизни не прочь ему подыграть. Временами Манвэ привязывает его за руки к спинке кровати и вытворяет всё, что захочет. Он так прелестно возбуждается в такие моменты и так открыто упивается своей властью, что Мелькор готов позволить ему использовать даже наручники… когда-нибудь потом. Ещё Манвэ любит запускать руки под одежду. Стоит только зазеваться – и вот его прохладная, как летний ветерок, ладонь уже скользит под рубашкой или оттягивает пояс джинсов. Или он разминает тебе плечи, незаметно подойдя сзади. Или просовывает кончики пальцев под тугой манжет рубашки. Манвэ уже не Король Воздуха, но привычка быть всепроникающим и вездесущим прижилась. Кажется, что и вещи перенимают характер своего хозяина. То и дело Мелькор обнаруживает среди чёрных рубашек одну голубую, в чашке – ложечку, которую Манвэ только что облизывал, в карманах – тоненькие браслеты или ажурные кулоны. Он может заглянуть в стерильный контейнер в лаборатории и обнаружить в нём золотую заколку с сапфирами. Манвэ везде, но Мелькору это нравится. Манвэ льстит чувствовать себя властелином мира, но подчинение заводит его сильнее. Когда Мелькор швыряет его на постель и встаёт над ним с кривящимся от страсти лицом, когда мучает его, не давая кончить, когда стягивает ему щиколотки ремнём, подвешивает вниз головой и водит членом по его лицу, Манвэ кричит от возбуждения. Он готов отдать себя целиком, позволить что угодно. Потому что Мелькор не способен сделать с ним ничего, что ему не понравится.***
Карвир любит боль. Он долго не мог признаться себе, но Тьма его исказила. Когда-то он ненавидел любые страдания и хотел изгнать их из мира. Он только слышал о Мелькоре пару раз, живя во владениях Оромэ, но и этого хватило, чтобы возненавидеть Тёмного Валу. Он приносит гибель и мучения, он должен быть уничтожен. Возможно, именно его глубокая, искренняя ненависть стала причиной того, что Манвэ решил подослать его к Мелькору. Жалкий, беспомощный майа, который будет без страха смотреть в лицо самой Тьмы. Смотри, брат, даже такие слабаки тебя не боятся. Он и правда не испугался. Ни тогда, ни потом. Скитаясь по безвременью и всеми силами своей сущности желая вернуться к Мелькору, он понял, что боль помогает ему не утратить себя. Благодаря ей он возвращался снова и снова. Кто-то другой мог бы сказать, что участь целителя незавидна. Тебе всегда больно. От всего. Кто-то рядом с тобой ударил палец, несчастен в любви, встал не с той ноги, уронил бутерброд и расстроился. Ты острее, чем иголку под ногтем, чувствуешь чужое разочарование и печаль. Ты плачешь, потому что кому-то плохо. От того, что тебе самому плохо, ты не плачешь, потому что плохо всегда. Ты как открытая рана, которая постоянно ноет, но иногда в неё что-то втыкают или льют, и ты понимаешь, что может быть и будет намного хуже. Карвир научился с этим жить. Боль стала его компасом. Если мне плохо, значит, я где-то нужен. Если я готов умереть от боли, значит, следует поспешить. Карвиру всё равно, кто как выглядит и во что одет. Он любил бы их всех, даже выгляди они никак. Он любит Хэннера, любит Мела, любит Йонвэ и Манвэ. Он любит Оромэ и его коня, любит драконов и букашку на цветке. В моменты, когда кому-то больно, его мир сжимается, и фокус переходит на того, кто в нём нуждается. Когда опасность миновала, он снова видит весь мир. Цветной, яркий мир, полный страданий и боли, и оттого невероятно прекрасный. Целитель легко отдаст свою жизнь ради чьего-то спасения. В такие моменты он не способен думать о себе. Он мог бы умереть уже сотню раз, если бы не одно но. Гортхаур приковал его к этому миру, и его любовь, тяжёлая и жгучая, как раскалённая цепь, напоминает Карвиру, что он обязан жить. В