Это война

Война - это страшно. Всеобъемлюще, тревожно, непредсказуемо. Жестоко. Звезды светят, девчонка плачет, А парнишке другое снится: Автомат, да вагон удачи, Чтобы бой, чтобы ветер в лица, Чтобы он да удар пропустит Не бывало еще ни разу. Бакуго давно бредил войной. Его с детства тянуло в гущу битвы, а все мамочки не любили его только за то, что у каждого ребёнка в округе хоть раз под глазом сиял "фонарь", собственная мать хмурилась и невзначай тянулась к ремню, а отец вздыхал и натянуто улыбался. И как только выдалась возможность, Катсуки, естественно, опрометчиво бросился к очагу военных действий. Не может быть никого сильнее него, априори не может быть. Это твёрдый факт. Он лучший. И вместо прощанья махнув из окна загорелой рукой Рванется туда, где в дыму и слезах начинается бой, Где звезды горят вместе с небом, от дыма не видно ни зги, Где за лесом речка, за речкою фронт, а за фронтом враги. Почему Мидория сейчас едет туда, откуда мало кто возвращается? Он не знает. Сжимая кулаки, старается держать себя в руках. Изуку ненавидит войну, ненавидит насилие, ненавидит жестокость, но его никто не спрашивает, правильно? Есть горячая точка и есть Мидория, молодой, сильный (не посылать же туда стариков). Именно поэтому паренек сидит на заднем сиденье трясущейся развалюхи, которая доставит его буквально на поле боя. Только бы вернуться, только бы снова обнять родных и обсудить все произошедшее с Иидой и Ураракой. Враг навсегда остается врагом, Не дели с ним хлеб, не зови его в дом. Бакуго не умеет жалеть, прощать, и вообще, "ничто человеческое нам не нужно". По крайней мере, снаружи. А потому врагов он уничтожает без колебаний Пока не попадается очередная цель. Даже если пока воздух миром запах, Он, хотя и спокойный, но все-таки враг. Уже неделю все относительно спокойно, но Изуку не даёт покоя Катсуки Бакуго - его непосредственный противник. Он не может сражаться с ним и каждый раз, стреляя ночью наугад, болезненно жмурится. Такого ещё никогда не было, и Мидория не знает, как с этим бороться. Зато постепенно начинает понимать, чем всё обусловлено. Уже год идет наступленье, И пылают чужие хаты, Враг бежит, но что интересно, Что похожи вы с ним как братья. "Я отказываюсь в это верить! Нет у нас ничего общего!" Сколько бы парень не повторял про себя эту мантру, глупо отрицать очевидное. Последние дни в Катсуки ожесточенно боролись две личности. Одна - черствая, бесчувственная, неживая, кричащая, что это такой же дурацкий враг, как и все до него. Вторая - противоречивая, странная. Настоящая. Которая утверждала, что Мидория Изуку - не враг, что он похож на самого Бакуго, хотя отношение к происходящему у них совершенно разное. Его бесила вторая половина. Она отвлекала, не давала сосредоточиться (парень и так не был образцом терпения и выдержки), рука подрагивала, когда Катсуки вслепую палил из винтовки. Он не мог себя контролировать. Как и ты дрался с пацанами Со двора, руки разбивая, Провожали его ребята, И девчонка его, рыдая, И обидно, что случай дался б, Он бы бил бы тебя с лихвою – Коль однажды врагом назвался, Будь хотя бы врагом-героем. "Иронично." Это все, о чем мог думать Мидория. Он слышал много историй о том, как ушедшие на войну находили среди союзников свои копии, лучших друзей, хороших товарищей. Допустим, Тодороки был похож на него. Но не настолько. "Почему?" На досуге Изуку размышляет над этим. И правда, почему? Почему этот Бакуго оказался его врагом? Это даже не смешно, если задуматься. И вместо проклятий ему посвящая живые стихи Да, Мидория пишет стихи о Катсуки. Смеешься о том, что не смерть бы, а водку из этой руки. "А почему бы и нет?" - думает Бакуго. Дрожит в амбразуре закат, и ухмылка ползет по щекам, Изуку пробирает смех, и Токоями недоуменно поглядывает на него. Как славно бы выпить сейчас по сто грамм таким лютым врагам... Катсуки злится и яростно наливает себе в стакан дешевого пойла. Это присказка, а не сказка, На войне горе воет волком. Слово «лирика» здесь опасно, Тот, кто ноет, живет не долго. По всем имеющимся признакам, Мидории осталось немного. Он всё ещё ненавидит войну, теперь гораздо больше, чем до того, как встретил Бакуго. - Я одолею тебя, Ка-чан! - раздается в ночной тишине. Дан приказ – он оборонялся В темноту по тебе стреляя, По горам ты за ним гонялся По себе его вычисляя: Те же жесты, одни привычки, Боже, может и вправду братья! - Даже не думай, чертов Деку! Пуля свистит в нескольких сантиметрах правее уха, Бакуго отвлекся. Мидория знает, что он использует правую руку, он очень проницательный, как выясняет для себя Катсуки. Привычка беспорядочно стрелять по кустам, как это похоже на самого Ка-чана. Если он, как и ты, не пропил свою честь, Враг не может быть бывшим, он будет и есть. Будь же верен прицел, и не дрогни рука... Что-то дернулось внутри стальной личности парня. А в прицеле дрожало небо Слез не пряча. И бой был долгим. Жаль, что он тебе другом не был. Ты сильнее. И слава Богу. По щекам Изуку одна за одной сбегали соленые слёзы. Мидория стоял над телом Бакуго, пустыми глазами глядя на лужицу крови, расплывающуюся вокруг того. Сзади безмолвно наблюдал Шото, по ту сторону реки Токоями осознавал, что бой окончен. И вместо молитв к небесам посылаешь последний патрон – На память о том, кто был честен и смел, но назвался врагом. Ну вот и закончилась песня, и в общем, закончился бой. Ну что же ты грустен, приятель, теперь твоя правда с тобой...   Невысокий веснушчатый парень медленно становится на колени, поднимает к небу винтовку и кладет палец на затвор. Гробовую тишину нарушает грохот выстрела. Ты погибнешь, когда пожалеешь врага. Мидория встаёт, разворачивается, и уходит. Они выполнили задачу. Они победили. Завтра он будет дома.