***
В их школе была старая, довольно-таки глупая традиция: каждый год третьегодки присматривают за второгодками, а второгодки, соответственно, за первогодками. Сложная система, которая не нравилась Кенсу. Так как учеников много, а классов мало, выбирали из каждого класса одного претендента на роль местного опекуна методом лотереи. Каждый закидывал свое имя в большую коробку, а потом учитель доставал бумажку - все очень просто. Кенсу пишет свое имя так, чтобы невозможно было прочесть, что на нем написано. С чувством выполненного долга, он последним кидает листик в коробку и садится на свое место, чувствуя, как удовлетворение разливается по телу. Он явно не станет этим глупым опекуном. — Итак, в класс 2-В идет… — учитель засовывает руку в коробку, шарит рукой по дну и достает листочек, — До Кенсу. Кенсу довольно потягивается. Удача вновь на его стороне, его обошла стороной эта напасть… Простите, что? — До Кенсу, собирай вещи топай в 2-В. Шустрей, нам урок продолжать. Кенсу в шоковом состоянии закидывает учебник в рюкзак, встает, подходит к учительскому столу и берет в руки бумажку. Нет, не соврали. Там действительно было его имя, написанное черной ручкой. Действительно, он будет опекуном второгодок. Боже, за что? Дверь в чужой класс встречает Кенсу белой поверхностью. Парень раз пять заносит кулак, чтобы постучать, пока дверь не открывается, пугая Кенсу. — А вот и ваш опекун. Я уже было хотел идти за тобой, До Кенсу. Класс подозрительно тихий, настолько, что, кажется, данная тишина давит на его уши. Кенсу заходит в кабинет, тут же вежливо кланяясь и здороваясь, ровно так же как делали до этого его предшественники. Стоит ему только выпрямиться как он тут же хочет согнуться обратно и дать заднюю. С задней парты на него, хлопая ресницами смотрит Пак Чанель. Сейчас его пиджак болтается на спинке стула, зато рубашка застегнута практически на все пуговицы. Его розовые волосы, все-таки действительно выглядевшие, как немного подтаявшее мороженое, были аккуратно уложены. — Здравствуйте. Меня зовут До Кенсу и я ваш, так сказать, опекун. Надеюсь, мы поладим. — Сенпай! Кенсу тут же закрывает глаза, медленно дыша, пытаясь успокоиться. Этот Пак Чанель сильно давит на его и так расшатанные нервы. Причем давит со всех сторон и очень больно. — Да? — Сенпай, а что вы будете делать? Я же новенький и не знаю ничего, — Кенсу хочет метнуть в этого наглого парня указкой, чтобы попасть прямо тому в висок. — Я буду с вами на протяжении всего года, как бы главным массовиком-затейником. Всякие фестивали, внеклассные занятия, помощь с домашкой, если кому-то приспичит. Так сказать, маленький-учитель. — Сенпай, а чем мы сегодня займемся? — Тем, что ты заткнешься, Пак Чанель, и не будешь нам мешать, — учитель шикает на парня с розовыми волосами, а затем обращается к Кенсу, который мысленно в сотый раз говорит спасибо, — До Кенсу, думаю, с завтрашнего дня вы можете приступать к своим обязанностям. Парень кланяется и уходит. Стоит только оказаться за дверью, как он не понимает, зачем его учитель выгнал его в класс 2-В вместе с рюкзаком. Посчитав данное посланием с небес, он быстро прошмыгивает через выход со стороны спорт зала и уходит из школы домой.***
— Сенпай! Сенпай! Кенсу не успевает свернуть за угол коридора, когда на него со спины налетает Чанель. Тот закидывает на него свои огромные руки, двигая узловатыми пальцами. Добрая половина коридора оборачивается в их сторону, на что Пак только улыбается, словно акула, обнажая все тридцать два зуба. — Пак Чанель, что ты творишь? — Как что? Общаюсь со своим сенпаем, — Кенсу давно заметил, как противно растягивает гласные на этом обращении Чанель, явно желая его выбесить этим еще больше. Кенсу скидывает чужую руку со своего плеча. — Что мы будем делать? — Лично я собираюсь дойти до класса. — Я тебя доведу! — Не надо, — сквозь зубы рычит Кенсу, но его уже подхватывают под локоть и тащат в сторону кабинета. Чанель что-то бойко ему рассказывает, а сам парень не слушает, пропуская абсолютно всю информацию мимо ушей, пытаясь понять, с какого перепугу этот мальчишка-переросток увязался за ним. Пак Чанель уходит, помахав ему ладошкой, у самых дверей, а Кенсу глупо хлопает ресницами. Рядом появляется его одноклассница Юи, смотрящая так же в след «мороженому». — О, Кенсу, решил уйти в гомосексуалы? Неплохой выбор, — с интонацией знатока говорит девушка, заливаясь смехом, видя вытянувшееся лицо Кенсу. — Что ты говоришь? — Этот парнишка явно оказывает тебе знаки внимания, — хихикает Юи в кулачок. — Может он просто хочет подружиться? — Поэтому и смотрел на всех как на потенциальных врагов? Уж поверь мне, чей брат в рядах голубых столько лет. Я эти подкаты раскусываю так быстро, что смотреть страшно. Ладно, давай, юный любовничек, на урок, а то за тебя получать не охота. Юи является старостой, поэтому спорить с ней абсолютно не хочется. Кенсу проводит целый день за изрисовыванием тетрадных листов то простым карандашом, то гелевыми ручками, что стянул на обедненном перерыве из пенала соседки через ряд. Девушка возмутилась, но тут же стушевалась, стоило только Кенсу виновато протянуть ручки обратно. Все равно те плохо писали. Класс 2-В он успел проклясть до пятого колена еще до того, как вошел в кабинет. За дверью явно слышится голос Пак Чанеля, юного подстрекателя. Он что-то бойко вещает, а в ответ ему раздается нестройный вой голосов. Кенсу открывает дверь, тут же носом утыкаясь в чужой темный пиджак, насквозь провонявший вишней. Чанель разворачивается, опирается локтем об дверной косяк, принимая самый красивую, по мнению все того же Чанеля, позу. — Сенпай, чем займемся? — Лично ты сейчас сядешь на свое место, а если не сделаешь я доложу твоему классному руководителю, где ты проводишь все перемены, а если и нужно, то покажу конкретное дерево. Чанель тут же поднимает руки в примирительном жесте. Он быстро оказывается за своей партой, принимаясь во всю строить образ примерного ученика старшей школы. Кенсу закатывает глаза, поднимается к учительскому столу и спокойно там садится. — Честно, возиться с вами, дорогой 2-В, я не горю желанием. Я вообще попал сюда случайно, как и все остальные «опекуны», — на последнем слове Кенсу показывает в воздухе кавычки, вновь закатывая глаза. — Если вы хотите что-то делать, делайте. — Но, сенпай… — Пак Чанель, еще одно слово и я клянусь, что ты больше не сможешь сидеть на стуле ровно. — А почему? — по классу проходит волна смешков из-за двусмысленности фразы. — Я не понимаю. Вам так нравится шутить про такие вот отношения? — Кенсу обводит взглядом класс, чтобы в спустя секунду подавиться воздухом от громкого девичьего: — Так Чанель же у нас по мальчикам, так почему бы об этом и не шутить? Пак Чанель хмыкает, смотря на Кенсу своими большими раскосыми глазами, слегка их прищурив. Парень складывает руки на груди, почему-то чувствуя свое превосходство. Кенсу не понимает и понимать этой связи не хочет. — Сенпай, — Кенсу аж дергается, немного подпрыгивая на стуле, чем вызывает новую волну смешков. — А сводите наш класс в караоке? — Что, прости? — Ну, мы все отдохнем перед началом учебного года, — Чанель окидывает взглядом всех остальных учеников 2-В, получая в ответ довольные крики из серии: «Наш сенпай лучший!». Кенсу не успевает ничего сказать, как все вылетают из класса, явно выбирая ближайшее караоке. Чанель не спешит. Он стоит у дверей, следя взглядом за действиями Кенсу. Тот достает из внутреннего кармана рюкзака потертый временем кошелек и начинает пересчитывать деньги. Кенсу даже не замечает Чанеля, что теперь оказывается у него спиной, пересчитывая купюры и монеты. — Мда… — тянет Чанель, пугая Кенсу. — Здесь едва ли хватит на половину расходов. Как ты собрался нас вести отдыхать? — Я и не собирался. Это ты всех собрал. — Сенпай, что же делать? Нельзя разочаровывать ребят, а то у тебя будут проблемы, если прознают, что ты не уделяешь нам должного внимания. Чанель самодовольно улыбается, видя, как закусывает Кенсу губу от раздумий. Парнишка помнит, сколько у него денег, что маме нужно купить лекарства, что до его зарплаты еще месяц, а от отца опять никаких известий. Он не может позволить такой сильный удар по бюджету семьи. — Хорошо, докладывай, но вести эту ораву голодных, не знающих границ школьников я не буду. — Ты же сам еще школьник, сенпай! — возмущается Чанель, на что Кенсу только возмущенно фыркает и уходит, с мыслью в голове, что идет домой, а этот надоедливый Пак Чанель пускай делает, что хочет.***
