***
— Неужели так сложно курить на балконе? — недовольно замечает Броди с порога, вешая выпачканное пальто на крючок. Она ставит новую задачу в своё расписание - «завезти пальто в химчистку», - и блаженно прикрывает глаза, скидывая туфли. — Это мой дом, детка. Курю, где хочу, — Лестер отрывается от дел, вдавливая бычок в пепельницу, и провожает жену до ванной комнаты слишком внимательным взглядом. — То есть, на мои просьбы плевать? — она вздыхает устало и открывает кран. Шум воды заглушает недовольное бормотание из гостиной. Веспер вроде бы привыкла к курящему, как паровоз, мужу; привыкла, что чихать он хотел на лекции о вреде курения, но к тому, что всё в их доме, включая свежее полотенце, уже насквозь пропиталось никотином, она никак не может привыкнуть. — Как прошёл день? — Лестер возникает на пороге ванной комнаты неожиданно, подпирая плечом дверной косяк. — Так же, как и все остальные мои дни. — Бросай уже эту работу к ебени матери. Мне остопиздело ждать тебя до ночи. — Можешь не ждать, – апатично пожимает плечами Веспер, вынимая из причёски шпильки и взбивая тёмные локоны пальцами. Она перехватывает недовольный взгляд мужа в зеркале над умывальником и ведёт плечами — ей совсем не нравится, как он смотрит. — То есть, эти твои полудохлики заслуживают твоего драгоценного внимания, а я - нет? — Я не собираюсь снова поднимать этот вопрос. Ты всё равно не поймёшь, а я не хочу, чтобы всё закончилось скандалом. «Как в прошлый раз» — добавляет она про себя. Ей совсем не хочется вспоминать ни грубость мужа, ни разбитую о стеклянный стол антикварную вазу, но, как известно, попытки не думать о белой обезьяне всегда дают обратный эффект. Лестер плавно перешагивает порог, подходя вплотную, и тянет молнию на её платье вниз, пересчитывая костяшками пальцев выступающие позвонки. Сдавливающий со всех сторон жаккард падает к ногам. — Не сидится тебе на жопе ровно, да? Людям помогать хочется, ведь это же твоё призвание, да? Вот только нихуя они не заслуживают твоей помощи, пойми это - и жить станет проще, — его слова звучат, как издёвка, как плевок на все её старания, на жизни, которые она отвоёвывает у старухи с косой. — Пойми, что у нас разные взгляды на жизнь, и жить станет проще, — Веспер огрызается в той же манере, пряча за зубами горечь обиды. — Чего тебе не хватает? Ну скажи, чего тебе ещё нужно? Хочешь, всё бросим и уедем нахер отсюда? Куда скажешь, — выдыхает Лестер в макушку жены, заполняя лёгкие тошнотворным запахом больницы, дерущим носоглотку похлеще крепких сигарет. — Я бы хотела в Италию, — она вздыхает, мечтательно прикрывая глаза — ей чудятся бескрайние поля Тосканы и безоблачный небосвод, совсем не такой, как закопчённое небо Нью-Йорка. — Вот и договорились, — Лестер одобрительно улыбается ей в отражении, — можешь начинать собирать своё барахло. Я закажу билеты. — Я не могу вот так просто, ты же знаешь, — она наблюдает, как стремительно меняется лицо мужа и слышит, как под давлением стиснутых челюстей скрипит и крошится зубная эмаль. Как будто ещё немного, и он сорвётся. Снова. — У меня скоро отпуск, вот и запланируем поездку, договорились? — примирительно заключает Веспер. — Любая нормальная баба мечтает, чтобы мужик позволил сидеть у него на шее. Ну что с тобой-то не так, а? — Поздравляю, ты женился на ненормальной, — Веспер обессиленно прикрывает глаза. Невероятная усталость от двенадцатичасовой смены наваливается тяжёлым грузом на ссутуленные плечи, но она всё же покорно подставляет шею нетерпеливым поцелуям и позволяет превращать свою месячную зарплату в виде комплекта белья "Агент Провокатор" в рваньё. Кое-что, всё-таки, остаётся неизменным: Лестер всегда был ужасно несдержан в вопросах, касающихся жены.***
Веспер давится водянистым кофе из автомата в холле медцентра, выглядывая через окно на низкие, сгущающиеся над крышами высоток тучи — вот-вот хлынет дождь. Мокнуть совершенно не хочется, но ещё меньше хочется вывернуть на себя содержимое стакана по вине какого-то незнакомца. Броди украдкой улыбается сама себе, вспоминая эту неловкую и даже комичную ситуацию, несчастный латте, который наверняка был таким потрясающим на вкус, не то что это ужасное порошковое недоразумение... Стаканчик отправляется в урну; Веспер бросает короткий взгляд на стрелки наручных часов - до конца перерыва времени ещё достаточно, - и почему-то думает, что вероятность встретить одного человека из восьми с половиной миллионов других равна одному к восьми с половиной миллионам. Пока она добирается до кафе, слабая морось обращается настоящим ливнем. Веспер застревает в кофейне, без аппетита ковыряя чайной ложкой панна-котту, и разглядывает через стекло серую человеческую массу, прикрывающуюся зонтами, словно броней, от беснующейся стихии. — Похоже, кто-то свыше очень хочет, чтобы я загладил свою вину, — его голос звучит над головой и кажется