руках Гора он мыслящее оружие. Они идеально понимают друг друга. Вместе они непобедимы. Карвир знает, что в случае необходимости Гортхаур вычерпает всю его силу. Это будет действительно серьёзная необходимость, но Карвир умрёт. И Гортхаур даже не спросит его согласия, потому что целитель дал его наперёд. Он знает, что Гора не придётся уговаривать на такую жертву. Гор просто сделает своё дело. Его не для красного словца прозвали Жестоким. Один из немногих, Карвир мог выбирать. Он выбрал Мелькора, он выбрал Тьму, и Тьма исцелила его. Тьма помогла ему принять свою боль и полюбить её. Тьма подарила ему радость жить и быть понятым. Когда Карвир приподнимается на локте и смотрит в чёрные глаза Гора, боль отпускает его. Он ощущает себя свободным и лёгким, как пушинка в потоке летнего ветра. В моменты, когда они вдвоём, Гор забирает все его страдания себе. Они не могут причинить вреда его мятущейся, бесконечно ищущей сущности. И даже подогревают его интерес. – Знаешь, скольких я отправил на смерть? – Нет. Но даже если ты казнишь весь мир, я не перестану тебя жалеть. И бояться за тебя тоже не перестану. – Пожалей меня, - хищно усмехается Гор. Он саркастически называет их комнату с камином и звериными шкурами на полу «дешёвым антуражем», но Карвиру здесь нравится. Он в шутку изображает дикаря и поклоняется фаллическому божеству, требующему жертв. Тёмный Майа не может сдержать смеха, но целитель ловит его жадный взгляд на своих ключицах. «Странно. Мне такие никогда не нравились. Выглядит жалко». Он ласкает Гора языком, жалея, что его челюсти не могут раскрыться шире, что его глотка недостаточно податлива и глубока. Он смотрит, как его возлюбленный сжимает в побелевших пальцах густой медвежий мех и закусывает губу, сдерживая стон. Он чувствует, как сильно возбуждён, но это не мучительно. Это прекрасно. Тьма исказила его. Тьма забрала его без остатка. У него нет пути назад. Он никогда не вернётся к Свету. И именно за это он благодарен больше всего. Когда Гор приближается к оргазму, о его кожу почти можно обжечься. Карвир сжимает его член между ладонями, обводит языком головку, наслаждаясь тем, как отчаянно любовник подаётся ему навстречу. На лицо Гортхаура он мог бы смотреть вечно, на лицо Гортхаура перед самым экстазом – ещё дольше. Горячая сперма брызжет ему в рот, стекает по языку, размазывается по губам, и он кончает, не прикоснувшись к себе. Раньше он этого стеснялся, но Гор сказал, что это круто. Что он сходит с ума, когда видит это. Что это самое восхитительное, что с ним случалось в сексе. Карвир ему поверил и перестал стесняться. В конце концов, слуги Тьмы могут позволить себе и более эксцентричные выходки. Целитель садится Гору на грудь, позволяя себя облизать. Он снова возбуждён. Раньше он не подозревал о своём бурном темпераменте. Гортхаур разбудил его дремавшую сексуальность. Карвир не мог бы сказать, что Мел его не привлекает. Привлекает, очень. Но от Гора он теряет голову. Они валяются на шкурах, изображая борьбу. Гор сажает себе на язык крохотный язычок пламени из камина. Карвир чувствует, как пламя шипит у него во рту, когда они целуются, но ему совсем не больно. Тёмный Майа смеётся, и лёгкий дымок струится между его губ. Им не нужны слова. Они и так знают, как много значат друг для друга. Прежний Карвир сказал бы, что такая любовь – неправильная. Ненормальная. Нельзя так сильно от кого-то зависеть. Нельзя так слепо кому-то доверять. Нельзя любить кого-то больше, чем своего Валу. Или не больше, а просто по-другому, но так же сильно. Мучительно сильно. Боль этой любви – единственная, к которой Карвир никогда не сможет привыкнуть. Самая сладкая и желанная боль в его жизни.8 августа 2016