Жизнь — та еще какашка. Об этом Кенсу знает не понаслышке. Он может сказать, что вся его жизнь похожа на глупый подростковый роман о бедном парнишке, который добивается высот, но это все звучит слишком фальшиво. — Мама, я дома, — привычно кричит на всю небольшую квартирку Кенсу, скидывая обувь с худых ног. Его маме скоро пятьдесят. Она поздно его родила, за что и поплатилась в миг ослабевшим иммунитетом и зрением, скатившимся практически до критической точки, что граничит с диагнозом «слепота». Женщина не двигается, боясь упасть и сломать себе что-нибудь, слушает аудио-книги, потому что читать книги в толстых, давящих на переносицу очках невозможно. А сейчас вообще было страшное время. Апрель. Кенсу никогда не выигрывал в лотереях, но сейчас, когда заходит в комнату и видит, что его мама чихает, потому что весь подоконник усыпан лепестками сакуры, на которую у нее аллергия, понимает, что сорвал джекпот. Он помогает маме выпить лекарства, замечая, что тех практически не осталось. Эх, придется и дальше ходить с потертым рюкзаком. — Как дела в школе, сынок? — Неплохо. Меня назначили опекуном к второгодкам. Теперь должен им во всем помогать. — А сколько человек в том классе? — Двадцать. Двадцать очень шумных и глупых детей, — фыркает Кенсу, крепче сжимая мамину ладонь. — Ох, будь их поменьше можно было бы к нам их пригласить. Кенсу закусывает губу, потому что, даже если бы их и было поменьше, все равно никто не пересек бы порога этой квартиры. Нет, ему не стыдно, но все же показывать больную маму ему не хочется. — Кенсу, тебе отец не звонил? Отец. Та еще мозоль на его пятке жизни. Мужчина любил его, наверное, до того момент, как Кенсу начал высказывать свое мнение, говорить что-то в ответ. Ему было десять, когда он понял, что папа любит другую женщину, а не его маму. Понял, что он ему тоже не нужен. Когда Кенсу стукнуло двенадцать, родители развелись, потому что мама больше не могла это терпеть. Кенсу до сих пор считает, что все ухудшения, связанные со здоровьем, пошли в гору после этого. Мама, конечно, и до этого часто болела, но после развода слегла вконец. Еще четыре года женщина отработала на совесть, но потом просто не смогла ничего видеть. Так вся семья начала держаться на его подработках и инвалидном пособии мамы. Однако иногда отец звонил ему, только ему, не матери, спрашивал, как он, как его учеба, не нужно ли чего. Кенсу считал унизительным просить деньги на книги, дорогую школьную форму, даже на еду. Он и сам справится. — Нет, не звонил. Мам, я вернусь сегодня поздно, поэтому не жди меня и ложись спать, хорошо? — Где же ты все время пропадаешь? Совсем тебя не вижу днем дома. — Учусь в местной библиотеке. В последнее время стали много задавать, — Кенсу целует мамино запястье, встает и уходит в свою комнату. Глаза привычно начинают щипать, а зрение резко падает из-за пелены слез, что застилает глаза. Больно врать маме, что учишься, хотя прекрасно запоминаешь все и на уроках, а на самом деле сперва тратишь свое свободное время в небольшом магазинчике на другом конце города, а после до последнего издыхания таскаешь ящики с овощами и фруктами на склад. Он меняет одежду, пальцами расчесывает волосы и уходит, говоря маме громкое: «Я пошел!». Выходит и видит на коврике перед дверью небольшую кастрюльку и записку на белой бумаге. «Даже не вздумай возвращать, глупый До Кенсу. Хотя кастрюльку потом все же верни на Родину.» Соседка Сакамори всегда заботилась о них после развода родителей и получения инвалидности мамой. Она иногда готовила им еду, если у них не было денег даже на простой хлеб, помогала присмотреть за больной, если Кенсу должен был учиться. Он был глубоко благодарен Сакамори и сотни раз говорил ей, что, если ей будет нужна помощь, пускай звонит ему и пишет в любое время суток. — До Кенсу, давай тащи быстрей все эти коробки. Что ты сегодня, как черепаха? Тебе зарплату урезать? — орет хозяин того магазинчика, где Кенсу таскал овощи и фрукты. Видно не стоило брать на себя на два ящика больше обычного, иначе бы он сейчас не держался бы за поясницу - та неприятно ныла, посылая по телу электрические разряды. Он ненавидит себя за слабость. — Простите, сейчас все исправлю. Неожиданно ящики кто-то подхватывает и несет их в нужную сторону. Кенсу впервые не знает, как реагировать на это. Пак Чанель собственной персоной, закатав рукава белой рубашки аккуратно сгружает коробки. Удивительно. — Эй, мальчишка, — окликает его хозяин. — Ты что делаешь? Это не твоя работа. Это вообще не твоя работа. — Я сегодня доработаю смену за До Кенсу, можно? Ему нездоровится, а я буду покрепче него, вот и смогу донести все ящики за три захода. — Хорошо, — машет рукой хозяин, делая пометки на листе, что прикреплен к папке для удобства. Кенсу почему-то не спорит, а стоит и молча растирает ладонью поясницу, провожая взглядом Чанеля, что был сильнее его минимум в два раза. Этого только слепой не заметит. Рассчитывается хозяин тоже с Чанелем. На улице уже давно темно, а парк освещают яркие, отливающие желтизной, фонари. Они доходят до небольшого скверика, садятся на лавочку и молчат. — Спасибо за помощь, но не стоило. Я и сам мог закончить. — Да, а потом бы клеил себе обезболивающие пластыри на поясницу, — хмыкает Чанель, откидываясь на спинку лавочки. — Кстати, ребята передали тебе спасибо. — За что? — За поход в караоке и отлично проведенное время. Обещали тебе принести завтра чего-нибудь вкусного. — Но я же… — Это я сделал. — Зачем? — Кенсу смотрит на Чанеля, что говорит об этом совершенно спокойно. Его розовые волосы выглядят слишком пушистыми, а сам парень выстукивает пальцами какой-то ритм о спинку лавочки. — Потому что сам их подтолкнул на это. И возвращать ничего не надо. Знаю, что ты собирался это сделать. Кенсу смотрит в небо, на звезды, хотя тех не видно из-за большого количества света в городе. Может быть, где-нибудь в парке все будет видно намного лучше. — Почему ты все это делаешь? Зачем помог? Чем я тебе не угодил? — Не угодил? Скорее наоборот, ты слишком мне понравился. Сенпай, давай дружить? Просто так, без всяких обязательств вроде подарков на Дни рождения, без всяких постоянных прогулок. Просто гулять когда нам захочется, просто делать то, что хочется. — Разве ты не завел еще друзей? Думаю, у такого, как ты, их полно. — Не-а. Все виснут на мне только из-за того, что я из богатой семьи. — Богатой