Самый Тёмный Угол

Я прихожу сюда... Я рассказываю сказки облупившейся штукатурке с вереницами надписей - признаний в ненависти и любви, дифирамбы внутренней философии и бесконечные высказывания из неоткуда - в никуда. Я напеваю песни невидимым облакам и ловлю дождь губами, это похоже на поцелуй мертвеца. И когда я убеждаюсь - они слышат меня - невидимые облака, буквы, меняющиеся местами, пока никто не смотрит на них пристально, и меняющие смысл фраз, я начинаю говорить. Здравствуй, Самый Тёмный Угол, я здесь. Собиратель легенд, больше похожих на сводки новостей из вчерашних газет, мифов, походящих на правду, фактов, которые как вымысел, и вымыслов, которые становятся реальностью. Вся наша реальность, - говорю я Самому Темному Углу - Миф. А миф он честнее реальности. Прошлое, знаешь ли, тягуче и пластично, даже более, чем будущее, потому как в будущем нас еще нет, а в прошлом мы уже были, и ничего уже не боимся, а значит - изменить можем всё. Самый Тёмный Угол не издает ни звука, только невидимая морось падает мне на лицо, кажется, что её совсем чуть, но скоро, совсем скоро футболка моя пропитается леденящим холодом. Буквы скачут с места на место, совсем меня не стесняясь, они-то знают, что скрываться от меня - без толку, и что при мне не надо притворяться мертвыми букашками, насаженными на тончайшие иголки смысла. Или бессмысленности - люди, в общем-то, всегда бессмысленны в здесь и сейчас, данный момент - понятие бессмысленное, но... Много ли здесь, сейчас, вокруг - людей? Тех, кто насаживают буквы на иголки, низают вереницей, словно бусины? Те, кто вокруг, в здесь и сейчас не держатся совершенно, как ускользающий силуэт на смазанной фотографии, ты только можешь догадываться, как оно должно было быть, но это - лишь твоего ума дело. Они бегут табунами или стайками, оставляя пахнущие мхом и болотом следы, они крадутся одиночками вдоль стен, которые покрываются корой, в некоторых появляются дупла и гнезда. Коляска - чья же она? Я натыкаюсь на неё уже в который раз, и всегда без ездока, - которая стала мне временным насестом, пока я сижу и говорю с Самым Тёмным Углом - порастает побегами, вьющимися по колесам и подлокотникам, кажется, сейчас я врасту здесь, в Самом Тёмном Углу, прямо с ней. Можно конечно встать и уйти - или попрыгать, или побежать?... Ах, как не хватает увидеть себя в отражении. Но отчего-то очень хорошо вот так, ощущать, как пальцев касается... Лес. Только вот посидеть в зеленом безмолвии и превратиться в перегной мне так и не дали - откуда-то вынырнуло что-то большое, еловое, пахнущее абсентом, с коленками, выгибающимися во все стороны (это наверное неудобно, но слишком уж худы были эти ноги), дохнуло на меня алкогольными парами и велело - Слезь. В смысле не голосом велело, и не взглядом. Просто - велело. У этого елового и абсентового размашистые рога, увитые болотной тиной, скрывающей лицо, в тине же кто-то шевелится, и кажется даже рад такому стечению обстоятельств. Лапы - которые верхние, или все же передние? Или руки? Громадные, мощные и когтистые, как у хищной птицы, ноги же - тонкие и слабые. Так вот чья эта коляска... Аккуратно выпутываюсь из стеблей и - о, уже! - тонких ветвей под пристальным, но равнодушным взглядом. Глаза у него как бензиновые лужи, цвет - не разберешь. Встаю. Существо каким-то неведомым образом влезает в коляску - оно по сравнению со мной огромно, как же оно так влезло? - бурчит что-то приветственно-прощальное, разворачивает коляску, обрывая стебли и ветви, и едет в коридор, от меня, от Самого Тёмного Угла, облаков, мороси и букв. Прежде чем он поворачивает к лестнице - успеваю увидеть затылок. Русый. Ни о чем не говорит. На стене же, большими, корявыми и очень острыми буквами значилось "Спас., что сторож.кол.". Спасибо, что сторожила коляску. Пожалуйста. Мне не жалко. Больше сегодня в Самом Тёмном Углу ловить мне нечего, теперь пора сделать так, чтобы никто не поймал меня. Я прощаюсь с Углом, и иду к себе - по своим уже не странным делам - душ, свежая футболка, спать.