слаще ягодного соуса на её десерте. — Можно? — он ставит кофе на столик и садится напротив, не дожидаясь разрешения. Веспер не верит в судьбоносные встречи и счастливые совпадения — это всё сказки для инфантильных особ, ей же ближе теория вероятностей и математическая статистика. Она крутит головой по сторонам: напуганные неожиданной непогодой люди плотно забили кафешку, совсем не оставив свободного места. — Я могу уйти, если ты кого-то ждёшь. — Нет, — отчего-то собственный голос её не слушается; Броди прочищает горло, делая вид, что очень занята созерцанием опадающей молочной пенки в чашке. — «Нет» — не уходи, или «нет» — не жду? — Джеймс открыто смеётся, видя растерянность на её лице, а она не может вспомнить момент, когда они успели перейти на «ты». – Прости, если я слишком навязчив. — Слишком много «прости» для столь короткого знакомства, — Веспер пытается улыбнуться, но ей кажется, что получается как-то нелепо. У этого Джеймса выходит совсем иначе: его улыбка похожа на солнечный майский денёк, когда лучи пылающей звезды ещё не жгут, но ласково лижут открытые участки кожи. Она всё равно опускает глаза, чтобы не смотреть. Они пьют кофе чересчур долго, пока Веспер не получает сообщение с несколькими паникующими эмодзи от медсестры: Джеймс так воодушевленно рассказывал о работе тренером в реабилитационном центре для военных, что она невольно заслушалась и совсем потеряла счёт времени. — Извини, — Веспер прерывает собеседника на полуслове, виновато пожимая плечами, — я бы с радостью ещё поболтала, но пациенты ждут. Кстати, очень интересный выбор профессии. Почему предпочёл именно её? — спрашивает она, продевая руки в рукава пальто. — Это тот случай, когда она сама выбрала меня, — как-то отчуждённо отвечает мужчина и Броди кажется, что она ненароком коснулась чего-то запретного, потому что светлое лицо на мгновение мрачнеет, но через пару секунд он улыбается вновь, — просто помогать людям — моё призвание. После, на протяжении всего дня, Веспер всё не даёт покоя факт, что будто бы впервые за долгие годы прожитые в далёком чужом краю, она вдруг встретила человека, говорящего с ней на родном языке. Ведь она так любит повторять, что её призвание — помогать людям.***
От осенней сырости ноет буквально каждый сустав повреждённой руки, но Барнс готов отнести это к плюсам, ведь, если понадобится помощь, то доктор Броди вряд ли откажет. В полумраке маленькой комнатки в конспиративной квартире, предоставленной ему компанией, не видно ни черта, зато сквозь небольшой зазор в плотно зашторенном окне хорошо просматривается происходящее в доме напротив. Барнс скептически хмыкает и достаёт телефон, где в непрочитанных висит сообщение: От кого: Нат. «Как тебе в Нью-Йорке, дружище?» — Тесно, — сообщает он после череды длинных гудков в трубке вместо приветствия. — Что? Ты о чём? — сонно спрашивает Романофф, совсем не удивляясь позднему звонку. — Ты интересовалась, как мне в Нью-Йорке, — сухо напоминает Барнс, зажимая телефон плечом и принимаясь растирать свободной рукой ноющий локоть. — Вопрос был актуален неделю назад, — недовольно ворчит Наташа, зевая, — мы беспокоились. — Поэтому подослали "помощника"? — Не понимаю, о чём ты, — она прикидывается дурочкой, хоть и знает наверняка: отрицать смысла нет, Барнс заметил. Не мог не заметить. — Здесь народу почти одиннадцать тысяч на квадратный километр, но примелькаться мне успел только один. Как раз вижу его, маячит в соседнем окне. — Да, точно. Руководство посчитало, что тебе не помешает подстраховка, если что-то пойдёт не так. Только не воспринимай, как личную обиду, — Наташа усмехается чуть нервно — шутка не удалась. — Он отвлекает меня. Я работаю один, либо не работаю вообще. Такой был уговор. — Ладно, не нервничай, я постараюсь уладить этот вопрос. Как всё продвигается? — Предварительно: она ничего не знает. Если это так, мне потребуется больше времени. — Исключено, — осторожно возражает Наташа и раздумывает несколько секунд, подбирая слова, — я слышала, тебе и так хотят сроки сократить. — Как вы себе это представляете? Я должен завалиться к ним домой, сообщить девчонке, что её муж наёмный убийца, и завалить его прямо за обеденным столом? Топорно, зато быстро. — Вообще-то, никакого подтверждения нет... — Нет подтверждения и нечем ткнуть в морду прессе, чтобы нас не посчитали отбитыми на всю голову линчевателями — разные вещи, — Барнс повышает голос и едва держится, чтобы не послать всё АНБ с их дурацкой затеей нахер. Они этот разговор слышат, без сомнений, уже готовя ему строгий выговор за своеволие. Барнсу плевать. — Делайте, что хотите, а девчонке я жизнь ломать не стану. И уберите этого придурка с глаз моих. У меня всё. — Не натвори глупостей, — дружеское напутствие обрывается короткими монотонными гудками. Барнса учить ни к чему — он ещё никогда не ошибался. Не ошибётся и на этот раз.