семьи? — Да, ты не знал, сенпай? — Нет, — они снова молчат. Но сейчас тишина приятная, успокаивающая. — Никогда не думал, что буду дружить с таким идиотом, как ты, спустя двое суток после знакомства. Удивительно. — Так мы теперь типа друзья? — Чанель смотрит на Кенсу, наклоняя свою розовую голову в сторону. — Да, друзья. Честно, я без понятия как дружить, у меня особо и не было друзей. — У меня тоже. Значит будем учиться вместе. Они идут в сторону остановки пешком. Кенсу ступает тихо, в то время, как Чанель противно шаркает кроссовками. Автобуса нет еще долго, а Пак Чанелю все неймется. Он прыгает то на правой, то на левой ноге, бегает вокруг Кенсу, а парня это раздражает. — Прекрати уже перед глазами мельтешить. Слушай, а то, что сегодня говорили в классе, правда? — Что именно? — Ну… То… Что ты… гей, — последнее слово Кенсу произносит едва слышно, но Чанель все же его понимает. — Да, я не скрываю этого, хотя отношений у меня и не было. — Тогда, как ты понял? — Сердцем почувствовал. — Так разве можно? — Наверное, — пожимает плечами Чанель, а затем замечает автобус, что стоит на светофоре. — Кенсу, тут твой автобус. Давай прощаться. Чанель протягивает ему ладонь, помогая встать так, чтобы поясница несильно тянула, а затем просто жмет третьегодке руку. — До завтра, сенпай! — До завтра, глупый кохай. Так Кенсу и Чанель становятся друзьями.***
Кажется, человека можно изменить за неделю. Они проводят все свободное время месте, особенно школьные перемены. Кенсу обычно сидит у подножья той самой судьбоносной сакуры, а Чанель обезьянкой висит на ветке вниз головой. Говорит, что так лучше все запоминается, а Кенсу и не спрашивает, что он хочет запомнить. — Сенпай, давай сходим в кино. Говорят, там вышел новый фильм и он весьма неплох по отзывам, — спрашивает в пятницу Чанель, когда Кенсу по привычке раскладывает свой скудный обед. У Чанеля же в ланчбоксе много риса, мяса, в общем, всего полезного и не только. — Не знаю. — Опять подработки? Сенпай, ты же загоняешься этим вусмерть. Почему тебе так нужны деньги? Книги, вещи? Я куплю тебе все что захочешь. — Дело не в этом, — Кенсу мягко улыбается, жестом приглашая Чанеля спуститься со своих веточных небес к нему на траву. — Боюсь, пока я еще не готов тебе раскрыть эту тайну своей жизни. — Я и не тороплю. Как говорят все мудрые люди: «Всему свое время». Они проводят половину обеденного перерыва за легкими подколами друг друга. Чанель недовольно хмурит брови, когда Кенсу отказывается от кусочка мяса из его ланчбокса, говоря, что не хочет. Хотя на самом деле он устал есть овощи да рис, иногда хочется и мяса, но он упорно отказывается. — А если я заплачу за твое свободное время? — Ты уверен? Это звучит дико. — Но тебя по-другому не вытянешь куда-нибудь, — дуется Чанель, складывая свои большие ладошки на груди. Кенсу смеется, ероша чужие розовые волосы, на которых краска стала заметно бледнее и отросли темные натуральные корни. — Это глупо. — Но, сенпай! Ну пожалуйста, иначе я просто повешусь на этом дереве! — Чанель вскакивает со своего места, с явным желанием залезть на вишню и исполнить угрозу. — Не глупи, — Кенсу хватается за штанину, силком усаживая второгодку на траву. — Хорошо, но за это ты купишь мне большой кусок мяса. — По рукам. Дом у Чанеля большой, больше похожий на дворец. Кенсу крутит головой в разные стороны, пытаясь за один раз рассмотреть все. В холле висят картины, явно дорогие, а у дверей, ведущих дальше, стоит дворецкий. — Привет, Минсок. Сделаешь нам покушать чего-нибудь вкусного? Сенпай, что ты любишь? — Я съем все, что приготовят. — Тогда пасту Болоньезе, пожалуйста, и большой кусок мяса, — Чанель ставит оба рюкзака у входа на специальную подставку, хватает Кенсу за запястье и тянет за двери. Лестница широкая, устелена ковром, и Кенсу думает, что действительно попал во владения принца. Чанель что-то бойко вещает, махая рукой в разные стороны, а у Кенсу, кажется, своя программа, потому что он ничего так и не слышит, а если и слышит, то не запоминает. Комната у Чанеля просторная, светлая. Большая двуспальная кровать, заваленная подушками разных форм и размеров, стол, с двумя мониторами для игр, двери в ванную и гардеробную (двери две, и что-то должно подойти). большой телевизор с приставкой на небольшом столике перед ним. — Скромно, но мне здесь уютно. Чувствуй себя как дома, — Чанель с разбегу заваливается на кровать, вмиг делая идеальное покрывало мятым. — Скромно? Думаю, ты живешь роскошно, — Кенсу садится на пол перед приставкой и видит, что на потолке висит большой плакат популярной нынче женской группы. — Ты же гей. — Да, и что? Мне нельзя залипать на красивых дамочек? Я обожаю Цзыюй и Момо, — Чанель стекает к нему на пол, укладываясь теперь на белом ковре с крупным ворсом. — А ты слушаешь какую музыку? — Времени на нее нет, — отвечает Кенсу, падая рядом с Чанелем и ударяясь затылком об пол. — То есть, ты никогда не слышал Твайс? — Нет. Чанель тут же вскакивает, подлетает к компьютеру, нажимает на кнопку пуска, включая его. Кенсу реально готовиться сейчас или к самой лучшей музыке или к самой худшей, от которой может политься кровь из ушей. У Кенсу эта музыка не вызывает никакого восторга. Да, слушать можно, но не фанатеть от нее, как делает это сейчас Чанель, танцуя их хореографию прямо посередине комнаты, строя смешные рожицы, от которых Кенсу чуть ли не плачет от смеха. — Прекрати, Чанель, это слишком смешно. У меня уже живот болит, — вытирая слезу, говорит парень. Чанель тоже начинает заливаться смехом, оседая на пол, и, словно полоумный, начинает бить рукой об пол. Дальше они смеются уже не с танца Чанеля, а просто друг с друга, потому что у обоих страшные лица. — Прекрати, боже. — Это ты прекращай. — Ты первый, иначе мне просто плохо будет. Они могли смеяться еще очень долго, но в комнату, с тихим стуком входит дворецкий. Минсок держит в руках поднос с четырьмя тарелками и двумя высокими стаканами, явно наполненными апельсиновым соком. Он ставит его перед смеющимися парнями и уходит, улыбаясь. — Ого, принесли даже шоколадный торт. Круто, — выдыхает Кенсу. — Обычно мне не разрешают есть много сладкого, но, наверное, потому что ты пришел, мы сегодня шикуем. — Почему тебе нельзя есть сладкое? — Я сын не последнего человека в нашей стране, поэтому приходится держать себя в форме, а от сладкого портится кожа и можно набрать лишний вес. — А почему я стал причиной такой роскоши? — Как много вопросов от одного маленького сенпая. — щелкает по носу Кенсу Чанель. — Ты первый мой друг, который пришел ко мне домой. Раньше я всегда играл в приставку один или с Минсоком, когда я был младше. Сейчас он занят воспитанием младшего брата, которому стукнет только четыре. Ему не до меня. — Мне это льстит, — улыбается Кенсу. Паста оказывается очень вкусной. настолько, что Чанель отдает Кенсу свою порцию, говоря, что ест такое практически каждый день и вкус этого блюда ему приелся. А Кенсу вкусно. Он в жизни, наверное, не ел ничего вкуснее. — Вкусно? — Язык проглотить можно, — лыбится Кенсу. До сумерек они играют в приставку, споря друг с другом, пиная, тем самым мешая друг другу победить. Торт они едят медленно, запивая это дело вкусным соком. Чанель смеется во все тридцать два зуба, а Кенсу хмыкает, лишь сильнее надавливая пальцами на кнопки джойстика. — Давай посмотрим фильм. Я устал играть, — Чанель притаскивает из гардероба большой пуфик и плюхается туда, стуча ладошкой рядом с собой, призывая Кенсу перебраться сюда тоже. — Давай посмотрим что-то веселое, — предлагает третьегодка, садясь рядом. — «1+1» — отличный фильм. Смотрел? — Когда мне? — И правда. Фильм интересный, Кенсу не спорит, но когда комната погружается во тьму, а свет распространяет только экран большого телевизора, его начинает клонить в сон. Сперва он просто закрывает глаза, а после и вовсе заваливается всем телом на Чанеля. Тот дергается, но не отодвигается. Он просовывает руку под чужой головой, заставляя Кенсу прилечь на его плечо - так же будет точно удобней. Они засыпают, прислонившись друг к другу. Фильм давно закончился, титры тоже прошли, и теперь экран горит темным светом, погружая комнату в кромешную темноту. Утро начинается не с кофе, а с затекшей шеи. Кенсу медленно открывает глаза, медленно моргает и, вообще, кажется, соображает тоже заторможено. Он все еще сидит на пуфике в комнате Чанеля, а сам хозяин помещения трется щекой об его волосы. — Чанель? — Давай поспим еще пару минут, сенпай. Сегодня суббота. — У меня шея затекла, — Кенсу встает и понимает, что они спали рядышком всю ночь, что он не вернулся со школы после уроков и мама наверняка уже сто раз поседела. Он в панике вскакивает, влетает в первую дверь и сразу же попадает в ванную. На его щеке след от чужой рубашки, а та сторона волос, которая соприкасалась с лицом Чанеля, похожа на осиное гнездо. — Боже, — выдыхает Кенсу, начиная пальцами приводить свою шевелюру в порядок. — Сенпай, здесь есть расческа. Прекрати драть свои волосы пальцами. — Я уже закончил, — фыркает Кенсу. — Мне надо бежать. Мама волнуется, я же ничего ей не сказал. — Позавтракай, а потом уже беги, хорошо? Кенсу кивает и, сидя на кровати, ждет, пока Чанель умоется. Минсок уже накрыл на стол, поставив две полные блинчиков тарелки, стаканы с молоком и много всяких сиропов и джемов для блинов. — Приятного аппетита, господа. — Минсок, — говорит Чанель, намазывая клубничным джемом первый блин, — отвези, пожалуйста, сенпая, куда он попросит. — Слушаюсь, господин. Чанель прощается с Кенсу долго. Трясет его ладонь, шутит и даже порывается обнять на что третьегодка только отрицательно машет головой, мол, рановато для таких телесных контактов. В машине стоит неприятная тишина, и только Минсок стучит пальцами по рулю в такт музыке, что льется из радиоприемника. Дворецкий улыбается Кенсу в зеркало заднего вида и поворачивает на нужную улицу, останавливаясь у его дома. — Вы тут живете, господин? — Да, — кивает Кенсу, открывая дверь. Он уже практически вылез, как вновь обращается к дворецкому, — Не говорите Чанелю, где я живу, хорошо? — Хорошо, господин. — До свидания.***
Юи подходит к Кенсу ровно за пару секунд до того, как он готов выбежать из класса, чтобы встретиться с Чанелем. Тот уже во время урока написал, что ждет его и у него сегодня очень вкусное бенто, которое сенпай обязательно должен попробовать. — Кенсу, ты уже обсудил с 2-В ваши планы касательно фестиваля? — Нет, а почему это должен делать я? — вопросительно выгибает бровь Кенсу, доставая из рюкзака свою скромную коробочку и палочки, запакованные в специальный чехол. — Ты не видел объявления на первом этаже? — Ты же сама прекрасно знаешь, что я никогда там не останавливаюсь. Ты покрасила волосы? — неожиданно замечает Кенсу. Раньше у старосты были темно-русые волосы, собранные в высокий хвост, а сейчас они были распущены, но пряди собраны с висков и завязаны прозрачной резинкой. А еще они отливали рыжиной. — Ты заметил? Мне идет? — Идет. И эта прическа идет, — улыбается Кенсу, видя, как радостно блестят глаза старосты. Он уже думает, что прокатило и тема фестиваля не затронется, однако стоит ему сделать шаг в сторону двери, как староста сразу же становиться серьезной. — До Кенсу, ты ответственный за организацию классной деятельности класса 2-В. — Но Юи… — Давай, иди со своим ненаглядным переговори, уж его уведомить должны. — Юи. — А, — девушка поднимает руки вверх, — точно, вы же друзья. Иди, пока еще чего не вспомнила. Чанель сидит у дерева, недовольно тыкая своими палочками рис, делая из него решето. Он что-то бубнит, морща нос, чем вызывает у Кенсу приступ смеха. — Сенпай, я думал, что ты сегодня не придешь! — Я бы пришел раньше, но меня поймала староста и стала заливать что-то про фестиваль. Мол, я должен вам помогать. — Именно так, — кивает Чанель, подкладывая к рису Кенсу кусочки жаренного мяса. Если Кенсу раньше спорил, то сейчас он спокойно ест, медленно пережевывая кусочки и наслаждаясь вкусом. — То есть ты знал, негодник? — возмущается Кенсу, грозно смотря на притихшего Чанеля. — Да, а ты нет? Это на доске объявлений висит уже трое суток. — Я не смотрю туда, — шипит Кенсу, откладывая в сторону обед и заваливаясь спиной на траву и смотря на вишню. Она почти отцвела. На ней осталось буквально пару сотен листочков, зато еще немного, и можно будет собирать красивые красные плоды. — Есть идеи? — Чанель ложится рядом, сложив руки на груди чтобы не мешали. — Откуда? — хмыкает Кенсу. — В голове только банальные идеи типа кафе, комнаты ужасов и так далее. — Давай подумаем над этим после уроков, хорошо? — Давай. Чанель поворачивается корпусом к Кенсу, утыкаясь носом тому в плечо. Он шумно вдыхает чужой запах, а после спрашивает: — Ты сменил гель для душа? — Скорее порошок для стирки. Привычный подорожал. — Сенпай, ты же знаешь, что можешь попросить у меня все что угодно! — Чанель садится, опираясь на руки, и закусывает губу. — Но ты слишком гордый для этого. — Такой вот я упертый, — смеется Кенсу, но улыбка сползает с лица, стоит только увидеть серьезное выражение лица Чанель. — Сенпай, обещай, что обязательно скажешь мне, если у тебя будут проблемы. — Чанель… — Обещай! Я же спать спокойно не буду! — стучит кулаком по земле Пак Чанель. — Обещаю, — выдыхает Кенсу, слыша школьный звонок. Обед всегда у них пролетает быстро, словно они успели только сесть и перекинуться парой фраз. Класс 2-В встречает своего опекуна вопросами: «Вы уже придумали?», «Может кафе?», «Дом ужасов?». Один только Чанель на задней парте что-то упорно рисовал на листке бумаги простым карандашом. — Тихо, не шумите, прошу. Идей у меня нет, потому что сам об этом узнал три урока назад, понятно? Давайте сделаем так. Вы скидывайте свои предложения в коробку, а я потом буду доставать их, и мы вместе их рассмотрим. Только давайте быстро, а то сидеть тут ни вы, ни я не хотим. Класс быстро зашелестел бумажками, быстро что-то писал и скидывал в коробку, что Кенсу нашел под столом у учителя. Ничего же страшного, если он ее позаимствует? — Давайте отличаться от серой массы и будем делать что-то креативное, поэтому всякие тематические кафе, дома ужасов отменяются. Первое, читальный зал манги. Я считаю, что не стоит, когда я был первогодкой, какой-то класс сделал это и занял последнее место в рейтинге. Вряд ли что-то поменялось за два года. — Сенпай, а если добавить что-то? — спрашивает девушка за первой партой. — Например? — тишина в ответ. — Когда придумаете, маякните, окей? Дальше… О, кинотеатр. Что думаете? — Неэкономно, — вставляет свое слово Чанель. — Хороший фильм будет длиться полтора часа минимум, а сам фестиваль идет не больше восьми. Итого, не более пяти фильмов. Смысла нет, да и люди ждать друг друга не будут. — Резонно, поэтому идем дальше, — Кенсу достает бумажку, сложенную в раз восемь. — А вот это интересно. Пак Чанель, твоя идея? Планетарий. Если делать небольшие короткие ролики, то можно вытянуть. Только нужно продумать множество деталей. Как вам идея? — Мне нравится. А читать вы будете лекцию, сенпай? — спрашивает кто-то из класса. — Почему я? — У Вас голос красивый. — Это правда, — с задней парты кивает Чанель. Спорить Кенсу не будет. Пускай так.***
Подготовка к фестивалю идет быстро. Класс 2-В так загорелся идеей планетария, что Кенсу уже через трое суток держал у себя в руках абсолютно все тексты для сеансов, идеи, как поставить проектор, как вообще это можно сделать. Второгодки явно в восторге от всего этого и явно не хотели разболтать идею всем в школе, поэтому конспирировались, как настоящие шпионы. Чанель чихает, дергая головой так сильно, что ударяется носом об свою коленку. Кенсу тут же дергается, пододвигаясь ближе и заглядывая парню в глаза. — Сильно ударился? У тебя кончик носа покраснел. — Нет, ты же сам знаешь, что я мастер влипать в такие ситуации. Сейчас все пройдет. — Может к врачу? — Сдурел? — удивляется Чанель. — Зачем к врачу? Все у меня с носом нормально, не переживай. Кенсу и сам не понимает, почему сейчас так завелся. Может, это связано с тем, что сегодня утром его мама плохо себя чувствовала, а прогулять школу он не может из-за теста по математике? Чанель смотрит на ветки дерева, а затем вскакивает и начинает карабкаться по стволу дерева. — Ты что делаешь? Не сломал себе еще ничего? — кричит Кенсу, видя как второгодка карабкается уже по ветке. — Тихо, все будет в порядке. Чанель спускается на траву тихо, сжимая в руках горсть красных спелых ягод. Он дует на одну из ягод, трет ее об лацкан пиджака и протягивает вишню Кенсу. — Она же немытая. — Я на нее подул и сдул все микробы. Сенпай, ешь, или сам все съем! Кенсу медленно жует вишню, понимая, что скоро лето, что сакура не зацветет еще долго, что солнце будет печь так, что выйти из дома будет невозможно. А еще у ягоды приятный кисло-сладкий привкус, вязкая мякоть. Кенсу хочет еще, но Чанель уже закидывает себе в рот последнюю. — Я тоже хотел. — Ой, прости. Хочешь я куплю тебе килограмм вишни? Самой спелой, вкусной? — Нет, не стоит, — отмахивается Кенсу. — Слушай, давай сходим на следующей неделе в парк. — Серьезно? — удивляется Чанель. — Да. Мы не так часто куда-то вдвоем ходим. Так что? — С удовольствием. Дома Кенсу ждет тишина. Непривычная, вязкая, застилающая сознание неизвестностью. Парень медленно снимает ботинки, кидает рюкзак в угол прихожей. — Мама, я дома. А в ответ не раздается ни звука, ни тихого: «Я слышу» или «Как прошел твой день?». Ничего. Кенсу, спотыкаясь обо все пороги, доходит до маминой комнаты. — Мама! Кенсу подлетает к кровати, тут же хватая женщину за запястье, нащупывая пульс. Он прерывисто выдыхает, ощущая как слабо бьется чужое сердце. Он подскакивает, летит к стационарному телефону, набирая номер скорой. Те обещают приехать в течение двух минут. Что делать сейчас Кенсу не знает, поэтому берет уже свой телефон в руки и на автомате набирает номер Чанеля, чтобы через секунду услышать взволнованное: — Сенпай, что случилось? Кенсу звонил Чанелю дважды. Первый раз, когда забыл у него дома рюкзак и просил его завтра принести в школу, а второй случайно набрав. Сейчас Пак дышит в трубку так часто, что Кенсу явно понимает, что тот взволнован. — Маме плохо. Я вызвал скорую, но не знаю что делать сейчас. Чанель… — Говори адрес, — четко говорит Пак. — Чанель… — Я сказал адрес! Что тебе не понятно? — Кенсу давится слезами, что появились просто из ниоткуда и шепчет в микрофон название улицы и дом. Врачи приезжают быстро, быстро проводят осмотр, говоря, что нужна госпитализация и срочная операция. Кенсу не может дышать. Легкие сдавливает тисками, не пуская кислород, а мозг не может даже понять, что у него спрашивают согласие на госпитализацию. Он заторможено кивает головой, видит, как уносят на носилках маму, и просто не понимает. Ноги подкашиваются, а сам парень оседает на пол, размазывая слезы по щекам. Если бы он только остался сегодня дома, прогулял бы эту чертову школу, этого всего бы не случилось. Кенсу воет белугой, сжимая кожу на плечах до красноты. Неожиданно его прижимают к чужой груди, запутывают пальцы в его волосах и медленно укачивают. Пахнет знакомым парфюмом, с легкой кислинкой, оседающей на языке. Чанель рядом, и от этого он заходится еще более сильными слезами. — Тише, сенпай, тише. Все будет хорошо. — А вдруг мама… — через слово шмыгая, говорит Кенсу. — Все будет хорошо. Ты мне веришь? Кенсу кивает, успокаиваясь, словно он заражается чужим спокойствием. Он встает, вытирает рукавом школьной рубашки слезы и идет в комнату к маме, достает сумку из шкафа и закидывает ее вещи и документы. Чанель стоит в дверях, обеспокоенно глядя на Кенсу. — Сенпай, ты поэтому ничего мне не рассказывал? Тебе было стыдно? — Стыдно? Никогда мне не было стыдно за свою маму или за то, как я живу. Я не хотел видеть жалость в твоих глазах, к которой вроде должен был привыкнуть. Даже наша соседка всегда кормила нас из жалости. Мне тяжело принимать чужую доброту просто так, понимаешь? — Сенпай… Кенсу не отвечает, а идет мимо Чанеля в свою комнату, достает из-под стола большую копилку и со всего размаха разбивает ее об пол. Монеты водопадом рассыпаются по полу, образуя горы, тут же их начинает пересчитывать Кенсу, упавший на колени. — Зачем ты разбил ее? — Счета будут большие, боюсь тех денег что у меня есть на карточке не хватит. Ладно, похожу еще пару месяцев в старых кроссовках. — Сенпай, я заплачу. — Не нужно. — Сенпай! — Не нужно, черт возьми! Кенсу ударяет кулаком об пол, задыхаясь в собственных вздохах. Ему жаль самого себя, жаль, что он не может принять чужую доброту, как данное. Чувство, которое он ненавидит, Кенсу испытывает сам к себе. Чанель садится рядом, обнимая запутавшегося в себе сенпая. Тот прижимается к нему всем телом, словно ищет в нем защиты, а Чанель и пытается ему это дать. Сейчас ему нужна поддержка. — Сенпай, поехали в больницу? — А ты? — И я с тобой. Я буду рядом столько, сколько ты будешь во мне нуждаться. — Спасибо, Чанель, — выдыхает Кенсу. — Я рад, что у меня такой друг. Впервые Чанель не хочет быть Кенсу другом.***
Кенсу сидит на жестком сидении перед операционной и молится всем богам, чтобы с мамой было все хорошо. Чанель сидит рядом, словно стена, защищая его от любых вопросов со стороны врачей и тому подобного. Сейчас ему нужна тишина. Операция идет долго. Дольше положенного. Это Кенсу чувствует всем сердцем. Он пытается развеяться, спрашивает Чанеля о всякой ерунде. Например, сколько секунд в году, а после сам сидит считает. Это не помогает, совсем. Только создает иллюзию спокойствия. — Кенсу? Как ты посмел довести свою мать до такого? Отец появляется неожиданно в конце коридора. Он не изменился. Все такой же высокий, толстый и пахнущий сушенной рыбой. Он подлетает к сыну, хватает того за запястье, но Чанель смотрит на отца Кенсу так грозно, что тот отпускает парнишку, что сразу же прячется у Пака за спиной. — Ты кто такой? Не лезь куда не надо. — С чего вы решили, что мне это не надо? — ледяным голосом говорит Чанель. — Отойди в сторону, мелкий засранец. — Чанель, не стоит с ним ссориться. Он не знает сострадания. И это не я довел маму до такого, а ты. Своими изменами, нелюбовью. — Да как ты смеешь? Она болеть начала после твоего рождения, — кричит отец, махая руками. Чанель смотрит на это все с такой бдительностью, что в любую секунду готов вскочить и защитить Кенсу. — Это тоже твоя вина. Если бы ты согласился бы раньше, то я родился бы тоже раньше, и всего этого бы возможно и не было, — срывается на крик Кенсу. По щекам вновь текут слезы, а сердце Чанеля болезненно сжимается. — За все эти шесть лет, что мы живем без тебя, от тебя не было помощи практически никакой. Тебя не волновало, что мы едим, как живем, не сдохли ли мы, как дворняги, под забором. Если ты пришел сюда, чтобы наорать на меня, то проваливай. Я не хочу тебя видеть. — Ты больше не копейки не получишь от меня, ясно? — отец замахивается чтобы дать пощечину, но Чанель вновь вырастает стеной перед Кенсу. — И не нужно. Тех денег, что ты присылал не хватало даже на пару килограмм риса, не говоря уже о лекарствах. я горбатился на подработках, чтобы хоть немного поесть и выглядеть, как человек. И чтобы мама считала, что нам хватает денег с ее пособия. Прошу, уходи навсегда. С концами. Я ненавижу тебя. Отец хмурится, молча проглатывает слова Кенсу и уходит, резко развернувшись на каблуках. Стоит тому скрыться за поворотом, как Кенсу садиться обратно на лавочку, сжимая ее край крепко-крепко. Дверь операционной открывается, и оттуда выходит врач в белом халате, снимая маску с лица. Кенсу тут же подскакивает, словно ошпаренный, тут же оказываясь перед доктором. — Что с мамой? — У нее инсульт, мы провели профилактику и устранили возможные проблемы от кровоизлияния в мозг. Сейчас она без сознания. — Я могу ее увидеть? — Нет, пока нет. Она находится в палате интенсивной терапии, куда вход посторонним воспрещен. Прошу меня простить, мне нужно идти. — Спасибо большое. Кенсу сдавленно выдыхает, смотрит на Чанеля и улыбается. Так облегченно, что у Пака на сердце тоже становится спокойней. — Пора домой, все равно от меня толку здесь никакого. — Слушай, сенпай, может поживешь пока у меня? Ну, пока все не утрясется? Тем более мой братишка хочет с тобой познакомиться. — Чанель, мне неудобно. Итак, ты оплачиваешь больничный счет. — Кенсу, — До дергается, потому что впервые слышит свое имя с чужих уст, а не привычное «сенпай», — прекрати со мной спорить! Что ты за баран упертый? — Я не баран. — В любом случае, ты едешь ко мне жить, но перед этим заезжаешь домой и берешь все самое нужное, хорошо? — Я все тебе верну, — бурчит Кенсу. — Пускай так, но одного тебя я не оставлю точно. Дом Чанеля встречает приятной тишиной. Она не кажется страшной или безнадежной, наоборот, в такой хочется быть. Дворецкий здоровается с ними, стоит им только пересечь порог, как вдруг со второго этажа разносится громкий крик. — Братик вернулся! По лестнице, перепрыгивая через ступеньки летит мальчишка лет семи. Его русая челка собрана в смешной хвостик, а сам мальчишка в шортах и длинной футболке. Он влетает в Чанеля, крепко стискивая того в объятиях. Пак присаживается и берет того на руки. — Бэкхёни, уроки сделал? — Да, конечно, — морщит нос, совсем как делает это брат, Бэкхён. — Тогда давай посмотрим сегодня мультики. Я, кстати, с гостем. — Меня зовут Пак Бэкхён, — протягивает свою ручку мальчишка. Кенсу смотрит на нее, а спустя пару секунд медленно жмет. — А ты До Кенсу, да? Мой брат все уши о тебе прожужжал. — Эй, — шикает Чанель, смущенно отворачиваясь. — Господа, — подает голос дворецкий, — сперва поужинайте, а после делаете, что душе угодно, но только до десяти, у Бэкхена режим. — Не люблю режим, — бубнит мальчишка, складывая ладошки на груди. Ужин вкусный. Чанель все время подкладывает Кенсу в тарелку мясо и овощи, следит, чтобы стакан с соком был всегда полон. Телефон лежит рядом с рукой До, чтобы, чуть что, ответить и сорваться в больницу. — Братик, а почему Кенсу будет жить у нас? — Его мама сейчас болеет, а он, трусишка, боится оставаться дома один. — Я не трус, — фыркает Кенсу. — А где ваши родители? Чанель никогда о них не говорил. — Наша мама живет в Париже, а папа вечно на работе. Иногда я езжу к маме, и мы всегда ходим по Диснейленду, — говорит Бэкхён, делая большой глоток своего яблочного сока. — А папа дарит мне книжки, потому я люблю читать. — Вот как. И вы на них не обижаетесь? — Нет, мы понимаем, что они работают для того, чтобы нам жилось хорошо, но внимание уделяют тогда, когда мы их попросим, потому что времени у них совсем нет, — улыбается Бэкхен. Кенсу хочет назвать мальчишку очарованием, особенно с этим милым хвостиком. — Какой мультик мы будем смотреть? — Я не люблю мультики, — вставляет свое слово Чанель. — Любишь, просто ты их не смотрел. Или смотрел, но не помнишь. — Не смотрел мультики? — с ужасом произносит Бэкхени, вскакивая со своего места. — Жду вас через десять минут у братика в комнате, а пока я выберу самый интересный мультик, хорошо? — Беги, — улыбается Чанель. Кенсу вновь смотрит на телефон, хочет снять его с блокировки, чтобы проверить наличие пропущенных, но Чанель выхватывает гаджет, пряча в кармане штанов. — Прекрати смотреть в телефон. — Я не могу свыкнуться с мыслью, что я сейчас здесь, смеюсь, а мама там под капельницами и аппаратами. Чувствую себя никчемным сыном. — Кенсу… — Почему ты перестал звать меня сенпай? — Потому что не хочу тебя так больше звать, ведь ты мне кто-то больший, чем просто сенпай. Итак, подумай, была ли твоя мама бы счастлива, узнай, что ее горячо любимый сын плачет и грустит, м? Думаю, она наоборот хочет, чтобы ты был счастлив. Я не могу заменить тебе ее тепло, но хоть как-то помогу облегчить страдания. — Ты правда меня не оставишь? — Нет. — Спасибо. Чанель был рядом всю неделю. Был рядом, когда Кенсу впопыхах собирался в больницу, потому что позвонил врач и сказал, что состояние женщины резко ухудшилось. Был рядом, когда Кенсу снились кошмары и он просто не мог находиться один в большой непривычной комнате. Тогда парнишка приходил к Чанелю и засыпал у того на пуфике. Да, неудобно, зато не страшно, ведь где-то тут, на расстоянии вытянутой руки лежит его защитник. А утром он просыпался на кровати, а сам Чанель спал на полу, стянув подушку на ковер. И за это было стыдно. А еще поддержкой был Бэкхён. Маленький Пак был смышленым, читал книжки по утрам в саду на заднем дворе, помогал дворецкому что-то делать, потому что мама сказала, что настоящий мужчина должен уметь делать все. Бэкхён часто сидел у Чанеля в комнате, рисуя картинки на белой бумаге. — Кенсу, а ты умеешь рисовать кота? — Кота? — выгибает бровь Кенсу, отрывая взгляд от домашнего задания по японской литературе. — Да, я хочу нарисовать котика похожего на братика, но у меня не получается. Поможешь? Отказать таким большим карим глазам Бэкхена невозможно. Особенно когда он завязывает свою русую челку в хвостик милой резинкой с пластмассовым кроликом. Они перемещаются на пол, разложив вокруг карандаши, фломастеры и мелки. Самого Чанеля в его комнате сейчас нет, пришлось уехать куда-то по делам. — Кенсу, давай нарисуем братику большие ушки? — Бэкхёни, он же не слон, — смеется парень, рисуя туловище и голову. — И что? У братика красивые уши. Кенсу не спорит, ведь это правда. Через час стараний, огромного количества использованной бумаги и карандашей, на Кенсу и Бэкхена смотрит красивый котенок с полосками, как у тигра, длинными усами и ушками. Мальчики радуются, заваливаясь на пуфик, и громко смеются. — Кенсу, а тебе нравится братик? — Конечно, — улыбается Кенсу, ероша чужие волосы, что не собраны в хвостик. — Тогда почему вы не обнимаетесь как мама и папа? — А, — глупо моргает Кенсу, понимая о каком «нравитесь» спрашивает Бэкхен. Он уже хочет ответить что-то, как дверь в комнату открывается и на пороге возникает Чанель. — Братик, а мы с Кенсу нарисовали котика, посмотришь? — Конечно. Часы бьют десять, а Бэкхена укладывает спать сегодня Чанель, потому что Минсоку вечером нездоровится. Кенсу сидит на кровати Чанеля, обнимая большую подушку, и думает над словами Бэкхена. А что если ему и правда нравится Чанель, ведь он всегда рядом, помогает ему и оберегает. Разве не это зовется любовью? Кенсу никогда не влюблялся, времени особо на это не было, поэтому совсем не понимает, что у него на душе. Он даже сидит в темноте, пытаясь разглядеть во мгле хоть какие-то ответы. Кенсу запутался. — Ты чего в темноте сидишь? — Просто так, — пожимает плечами Кенсу, чувствуя, как вторая половина кровати прогибается под чужим телом. — Чанель, я могу задать тебе вопрос? — Конечно. — Ты когда-нибудь любил? Так, что щемило сердце, так, что дышать рядом с человеком не мог? — Как в дешевых романах? — Ага, как в них. — Кенсу, когда любишь, то щемит сердце, не просто потому что человек рядом, а потому что ты за него волнуешься. Дышать не можешь лишь потому, что боишься потревожить чужой покой. Я любил, люблю и буду любить. Кенсу смотрит на Чанеля, который даже не включил свет, и даже сейчас видит, как блестят его глаза. Он не может дышать, потому что не способен оторвать глаз. — И кто тот, кого ты любишь? — Это ты, Кенсу. Еще тогда в парке ты мне понравился, весь такой гордый и упрямый, а еще у тебя красивое лицо. Я сидел на ветке сакуры и смотрел на то, как ты просто дышишь. Слишком прекрасно. Я хотел рассказать тебе о чувствах позже, но, боюсь, судьба не хочет, чтобы все шло по моему плану. — Чанель, я не знаю что сказать. — Подумай. Думай столько, сколько тебе нужно, хорошо? Я не отвернусь от тебя, потому что мое сердце бьется для тебя. Чанель смотрит на Кенсу своими большими глазами из-под розоватой челки. У него отросли корни волос, и теперь он выглядит чертовски привлекательным. Кенсу идет на поводу у шестого чувства, ложится рядом, лицом к Чанелю. Пак мягко улыбается, осторожно протягивает руку и касается чужой щеки, проводя по ней пальцами. — Сегодня Бэкхён спросил, нравишься ли ты мне, а я не знаю. Я никогда не любил, я боюсь ошибиться, — голос Кенсу звучит отчаянно, немного болезненно. Чанель понимающе кивает, протягивает ладонь, предлагая взять его за руку. — Любовь — это та вещь, в которой предусмотрены ошибки изначально. Люди на них учатся. Ничего не изменится, если ты только попробуешь. — Попробую что? — Полюбить меня. — Чанель. — Помни, я не заставляю. Спокойной ночи, Кенсу. Чанель закрывает глаза, сжимая чужую ладонь, а Кенсу не может сомкнуть глаз, потому что сердце щемит, а дышать сложно. Он впервые боится потревожить чей-то покой, помимо покоя его матери.***
Мама Кенсу приходит в себя в середине следующей недели. Кенсу не может отойти от ее кровати, держа за ее руку и рассказывая всякий бессмысленный бред. Женщине сложно улыбаться, последствие инсульта, но врачи говорят, что это временно, что она очень везучая, раз отделалась только так. Чанель сидит рядом на еще одной табуретке и жмурится, когда рассказывает женщине о себе и своей семье. Мама Кенсу счастлива, это видно по глазам, что у ее сына теперь есть такой преданный друг, что не бросил Кенсу в столь трудное время. Врачи обещают выписать женщину в середине следующей недели, говоря, что стоит понаблюдать за стоянием его мамы, так как женщина немолодая и могут возникнуть осложнения. Кенсу не устает говорить "спасибо" врачам и персоналу. И Чанелю. Кенсу случайно увидел счет за лечение. Цифры были большими для него и простым числом для Чанеля, что оплатил их своей карточкой. Маме Кенсу решил это не говорить, думая решить все с Чанелем один на один. — Я все верну. — Угу, — отстранено кивает Чанель, когда Кенсу в очередной раз говорит эту фразу по пути в школу. До фестиваля остается буквально трое суток, а подготовка идет полным ходом. — Я серьезно. — Я тоже. В школе они пересекаются только на обеде, сидя под сакурой, что покрылась зелеными листочками, знаменуя начало нового цикла. Чанель лежит на траве и смотрит на ясное голубое небо. Кенсу же лежит рядом, однако смотрит на ветки вишни. — Чанель, ты обиделся на меня? — За что? И с чего такие выводы? — Ты изменился после того разговора. Просто потому что я запутался или что? — голос Кенсу дрожит так, будто он готов заплакать. Чанель поворачивает голову, сморит на чужой профиль и видит как по виску течет слеза, попадая в ухо. — Сенпай, почему… — Ты даже зовешь меня по имени через раз, а то и реже. Что я не так сделал, Чанель? — Кенсу, ты не виноват. — Как я не виноват? Разве тем, что не дал конкретного ответа на твои чувства я не ввел тебя в смятение? Разве я не… Чанель резко разворачивает Кенсу к себе лицом и быстро касается чужих губ в коротком прикосновении. Парень замолкает, боясь произнести слово, зато понимает, как приятно чувствовать чужую ладонь на своей щеке. Кенсу смотрит на Пака, а после сам тянется за вторым поцелуем, уже более полным. Чанель быстро перехватывает инициативу в свои руки, сминая сперва нижнюю, а после верхнюю губу. — Что это было? — спрашивает Кенсу, облизывая свои губы и собирая чужую слюну. — Ты дал мне шанс. Обещаю, я его не использую просто так. — То есть… — Да, теперь ты мой парень, До Кенсу. И я никому тебя не отдам. Кенсу все еще боится. Случайных прикосновений в машине, пока они едут в больницу на ежедневный визит к маме Кенсу. Непривычно чувствовать свою ладонь в чужой. Боится, что когда они будут целоваться у Чанеля в комнате, неожиданно зайдет маленький Бэкхен. И что тогда? — Не бойся, — ласково говорит Чанель, гладя Кенсу по волосам за день до фестиваля. Они лежат на ковре у Чанеля в комнате и смотрят какой-то глупый фильм без сюжета. Кенсу чуть ли не мурлычет, когда узловатые пальцы массируют его кожу головы. — Просто это все так непривычно. — Привыкнешь. Кстати, походим завтра вместе по разным классам в перерыве? — Свидание? — щурится Кенсу, за что получает ласково по носу. — Именно. — Братик, Кенсу! — в комнату влетает Бэкхен и тут же замирает у входа, смотря на то как его брат перебирает пряди Кенсу. — Братик, я тоже так хочу. Мальчишка плюхается на пол рядом с парнями и кладет свою голову на второе свободное колено. Чанель смеется, начиная гладить по голове и брата. — Давайте посмотрим мультик? — «Холодное сердце»? — спрашивает Чанель беря в руки пульт и выключая фильм, ища среди файлов творение диснея. — «Холодное сердце», — улыбается Бэкхен, устраиваясь поудобней. Стоит только Эльзе покинуть свой замок, как Бэкхен уже заснул, пуская слюни на домашнюю одежду Чанеля, а после него вырубается и Кенсу, сморенный размерными движениями своего парня. Следующий день грозится уничтожить Кенсу подчистую. Мало того, что напряженка с фестивалем до позднего вечера, так еще и после нужно было переезжать обратно, где его будет ждать мама, что вернется домой в обед. Он бы сам ее забрал, ведь это важнее школьного фестиваля, но женщина наотрез отказалась, заверяя его, что с ней все будет хорошо. Да и Чанель попросил Минсока помочь маме Кенсу доехать до дома без происшествий. 2-В сегодня возбужден как никогда. Девушки без конца проверяют маты на полу и небольшие подушечки для удобства, поправляют черное полотно на стенах, смотря, точно ли оно лишает помещение всего света. Парни же кучкой столпились у мощного ноутбука Чанеля, что тот притащил специально для фестиваля. А еще тут стоял прожектор, что обязан был светить на стену и показывать звездное небо. Кенсу стоит в дверях, листая прейскурант и понимая, что ребята подготовили действительно интересные лекции. Он бы сам с удовольствием послушал про созвездия, про планеты, а тут есть еще и про астрономию и просто про звезды. — На что сходим? — через плечо смотря в перечень, произносит Чанель. Его рука по-хозяйски ложится на талию Кенсу, притягивая того к себе. — Ты что делаешь? — То же, что и все парочки. Или ты меня стесняешься? — Но мы же в школе, — Кенсу краснеет, но прикрывает лицо перечнем. — А никто не видит, успокойся, а лучше подумай куда сходим. Я слышал, что твой класс делает кафе с мороженым, можем там перекусить в перерыве. — А читать кто будет? — замечает Кенсу, но Чанель окликает девушку, что заведует всем женским коллективом и интересуется сможет ли она подменить сенпая, на что она тут же положительно отвечает. — Я решил эту проблему. Давай встретимся в два у входа в школу. — А почему здесь не можем начать? — Потому что это неромантично, а так я тебя буду ждать, будто мы не учимся в одной школе и свидание у нас где-то далеко отсюда. Чанель уходит, потому что его задача привлекать всех в их класс, а Кенсу обязан читать с листочков, заботливо приготовленных девчонками. Ворота школы открылись, и люди сыплются, словно из рога изобилия. В первый раз посетителей немного, и те - школьники, что прознали о их планетарии и решили, что нужно глянуть, что это такое и с чем это едят. Кенсу сам с увлечением смотрит на листки, что скрепили так удобно, что при перелистывании те даже не шелестели, и на стену, на которую ярко, словно настоящие звезды, проецируются изображения. Чем ближе стрелки часов становились к двум часам дня, тем чаще пил воду Кенсу и сглатывал вязкую слюну. Он нервничает. Мало ли, что может выкинуть Чанель прямо посреди школы. И что, что сейчас все нормально относятся к гомосексуалам? Девушка, что заменяет его подходит за пятнадцать мнут до перерыва, задорно подмигивая и говоря, что до обеда осталось немного и он уже может идти. Кенсу непонимающе моргает, когда его практически выпихивают из класса. Другого выхода нет, кроме как медленно идти к воротам. Чанель уже стоит там, держа в одной руке сахарную вату, которую продает, вроде, кто-то из первогодок. Он неловко чешет затылок, переминается с ноги на ногу и выглядит таким прекрасным. Кенсу останавливается в метре от него и просто любуется. Он готов жить вечно, смотря на мужественные черты лица. — Кенсу, — замечает его Чанель, в два больших шага доходя до парня и протягивая вату. — Думаю, ты бы захотел ее съесть. — Вкусно, — выдыхает Кенсу, когда первый кусочек сахара растворяется на губах и языке. Неожиданно Чанель наклоняется, касаясь чужих губ и проходясь по ним языком. — И правда вкусно. — Чанель! — Людям глубоко фиолетово на нас, успокойся и наслаждайся проведенным со мной временем, а то обижусь и перестану с тобой разговаривать, — Чанель хмыкает, чувствуя, как чужая рука сжимает его собственную ладонь. — Вот так бы с самого начала. Сперва они идут, переплетая пальцы, в сторону первых этажей. Кенсу иногда отщипывает губами небольшой кусочек ваты, а иногда протягивает воздушное сахарное облако Чанелю. Они ходят из одного класса в другой, играя в различные игры, смеясь. Несмотря на то, что пальцы Кенсу были липкими, он все равно был счастлив и даже, можно сказать, светился ярче солнца на небе. — Давай зайдем в мой класс? — говорит Кенсу, когда они проходят мимо его кабинета. Чанель смеется, затягивая их внутрь и занимая свободный столик. К ним тут же подскакивает Юи с двумя красивыми хвостиками и в пышной черной юбке. — О, Чанель, Кенсу, что будете заказывать? У нас есть огромный стакан мороженого для парочек, — она подмигивает, вгоняя в краску Кенсу, что тут же пытается это скрыть ладонью. — Нечего тут смущаться, все в школе уже в курсах про ваши отношения. — Да? И когда успели? — В тот день, когда вы целовались под сакурой. Боже, Кенсу, дыши, не умирай, — смеется девочка, отворачиваясь и показывая парню за ширмой два пальца, а после маленькое сердечко. Тот кивает, и скрывается за ширмой. — Вы такая милая парочка, что не любить вас невозможно. — Юи, а можно нам еще чего-нибудь прохладного попить, а то тут жарковато? — говорит Чанель, оттягивая воротник, и Кенсу случайно замечает, как по шее стекает капелька пота. Быстро, но Кенсу только сглатывает, потому что в голове сразу же рисуются картинки, как бы эта капля стекала бы по телу. — Да, кола со льдом пойдет? — Отлично. Юи уходит, а Кенсу хмурится. — Ты знал? — О чем? — строит из себя дурачка Чанель. — О том, что нас спалили в первый же день? Знал же, зараза, — бухтит Кенсу, видя как задорно блестят чужие глаза. Перед ними ставят вазочку с мороженным. Два больших клубничных шарика, три ванильных и два шоколадных. Две пластиковые ложечки с сердечками на концах. — Как все по-девчачьи. — А мне кажется мило, — тянет Чанель, отправляя в рот первую ложку лакомства. — Вкусно! И хотя они и планировали сходить в планетарий, сделать этого не успевают, потому что перерыв Кенсу подходит к концу. До вновь читает презентации, что ему порядком надоели, а Чанель зовет людей, посмотреть на импровизированное звездное небо. Они видятся только когда фестиваль закрывают до следующего дня. Они идут домой пешком, но вдруг звонят. Чанель только угукает в трубку, а после резко разворачивается и тянет Кенсу в другую сторону. — Э, ты чего. Мой дом там! — Ты идешь ко мне. — Но мама, она же ждет меня, — чуть ли не кричит от негодования Кенсу. — Ждет, но у нас дома. Врачи сказали Минсоку, что оставлять ее без присмотра нельзя, поэтому он отвез её к нам. Давай, я вызываю такси. Нас ждут к ужину. Кенсу привык к дому Чанеля. К яркому полному светлых эмоций. Его мама встречает его улыбками и теплыми объятиями. Она стоит на своих ногах, что делала обычно редко, но чувствует себя гораздо уверенней, потому что рядом ее поддерживает Минсок. — Кушать хотите? — Не-а, — тянет Чанель, — Мы с Кенсу на фестивале налопались всякого. Лучше пойдем обсудим завтрашний день на фестивале. — Идите. Чанель утаскивает его в свою комнату. Стоит ему только втянуть паренька, как он тут же захлопывает дверь, поворачивая замок, чего обычно не делал, и впивается в чужие губы поцелуем. Жадным, голодным. Кенсу стонет в чужие губы, обхватывая шею и притягивая своего парня ближе к себе. Они доходят до кровати, спотыкаясь об ее край, и падают. Чанель не может насмотреться на раскрасневшегося Кенсу, что покрылся пятнами на шее от смущения. — А мы не спешим? — тихо спрашивает Чанель. — Думаю, нет. — С чего такие выводы? — Потому что я люблю тебя. Чанель жадно перематывает эту фразу у себя в голове. По первому кругу, по второму и ему этого мало. Кенсу любит его. — Скажи еще раз. — Я люблю тебя, Пак Чанель. Следующие поцелуи более жаркие, более полные. Кенсу тихонько стонет, когда горячие губы касаются шеи, а Чанель языком проходится по бьющейся артерии. Ему сносит крышу от одних лишь эмоций, от одних лишь прикосновений. Кенсу не нужны слова, пустые обещания, ему нужно лишь, чтобы его любили, дарили счастье. После, когда тело будет приятно ныть, он скажет Чанелю еще раз, что любит, а тот мягко поцелует в ответ. В жизни все проще, намного проще. Главное, найти человека, что будет рядом и поможет в трудную минуту.